Цзинь Гуанъяо выглядит так, будто перед ним только что скончался его папенька десять раз подряд, а пока он на это любовался, его самого ублажали самые желанные для него персоны. Иными словами: он просто непристойно доволен жизнью для такого паршивого вечера. Сюэ Ян этой радости никоим образом не разделяет. Он уже давно научился определять по глубине ямочек на щеках друга степень коварства его планов — и сейчас прекрасно понимает, что ничего хорошего ему не светит.
Цзинь Гуанъяо с Сяо Синчэнем друг другу раскланиваются с такими сладчайшими улыбками и приторными речами, что можно подумать, что они и правда счастливы друг друга лицезреть. Вот что вежливость с людьми делает, аж плеваться хочется! Яо продолжает нести какую-то высокопарную чушь про то, как он рад, что такой благочестивый господин не отказал ему — можно подумать, он своим приглашением кому-то выбор оставил! — намеренно не глядя в сторону хмуро стоящего рядом Сюэ Яна. Ага, будто тот купится на то, что весь этот балаган не ради его персоны затевался. Попахивает высокомерием, но как уж есть.
Сам Сюэ Ян даже кивать не намерен, но не отказывает себе в удовольствии надавить промеж лопаток А-Цин так, чтобы та с раздраженным шипением едва ли не до пола согнулась в уважительном поклоне. И шепотом дает очень ценный, на его взгляд, совет:
— Не вздумай молоть языком и влезать в разговоры, пока не спросят.
Эти слова, хоть и предназначены только для ушей мрачно кивнувшей девчонки, не укрываются от внимания хозяина сегодняшнего вечера. Он наконец награждает Сюэ Яна долгим многообещающим взглядом. Как лисица на курицу, только что не облизывается. Пользуется, гад, своим положением!
Сюэ Ян терпеть не может маленькие столики, за которыми нужно сидеть на коленях. Локти не положить, соседа втихаря не пнуть — жуть как неудобно! Также он не очень понимает предназначения летних террас — неужели нельзя определиться, ты под крышей или на улице? Место для приема гостей сейчас сочетает в себе оба этих явления: ровно по центру располагаются четыре стола-недомерка с расставленными закусками. Что-то скромновато, если честно, остается надеяться, что это для затравки, а потом будет нормальная еда. Ну должны же мучения хоть как-то компенсироваться?
Неизвестно, что именно происходит в голове у Яо, и какими мотивами он руководствуется, но он радушным жестом предлагает Сюэ Яну сесть от него по правую руку. Тот не сдерживает скептического хмыканья — надо же, совсем не боится меткого плевка себе в еду, раз так близко подпустил. Почетное место напротив главы предназначено для Сяо Синчэня, который выглядит слегка удивленным. То ли тем, что вокруг нет охраны в пять рядов (это только он так думает!), то ли тем, что на Сюэ Яна с порога не надели кандалы, а усадили рядом с главой.
Место подле даочжана достается А-Цин. Которая, похоже, единственная в восторге от происходящего: впервые оказалась в столь богатом месте, да еще и в качестве гостя. Если бы еще Сюэ Яна, грозящего ей кулаком, тут не маячило — вообще просто праздник! Но именно это препятствие мешает ей накинуться на все, что перед ней разложено, с урчанием голодного вурдалака.
— Наконец с этими утомительными церемониями покончено… — Цзинь Гуанъяо театрально закатывает глаза, словно не он тут расшаркивался битый час, испытывая всеобщее терпение. — Можно перейти к делу.
Сяо Синчэнь натянуто улыбается, словно соглашаясь с тем, что вся эта вежливость порой даже ему не кажется такой уж необходимой. Он уже открывает рот, чтобы начать свою проникновенную речь, которую наверняка обдумывал по дороге, но Яо не дает ему и слова сказать, обращаясь к А-Цин:
— Для начала я бы хотел познакомиться с этой очаровательной юной госпожой. Как тебя зовут, дева?
Вышеозначенная дева, не ожидавшая, что с ней вообще заговорят, да еще и так почтительно, несколько мгновений молчит, а потом едва слышно из себя выдавливает:
— А-Цин.
— Замечательно, — кивает глава Цзинь, расплываясь в улыбке, которой только кроликов гипнотизировать. — А ты можешь мне сказать, что такая милая особа делает в компании этих… господ?
— Портит мне кровь, в основном, — сквозь зубы цедит Сюэ Ян.
— Ченмэй, я разве с тобой сейчас разговариваю? Вот и помалкивай, — Яо хлопает по плечу едва не захрипевшего от возмущения соседа, который искренне ненавидит свое второе имя, некогда данное ему в насмешку. Понятно, зачем рядом с собой посадил — чтобы затыкать удобнее было! Даже тарелку с конфетами подвинул, мол, ешь и молчи.
— Ченмэй? — переспрашивает Врушка. Но, поймав на себе прожигающий взор напротив, решает ответить на заданный вопрос: — Мы путешествуем вместе.
— Милая, я имел в виду то, что хочу знать, каким образом вас свела вместе судьба.
— А-а-а… — тянет А-Цин и, осмелев, охотно пускается в путаные объяснения, не забывая запускать руку в стоящую перед ней миску с фруктами: — Я как-то повстречала братца даочжана в одном городе, он тогда еще тоже слепой был…
— Тоже? — уточняет Цзинь Гуанъяо.
— Ну… Я-то не слепая, это у меня глаза такие с рождения… Но я притворялась, — не без смущения признается она. Эк ее проняло с коронной Цзиневской улыбочки — прямо сразу все свои секреты начала выкладывать! Ну точно удав с мелким зверьком. — А вот даочжан и правда слепой был. Без глаз, представляете?
Яо с самым серьезным видом ей кивает, показывая, что очень заинтригован повествованием. Сяо Синчэнь, который пребывает в некотором смятении от такого сомнительного внимания к своей персоне, явно хочет одернуть говорливую девчонку, но воспитание не позволяет.
— Ну вот мы вместе ходили-ходили, а потом даочжан этого, — А-Цин кивает в сторону Сюэ Яна, мрачно разгрызающего разом сразу несколько конфет, засунутых в рот, — в какой-то канаве нашел, грязного да побитого. Уж как я его уговаривала, что не нужно нам такое счастье, но нет же! Вцепился как собака, в этого паршивца, вылечил, отмыл, а потом и с нами жить оставил. Ну что ты на меня так пялишься, сам сказал, не говорить, пока не спросят! А меня спросили! — она в который раз за день показывает язык Сюэ Яну, который уже тянется, чтобы начать отвинчивать ей голову, которая ей явно ни к чему.
— Ну надо же, — посмеиваясь, потирает подбородок Цзинь Гуанъяо. — И что же случилось потом?
— А что потом? — пожимает плечами нахалка, обсасывая персиковую косточку. — А тот и рад — начал виться вокруг даочжана, задурил, окрутил… Хотя даже имени своего не говорил! А потом и вовсе сбежал. Я уж думала, не вернется, но вернулся. И глаз свой даочжану отдал. Помню: прихожу домой, а там Ян стоит, весь в кровище, воет… Испугалась я сильно, показалось, что он даочжана прирезал! — ее передергивает от излишне ярких воспоминаний. — Но на самом деле это он себя ножом в глаз ткнул, немудрено, что вопил так громко! А после такого уж ничего не сделаешь, вот и терплю его, такую докуку. Может, и правда, не совсем негодяй, как я думала сначала. А еще он ругается постоянно и пилит, надоел уже!
— Какая восхитительная история! — Яо разве что в ладоши от восторга не хлопает. И обращается к держащемуся за голову Сюэ Яну, который не прочь повторить свой тот самый недавно описанный вой, но пока что только сипит, потеряв дар речи. — Кто бы мог подумать, что ты способен на такое самопожертвование! Мне казалось, ты и кусочка пальца никому не дашь. А тут… Почтенный Сяо Синчэнь, вы умеете менять людей. Не зря про вас молва ходит, — обращается он к даочжану.
Тот смущенно опускает взор, чувствуя себя неловко от похвалы.
— На самом деле, я бы хотел об этом поговорить, — улыбается Сяо Синчэнь после недолгого молчания. И этот тоже своими ямочками на щеках светит, словно сговорились!
Яо в ответ пытливо изгибает бровь, горя любопытством.
— Конечно, я внимательно слушаю.
— Сюэ Ян за свои преступления был осужден и приговорен к казни, однако избежал ее, — начинает Сяо Синчэнь, предупреждающе подняв руку, чтобы разинувшая от удивления рот А-Цин не встряла с рвущимися наружу комментариями. — Но несмотря на то, что закон требует исполнить приговор, я не могу этого допустить.
— И почему же? — Цзинь Гуанъяо по-птичьи склоняет голову набок. — Это вас полученный глаз заставил поменять свое мнение?
— Я никогда не просил Сюэ Яна отдать мне часть себя, — спокойно возражает Сяо Синчэнь. — И на мое мнение этот поступок едва ли повлиял.
— Довольно необычные слова от человека, самолично участвовавшего в поимке преступника, не находите?
Отвисшая челюсть А-Цин, кажется, сейчас со стуком ударится об столик. Хорошо хоть не успела снова в рот еды набрать, иначе все вывалилось бы. Она-то совершенно не в курсе интересного совместного прошлого своего «семейства»!
— Он сбежал из-под стражи вашего Ордена, — лицо Сяо Синчэня непроницаемо.
— Вы хотите сказать, почтенный, что это мой промах? — прищуривается Яо.
— Я хочу сказать, что, возможно, это был некий знак свыше.
Или что это была открытая тюремная камера и торопливый пинок под зад раненому пленнику с недвусмысленным намеком валить куда подальше. Но даочжану, конечно, знать об этом не следует.
— Очень интересная точка зрения, однако, — Цзинь Гуанъяо изо всех сил старается сохранить серьезное выражение лица. — Право на второй шанс?
— Все его заслуживают. С тех пор Сюэ Ян не совершал ничего дурного, я могу это гарантировать. А также я ручаюсь, что если он будет замечен за чем-то, заслуживающим наказание, то понесет его лично от меня. Теперь он под моей ответственностью. Вы сами сказали: я могу менять людей. Не станете же отказываться от своих слов?
Яо притворяется, что его душит внезапно напавший кашель, а не истерический смех, вызванный такой невероятной наивностью собеседника.
— Ну разве я могу отказать такому достойному и праведному господину? Уверен, вы позаботитесь о том, чтобы Сюэ Ян не натворил дел, гораздо лучше меня! Только вот… — он замолкает и сокрушенно вздыхает.
— Что? — с беспокойством спрашивает Сяо Синчэнь. Только что он выглядел невероятно гордым собой, свято веря в то, что именно его слова спасли сейчас дорогого спутника от неминуемой казни, а не то, что у главы Цзинь никогда и в мыслях не было убивать своего соратника (только если тот не начнет вредить ему, разумеется). А теперь готов запаниковать.
— Только главы остальных кланов могут быть со мной не согласны, невзирая на то, что я Верховный Заклинатель. Поэтому если у вас с ними возникнут какие-либо неурядицы на этот счет, их убеждать придется отдельно. И, надеюсь, мое имя в вашей, несомненно, проникновенной речи упоминаться не будет.
Сяо Синчэнь выглядит озадаченным сей поправкой.
— Даочжан, — наконец справляется с собой Сюэ Ян. Он все еще тяжело дышит от переполняющего его гнева в адрес поганой Врушки, которая сдала его с потрохами. И ведь нигде не соврала, падаль эдакая, но все вывернула в таком свете, что хоть сквозь землю провались! — Это значит, что лично господин Цзинь купился на твои россказни о том, что я теперь хороший мальчик, и не собирается мне рубить голову. Но если это захочет сделать какой-нибудь Лань или Не, то он сделает вид, что впервые об этом слышит.
— Как грубо, — кривит губы Цзинь Гуанъяо. — Но, в общем-то, именно это я и имел в виду.
— Так что же это получается, он и правда негодяй, каких еще поискать?! — А-Цин наконец получает шанс втиснуться во взрослую беседу. — А ты, даочжан, его оправдывать взялся за то, что вы с ним тра…
— А-Цин, тебя это не касается. Пожалуйста, веди себя прилично, — резко обрывает ее Сяо Синчэнь. Судя по проступившему на его щеках румянцу, он прекрасно понял, как именно девчонка собиралась закончить фразу.
А если же судить по вновь появившимся на щеках главы Цзинь коварным ямочкам и плотоядному взгляду, которым тот наградил Сюэ Яна, до него тоже все чудесно дошло.
— Так вот что значит «окрутил», — с ухмылкой едва слышно комментирует он. На его лице чувство полнейшего экстаза.
— Яо, захлопнись, — едва ли не умоляет Сюэ Ян, на самом деле не питая никаких надежд, что его просьбу примут во внимание. Разве что глава Цзинь достаточно хорошо воспитан, чтобы не начать это обсуждать при всех, но совершенно точно найдет способ подоставать приятеля наедине. Надо не дать ему такой возможности!
— Если мы решили наши вопросы, давайте просто отдохнем — к чему обсуждать эти скучные дела? — радушно предлагает Цзинь Гуанъяо, хитро улыбаясь. Он взмахивает руками, и словно из-под земли вокруг вырастает стайка слуг, которым он тут же раздает указания: — Подайте лучшего вина да побольше сладкого для моего дорогого друга. И, — он обращается к одной из служанок, — принесите мне подарок от господина Не, здесь так жарко.
Сюэ Ян чувствует какой-то подвох, но не может понять, где именно. Понимает он только тогда, когда глава Цзинь рядом с ним щелкает принесенным веером, раскрывая его. На внутренней стороне изображена какая-то роспись с птичками, среди которых причудливо начертана вязь символов, теряясь в узоре. На мгновение та загорается ярким светом, когда Цзинь Гуанъяо начинает томно обмахиваться веером, словно и впрямь мучается от жары.
— Ты знал, что в Гусу часто практикуется печать Немоты, чтобы воспитывать излишне шумных адептов? — будничным тоном интересуется он, продолжая неспешно двигать рукой, прикрывая расписанной тканью нижнюю часть лица. — А если ее немного переработать, то можно сделать так, что твои слова будут слышны только тому, кому они предназначены. Я назвал эту технику «Завеса тишины». Конечно, Не Хуайсан на меня обидится, если узнает, что я испортил его художества, но теперь этот веер очень удобная вещица для ведения личных бесед, не находишь?
Сюэ Ян находит только неконтролируемое желание убивать. Или хотя бы просто побиться головой об стол.