— Тише ты, ну не при всех же! — А-Цин дергает за поводья лошадь, в очередной раз примеривающуюся стащить с лотка яблоко.
У А-Цин нет сильного желания бродить по городу в одиночку (не считая скотины, ничего не смыслящей в воровском искусстве). Погода на улице довольно неприятная: постоянно то утихает, то начинает моросить противный мелкий дождь, что, впрочем, не мешает активной торговле. Но без денег здесь делать особо нечего — из развлечений разве что пялиться по сторонам да пытаться читать вывески над лавками, владельцы которых решили пощеголять своей грамотностью.
С последним выходит плоховато: эти иероглифы все выглядят одинаково, и в ушах А-Цин постоянно звенит противный смех Сюэ Яна, потешающегося над ее бестолковостью. Видите ли он, босяк, смог самостоятельно выучиться читать, а она даже под руководством двух наставников не в состоянии! В последний раз глупая книжонка, по которой ее пытались учить, прилетела нахалу в лицо и разбила нос. Особого удовлетворения от этого А-Цин не получила, потому что его тут же кинулись жалеть и утешать, но на душе потеплело.
Вообще, попроси ее Сюэ Ян сегодня уйти из дома погулять, она бы чисто из вредности с места не сдвинулась! Хотя просить он не умеет — только прямым текстом сообщает, что лучше бы Врушке отчалить куда подальше, если она не жаждет узреть чью-нибудь голую задницу. Иногда, правда, за это перепадают деньги, если ему нужно, чтобы она гуляла подольше. Но на этот раз предложение пройтись последовало не от него.
Нет, даочжан не просил ее уходить. Он просто с самого утра мялся, кидал смущенные взоры и закусывал губу, не зная, как намекнуть, что он не прочь остаться со своим спутником на пути самосовершенствования наедине. Глядеть на это не было никаких сил, потому А-Цин сдалась первой — пускай развлекаются, распутники! Плюнула, оседлала лошадь и уехала в город.
Временным пристанищем стала брошенная лесная сторожка в паре десятков ли от какого-то города. Может, крохотный домишко и не заброшен, но пока что хозяева не спешат объявляться. Всего одна жилая комната с тесной кухней, разойтись негде, не то чтобы еще что-нибудь! Но очень безответственно со стороны даочжана лишний раз напрягаться, с его-то хворью. Он, конечно, клянется-божится, что ему дурно всего ничего, а потом все проходит, но А-Цин не очень-то верит. Как можно после такого себя хорошо чувствовать!
Как и ожидалось, приступ странной болезни пришел ровно в новолуние. Надежды, что беда минет, оказались напрасны. Пока Сяо Синчэнь лежал на единственной кровати, дожидаясь своей участи, он напоминал помирающего десятый год подряд старца, вокруг которого собрались все родичи, жаждущие услышать, как будет поделено имущество. Точнее, такие ассоциации посетили только Сюэ Яна. Он еще и посмел заявить, дескать, слыхал, что в некоторых местах всех старых, хворых и прочих увечных отводят на гору да оставляют там умирать. И наверняка кто-то в свое время отвел даочжана на такую гору, а тот зачем-то с нее слез да свалился на голову Сюэ Яну. А-Цин считает, что у них обоих большие проблемы с юмором, если им подобные шутки кажутся смешными. Во всяком случае, ей смеяться совершенно не хотелось!
После новолуния было решено задержаться здесь ненадолго, чтобы хоть заказов в городе набрать, ведь какие-нибудь твари поблизости да бродят! А кто-нибудь дюже сознательный жаждет заплатить заклинателям, чтобы избавили жителей от напасти. Даочжан, само собой, не хочет брать деньги за утопцев в озере и прочую шушеру, с которой можно расправиться в два счета, но никто его не слушает. Это только он тут может на духовной пище высиживать месяцами, а остальным мирское поближе будет.
А-Цин медленно идет по широкой улице, не забывая одергивать лошадь, чтобы призвать ее к порядку. Внимание привлекает высокая фигура в темных одеяниях с мечом за спиной возле одного из лотков, поэтому она подходит ближе, останавливаясь рядом и делая вид, что очень занята копанием в пустом кошельке. Судя по всему, это какой-то заклинатель. Конкурент, что ли? Если он сейчас начнет спрашивать, нету ли для него работы, надо влезть в разговор и отправить его куда подальше, а то так без заработка даочжана оставит! Однако когда все становится совсем плохо, у Сюэ Яна всегда откуда ни возьмись появляются деньги. Понятное дело, ворует, но поймать его за этим ни у кого не выходит. А-Цин видит в этом жуткую несправедливость: почему ей запрещено дурить людей, а этому прохиндею можно?!
— Почтенный господин, сейчас в этом городе или где-то неподалеку должен находиться слепой заклинатель в белых одеждах. Может, вы его встречали? — спрашивает незнакомец торговца.
— Да разве ж у меня есть время на заклинателей смотреть? Сам тут ослепнешь, пока с поля придешь, а потом на рынок еще — ворье всякое отгонять… Идите своей дорогой, коли ничего брать не будете! — недовольно бурчит мужчина, понимая, что покупать у него ничего не собираются, потому можно не изображать вежливость.
А-Цин замирает, напряженно размышляя. Совпадением это быть не может! Как много бывает слепых заклинателей в белых одеждах? Хотя сейчас-то даочжан уже вполне зрячий, но раньше подходил под описание… И что это за человек его ищет в таком случае?.. А главное — зачем? Она хмурится, не зная, что предпринять. Решение за нее принимает лошадь, нашедшая черный подол неизвестного заклинателя отличной заменой яблокам.
— Прошу прощения! — чуть ли не пищит А-Цин, пытаясь выдрать пожеванную ткань у лошади из зубов. Скотину не берет даже убийственный взгляд незнакомца, ошарашенного такой наглостью, и с добычей она расстается только после долгих уговоров. Повезло, что этот мужчина, видать, очень воспитанный, раз не влепил А-Цин подзатыльник за то, что та не уследила за животным. Хотя его рука, сжимающая черную мухогонку, явно дернулась, чтобы кому-нибудь наподдать.
— Будьте внимательнее, юная дева, — сквозь зубы цедит он, с отвращением рассматривая испорченные одежды.
А-Цин чувствует некоторую вину за хамский поступок лошади, которая тут же прикинулась самым невинным созданием на свете — очень похожа на своего хозяина, который когда-то ее и притащил! — поэтому после недолгих колебаний говорит:
— Я услышала ваш разговор… Скажите, а слепой — это совсем без глаз или с такими, как у меня?
Незнакомец тоже медлит с ответом, рассматривая ее белые глаза, которые вводят его в заблуждение. Он косится на лошадь, потом снова на собеседницу, не в силах понять, как это слепая девушка может спокойно разгуливать по городу даже без шеста, да еще и с такой опасной скотиной на поводу.
— Без глаз, — наконец говорит он. — Вы что-то знаете?
— Может быть, — уклончиво говорит А-Цин. — А может, мы про разных заклинателей толкуем! Мало ли в белом без глаз ходит… Высокий он или низкий? Хорош собой? Какой у него меч?
Мужчина весьма озадачен. Он не видит смысла объяснять кому-то незрячему, как кто-либо выглядит, и это прямо написано на его лице.
— Я не слепая, просто родилась с такими глазами, — со вздохом сознается А-Цин. — Так кого вы ищете?
— Чуть ниже меня, весьма хорош собой, меч в темных ножнах, — покорно отвечает заклинатель, поддаваясь напору.
— А почему вы считаете, что даочжан обязательно должен быть в этом городе? — с подозрением спрашивает А-Цин.
— Я не говорил, что он даос… Юная дева, немедленно скажи мне все, что знаешь!
Ей приходится отступить на шаг назад, потому что ее явно собираются сейчас схватить за плечи и начать трясти как яблоню. Если не похуже — в глазах мужчины загорается едва ли не пламя безумия. И аж на «ты» перешел, так взбаламутился! На них уже нехорошо косятся прохожие, прислушиваясь к разговору. И это только на руку.
— Не трогайте меня, иначе я закричу, — предупреждает А-Цин, отчего ее собеседник рефлекторно брезгливо морщится, мол, и не собирался тут всяких оборванок трогать! — Сначала скажите, зачем вы его ищете. А я подумаю, говорить или нет.
— Он… — начинает незнакомец, с трудом продолжая: — Мой старинный друг. И я уже очень давно его разыскиваю. Так что, умоляю, если вы знаете, где он, скажите.
— Друг… — тянет А-Цин. Она припоминает, что в подслушанных разговорах ее домочадцев иногда мелькает какой-то «даосский ублюдок», при упоминании которого Сюэ Ян харкается ядом во все стороны, а вот даочжан неизменно становится очень печальным и мигом сворачивает беседу. И как это понимать? — Давайте мы встретимся здесь завтра утром, а я к вам приведу даочжана, если он захочет с вами встретиться, — после длительных раздумий выносит решение она.
— Почему вы не можете меня к нему отвести?
— Потому что, — буркает А-Цин. Ну не говорить же ему, что никто ей за привод гостей сейчас точно спасибо не скажет! Друг или нет, но огребать от Сюэ Яна, которому этот заклинатель совсем не добрый приятель, ей не хочется. Да и впрямь велик риск кого-то застать с голой задницей! — Лучше подождать до утра.
— Я не могу ждать!
А-Цин сочувственно вздыхает. Этот человек сейчас просто воплощение отчаяния, он словно готов кинуться на колени в дорожную грязь и начать рыдать. Хотя, конечно же, такого себе не позволит. И он тут же это подтверждает своими словами:
— Юная дева, прошу меня извинить, но мне придется вас преследовать, пока вы не выполните мою просьбу.
— Ладно! Но если что — это вы за мной увязались, а не я вас притащила… — непререкаемо говорит она, дергая лошадь за поводья в сторону выезда из города.
***
Сюэ Ян с громким стоном обваливается вперед, утыкаясь лицом в чужую спину.
— Я уже успел забыть, что ты в койке совсем не святой, даочжан, — приглушенно комментирует он. С момента первого приступа поразившей Сяо Синчэня болезни как-то не удавалось разделить постель — сначала к нему и притронуться было страшно, а потом… В дороге особо не развлечешься: разве что торопливо отойти прочь от лагеря и помочь друг другу руками, чтобы не смущать Врушку. Хотя вот кого на самом деле не смутить, ведь постоянно же подглядывает, хоть и делает вид, что ей противно, когда ловят с поличным! Сюэ Ян уже сам подумывал ее отправить в самое ближайшее время куда подальше, раз уж осели хоть в каком-то подобии дома, но даочжан его опередил.
— Я же не делал ничего особенного, — возражает Сяо Синчэнь, отзываясь на такой сомнительный комплимент, и тихо вздыхает от ощущения сомкнувшихся зубов под лопаткой. А после выгибается навстречу, позволяя добавить несколько укусов вдоль хребта.
— Тогда боюсь даже представить, что в твоем понимании «особенно», — усмехается Сюэ Ян. — Укатать ты меня умудрился, даже лежа лицом в подушку.
Он глубоко вздыхает, облизывая пересохшие губы, а затем с большой неохотой отталкивается руками от скрипучей узкой постели, садясь. Взгляд мажет по расцветающим на белой коже узорам из засосов и следов укусов, вызывающим чувство глубокого удовлетворения.
— Ты хочешь сказать, что больше ничего не сможешь?
Сюэ Яну почти жаль, что он сейчас не видит лица даочжана, задающего такие провоцирующие вопросы.
— Смогу. Но мой рот в этом уже точно участвовать не будет! Горло дерет, ужас… — он наклоняется в сторону и разочарованно тянет, задевая пальцами пустую чашу: — Вода кончилась! Подожди, я быстро сбегаю во двор, наберу….
Он соскальзывает с податливого тела, чуть морщась от не самого приятного ощущения подсыхающего семени, и слезает с кровати. Кое-как пихнув ноги в сапоги, он хватает с пола первую попавшуюся вещь, чтобы накинуть на себя; к колодцу на улице голым бежать — такое себе удовольствие. Тряпкой оказываются верхние одеяния Сяо Синчэня — белые, с черными узорами по краям. А, ничего, переживет как-нибудь, заодно можно украдкой вытереться…
Сюэ Ян открывает дверь, но замирает на пороге и оборачивается на расслабленный голос даочжана.
— А-Ян, у тебя бы так не пересыхало в горле, если бы ты…
— Если бы я молчал? — заканчивает за него фразу Сюэ Ян, опираясь спиной на косяк.
— Ты до сих пор на меня обижен? Я совсем не то имел в виду, к тому же я был нетрезв, — вздыхает Сяо Синчэнь, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. Вид у него крайне распутный: волосы растрепаны, потому что заколка улетела еще в самом начале куда-то за кровать, на щеках лихорадочный румянец, а в глазу предвкушающий блеск. Определенно, еще на один раз хватит!
— Ах, ну конечно, а носок, которым ты пытался меня заткнуть, я себе придумал, не иначе… Мне это до сих пор в кошмарах снится! — восклицает Сюэ Ян, не без удовольствия ловя на себе покаянный взор. — Так что ты там мне советовал?
— Если ты будешь правильно дышать, то не будешь так уставать. Тогда в твоем теле будет происходить перераспределение энергии, и…
— Нет, даочжан, это только ты умеешь медитировать и трахаться одновременно, а я еще не совсем поехавший! Я лучше водичкой обойдусь… — отмахивается он, наконец разворачиваясь и выходя из комнаты.
И снова застывает, замечая сидящую на лавке А-Цин в компании человека, которого не хотелось видеть больше никогда в жизни. Разве что в очень мертвом состоянии.
— А я говорила, что лучше подождать до утра!