А-Цин демонстративно делает вид, что не замечает выжидательных взглядов в свою сторону и в который раз переплетает косу в гриве флегматично что-то жующей лошади. О нет, если почтенный господин Сун Лань хочет, чтобы она убралась куда подальше, пускай возьмет и скажет это вслух. И не поленится сказать зачем: с какой это стати юная дева должна уходить под ночь шляться по лесу? Целый час уже пялится и разродиться никак не может!
А-Цин ничего не имеет против этого человека, но она и не может сказать, что безоговорочно приняла его сторону в этой негласной войне с исчезнувшим Сюэ Яном. Конечно, повстречай она этого негодяя — костей не соберет, даром что заклинатель… Но это вовсе не значит, что раз ей не нравится один душевный друг даочжана, то от второго, пришедшего на замену, она должна прийти в восторг. А-Цин только на стороне Сяо Синчэня.
А тот, кстати говоря, не выглядит так, будто ему тоже хочется остаться с другом наедине — понятное дело, что не развлекать его тут собираются. Сюэ Ян всегда прогонял А-Цин с вполне известной целью, а от Сун Ланя такого не жди. Если кто-то в кого-то что-то и пихнет, то исключительно в духовном смысле, что Сяо Синчэня совсем не порадует. А ему уже хватает страданий с лихвой: последние дни на нем лица нет, зачем еще сверху наваливать?
— Синчэнь, я должен тебе признаться, — все же произносит Сун Лань после еще десятка напряженных взглядов в сторону А-Цин, старательно перебирающей пальцами, словно это самое важное дело в ее жизни. Видать, смирился с ее неизбежным присутствием.
А-Цин, не скрываясь, оборачивается на него, чтобы впериться заинтригованным взглядом. Хоть признание предназначено не ей, менее интересно не становится! И в чем он собрался признаваться? В том, что резко себя осознал обрезанным рукавом и теперь готов утешать Сяо Синчэня изо всех сил? Или что в самом деле самолично испепелил Сюэ Яна и наконец можно прекратить его искать? Или все вместе? А-Цин настолько не может понять этого молчаливого даоса, так тщательно скрывающего свои эмоции, что можно успеть навыдумывать что угодно!
Судя по откровенной панике, мелькнувшей на лице даочжана, тот придерживается примерно таких же мыслей. Но он мужественно, хотя и с некоторой опаской, спрашивает:
— И в чем же?
— Я искал тебя несколько лет, — чуть ли не торжественно отвечает Сун Лань.
Ага, значит, сейчас про свои чувства проснувшиеся начнет! Даже лошадь заинтересованно повернула морду в его сторону. Ну или просто хочет его еще разок обжевать со всех сторон.
— Я знаю, Цзычень, — серьезно кивает Сяо Синчэнь, но ему не удается скрыть своего легкого недоумения. Он уже по привычке сминает пальцами край темной ткани чужого ханьфу, словно это его успокаивает, а не беспокоит. А-Цин не раз предлагала ему избавиться от этой тряпки и снова купить белые одеяния, но получала только сбивчивые объяснения, что ни к чему тратить деньги. Ага, ну как же! — Но судьба в итоге нас свела.
— Что ж, судьбе понадобилась помощь.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне пришлось… — Сун Лань замолкает, с нескрываемым неодобрением наблюдая за руками друга. Путешествовать в компании человека, одетого столь неприглядно, ему явно не доставляет удовольствия. — Прибегнуть к одной поисковой технике.
— Вот как, — немногословно отзывается Сяо Синчэнь.
А-Цин понятия не имеет, что это за техника и как вообще она должна работать, зато теперь ей становится ясно, почему это Сун Лань был точно уверен, где нужно искать даочжана! Она еще в первую встречу обратила на это внимание, да только в суматохе позабыла…
— А этой вашей техникой можно найти Яна? — она не считает нужным молчать, к тому же этот вопрос сам по себе уже повис в воздухе, так почему бы не озвучить?
— Полагаю, что да.
— Так чего же ты раньше молчал?! То есть вы… То есть… Неважно! — выпаливает А-Цин. Уже третий месяц шляются по дорогам, а он тут…
Теперь укоризненный взор достается ей, а не неподобающему наряду друга.
— Не могу не согласиться, — осторожно отзывается Сяо Синчэнь, продолжая истязать свой рукав. — Полагаю, у тебя была веская причина не посвящать меня в подробности.
— Я надеялся вообще обойтись без этого, — Сун Лань не отводит взгляд в сторону, но смотрит будто сквозь собеседника. — И на это действительно была причина.
— Да какие могут быть причины! — А-Цин взмахивает руками, и лошадь испуганно шарахается от нее в сторону.
Даочжан на мгновение прикрывает глаз, словно борется с собой, и спокойно спрашивает:
— Что нужно для проведения этой техники?
— Энергетический маяк на объект поиска и карта.
Сяо Синчэнь недолго молчит, обдумывая, и уточняет:
— «Маяк» — это… Что-то, на чем есть сильный след, верно? — Дождавшись отрывистого кивка, он тихо произносит: — Кажется, я знаю, что использовал ты. И что должен использовать я.
Он проводит пальцами по своей левой щеке.
— Ты догадлив, — кивает Сун Лань с неким подобием кривой улыбки. — Мне понадобилось чуть больше времени.
— А что насчет отката?
А-Цин непонимающе переводит взгляд с одного даоса на другого. Она не имеет ни малейшего представления, о чем идет речь, что за маяки да откаты, но все же не влезает в разговор, чувствуя серьезность момента.
— Откат — это и есть моя веская причина, — хмуро бросает Сун Лань. — Это очень… болезненно для того, кто использует технику.
— Вот как, — снова говорит Сяо Синчэнь. — И… насколько? — его голос звучит непоколебимо.
— Настолько, что мне не хочется, чтобы ты испытывал это на себе. И также мне не хочется, чтобы ты меня благодарил за эту жертву.
А-Цин очень удивительно слушать такие речи, и она невольно проникается уважением к Сун Ланю. Она пораженно молчит и рассеянно гладит по морде успокоившуюся лошадь, охотно принимающую ласку новой своенравной хозяйки. Наверное… это и правда можно считать достойным поводом продолжать шляться невесть где. Вот если бы ей пришлось из-за кого-то страдать, молчать бы не стала!
— Я понимаю, — Сяо Синчэнь принимает слова друга как должное. — Но я готов испытать что угодно.
— Может, не надо? — наконец приходит в себя А-Цин. — Если это правда так больно… Даочжан, давай просто будем дальше искать? Я тоже могу помочь: буду спрашивать людей, ходить с вами…
— Это лишнее, — почти беспечно пожимает плечами тот. — Для меня не важна боль.
Сун Лань обреченно вздыхает.
— Я знал, что ты это скажешь, потому тянул до последнего. Прошу меня за это извинить, но мои помыслы были только во благо.
После некоторых поисков в своей дорожной сумке он вынимает наружу несколько плотно свернутых листов потрепанной бумаги с бурыми пятнами. Это что, засохшая кровь?.. Это с него натекло? Сяо Синчэнь разворачивает протянутый сверток, для удобства зажигая на кончиках пальцев голубоватое свечение, потому что света от костра явно не хватает. Его следы чужих страданий если и смущают, то он не подает виду — словно это само собой разумеется, и он абсолютно осознает, что его ждет то же самое.
— Что ж, я готов провести этот ритуал прямо сейчас, — прерывает он повисшее напряженное молчание, внимательно ознакомившись с листами бумаги. Он разглаживает у себя на коленях видавшую виды карту, на которой пятен крови еще больше — уже половину картинки не различить.
— Прямо сейчас не выйдет, — качает головой Сун Лань. — Техника срабатывает только в новолуние. Но, конечно, нет гарантии, что когда мы прибудем на место, твой… спутник, — он кривится при этом слове, но продолжает: — все еще будет там находиться и… Придется повторить. Мои поиски увенчались успехом далеко не с первого раза.
У А-Цин в голове будто разбивается на кусочки огромный бронзовый колокол, а потом медленно, противно дребезжа, начинает собираться обратно. Новолуние… Страшная боль… Несколько раз? Так это получается… Да быть такого не может! Нет! Они ведь уже решили, что виноват во всем Сюэ Ян? Это наверняка просто совпадение… Или нет?
Даочжан соображает гораздо быстрее. Он чуть ли не с отвращением отбрасывает от себя пожелтевшие листы и твердо говорит:
— Беру свои слова обратно. Я не стану это использовать.
Сун Лань выглядит крайне озадаченным такой резкой переменой настроения друга, насколько вообще позволяет его небогатое на эмоции лицо. Наконец он из себя выдавливает:
— Я рад, что твои чувства к этому подлецу не настолько сильны, что ты не можешь пойти на такие жертвы.
— Именно потому, что сильны, я не могу пойти на эту жертву.
Голос даочжана едва слышен.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
— А то, что эта мерзость, которую ты предлагаешь, работает в обе стороны! — выкрикивает А-Цин, позабыв о своем недавнем проснувшемся уважении. Она чуть ли не отпихивает от себя ни в чем не повинную лошадь, оскорбленно всхрапнувшую от хозяйского произвола, и подходит быстрым шагом к Сун Ланю. Тот ошарашен вспышкой чужого гнева и даже позволяет толкнуть себя в грудь, прежде чем инстинктивно тянется к своей мухогонке. Да только пускай попробует — ощутит ее в своей заднице, честное слово! — Нашелся тут, благородный какой! Не хотел он, чтобы даочжан боль испытывал? Кто ж в это поверит! Помыслы благие! Просто боялся признаться, а мы тут… Каждое новолуние! К лекарям ходили, думали, что творится! — каждое слово А-Цин звучит все громче и громче, а речь становится все путанее. Последним она выкрикивает: — А я еще на Яна грешила, будто он виноват! А это все ты!
— Что несет эта… юная дева? — Сун Лань отодвигает от себя беснующуюся А-Цин, словно мешающуюся на пути ветку. — Что значит «в обе стороны», Синчэнь?
Тот поднимается со своего места и, не обращая внимания на то, что наступает на рассыпанные листы, подходит к А-Цин, чтобы успокаивающе приобнять ее за плечи и прижать к себе, тем самым не позволяя ей снова ринуться в бой.
— Это значит, что техника является зеркальной и, смею предположить, ты об этом даже не подозревал. Нет твоей вины в том, что ты ее использовал, но последовать твоему примеру я не в силах.
На его губах совершенно неуместная безмятежная улыбка.