В первый раз это случается за пару недель до окончательного ухода из города И.
— Да вы издеваетесь! — стонет А-Цин, стуча кулаком в стену.
Нет, она прекрасно в курсе, чем периодически занимается ее семейство, оставаясь наедине, но обычно они стараются не оповещать об этом все окрестности. Однако сейчас кому-то (несложно догадаться, кому именно) хватает наглости вопить во все горло. Да что там такое творится, чтобы так голосить?
Крики слышны даже через две стены и явно не собираются утихать. О продолжении сна не может быть и речи. А-Цин отбрасывает в сторону одеяло, в которое только недавно смогла закутаться так, чтобы не мерзнуть, и, гневно сопя, ищет на полу обувь. Раз ее ночь испорчена, у остальных будет то же самое — сами виноваты!
— Что б ты провалился, поганец! — восклицает А-Цин, с пинка открывая шаткую дверь в чужую комнату, поставленную взамен былому куску ткани. В запасе у нее еще много нелестных слов в адрес отдельно взятых личностей, но можно начать и с этого.
Сюэ Ян, сидящий на краю кровати, резко оборачивается. В трепещущем пламени свечи кровь, покрывающая неровными потеками его шею и голую грудь, кажется почти черной. Он хватается такими же окровавленными руками за плечи Сяо Синчэня, удерживая в полусидячем положении. Тот выглядит и того хуже: нижняя часть лица залита темно-алым, особенно заметны размазанные пальцами дорожки от век, носа и уголков губ, вялыми ручейками бегущие вниз. Волосы кое-где слиплись от влаги, оставляя на мертвенно-бледной коже яркие разводы; нательные штаны тоже заляпаны, да вокруг на простыне и смятом одеяле красуются пятна и отпечатки рук.
А-Цин сразу вспоминает, как зашла в дом в недобрый час пару лет назад и застала нечто подобное. Только с единственным отличием: на сей раз кровь принадлежит точно не самому неприятному члену семьи. И естественной реакцией является крик, подобный тому, что она недавно слышала.
— Чего разоралась?! — рявкает на нее Сюэ Ян, не разжимая рук.
— А ты чего?! — не уступает в громкости А-Цин, кидаясь вперед. Этот поганец все-таки что-то сделал с даочжаном! Этот день должен был когда-нибудь наступить! Она готова прорываться с боем, чтобы выяснить в чем дело, и в случае чего отомстить. Как она это будет делать — одним Небожителям известно, но что-нибудь обязательно придумает! Расквасить кулаком яйца точно успеет.
— Он первый начал! — огрызается Сюэ Ян, неожиданно не пытаясь препятствовать.
— Что он «первый начал»?! — непонимающе стонет А-Цин, плюхаясь на колени возле кровати, чтобы убедиться по биению сердца, что даочжан жив, просто находится в плачевном состоянии. И дышит очень тихо и медленно, но дышит!
— Вопить он первый начал! А я уже вслед за ним заорал — от неожиданности, когда он на меня свалился и обдал водопадом кровищи, — как-то затравленно говорит Сюэ Ян. Его взгляд лихорадочно бегает из стороны в сторону, явно не зная, где остановиться: на лежащем на его руках теле, на паникующей девчонке или вообще лучше в стенку глядеть.
— То есть это не ты его так? — с подозрением спрашивает А-Цин, сглатывая тяжелый комок, вставший в горле.
— Вздумай я кого-то прикончить, начал бы с тебя, а не с него.
Звучит вполне разумно и логично, но все еще нет поводов ему верить.
— Что произошло? — обеспокоенно спрашивает А-Цин. Не будь тут сейчас бессознательного тела в виде щита, она бы обязательно уже набросилась на него без всяких объяснений и наплевав на инстинкт самосохранения.
— Да я же уже сказал! Только легли, ничего сделать не успели толком, как он вдруг... Понятия не имею, что это было — он почти сразу же сознание потерял. Я пытался его в чувство привести, но ни хрена! — можно даже подумать, что Сюэ Ян пытается оправдываться, но такое только в сказках.
— Воплями!? — наседает на него А-Цин. Но судя по всему, вредный ублюдок и правда пытался помочь даочжану.
— Я больше по покойникам специалист, а не по живым, знаешь ли! Вот помрет — мигом подниму, без промедления! А что с ним таким вот делать — в душе не имею! — кричит Сюэ Ян в ответ. — Давай ты что-нибудь сделай, раз прибежала, как псина на кости!
А-Цин прислушивается к чужому выравнивающемуся дыханию и принимает решение:
— Сходи в город, приведи Чуйшэнь хотя бы! А я послежу.
— Да она десять лет сюда ползти будет, если в пути не подохнет!
— А у тебя есть другие варианты, докука бесполезная!?
Лекарь уже давно помер, и в городе теперь осталась только травница. Конечно, неизвестно чего ждать от этой явно безумной карги, которая по какой-то причине очень не любит даочжана… Сам он этого, конечно, не замечает, но А-Цин видит, как старуха каждый раз неприязненно поджимает губы при виде него, прежде чем разразиться едва слышной бранью. Зато вот в этом прохиндее нечесанном почему-то души не чает, ну не откажет же любимчику?
— Не надо… Я… В порядке.
Приоткрывший глаз Сяо Синчэнь тут же болезненно жмурится, оглушенный коллективным ором.
— Пожалуйста, потише, — сипло просит он, с помощью чужих рук нормально садясь на постели. Кровь на его коже уже начинает сворачиваться, наконец прекратив течь, но он не обращает никакого внимания на это неудобство.
— Врушка, марш за водой! — в конце концов приходит в себя Сюэ Ян. — А ты, даочжан, сделай милость, объясни, что это за фокусы ты тут устроил!
— Я не знаю… Вдруг очень сильно заболела голова… И… дальше все как в тумане. Кошмар, сколько крови, это с меня? — изумленно спрашивает тот, оглядываясь по сторонам. Его ощутимо ведет и шатает, поэтому он снова закрывает глаз и прикладывает пальцы к вискам. На кончиках появляется голубоватый свет. После небольшой паузы он добавляет покаянным тоном: — Прости, что испортил нам ночь.
— Ты еще и извиняешься перед ним! — сокрушается А-Цин, поднимаясь на ноги. Эта парочка просто неисправима, смотреть тошно! Она не сдерживает громкого фырканья, слыша за спиной:
— В следующий раз, если тебе вдруг приспичит выкинуть что-то подобное, сделай это после того, как я кончу, а то в самом-то деле...
— Такого больше не повторится. Обещаю. Я уверен, после медитации все пройдет.
Уже через несколько дней, когда ничего не напоминает о странном происшествии, кроме как дурно сохнущих в зиму простыней, А-Цин подстерегает Сюэ Яна на улице и задает вопрос, который волновал ее все это время:
— Ты наверняка кучу народа убил, ведь не зря тебя казнить хотят… Так почему же ты испугался крови?
Сюэ Ян долго смотрит на нее в ответ, закусив нижнюю губу. В его глазу полыхает доселе невиданная там эмоция, более всего похожая на неловкость, словно его застали за чем-то предосудительным. А-Цин ждет какой-нибудь очередной глупой или вульгарной колкости, но вместо этого слышит только грубое:
— Те, кого я убивал, тоже совали свой нос в чужие дела.
***
Следующий раз настигает в дороге. Чудесно решили посидеть перед сном, нечего сказать!
Сейчас А-Цин понимает, почему это вызвало столько эмоций у Сюэ Яна: когда рядом кто-то кричит от боли, а потом падает, истекая кровью… А-Цин хочется плакать и браниться на несправедливость судьбы. Ну почему такие мучения достались даочжану, чего он плохого сделал? Он и так терпит рядом с собой этого паршивого негодника, куда уж еще тягот! Но толку попусту сотрясать воздух нет, поэтому она молча отправляется собирать снег, чтобы поскорее натопить воды. Для этого приходится выйти за пределы защитного контура, потому что внутри него по краям Сюэ Ян еще с вечера нарисовал какие-то закорючки, которые заставили внутри все растаять.
Когда она возвращается, даочжан уже успел прийти в себя, а Сюэ Ян снова надсадно голосит, правда, теперь его крики направлены в основном на то, что кое-какие даосы совершенно не держат своих обещаний. Ведь клялся, что больше так не будет, а что в итоге? Как ему не стыдно после такого в глаз смотреть! И теперь что, это безобразие будет на постоянке? Так это уже совсем верх наглости, даочжан подлый обманщик — прикидывался здоровым, а теперь его, такого калеку, на себе тащить до конца жизни? Если на слепого он еще согласен, то вот это…
Все сводится к тому, что Сяо Синчэню лучше немедленно завязать со своими ужасными выходками и не испытывать чужое терпение. Ведь Сюэ Ян на такое не подписывался — он разве что добить может, причем исключительно из лучших побуждений на правах спутника на пути самосовершенствования. А даочжан почему-то вместо того, чтобы оскорбиться и наконец двинуть этому глумливому придурку, только вымученно улыбается, позволяя вытирать себе лицо краем рукава. И смиренно продолжает слушать ругань в свой адрес.
А-Цин хочется дать по голове им обоим.
***
Это один из тех немногих моментов, когда А-Цин целиком и полностью на стороне Сюэ Яна. После третьего раза тот свою смертельную угрозу не исполнил, даже не бранился толком, а лишь сказал, что утром они пойдут в ближайший город, где выяснят причины странного недуга Сяо Синчэня. Иначе изысканиями будет заниматься он лично, но привычными способами, и это вряд ли кому-то понравится, кроме него самого. А он, к слову, очень хорош в проведении вскрытий.
Даочжан, несмотря на такие оговорки, сопротивляется посещению лекаря, словно баран, которого тащат на убой. Упирается всеми возможными способами, разве что за столбы в пути не хватается! Пока что он близок к состоянию, когда начинают звать на помощь. Неизвестно, какие у него проблемы с лекарями и почему он столь упорно не желает с ними общаться — А-Цин подозревает, что это после сонного зелья от Чуйшэнь, — но на его мнение всем плевать настолько, насколько это возможно. Разве что Сюэ Ян, прежде чем втолкнуть даочжана в дом местного врачевателя, что-то шепчет ему на ухо. И, судя по мгновенно расцветшему румянцу на щеках и откровенно дуроватому хихиканью Сяо Синчэня, это что-то очень многообещающее. И хорошо, что этот бесстыдник не при всем честном народе свою грязь вздумал предлагать в качестве откупного: А-Цин хоть и привыкла к чужому распутству, ей совершенно неинтересны подробности! Ну может, самую малость… Но это не считается!
Местный лекарь — немолодой мужчина — только качает головой. На его взгляд, почтенный даочжан совершенно здоров и никаких видимых проблем, кроме отсутствия глаза, не наблюдается.
— Но, честно сказать, уважаемые, я имею дело только с простыми людьми, а не с заклинателями… Я бы предположил, что это последствия какого-нибудь темного проклятия после ваших ночных охот, или как это называется, — пожимает плечами он и даже не берет с посетителей полную цену за прием. Точнее, сначала он собирается запросить кругленькую сумму, но хмурый вид Сюэ Яна мигом его в этом разубеждает.
— Очередной шарлатан, — фыркает тот, хлопая дверью так, что трясется вывеска, украшенная пучками засушенных трав. — Какие проклятья в том захолустье, в самом деле… В этой похоронной дыре уже ни одной приличной твари не осталось, чтобы такое на прощанье повесить.
— Там была только одна темная тварь… — бормочет А-Цин. — Которая сейчас рядом идет.
— Врушка, ты меня в чем-то подозреваешь? — угрожающе щурится Сюэ Ян.
— А-Цин, хватит, — просит ее Сяо Синчэнь. Весь процесс осмотра он молчал, только односложно отвечал на вопросы лекаря и выглядел донельзя подавленным. Однако после того, как услышал, что никакой смертельной болезни не обнаружено, все равно веселее не стал. Наверняка его угнетает то, что он принес окружающим столько беспокойства. Ну что за человек! — А-Ян, я знаю, что это не твоя вина. Может, мой Шуанхуа на тебя уже давно не реагирует, но… теперь я могу отличить твою темную энергию от чужой.
А-Цин недовольно фыркает. Как по ней, дурость дикая — позволять Сюэ Яну разбрасываться своей пакостью во все стороны и при этом делать вид, что все в порядке. Она точно не уверена, но, кажется, этот негодяй даже старается склонить даочжана самому попробовать причаститься. Во всяком случае, она слышала, как Сюэ Ян пытался заливать, что, мол, обычные заклинатели черпают силы из своего запаса духовной энергии, а темные просто берут ее из окружающего пространства безо всяких усилий. И единственное, что в этом опасного — может крышу сорвать от безграничного потока, но если держать себя в руках… А-Цин ничего не смыслит в заклинательском искусстве и не знает, вранье это или чистая правда, но ей очень не понравилось, с каким вниманием Сяо Синчэнь слушал эти речи.
— На самом деле, это не так уж и больно, — говорит даочжан после затянувшегося молчания. — Я могу потерпеть, да и после медитации все возвращается в норму.
***
— Скажи мне на милость, даосы что, как бабы?
Сяо Синчэнь недоуменно вздергивает бровь.
— В какой-то момент жизни начинают реагировать на фазу луны, — кривит губы Сюэ Ян. — У девок с нижнего этажа кровь хлещет, а у тебя — из башки. Разве что характер становится не такой мерзкий, как у Врушки...
— Да как ты смеешь! — гневно выпаливает А-Цин, заливаясь краской. У нее даже больше слов не находится, настолько ее эти нападки застали врасплох.
— А то я не знаю, отчего девки каждый месяц начинают всем нервы портить пуще обычного, — хмыкает Сюэ Ян и сочувственно хлопает по плечу Сяо Синчэня, для которого, похоже, причины не столь очевидны. — Даочжан, не беспокойся, тебя это никогда в полной мере не коснется. Если только ты решишь меня променять на кого-то без члена, вот тогда хлебнешь радостей!
— Замолчи немедленно! — А-Цин кидается с кулаками на мрачно посмеивающегося Сюэ Яна.
Никому в жизни не приходило в голову заводить с ней первым разговор на такие смущающие темы, да еще и так в открытую! Когда с ней впервые случилась сугубо женская неприятность, она догадалась побежать к тогда еще живой Чуйшэнь за разъяснениями и обещаниями, что никто еще от цветения тела не помирал. И А-Цин была уверена, что это исключительно ее секрет, ан нет же — этот мерзкий докучливый ублюдок заметил-таки, да еще и упрекнуть не постеснялся!
— Да не про тебя речь сейчас, мелочь, — отмахивается от нее Сюэ Ян. — А про то, что у даочжана каждый месяц в одно и то же время эта хворь.
Сяо Синчэнь, все еще слегка ошеломленный от внезапно свалившегося на него откровения, хмурится, погружаясь в размышления.
— Каждые двадцать девять дней, в новолуние… — тихо соглашается он. — В следующий раз это может случиться через неделю.
— Ну я предпочту, чтобы этот следующий раз случился где-нибудь под крышей, — выносит решение Сюэ Ян. — А то мне снова тебя из костра вылавливать не хочется… — он почти заботливым жестом проводит пальцами по неровно обрезанным прядям волос, пострадавшим от огня. — Постараемся где-нибудь осесть на пару недель.