А-Цин бездумно разглядывает страницу с иероглифами, которые еще месяц назад она была в состоянии различить между собой, но сейчас они все друг на друга похожи как две капли воды. И плевать, сколько там где хвостиков да полосок — кто вообще придумал эту ерунду? Возможно, ей действительно это даром не нужно и можно даже не тратить время и не отвлекать других, если все равно ничего не получается. Хотя дело тут исключительно в учителях.
Даочжан ей никогда не отказывает, но наставник из него… никудышный, однако А-Цин в жизни не скажет ему это в лицо. Все его слова, сказанные неизменно мягким и заботливым тоном, держатся в памяти ровно до того момента, как он замолкает. И несмотря на то, что он покорно повторяет раз за разом одно и то же, успеха это не приносит.
Один раз у А-Цин хватило смелости попросить помощи у Сун Ланя, который ясно дал ей понять, что не слишком жаждет вбивать в ее голову совсем ненужные для бездомной девицы знания, которыми она никогда не воспользуется. Разумеется, вслух он эти слова не произнес, но его взгляд, полный брезгливого недоумения, сказал все вместо него. А может, просто не захотел связываться; он к ней относится с большим подозрением с тех пор, как выслушал сбивчивые объяснения, откуда взялась дыра в доме в ту памятную ночь: то ли молния ударила, то ли ветер подул, чего пристал-то? И неизвестно, какие у него мысли были — то ли что А-Цин дура, не способная и двух слов связать, то ли или еще что… Но не говорить же ему, что это даочжан учудил?
А-Цин вздыхает и переворачивает страницу — там хоть картинка есть, пускай даже если эта чернильная река среди полей ей скоро сниться начнет. Лучше бы кто-нибудь швырнул книгой в ближайшее дерево, начал орать и бесноваться, что подобная бестолковость заразна, да написал бы А-Цин ночью на лбу углем «глупость». Вот эти закорючки она сейчас от чего угодно отличит! Как ни прискорбно признавать, у Сюэ Яна выходило лучше всего ее чему-то научить, хоть он и последний человек на свете, кого это вообще волновало (и занимался этим он только от скуки и желания на ком-нибудь сорваться). Так что очень большой вопрос, как это даочжан со своим другом собирались свой Орден основать. Там разве не должны делиться знаниями?.. Они же ничего в этом не смыслят!
И непонятно, как они вообще могут что-то вдвоем делать. Им не скучно? Они практически постоянно молчат — пара слов за день вроде «пора идти» не в счет, — не пытаются развлечь друг друга, не говоря уже о чем-то большем. Разве это друзья? Хотя, кто знает, вдруг они там веселятся напропалую, когда уходят на поиски и оставляют А-Цин в одиночестве? Ага, уже которую неделю подряд… Бегут куда-то вперед без остановок, и все впустую! А ей только сидеть да ждать, и не задавать лишних вопросов, пускай за них и не светит подзатыльников.
Поначалу мелькали мысли спросить: собирается ли Сун Лань стать новым спутником на пути самосовершенствования для даочжана, раз прошлый сбежал его стараниями, то теперь… От одного взгляда на лицо Сяо Синчэня, на котором нет и тени улыбки, и рта раскрывать не хочется. Но, несомненно, пару лет назад А-Цин не смогла бы сдержаться.
Она откладывает книгу в сторону и смотрит вверх. Неполный круг луны, идущей на убыль, почти незаметен среди облаков, лениво ползущих по небу. Всегда было удивительно, как это может быть: луна — да еще и днем! От взгляда на небо почему-то становится неуютно, и дело явно не в том, что солнцу пришлось потесниться. Будто где-то засела заноза, которую сразу не вытащили, и теперь она о себе дала знать, когда уже все позабыли.
— А-Цин, мы уходим, будем к вечеру, никуда не уходи.
Безэмоциональный голос даочжана заставляет перестать смотреть на луну и обратить взор в его сторону. Он старается не подавать виду, что опечален гораздо сильнее, чем когда остался без своего спутника на целых полгода еще в городе И, но выходит у него скверно. А-Цин снова переводит взгляд на стареющую луну. Через несколько дней она исчезнет, и начнется все по кругу.
— Даочжан, погоди, мне нужно тебе кое-что сказать, — наконец говорит она. И терпеливо ждет, когда друг Сяо Синчэня, с легким пренебрежением поморщившись от самого факта существования праздных бесед, первым удалится прочь от разбитого лагеря.
— Что-то случилось?
— Скорее, не случилось… — вздыхает А-Цин, не уверенная, стоит ли это говорить.
Даочжан выглядит слегка озадаченным этим заявлением.
— Скоро уже второе новолуние с тех пор, как Ян исчез. И с тех пор, как твоя хворь прошла.
Сяо Синчэню не нужно пояснять, к чему она клонит. Он только едва заметно кивает, сжимая губы, а его пальцы нервно теребят край темного ханьфу, в котором он выглядит непривычно и совершенно неправильно.
— Я об этом думал, — после недолгого молчания говорит он.
— То есть ты уже сам понял, что все эти приступы — его рук дело?
— Это может быть совпадением, — даочжан качает головой с вымученной улыбкой, точнее, ее подобием. Он словно пытается убедить в этих словах в первую очередь себя, а не других.
А-Цин хочется схватить его за плечи и долго-долго трясти, пока из него не высыпется вся дурь. Понятное дело, что этот негодяй только притворялся паинькой, а на деле строил свои коварные планы, как избавиться от своего надзирателя и при этом не вызывать подозрений… Развлекался, поганец, растягивал удовольствие. Да только вот Сун Лань появился и спутал все планы, поэтому пришлось ему бежать. Недаром Яна казнить хотели: такие гнилые люди не меняются, по нему до сих пор плаха плачет! Конечно, он и правда выглядел очень обеспокоенным, паниковал так, будто с него самого кровь ручьями хлещет, но ведь известно, какой он притворщик! Устроил тут показательное выступление да всех провел… Да небось даже глаз свой отдал с дурным умыслом!
— Может, хватит уже его искать? Пускай катится да другим жизнь портит. Сбежал, и демоны с ним! — несчастным голосом просит А-Цин. Если понадобится, она готова расплакаться, лишь бы ее послушали.
— Если это действительно его вина, у меня еще больше причин его отыскать как можно скорее, — Сяо Синчэнь говорит голосом человека, который уже десять раз успел это обдумать и принять окончательное решение. — Я не хочу, чтобы он причинил вред кому-нибудь еще, кроме меня.
На это А-Цин возразить совершенно нечего.
***
— Что ж, вижу, мои девочки постарались над тобой на славу. Если не будешь ковыряться в зубах и научишься держать спину прямо, тебя даже можно будет выпускать в приличное общество и не испытывать чувство глубочайшего стыда, — хмыкает Цзинь Гуанъяо, окидывая оценивающим взглядом Сюэ Яна.
— Твои девочки чуть не оставили меня без волос, — цедит тот с раздражением и пытается нахмуриться. Что довольно сложно: кажется, он теперь не способен нормально двигать бровями, настолько все натянулось. А все из-за кучи дурацких косичек, заплетенных на его голове и собранных наверх причудливой заколкой, отдаленно напоминающей дохлого жука. Очень непривычно без челки, падающей на глаза, да еще и прядки эти дурацкие по бокам… Это сейчас мода такая? — И ты не представляешь, какое искушение у меня было оставить их без рук.
Ко всему прочему, эти две безостановочно щебечущие и неотличимые друг от друга девицы, которых подослал Верховный Заклинатель, чтобы занялись его внешним видом, подарили Сюэ Яну частичную глухоту на несколько дней вперед. От незатыкающейся Врушки он уже успел отвыкнуть, поэтому визгливый смех без всякого на то повода его заставил увериться в том, что женщины — страшные создания, которым закон не писан. Разве так себя ведут воспитанные девы?
— Значит, не зря я тебе запретил калечить кого-либо без дозволения, — усмехается господин Цзинь. — К слову, юные девы Мин от тебя в полном восторге! Никогда бы не подумал, что ты можешь очаровать кого-то, кроме наивных даосов… — Яо еще раз хихикает, находя в этом что-то невероятно забавное.
Девы Мин? Сестры, что ли? Понятно, почему они показались ему совершенно одинаковыми. А еще у них явно дурной вкус, если их воодушевляет брань и угрозы. Впрочем, плевать на них. Скорее всего, скоро их пустят в расход как ненужных свидетельниц истинного лица «господина Цзинь Ю, вышедшего из затворничества сводного брата Верховного Заклинателя».
— Когда я смогу приступить к своей работе? — у Сюэ Яна нет ни малейшего настроения веселиться. Зато перспектива погрузиться во что-нибудь, что позволит ему отвлечься от гложущих его мыслей, несказанно радует.
— Кстати, об этом. Знаешь, ты так ловко управлялся со своей милой воспитанницей… Это не может не вдохновлять.
— Врушкой, что ли? — вздергивает бровь Сюэ Ян, не очень понимая, к чему вообще это замечание.
— Это крайне неожиданно, но у тебя явный талант к общению с юными умами, — улыбается Цзинь Гуанъяо. — Пускай ты весьма специфически это делаешь, но тем не менее это… эффективно.
— Только не говори, что успел размножиться и мечтаешь, чтобы я вытирал носы твоим сопливым огрызкам.
— У моего сына было достаточно нянек и без тебя.
— У тебя есть сын?! — удивленно восклицает Сюэ Ян. — Сначала жена, а теперь еще и ребенок?! Ты ни разу об этом не говорил!
— Был. И ты ни разу об этом не спрашивал.
Улыбка с лица собеседника не исчезает, но нечто неуловимое, мелькнувшее в его взгляде, заставляет прикусить язык и не продолжать расспросы.
— Тогда к чему все это? — возвращается к недавнему разговору Сюэ Ян, стараясь игнорировать желание все же уточнить, куда же делся отпрыск Цзиня и почему тот так спокоен. Или горевать положено мамашам? И когда, кстати, Яо собирается познакомить его со своей дражайшей женушкой?
— К тому, мой дорогой друг, что у меня в Ордене есть прекрасные кандидаты на то, чтобы стать твоими учениками и помощниками в постижении темных искусств.
— Мне они не нужны, — он отчаянно мотает головой. Этого еще только не хватало! Сюэ Ян в роли наставника — как это вообще могло кому-то в голову прийти?! Только если в очень больную, хотя господин Верховный Заклинатель как раз отвечает этому требованию.
— А я тебя не спрашиваю, нужны они тебе или нет, — еще сильнее растягивает губы в улыбке Цзинь Гуанъяо. В проклятые ямочки на щеках хочется воткнуть что-нибудь поострее. — Так что… Теперь ты не только мой братец, но и учитель для юных дарований. До Старейшины Илин не дотягиваешь, придумаешь себе имя попроще. А теперь познакомься со своими подопечными. Хотя вы и так уже все знакомы.
— Да ладно?!
Сюэ Ян, не стесняясь, издает хриплый мученический стон, когда открывается дверь, и в комнату заходят уже знакомые девы Мин. Неудивительно, что они тяготеют к темным техникам — они одним своим видом способны вызывать головную боль. Гораздо больше озадачивает третья персона, маячащая за спинами кровожадно улыбающихся девиц.
— Мелкий любитель рыбьих глаз, а тебя-то как сюда занесло? Такой же весь достойный и благочестивый был, аж тошно.
Отделаться от этой компашки будет сложновато.