Утро для Сюэ Яна начинается с локтя в ребра и последующих причитаний. Причем явно адресованных не его пострадавшему телу, что весьма уязвляет! Торопливые поглаживания по голове и запоздалые сбивчивые извинения едва ли скрашивают картину.
Наверное, это должно быть смешно: суетящийся даочжан, спешно собирающий свою одежду, при этом хватающийся за голову то ли от нахлынувших воспоминаний, то ли от пронизывающей боли в висках. Он дотягивается до стоящей возле кровати чаши с водой и опрокидывает ее залпом, второй рукой пытаясь пригладить растрепанные волосы. Пальцы справляются с этим гораздо хуже гребня, поэтому он просто прекращает бесплодные попытки — словно он не благопристойный даос, а скрывающийся с места преступления неудавшийся деревенский повеса.
— А-Ян, как это могло произойти? — сиплым голосом вопрошает он, но в ответе не нуждается, потому что продолжает тараторить: — Какой кошмар, я наговорил господину Цзинь так много ужасных слов… Честное слово, я не хотел! — Попасть босой ногой (носок он так и не смог отыскать) в сапог ему удается не с первого раза, и он издает очередной болезненный стон.
— Даочжан, — пробует остудить его Сюэ Ян. — Успокойся!
— Как я могу быть спокоен? После того, что я вчера сделал… Я показал себя очень недостойно, и теперь Верховный Заклинатель может изменить свое решение насчет тебя…
Сяо Синчэнь продолжает сокрушаться, задаваясь вопросами, могут ли главы Орденов брать свои слова назад из-за нанесенных им оскорблений, и не обращает ни на что внимания. Прямо как ночью: доораться, чтобы разбудить, оказалось непосильной задачей. А выползти из-под него так и подавно, потому что при любой попытке сдвинуться, его объятия становились все более удушающими, так что у даочжана были все шансы проснуться в компании трупа.
Но как, однако, он интересно видит ситуацию: считает виноватым со всех сторон исключительно себя, а не ушлого Цзиня, намеренно доведшего его до такого состояния. И совершенно не подозревает, что весь вечер исполнял роль дрессированной обезьянки для главы, который и не думал оскорбляться. Радует только одно — провалами в памяти даочжан не страдает, и не придется ему напоминать обо всех выходках, что он успел учинить под влиянием вина. Хотя отказать себе в этом удовольствии вряд ли получится.
— Я должен немедленно принести ему извинения! — лихорадочно заявляет Сяо Синчэнь, подхватывая Шуанхуа. Вид у него все еще основательно помятый, словно после боя с каким-нибудь особо настырным монстром, только пятен крови на одеяниях не хватает.
— Даосы... — бормочет Сюэ Ян, понимая, что убедить вошедшего в раж даочжана в том, что надо просто разыскать Врушку и делать отсюда ноги как можно скорее, у него не выйдет. Если ему приспичило кого-то осенить своими благочестивыми речами — это уже окончательное и бесповоротное решение. Бедный Яо, которому придется это выслушать, небось и так каждый день со скуки дохнет, когда перед ним расшаркиваться начинают...
Сяо Синчэнь шатающейся походкой проходит по комнате и, не оборачиваясь, обещает:
— Я скоро вернусь.
— Даочжан, ты ничего не забыл!? — вопит Сюэ Ян в захлопнувшуюся дверь.
Он с шипением от тянущей боли во всем теле садится на кровати. Руки все еще крепко связаны за спиной. С памятью дражайший спутник на пути самосовершенствования все же не слишком ладит.
***
— Ты такой смешной, когда беспомощный.
— Ты здесь давно!? — Сюэ Ян неловко оборачивается на источник звука, которым оказывается А-Цин.
Она сидит на тахте в глубине покоев, беспечно раскачиваясь на месте и всем своим видом демонстрируя наивысшую степень веселья. Услышав вопрос, она фыркает от смеха и охотно отвечает:
— Да с ночи еще. — И с нескрываемым любопытством продолжает разглядывать Сюэ Яна, который уже прорву времени посвятил попыткам освободиться от пут.
Пока что ему удалось лишь слегка ослабить перевязь на руках, и та сползла к запястьям. Когда нахальная девчонка решила подать голос, Сюэ Ян изо всех сил старался хоть как-то переместить свои руки из-за спины вперед, при этом не вывернув себе плечевые суставы. И привязанная к ножке кровати нога очень мешала в этом нелегком деле. Можно попробовать использовать темную энергию, чтобы сжечь путы, но высок риск получить ожоги; да и кто знает, чем это грозит в месте, где заклинателей больше, чем рыбы в бочке на рынке. Могут и учуять, а потом объясняй с мечом в горле, что их глава вовсе не против запретных искусств!
— И ты все это время сидела и смотрела?!
— Ну ваши игрища я, хвала Небожителям, не застала! — машет руками А-Цин, едва заметно краснея. — Даже знать не хочу, что вы делали! Пришла, когда вы уже спали, и сама легла. А с утра уже меня ваши крики разбудили. Я решила не мешать.
Как же — небось затаилась под покрывалом и уши развесила! А теперь выползла. Сюэ Ян припоминает, что слышал ночью какой-то скрип, но не придал ему должного значения. Светильник к тому времени уже погас и все равно что-то разглядеть не было возможности.
— Да я не про это, — рычит Сюэ Ян, бессильно выдыхая и облизывая пересохшие губы. Даочжана явно на горе не только учили мантры читать, но и узлы вязать — не выпутаться! — Какого хрена ты там сидишь, вместо того, чтобы развязать меня!
— Не каждый же день увидишь, как ты в такую рогалину завернут! — смеется Врушка. Ага, пока корячился тут, разве что отсасывать сам себе не научился — чудная картинка! — Поделом тебе.
— А ну иди сюда и помоги мне, — сквозь зубы цедит Сюэ Ян.
— Ты же мне всыпешь, — резонно возражает она, однако, все же встает с тахты и, натянув стоящую рядом обувь, подходит ближе. Она останавливается на расстоянии нескольких шагов и придирчиво рассматривает пылающего от гнева заклинателя, оценивая степень его опасности.
— Всыплю, — соглашается тот. — Так влеплю, что в стенке окажешься.
— Нашел дурочку! — фыркает она. — Пускай тебя даочжан развязывает, как вернется.
— Если вернется… — хмурится Сюэ Ян. Что-то Сяо Синчэнь непозволительно задерживается. Либо он там устроил ритуальные мольбы о прощении по всем даосским заветам, либо где-то по пути свалился, не дойдя до якобы обиженного главы, либо… О последнем варианте не очень хочется думать. — Иди хоть поищи его!
— Ладно, — после некоторых раздумий говорит А-Цин. Она разглаживает складки на смявшемся платье (вот поганка, кто же спит в обновках, испортит ведь!) и, похихикивая на каждом шагу, уже собирается тоже покинуть комнату, но замирает, остановленная окриком.
— Врушка, как вчера все прошло-то? — на самом деле сгорая от любопытства, спрашивает ее Сюэ Ян. — Я думал, придется тебя за уши от твоего сопляка оттягивать, а ты сама прибежала. Не задалась гулянка?
Вопрос ей определенно не нравится — она хмурится, позабыв про недавнее веселье, и буркает на прощание:
— Не твое дело, докука! Захотела и прибежала!
После этого Сюэ Ян остается в компании пут и роя собственных мыслей.
***
Когда в третий раз за утро открывается дверь, у Сюэ Яна уже заготовлена речь относительно безответственности отдельно взятых представителей даосской братии, и как придется искупать свою вину за причиненные страдания даже не в воспитательных целях. И он уже вдыхает побольше воздуха в легкие, чтобы озвучить все свои претензии, но на пороге появляются несколько слуг с подносами и водой для умывания, а вслед за ними почтенный глава Цзинь.
— А, это ты, — говорит Сюэ Ян, когда посторонние покидают покои, с жадностью глядя на кувшин, явно полный чего-то холодного. В горле невыносимо першит от сухости. — Дай попить, Яо.
— У тебя своих рук нету? — вздергивает бровь Цзинь Гуанъяо, наконец замечая неловкое положение своего друга. Под мрачным взглядом он обходит кровать по кругу, во всех пикантных подробностях рассматривая узлы, и даже уважительно присвистывает. — Правила приличия мне велят промолчать, но любопытство перевешивает. Я ожидал всего, что угодно, но не такого! У вас всегда так… весело или это по праздникам? И, умоляю, поведай — чья это инициатива? Не припомню за тобой такой страсти…
— Смотри, не обкончайся от восторга! — рявкает на него Сюэ Ян. Здесь все собираются над ним измываться, что ли?! Друг еще, называется, сейчас тут слюной все зальет...
— Ох, понятно, почему твой даос так рвался обратно… — тот со вздохом все же наливает в чашу воды и помогает другу напиться. Но развязывать при этом не спешит — планирует еще поглумиться. А Сюэ Ян не собирается его умолять помочь, надоело уже.
— Где он? — мрачно интересуется тот, прищуриваясь. — Он к тебе вроде извиняться шел.
— Ах да, это была прекрасная и проникновенная речь, я чуть слезу не пустил, — кривит губы Цзинь Гуанъяо. — Не слышал такого рвения с тех пор, как он же пытался отправить тебя на казнь. Здорово ты ему мозги вытрахал. Или наоборот?
— Я повторяю вопрос: «Где он?», — игнорирует шпильку Сюэ Ян. Да и какая, к тьме, разница, кто кого трахает?
— Как разволновался-то! — восхищается Яо. — Мне пришлось его отвлечь, чтобы мы могли спокойно обсудить наши дела.
Сюэ Ян помнит вчерашнее обещание о грядущей беседе. Что ж, пока все логично.
— Мечом в сердце, что ли?
— Как тривиально, — закатывает глаза глава Цзинь. — Он делится даосской мудростью с облепившими его юными адептами. Невозможно отказать такому количеству щенячьих глазок, знаешь ли.
— А девчонка?
— Это дивное создание променяло тебя на завтрак. Так себе из тебя глава семьи, не находишь? — хихикает Яо. — Так что с подарком я не ошибся.
— Каким еще подарком? — с подозрением спрашивает Сюэ Ян. Он старательно пытается не обращать внимания на подначки собеседника, но выходит очень плохо.
— Честно искал для тебя черную мухогонку, но, увы, этот товар нынче в дефиците даже для Верховного Заклинателя. Зато нашлось кое-что более подходящее, — Цзинь Гуанъяо широко улыбается, облизываясь в предвкушении. Он медлит, испытывая чужое терпение, а потом выуживает из рукава жестом ярмарочного фокусника отрез алой полупрозрачной ткани с золотой вышивкой по краям. Встряхнув, чтобы расправить, он накидывает свой подарок на голову Сюэ Яну. — Подумал, что тебе пригодится, когда побежишь поклоны отбивать. Не знал, кому из вас вручить, но тебе все-таки нужнее.
Он заходится в истерическом смехе, невероятно довольный своей шуткой. И заботливо возвращает ткань на место, когда окончательно обозленный Сюэ Ян трясет головой, пытаясь ее скинуть.
— Яо, я тебя придушу, — обещает он.
— Вот поэтому ты до сих пор связан, дорогой, — ухмыляется тот. — Ты тоже в этом видишь некоторую иронию? Ты сам позволил себя опутать, а помочь могу тебе только я. И я сейчас не про эти веревки.
Сюэ Ян скрипит зубами — ему возразить на это нечего. Разумеется, Цзинь прав, он всегда, мать его, прав. А тот продолжает говорить, развивая тему:
— Я не знаю, в чем именно состоит твой план мести, да только на месть он уже явно давно не похож. Ты слишком увяз в своей игре в счастливую семейную жизнь и понятия не имеешь, как из этого выбраться без потерь, не так ли? Не спорю, чувство влюбленности застилает глаза… В твоем случае глаз, — он позволяет себе еще один ехидный смешок.
— Я не влюблен, — твердо возражает Сюэ Ян, наконец избавляясь от идиотской унизительной тряпки. Где только нашел? Невесту какую-то обокрал? — Эта вся чушь не для меня.
— Вот именно: не для тебя! — взмахивает руками Яо. — Я же тебя знаю как облупленного. Готов поспорить, ты себе от скуки порой горло хочешь перегрызть. Ты когда в последний раз делал что-нибудь, что тебе действительно нравится? Я не имею в виду ваши маленькие радости в койке — твой ручной даос и правда творит что-то невообразимое, если ты добровольно заживо хоронишь себя и свои таланты.
— Заткнись, — шипит Сюэ Ян. Каждое слово как раскаленный прут, щедро посыпанный битым стеклом, тычущийся в открытую рану. — У меня все под контролем. И ничего я себя не хороню: не далее как на днях я его так отделал темной энергией, а он чуть ли не в ладоши хлопал.
— О-о-о, — в умилении тянет Цзинь Гуанъяо. — Тебе разрешили немножко побаловаться темной энергией под чутким присмотром? Чтобы А-Ян не плакал и от тоски не разнес какой-нибудь городишко? Знаешь, я был не прав — это ты здесь ручной темный заклинатель, а не твой милый даос. Что ж, а почтенный Сяо Синчэнь знает, о чем говорит: никто за тобой не проследит лучше него. Скоро будешь за так людям помогать да благодать раздавать с двух рук. Принести извинения Чан Пину за резню в его клане еще нет в планах?
— Развяжи меня, и я буду готов выслушать все твои предложения.
Одни демоны знают, как Сюэ Яну удается соскрести со дна остатки самообладания и спокойно ответить. Цзинь Гуанъяо молча кивает и перерезает путы на руках неизвестно откуда взявшимся небольшим изящным клинком, так же бесследно потом исчезнувшим.
— Что мне в тебе всегда нравилось: ты умеешь расставлять приоритеты, — через некоторое время говорит он после того, как друг сначала долго плещет себе в лицо водой из таза и с удовлетворенным стоном несколько раз обходит комнату по кругу, разминая затекшие конечности.
— Давай по существу, Яо. Чего ты от меня хочешь? — спрашивает Сюэ Ян, подвигая к себе поднос с остывающей едой.
— Вокруг меня одни бездари, — уже не размениваясь на предисловия, говорит Цзинь Гуанъяо. — Конечно, среди мусора можно разыскать и жемчужину, но никто, кроме, разумеется, самого Старейшины Илин, так ловко не управляется с темной энергией, как это делаешь ты. А сейчас мне как никогда нужны твои навыки.
— Что происходит? — вполне искренне любопытствует Сюэ Ян.
— Если бы я знал! — раздраженно отзывается глава Цзинь, выдавая свое беспокойство. Он отбросил свой сладкий шутливый тон, и теперь можно не беспокоиться, что его снова начнет клинить на прошлых глупостях. — Кто-то под меня копает, но я понятия не имею кто и как далеко этот кто-то готов зайти, чтобы занять мое место. И я бы предпочел, когда начнется игра против меня, быть во всеоружии. А твоя помощь… обеспечит мне существенные преимущества в этой игре. На войне все средства хороши, и мой дорогой папенька это знал, принимая тебя в Ланьлин Цзинь. В этом я с ним спорить не стану — мозги, в отличие от члена, у него были на своем месте.
Он продолжает рассказывать, в частности, между делом сообщает, что предыдущая работа, связанная с переносом души, внесла неоценимый вклад в общее дело, и процесс уже скоро будет запущен. Подробностями, правда, не делится, распаляя любопытство. Теперь Сюэ Яну действительно интересно — Верховный Заклинатель полностью оправдывает все слухи о своем красноречии.
— Я даю тебе год, чтобы закончить свою так называемую месть. За это время ты успеешь до тошноты наиграться в счастливую семью. И думаю, ты понимаешь, что после твоего возвращения я не желаю видеть никаких даосов. Уж извини, но мне придется отменить свое приглашение для твоей зазнобы, он слишком непредсказуемо на тебя влияет, — Цзинь Гуанъяо уже не улыбается. Выдохся.
— Что будет, если я откажусь? — на всякий случай уточняет Сюэ Ян. Он не хочет признаваться даже самому себе, что успел проглотить крючок, который намертво вцепился в его внутренности.
— Тебе это не понравится больше, чем мне.
Ожидаемый ответ. И угроза, которую нужно воспринимать всерьез.
— Ну год так год, — Сюэ Ян поднимается на ноги. — Если не задержусь в пути.
— Кстати об этом, — спохватывается Цзинь Гуанъяо, начиная рыться в складках своего золотого ханьфу. — Думаю, этот подарок тебя порадует сильнее.
— Решил пополнить мою коллекцию крестьянских украшений? — хмыкает Сюэ Ян, разглядывая отнюдь не изящную подвеску из какого-то темного металла, испещренную символами. Где-то он уже такое видел.
— Это талисман Переноса, дуралей. Активируешь и тут же окажешься в Башне Кои. И, смею надеяться, все же раньше, чем через год. Выбор будет несложным, поверь.
Сюэ Ян вздергивает бровь, не очень понимая, к чему была последняя фраза, но решает не уточнять. Он подносит презент к глазу, чтобы внимательнее рассмотреть. Даже недоверчиво трясет в воздухе, и подвеска издает тихий переливчатый звон.
— В этой штуке должна быть скрыта прорва энергии, а я ничего не чувствую.
— На ней блок, чтобы никто не мог случайно воспользоваться.
— А говоришь: одни бездари вокруг! — усмехается Сюэ Ян, пряча подарок. Вот эта вещица ему действительно по нраву. — Нужно обладать немалыми талантами, чтобы такое провернуть.
— Благодарю, полночи на это потратил, пока кое-кто кувыркался, — польщенно отзывается Цзинь Гуанъяо. И, не сдержавшись, ехидно интересуется: — У вас хоть до дела дошло? А то когда я пришел, ты был в штанах, потому все же уточняю…
— Я надеюсь, на твоей Облаве тебе перепадет крепкий член какого-нибудь здоровенного главы Ордена, чтобы ты наконец успокоился и перестал пыхтеть на чужие утехи! — решает не отвечать на этот каверзный вопрос Сюэ Ян. — Вот от всей души желаю.
Яо мигом мрачнеет, но находит в себе силы снова приторно улыбнуться.
— Твоя душа давным-давно горит где-то на задворках Преисподней.
— Рядом с твоей, дорогой друг.
— Рядом с моей, — не спорит тот и уходит.
***
Как ни странно, все единодушно пришли к согласию, что из гостеприимного праздничного города нужно отчаливать как можно скорее. И потому к закату компания из двоих заклинателей и одной непонятно что с ними забывшей девчонки была уже довольно далеко от города.
Сюэ Ян лежит на своем дорожном матрасе, положив голову на чужие колени, и лениво провожает взглядом летящие от костра искры. Он никак не может выкинуть из головы утренний разговор с главой Цзинь. Остальные тоже погружены в свои мысли. И если Врушка еще подает признаки жизни, то даочжан будто по пути где-то усердно бился головой об стены — как добрались до подходящего для стоянки места, тут же ушел в себя и принялся медитировать.
Ну или хотя бы делать вид — во всяком случае, против наглого использования своих коленей в качестве подушки Сяо Синчэнь не возражает, только привычно впутывает пальцы в волосы Сюэ Яна, медленно двигая рукой. Но при этом он хранит молчание, отрешенно глядя куда-то в пространство. Все, на что его хватило — это совестливо посетовать на свою забывчивость и клятвенно пообещать искупить все свои прегрешения при первом удобном случае. Видать, все еще похмельем мучается, болезный. Урок ему на будущее: не вестись на глупые провокации, целее будет. Интересно, как только умудрился золотых детишек так долго развлекать и не свалиться? Даже дергать его сейчас не хочется, но Сюэ Яну просто жизненно необходимо отвлечься от копошащихся мыслей, чтобы голова не взорвалась.
— Эй, Врушка, — зовет он.
А-Цин, разумно держащаяся по другую сторону костра — тумаков знатных отхватила за свои выходки и теперь даже пикнуть боится! — поднимает взгляд.
— Чего тебе? — с опаской отзывается она.
— Рассказывай, что у тебя там с твоим ланьлинским ухажером! — требует Сюэ Ян. — Я ожидал увидеть сопливые прощания, но мальчишка даже носу не высунул из дома, когда мы уходили.
— Ты же от меня не отцепишься? — обреченно вздыхает она.
— И не подумаю.
Врушка долго молчит, теребя край своей рванины, в которую снова переоделась в дорогу, и наконец неохотно отвечает:
— А ничего у меня с ним. Так что чего ему выходить-то?
— Что, испытал на себе все прелести твоего дурного характера и поспешил сделать ноги? Не могу его осуждать, — усмехается Сюэ Ян. Ну что ж, все сложилось гораздо лучше, чем можно было предположить — не придется слушать нытье о загубленной любви.
— Если бы, — морщится А-Цин. — Он сделал кое-что, за что мне пришлось ему вломить, — она потрясает кулаком в воздухе, и это, надо сказать, выглядит довольно угрожающе. У девчонки тяжелая рука, Сюэ Ян по себе знает.
— Ага! — победоносно заключает он. — Я так и знал, что у этого мелкого извращенца просто зудит в штанах. А вы мне все не верили! Глаза красивые, тьфу… — он не скрывает своего пренебрежения к этим наивным глупостям.
— Да нет же… — горько отмахивается девчонка. — Ты не о том думаешь, бесстыдник! За такое я бы ему не только вломила, между прочим! — Звучит весьма убедительно.
— Тогда чего же такого натворил юный адепт? Посмел читать тебе стихи? — хихикает Сюэ Ян. — Вот за это действительно стоит отдубасить — терпеть не могу вирши. А у них в Ордене они такие паскудные, аж зубы сводит.
— Он… — А-Цин еще раз вздыхает и выпаливает: — Он меня поцеловал! В жизни бы не подумала, что это может быть так отвратительно! Будто… Будто…
— Будто в рот слизняка пихнули! — заканчивает за нее Сюэ Ян, не в силах сдержать нервного смеха. Подумать только, вот уж с кем не ожидал обзавестись родственными чертами, так это со взбалмошной девчонкой.
— Точно! — с жаром соглашается Врушка, выразительно изображая рвотные позывы.
Рука в волосах Сюэ Яна замирает, а тому не хочется поднимать взгляд вверх и видеть лицо даочжана. Не медитирует-таки, слушает.
— Как вам вообще такое нравится? А можно как-нибудь без этой гадости обойтись? — А-Цин горит праведным возмущением.
Сюэ Яну хочется ответить, что он сам задается этими же вопросами. Но вместо этого после довольно длительных раздумий он вздыхает:
— Тут не важно как, тут важно с кем. Однажды ты поймешь, что это не так уж и гадко. А потом и во вкус войдешь. Ты, главное, старайся в следующий раз — любителей рыбьих глаз на свете немного!
Рука возобновляет свои движения, убаюкивающе перебирая пряди.
— Не очень-то я тебе верю… — с сомнением кривится А-Цин. — Даочжан, а ты чего так улыбаешься? У меня, может, травма на всю жизнь осталась, а тебе смешно? От тебя я такого не ожидала...
Подвеска из темного металла, повязанная на рукоять воткнутого в землю Цзянцзая, покачивается на ветру, издавая едва слышный звон. Где же этот легкий выбор, который обещал Яо?