— Ничего глупее в своей жизни не слышала, — пожевав губами, выносит вердикт Чуйшэнь. — Только не могу решить, кто в этой истории больший дурак: ты или твой… Тьфу, мерзопакость какая, — она морщится. — Это мог бы и не рассказывать! А я-то думала, на кой ты у меня масло постоянно тягал…
— Да ты же сама сказала, что давно догадалась! — возмущается Сюэ Ян.
— Одно дело — догадываться, а совсем другое — знать! — веско возражает старуха. — Мог бы и наврать старой умирающей женщине и не лишать меня последней веры в людей. Тебе же привычно брехать, как я погляжу!
— Да ты уже неделю помираешь, надоела! Если не прикусишь язык, сокращу этот срок до последнего дня.
— Это ты можешь, — усмехается она.
Сюэ Ян не знает, зачем ввязался в этот дурацкий разговор и пошел на поводу у старой вредной бабки, выложив ей все как на духу. Наверное, тот факт, что ей и правда осталось хорошо, если пара дней, сыграл свою роль. Да и самому надо наконец хоть как-то привести в порядок свои мысли — так почему бы и не в качестве исповеди тому, кто унесет все его секреты за собой в могилу?
Как ни странно, весть о том, что благодаря ее гостю вымерла чуть ли не половина окрестных поселений, не считая еще пары сотен человек, Чуйшэнь восприняла философски, без осуждения. Ее собственная скорая кончина не слишком волнует, так с чего бы кто-то другой должен колыхать? А вот то, что Сюэ Ян — «бесстыдник позорный, на мужика польстился», ее возмутило до крайности. Странная женская логика, не поддающаяся объяснению.
— Нет, дурни вы все-таки оба! Он — потому что даос поганый, они все на голову стукнутые, а ты… Тоже мне, месть! — она заходится то ли в сиплом смехе, то ли кашле.
— А я что, по-твоему, делаю?! — огрызается Сюэ Ян. — И хорошо тебе говорить, за тебя я вот этими самыми руками отомстил!
Он отчаянно завидует этой развалине: вот бы кто-нибудь его проблемы так же легко решил, избавив от тяжести выбора!
— Не суй мне свои культи в лицо, дурень, — вжимается в подушку старуха. — Ты их вообще моешь?
— Ты — мерзкая женщина, и я рад, что ты скоро откинешься, — от всей души говорит Сюэ Ян и уязвленно спрашивает: — Ты вон сколько выжидала подходящего момента, почему мне нельзя?
— Твоя правда, — соглашается Чуйшэнь. — Но я-то слабая женщина, а ты…
— Раз ты такая умная, скажи мне: что я должен был сделать?
Она снова смеется.
— Вместо того, чтобы выдумывать глупости и лезть в чужую койку, рассказал бы своему даосу все то, что сейчас выдал мне. Как и собирался, — Чуйшэнь пытается пожать плечами, но в лежачем положении это больше похоже на вялые конвульсии. — А еще мог уйти и не возвращаться — он сам через полгода бы загнулся от тоски, последние зубы даю. Ну и, конечно же, мог бы не отдавать свой глаз и не уродовать себя. Мне продолжить? — ехидно интересуется она.
— У тебя еще есть варианты? — устало вздыхает Сюэ Ян. Вот уж чего ему точно не надо — повторения его собственных соображений на этот счет. Сам каждый день думает о том же!
— Придуши его подушкой и беги в тот богатенький Орден, о котором ты тут соловьем заливался.
— Очень оригинальный совет.
Минуло уже четыре луны со встречи с Яо — осталось не так много времени, чтобы принять окончательное решение. Бабка недалека от истины: в общих чертах это единственно верный вариант на данный момент, к которому все сводится. Но разве можно просто так наплевать на месть и на все остальное?.. Чувство незавершенности будет грызть до самой смерти, впору самому удавиться вслед! Все по плану даочжана: если на тот свет, так вдвоем.
— Слушай, — решает отвлечься от тяжких размышлений Сюэ Ян. — Ты вроде говорила, что у тебя сын был? Что с ним стало?
— Тебе правда интересно? — удивляется Чуйшэнь. Дождавшись рассеянного кивка, она не очень охотно тянет: — Ну тут явно поскучнее, чем у тебя будет… Помер мой сын. Да и хвала Небожителям, если честно.
Сюэ Ян удивленно приподнимает бровь. Не от каждой матери можно услышать нечто подобное!
— Блаженный он был, извел меня всю, — та кривится. — Кидался всем помогать за так, деньги раздавал попрошайкам всяким... Все другим, ничего для себя. Вот и утоп в речке, в ледяную воду за чужим дитем нырнул. Дурак, одним словом.
— Что ж ты его не воспитала как следует? — и впрямь не слишком впечатленный, хмыкает Сюэ Ян.
— Да пыталась я, — горько вздыхает старуха. — Читать его выучила, думала, большим человеком станет… А он выкопал у старьевщика книжку дурную, про учение даосов проклятых, — чуть ли не с ненавистью выплевывает она.
— И конец истории, — понимающе заканчивает за нее Сюэ Ян. — Теперь ясно, за что ты эту братию терпеть не можешь.
Можно даже не уточнять, кто был папашей этого сынка, потому что ответ весьма очевиден. Хотя и стоит подковырнуть старую каргу — заслужила она за все гадости, которые наговорила! Он уже примеряется, как бы покаверзней задать вопрос про загрызенного женушкой лекаря, чтобы бабку совсем скрутило от злости, но не успевает.
— Тебя бы я лучше воспитала, — задумчиво тянет она.
— Ну книжки даосские я бы точно не читал… — Сюэ Ян себя чувствует довольно странно после такого внезапного откровения. Даже как-то неуютно стало! Настолько, что все заготовленные шпильки куда-то подевались.
Висит неловкое молчание. Слышно, как за окном воет ветер.
— Говоришь, шлялся раньше твой дружок с другим даосом? — вдруг резко спрашивает Чуйшэнь, нарушая повисшую тишину. — Высоченный такой, в черном весь и с рожей постной, будто дерьма под нос сунули?
— Именно, — соглашается Сюэ Ян и с подозрением спрашивает: — А откуда ты знаешь?
— Да шлялся тут какой-то хмырь, искал слепого заклинателя. Я его гулять отправила, сказала: нет у нас таких. А то еще, не приведи Небожители, остался бы тут… — говорит та в конец оторопевшему от таких новостей собеседнику. Так и хочется у него пальцами перед носом пощелкать или ведро воды на голову вылить, чтоб в себя пришел!
— Что ж ты мне раньше не сказала?! — едва ли не вопит Сюэ Ян, еле сдерживаясь, чтобы не начать трясти высохшее тело старухи за плечи, выбивая из нее последний дух.
— Не ори на меня! — рявкает Чуйшэнь. — Запамятовала я, старая, что с меня взять? Сейчас вот вспомнила. Да и что бы ты сделал? Ты тогда у своего приятеля орденского прохлаждался и все думал, как бы половчее себе зенки выдрать!
Сюэ Яну в ответ сказать на это нечего. В голове копошатся кусачими муравьями мысли, никак не желая собраться в одно целое.
— Но коли б я знала, что ты таких дел потом натворишь да себе жизнь испоганишь, вот лично бы за руку того даоса в город привела как гостя дорогого! — тем временем продолжает Чуйшэнь. — Пускай бы увел твоего святошу куда подальше, тогда бы ты мне тут сейчас слезы не лил.
— Где ты слезы увидела, дура старая?!
Старуха указывает пальцем на лицо Сюэ Яна и мерзко ухмыляется. Тот тянет руку к щеке и с гадливым ощущением вытирает кровавую дорожку, текущую из-под повязки, закрывающую пустую глазницу. Замечательно, очень вовремя! На его памяти кровило всего несколько раз, пока еще рана заживала, и после подобного не повторялось.
Одно радует: эта неприятность отогнала назойливые думы о том, что было бы, доберись этот даосский ублюдок до города И. Кто знает, вдруг и правда сейчас Сюэ Ян не сидел бы в такой огромной куче дерьма, в которую сам себя усадил, и не знает, как выбраться. Сун Лань — спаситель... Дожили!
— Да уж, редкостный красавец, — кряхтя, говорит Чуйшэнь, дождавшись, когда ее гость вытрет лицо. Она с брезгливым взором смотрит на чужое увечье, уже не скрытое промокшей повязкой.
— Уж покрасивше тебя буду, — шипит Сюэ Ян.
— Ну не сильно-то и стараться надо, чтобы быть краше старой бабки, — смеется она. — Ладно, дело твое, что будешь дальше чудить. Не буду тебе советов давать, все равно не послушаешь, дурак ведь!
— Все сказала?
Эта женщина испытывает последние крохи терпения.
— А что тут еще говорить? — хмыкает старуха. — А вообще, дело у меня к тебе есть — не сказки твои слушать позвала.
Ну да, было бы неплохо узнать причину, на кой чуть ли не среди ночи в похоронный дом принесло соседку травницы со слезными просьбами зайти навестить умирающую. Для Сюэ Яна вполне хватило бы здесь побывать в последний раз еще несколько дней назад, когда он обнаружил дряхлую ведьму на пороге смерти.
— После всего, что ты мне тут наговорила, я с тобой дел иметь не хочу, но послушаю, — предупреждает он.
— Тебе понравится, — под недоверчивым взглядом заверяет Чуйшэнь. — На кухне, там, где травы сушатся, есть в стенке тайник. Денег там, конечно, немного — зима же. И раз уж все равно дом обнесут до нитки после… — она вздыхает, не заканчивая и так понятную мысль. — Все себе не бери, оставь чуток на столе для гробовщика, как придет. То, что из лекарств наварить успела, тоже можешь себе взять, если нужно. Масло там точно есть, развратник несчастный, — она хрипло хихикает, невероятно довольная своим замечанием.
Сюэ Ян медленно кивает, игнорируя насмешку.
— Да, пожалуй, нравится, — не спорит он и деловито спрашивает: — Что-то еще?
— На похороны ко мне не приходи, а то знаючи, как ты с покойниками обращаешься, боязно становится, — Чуйшэнь позволяет себе еще один смешок. — И деньги ритуальные чтоб жечь не смел, дурость все это.
— Я и не собирался.
Когда Сюэ Ян стоит уже на пороге комнаты, собираясь уйти, старуха его останавливает брошенным вслед:
— Знаешь, что ты на самом деле должен был сделать? Не влюбляться.
Сюэ Ян не без удовольствия хлопает дверью на прощание. Бабку будут хоронить в голой земле.
***
— Я хочу уйти из этого города и больше не возвращаться. Надоело вусмерть.
Сяо Синчэнь не задает вопросов и даже будто с какой-то радостью соглашается, несмотря на то, что зима в самом разгаре и сейчас самое неподходящее время, чтобы покидать насиженное место. Про возможное недовольство девчонки и заикаться не смеет — значит, сам будет с ней беседы вести, одной заботой меньше. Только просит дать ему пару дней, чтобы поставить хотя бы временную защиту вокруг города И, который останется без личного заклинателя.
Когда они выходят через главные ворота, Сюэ Ян провожает взглядом довольно немноголюдную процессию в белых одеждах и отстраненно замечает, что какая-то добрая душа расщедрилась-таки и заплатила гробовщику из своего кармана.