На лице Сун Ланя выражение холодной задумчивости. Как человеку, не привыкшему признавать свои ошибки, ему сложно демонстрировать охвативший его стыд или сожаления.
— Мне действительно было об этом неизвестно, — говорит он нарочито спокойным голосом, хотя дрожащие нотки скрыть ему не удается. — Но отрадно, что тебе это не нанесло никакого существенного вреда, Синчэнь.
— Это правда, — так же спокойно соглашается тот.
— Никакого вреда?! — в изумлении переспрашивает А-Цин, не веря своим ушам. Но даочжан держит крепко, поэтому она остается на месте, пусть ей не терпится снова ринуться в бой. — Да ты бы знал…
— А-Цин, пожалуйста, веди себя достойно и помолчи, — просит ее даочжан, и она сокрушенно затихает. Но не чувствует никакой вины за свое непочтительное поведение — было бы перед кем раскланиваться!
— Я испытывал то же самое на себе, так что не нужно посвящать меня в подробности, — сухо говорит Сун Лань. Ему совсем не нравится, что сия юная дева, сильно обделенная воспитанием, никак не научится вести себя уважительно со старшими и более разумными людьми. Поэтому он обращается к Сяо Синчэню: — Я все еще не могу понять, почему ты отказываешься использовать действенный метод поиска.
— То есть, знай ты, что эта техника зеркальная, ты бы все равно ею воспользовался? — неожиданно ироничным для него тоном любопытствует даочжан.
— Кажется, я уже говорил, что мне не хочется, чтобы ты испытывал на себе что-то подобное.
— Ты не ответил на вопрос.
Сун Лань долго молчит, прежде чем ответить с явным неудовольствием:
— Если бы я был уверен, что риск оправдан, и это не понесет за собой серьезных последствий, то, возможно…
— Достаточно, я тебя понял, — не дает ему закончить Сяо Синчэнь. В его голосе нет ни намека на осуждение, лишь принятие чужой позиции. — В моем случае риск ни в коем случае не оправдан. Я не знаю, где сейчас Сюэ Ян находится и в каком он состоянии. Он может быть ранен, и я не хочу усугублять положение и рисковать его жизнью ради своих прихотей. — Он старательно делает вид, что не замечает острый взгляд своего друга, намекающий на то, что такой исход в его понимании просто идеальный.
— Я уверен, что с его преступным прошлым он испытывал и не такое, — следует вполне резонный ответ. — Но если ты проведешь технику, хотя бы сможешь убедиться, что он еще жив, раз тебя это так волнует.
— Я вынужден прояснить, если ты еще не осознал, — с некоторым нажимом отзывается Сяо Синчэнь и стискивает пальцы на плечах притихшей А-Цин — еще чуть-чуть и будет даже больно. Но она не дергается, пытаясь своим присутствием оказать ему безмолвную поддержку. — Даже пребывай я в полной уверенности, что ничем, кроме боли, это не грозит, я все равно не смог бы этого сделать. И речь даже не о самом Сюэ Яне, а о вообще о любом человеке.
— Ты сейчас пытаешься меня обвинить в чем-то? — прищуривается Сун Лань, чувствуя почти осязаемое давление, исходящее от собеседника в последней фразе. Отблески костра гуляют на его лице, придавая ему отчасти зловещий вид, отчего А-Цин невольно вжимается спиной в чужую грудь, не зная, пытается она таким образом спрятаться или же, наоборот, защитить. — Ему ты готов простить все грехи, а меня укоряешь за то, что я допустил мысль, что иногда цель оправдывает средства?
— Я…
Теперь у даочжана нет шансов высказаться, потому что Сун Лань жестко прерывает его:
— Я не стыжусь своих слов, потому что это чистая правда. А Сюэ Ян всегда был полон лжи, и нет ни единого шанса, что стало как-то иначе. А ты… — он останавливается, чтобы перевести дыхание. Речь его становится уже не такой сдержанной, как раньше. — Мне больно видеть то, насколько ты изменился из-за заблуждений, в которые ввел тебя этот негодяй. Тебя попросту одурачили этим… Фокусом с глазом!
— «Фокусом с глазом»... — повторяет за ним Сяо Синчэнь. С его губ срывается горький смешок. — Может, ты считаешь, что ему следовало отдать мне оба глаза, чтобы заслужить истинное доверие? Не знал, что теперь это так работает, Цзычень.
Тот отшатывается назад, словно только что получил звонкую пощечину.
— Я у тебя ничего не просил, — бросает он. — Это была твоя воля и твоя жертва.
— И я у него ничего не просил.
— Погодите-ка! — сдерживаться у А-Цин больше нет никаких сил, она и так слишком долго молчала, вслушиваясь в чужой разговор и стараясь понять каждое слово. Теперь ей наконец стало понятно, что имел в виду Сюэ Ян, когда говорил, что кто-то отдает, а кто-то забирает. До того она была уверена, что это лишь пустые нападки. — Даочжан, так это из-за него ты стал слепым? Ты отдал ему свои глаза?!
— И я ни капли об этом не жалею.
— Вообще-то… — явно хочет что-то возразить Сун Лань, но не успевает договорить. Если он тут может всех перебивать, то пускай сам рот прикроет!
— Как ты смеешь вообще хоть слово даочжану говорить! Да ты ему по гроб жизни должен быть благодарен! — А-Цин не обращает никакого внимания на даочжана, который пытается ее удержать не только руками, но и какими-то сбивчивыми речами, что это дело прошлое и никоим образом ее не касающееся. Ну нет — это еще как ее касается! Она грубо скидывает ладонь со своего плеча и вырывается из хватки, чтобы двинуться вперед, наступая. — А куда ж ты потом делся, что тебе его столько лет искать пришлось? — спрашивает она, приподнимаясь на цыпочки, и смотрит в лицо этого так называемого друга Сяо Синчэня.
И тот не выдерживает, отводит взгляд в сторону.
— Ты его бросил, понятно, — желчно заключает она, ее голос полон отвращения. У нее просто в голове не укладывается такое! А этот… Стоит как истукан, молчит, даже оправдываться не пытается! Ох, сейчас она ему все выскажет, на что у даочжана духу не хватает! — Так и проваливай сейчас, ты никому здесь не сдался со своими нравоучениями! Думал, вернулся тут такой благородный страдалец и все тебе рады будут?! Раньше надо было думать! Судьбе он помог, тьфу! А кто тебя просил?
Кажется, Сюэ Ян говорил почти теми же словами, когда пару лун назад пикировался с незваным гостем... Ну и плевать: правду грех не повторить!
— А-Цин, — в который раз едва ли не умоляет Сяо Синчэнь, снова прижимая ее дрожащее от гнева тело к себе, — прекрати.
— Почему же, — тихо говорит Сун Лань. — Эта юная дева права. Возможно, мне действительно не стоило торопить судьбу.
— Возможно, не стоило.
Эти слова ошарашивают не только А-Цин, но и Сун Ланя. Он недоверчиво смотрит на своего… Имеет ли он право до сих пор называть его другом?
— Ты тоже считаешь, что мне следует уйти? — спрашивает он. Однако вопрос больше звучит как утверждение.
— Я не в силах переубедить тебя, сколько бы ни пытался. Потому я не смею больше просить твоей помощи в поисках, Цзычень, — голос Сяо Синчэня звучит подавленно, и он даже не старается это скрыть.
Тот очень долго молчит, и в ночной тишине потрескивание костра кажется почти оглушительным.
— Может, судьба нас еще сведет в более подходящий момент, — он наконец находит нужные слова, в которых слышны нотки разочарования, но при этом и смирения.
— Если он наступит.
Сун Лань понимающе кривит губы, кивая. У А-Цин уже даже как-то язык не поворачивается выкрикнуть ему в лицо то, что рвется наружу. Сколько можно тянуть-то, пускай уже уходит! Но он, кажется, и не собирается более задерживаться — молча идет к своей поклаже, поднимая сумку, чтобы повесить ее на плечо, и вынимает из-за спины меч. Уже стоя на поднявшемся в воздух Фусюэ, он говорит:
— Из уважения к нашей былой дружбе я не стану пытаться добиться публичного правосудия для этого преступника, которого ты именуешь своим спутником на пути самосовершенствования, но… Если я повстречаю Сюэ Яна первым, то сам вынесу ему приговор, пускай потом и понесу за это заслуженное наказание.
Ответа он не ждет, скрываясь во тьме.
А-Цин разворачивается в неловких ослабевших объятиях Сяо Синчэня и долго не решается заговорить.
— Не расстраивайся, даочжан. Если он так легко сдался, то и не место ему с нами! — восклицает она и, поймав на себе потерянный взгляд, поясняет: — Вон сколько я Яна прогнать пыталась, а он ни в какую уходить не желал! Как клещ вцепился, не отодрать! А этот… С первого пинка отлетел! Значит, не сильно и хотел оставаться. Как ты мог дружить с таким подлецом неблагодарным?
Она не уверена, что стоило это говорить, чтобы еще сильнее не расстроить Сяо Синчэня, но, вопреки ожиданиям, на его губах появляется почти не вымученная улыбка.
— Не говори таких вещей, пожалуйста, — просит он и ласково проводит по растрепавшимся волосам А-Цин, прежде чем отстраниться.
— Ну и ладно, — не спорит она. Давить сейчас на даочжана — последнее дело! Поэтому она с жаром заверяет: — Раз у вас двоих найти Яна не получилось, то я тебе помогу! Уж у меня-то выйдет, я тебе обещаю! Буду с тобой ходить по городам да спрашивать, а когда отыщем, я его поколочу. Будет знать, как сбегать!
— Ну если ты обещаешь… — с усталым вздохом печально усмехается Сяо Синчэнь. Даже когда он подходит к лежащим на земле испачкавшимся листам с той самой предательской техникой поиска, его улыбка не меркнет. Быть может, он даже чувствует какое-то облегчение — и неудивительно! Компания этого Сун Ланя кого угодно вгонит в тоску.
— Интересно, а где он эту мерзость вообще вычитал? — скорее сама у себя спрашивает А-Цин, наблюдая за тем, как даочжан собирает пожелтевшую и кое-где начавшую тлеть от летящих от костра искр бумагу и сворачивает в плотный свиток. И вместо того, чтобы швырнуть листки в костер, он бережно прячет их в своей сумке. Неужто все же думает, что когда-нибудь станет использовать эту технику? Быть того не может! Наверное, решил оставить в память о бывшем друге…
— Не думаю, что мне хочется догонять, чтобы спросить, — говорит Сяо Синчэнь. — А теперь нам лучше лечь спать — сегодня был трудный день.
С этим не поспорить.