— Ты бы уже заканчивал со своими забавами — в следующий раз лекари Чан Пина не спасут, чтобы ты мог продолжить веселиться, — от всей души советует Цзинь Гуанъяо, отпивая чай из чаши. — А я не думаю, что ты будешь счастлив, если он скончается без твоего участия.
— Так твоя же идея была растянуть удовольствие, — пожимает плечами Сюэ Ян. — За что, кстати, мои благодарности — я сам как-то не догадался.
— Я подумал, так тебе будет приятнее. Ты ведь наверняка уже давно не мог себе позволить отвести душу, с даосом-то за плечом.
— Не без этого.
Яо просто из ниоткуда вырос в камере, когда пленник уже отключился от потери крови, в компании лекарей, настойчиво оттеснивших мучителя от жертвы. На закономерное возмущение таким произволом глава Цзинь выдвинул предложение, что стоит вернуться позднее, как к долгожданному десерту, что было воспринято с энтузиазмом. Сегодня Сюэ Ян навестил Чан Пина в третий раз, подивившись тому, что тот еще способен издавать невероятную какофонию воплей, не хуже, чем в первую встречу. Хотя ведь язык у него все еще на месте (отдельное удовольствие слушать брань в свой адрес), в отличие от всех пальцев и половины кожи — так что чего бы ему не надрываться?
Сюэ Яна напрягает, что Цзинь Гуанъяо пока ничего не требует взамен за такой презент. Он понимает, что подарок это только на словах, дружеские услуги приятель не оказывает и обязательно ждет чего-то в ответ. Но подходит к концу вторая неделя пребывания в Ланьлине, удивительно похожая на его предыдущий визит — все то же, по сути, заключение в комнате с дозволением выйти в четко определенное время под строгим конвоем, — а Яо все еще помалкивает. Правда, вот сейчас притащил к себе в кабинет и чаями угощает.
— Прежде чем я позволю тебе его убить, давай наконец поговорим о твоем возвращении под крыло Ордена.
Ага, вот оно! Понеслось. И ведь знает, поганец, что Сюэ Ян от него не сбежит, с живым-то Чан Пином в клетке… Уж этот шанс свершить месть он упускать не собирается! Разум неприятно царапает мысль, что его очень легко поймали на крючок, безошибочно надавив на больное место. Да еще и в такой момент, когда требовалось немедленно отвлечься от дум о том, что сейчас происходит где-то за сотни ли отсюда. И каждый приход в уютную камеру Чан Пина успешно заставляет забывать обо всем на свете на несколько дней вперед.
Может, не стоило на это вестись, отрезав разом себе все пути к отступлению. Об этом промахе ему каждый раз напоминает зарытый в недрах кровати не слишком чистый комок из белой ткани с черными узорами, который слуги намеревались вышвырнуть или хотя бы постирать. Честное слово, если бы девка, у которой Сюэ Ян выдернул эту тряпку из рук, хоть слово сказала, он свернул бы ей шею. Да только объяснить Яо, зачем он это сделал, не смог бы… Да он и себе уже ничего объяснить не может — только и остается погружаться в забытье, которое приносит вожделенная месть.
— Чисто из интереса, мой дорогой друг, — начинает Сюэ Ян, — а что будет, если я скажу, что в гробу я видал твой Орден?
— Я уже говорил, что тебе это не понравится, — уголком губ улыбается Цзинь Гуанъяо. — И, кажется, мы уже обо всем договорились в прошлый раз: ты возвращаешься, как закончишь играть в любовь. Или ты хочешь сказать, что не наигрался? Тогда почему ты здесь?
— Яо, не переводи тему, — кривится Сюэ Ян. Подобные упреки бьют прямо под дых. — Я просто хочу знать, какой сюрприз ты для меня приготовил, если вдруг я решу послать тебя поближе пообщаться с сушеным хером Не-старшего.
— Если ты продолжишь так глупо и неуместно шутить, я всерьез пересмотрю свои взгляды на твою ценность.
— Так все же?
— Милый мой, — вздыхает Цзинь Гуанъяо, — у меня в темнице есть свидетель твоих преступлений… Правда, слегка изувеченный, но ведь говорить все еще может? Я, признаться, очень боялся, что ты ему вырежешь язык или глаза, учитывая твою давнюю страсть к этому делу… Очень не хотелось бы придумывать новый план. Но после такого тебя даже твой милый даос, которого ты оставил в живых, защищать не станет, не находишь? Если конечно, он вдруг решит примчаться на твою казнь.
— Понятненько, — тянет Сюэ Ян. — Ты мне и не собирался дать закончить?
— Ну не мог же я с порога тебя так расстроить! — Цзинь Гуанъяо салютует ему чашей, тепло улыбаясь. — Но ты не беспокойся, если будешь хорошо себя вести — обязательно разрешу тебе зайти к Чан Пину в последний раз и прекратить его мучения.
— А ты думаешь, он тебя не сдаст в случае чего? — изгибает бровь Сюэ Ян.
— А ты думаешь, он хотя бы знает, где находится последние два года? — в тон отзывается Яо. — Ты же не смотрел на стены рядом с камерой, не так ли?
Сюэ Ян качает головой. Ему только на виды вокруг не хватало любоваться, когда дел невпроворот!
— Завеса тишины очень удобная вещь, и подходит не только для приватных бесед. Тот, кто внутри, никогда не догадается о том, что происходит снаружи.
Точно, а в саму камеру Яо заходил, когда пленник уже был без сознания, да и лекари были не в орденских одеждах… Уже даже нет никаких сил удивляться тому, как работает разум Верховного Заклинателя. Это просто что-то за гранью — приходится только невольно восхищаться.
— Просто давай не будем друг другу путать фишки и славно проведем время, — подводит итог Цзинь Гуанъяо.
— Ладно, признаю, придется причиндалам бывшего главы Не тосковать в одиночестве, — смеется Сюэ Ян. — Ты мне просто не оставил ни единого шанса пожелать тебе найти к ним дорогу!
— Следи за языком.
— Ну невозможно удержаться, ты уж извиняй! — всплескивает он руками. — Расскажи же, какая роль мне уготована в твоем спектакле? Я весь внимание.
Господин Цзинь довольно улыбается, неспешно допивая свой чай и отставляя чашу в сторону. И начинает говорить:
— Рад, что ты все такой же понятливый. Я хочу, чтобы ты вернулся к своим прошлым исследованиям. И, разумеется, понимаю, что ты долго не протянешь сидеть взаперти, так что… Как я предлагал еще давно — мы изменим твое имя, внешность и меч, чтобы никто не связал нового приглашенного ученика с одним небезызвестным преступником. Да и просто чтобы не привлекать к тебе лишнего внимания.
— Я не собираюсь избавляться от Цзянцзая, — отказывается Сюэ Ян. Может, меч его слушается из рук вон плохо, отзываясь только в случае крайней необходимости, но… Это как второй глаз отдать! На такое он точно не подписывался.
— Да не паникуй ты раньше времени, никто у тебя твой Цзянцзай отнимать не будет, — усмехается Цзинь Гуанъяо. — Его покроют золотой краской, чтобы не выделялся среди других, придумаешь ему новое прозвище — если вдруг кто спросит, — и дело с концом.
Сюэ Ян с сомнением смотрит на свой меч, лежащий на коленях, словно спрашивая его, согласен ли он на такие изменения в своем облике. На темном лезвии, если его повернуть под определенным углом, все еще видны засохшие пятна крови Чан Пина. Что ж… Может быть.
— А с моим прекрасным ликом ты что делать собрался? Вот с этой красотищей очень сложно не привлекать внимание, знаешь ли! — он указывает на повязку на глазу.
Цзинь Гуанъяо приподнимается со своего места, чтобы перегнуться через стол и схватить Сюэ Яна за подбородок, притягивая к себе. Он бестактно сдвигает ткань в сторону и презрительно морщится, рассматривая поврежденные веки, которые не до конца закрываются, демонстрируя темный провал внутри. Сложновато самому себе вытащить глаз и ничего не искалечить, на других как-то поаккуратнее выходило.
— Все еще не укладывается в голове: как же сильно тебя накрыло, что ты на это решился… — комментирует он, убирая руки и вновь садясь. — Но подобное тоже легко исправить.
— Дашь мне свой глаз от большой любви? — огрызается не сразу пришедший в себя от такой наглости Сюэ Ян.
— Еще чего! — фыркает на абсурдное предположение Яо и подвигает по столу небольшую коробочку, жестом фокусника выуженную из рукава. Даже услужливо снимает крышку, предлагая заглянуть внутрь.
— Это что? — спрашивает Сюэ Ян, подцепляя пальцами лежащий на золотой ткани… глаз. — Что за хрень?
— От лучших стеклодувов, последний писк моды, между прочим! — не без гордости говорит Цзинь Гуанъяо, будто самолично выдувал этот холодный на ощупь довольно увесистый шарик. — Вставляешь его в дырку, и как новенький!
— Потрясающе, — с сарказмом говорит Сюэ Ян. — Я ж косить буду с этой пакостью — один глаз туда, второй сюда!
— А ты прямо смотри, а не во все стороны, как ящерица! — Еще и потешается! Заметив очень хмурый взгляд собеседника, Яо все же говорит: — На людях будешь Мнимую личину держать, и никто ничего не заметит. На это твоих духовных сил еще хватает, я надеюсь?
А это он как умудрился заметить? Ничего не скрыть!
— Хватает, — кивает Сюэ Ян, не желая развивать эту тему. Что ж, ладно... Стекляшка так стекляшка, пережить можно. Остается надеяться, что она не будет всегда такой же холодной, как сейчас.
— Вот и чудно. А остальным твоим плебейским видом займутся — будешь прилично выглядеть, — хлопает в ладоши господин Цзинь и интересуется: — Не хочешь узнать, какое я тебе придумал имя?
— Учитывая предыдущий опыт — не слишком, — честно отвечает Сюэ Ян, тоскливо глядя на пустые обертки от конфет в миске перед ним. Зря все съел так быстро, ему жизненно необходимо еще, чтобы приобрести хоть немного спокойствия от неимоверного количества измывательств над собой.
Цзинь Гуанъяо усмехается и выхватывает кисть из баночки с краской, чтобы размашисто начертать на лежащей рядом бумаге иероглифы. Закончив, он протягивает лист Сюэ Яну и замирает в предвкушении.
— Ты издеваешься, что ли?! — стонет тот, комкая бумагу и кидая ее в лицо невозмутимо увернувшемуся главе Цзинь. — Сяо Ченмэй?!
— Я собрал твои самые сладкие воспоминания, друг мой, — трясется от смеха Яо. — Фамилия в честь твоей ушедшей любви, а к этому имени у тебя особые чувства, насколько я знаю…
Сюэ Ян хватается за голову, роняя с колен жалобно задребезжавший от удара об пол Цзянцзай, и просто вопит. Сил терпеть больше нету.
— Иди на хер! — с трудом прекратив, просто и без затей рявкает он, вскакивая на ноги. И, гневно сопя (прямо как Врушка, если ее довести до ручки), бесцеремонно начинает шарить по столу Верховного Заклинателя. Ага, нашлось! — Знаешь, староват я для приглашенного ученика, так что буду Цзинем — все равно у твоего папашки столько детей, что никто и не задумается, из какой задницы вылез еще один забытый отпрыск! Кто знает, вдруг мою потаскуху-мать он и обрюхатил? — с этими словами он открывает найденную склянку с киноварью и, ткнув в нее пальцем, ставит себе неровную точку между бровей. — Так что приятно познакомиться, братец!
Яо долго молчит. На его лице такое же нечитаемое выражение, как и во время этого небольшого представления. Он опускает критический взгляд на учиненный погром на своем столе, а потом снова глядит на перекошенное от злости лицо Сюэ Яна.
— А это может быть очень забавным… Так почему бы и нет? — наконец говорит он. — И какое же имя ты хочешь к моей фамилии?
— Ю, — отвечает Сюэ Ян первое, что приходит ему в голову. И только потом осознает, что сказал. «Друг». Именно так его называл Сяо Синчэнь, когда пребывал в счастливом неведении относительно персоны своего тогда еще даже не спутника на пути самосовершенствования.
— Ну что ж, господин Цзинь Ю, добро пожаловать в Орден Ланьлин Цзинь.