— Ты с ума сошел! Я тебе не позволю! — А-Цин хватается за рукав Сяо Синчэня и тащит на себя изо всех сил, упираясь в пол ногами. Будто и впрямь думает, что это может его остановить.
— Это уже окончательное решение. Я пойду один, а ты остаешься здесь, — тот аккуратно, как запутавшегося в занавеске жука, отцепляет от себя чужие пальцы и на всякий случай отходит в сторону. — Мы за тобой вернемся, тебе нужно просто подождать. — «Мы». Он всерьез полагает, что сможет притащить своего блудного спутника с собой. Или, что скорее, очень на это надеется.
У А-Цин нет ни малейшего желания сидеть в гостинице на восточном приграничье владений Ордена Ланьлин Цзинь. Точнее, она не хочет делать это в гордом одиночестве и уж тем более она не жаждет отпускать даочжана куда-то в неизвестность. Впервые за все время он решил ее покинуть, да еще и так тверд в своем намерении. Настолько, что не реагирует ни на топанье ногами, ни на вопли, ни даже на слезы! Только и знает что твердить о своем непременном возвращении в компании дорогого спутника.
Правда, насколько затянется этот процесс возвращения, сказать не может, поэтому хозяину гостиницы пришлось оставить за постой целую лошадь. Зато это дарит уверенность, что А-Цин не выкинут на улицу, по крайней мере, ближайшие несколько недель и даже будут кормить. И заодно у нее не получится увязаться вслед за Сяо Синчэнем — куда ей пешком за мечом угнаться-то!
Конечно, это неожиданно разумный и трезвый поступок для такого наивного человека, как даочжан, но все равно нет ни единого повода рассчитывать на то, что он и впредь будет так же хладнокровен.
— А я хочу пойти с тобой! — продолжает упорствовать она, хоть и сама отлично понимает, что сейчас ее мнение действительно не играет никакой роли. Но это не значит, что нужно так легко соглашаться! Если она хотя бы не попробует остановить даочжана, а с ним что-то случится, — в жизни себе не простит.
— А я не хочу подвергать тебя опасности.
— Почему бы просто не сказать, что я буду для тебя обузой, если тебе вдруг приспичит штурмовать в одиночку Башню Кои? — устало вздыхает А-Цин. Она признает, что в случае чего от нее и вправду будет больше вреда, чем пользы.
— Питаю надежду, что мне не придется этого делать, — уклончиво отвечает Сяо Синчэнь. Однако весь его вид говорит именно об этом, просто ему не хочется обижать спутницу, проговаривая все вслух.
— Ага, тебе хочется, чтобы Ян сидел и тосковал у окошка, а когда ты появишься на пороге, он радостно кинется тебе на шею, — фыркает та, не скрывая своего скептицизма насчет подобных перспектив. — И ты, конечно же, погладишь его по голове, все простишь и унесешь с собой в закат. А вот я бы ему в рожу его поганую плюнула да такого тумака дала, что сам улетит, без всякого меча!
— А это — еще одна причина, почему тебе лучше остаться здесь, — даочжан позволяет себе легкую улыбку. На самом деле, он сейчас так воодушевлен, как не был уже давно… Хочется верить, что не напрасно.
— Когда ты его приведешь, я ему все равно влеплю! А еще так обругаю, что ему придется вспомнить, что такое совесть, — бурчит А-Цин, складывая руки на груди. — И лучше бы вам обоим тогда помалкивать и слушать!
Ну она Яну и выскажет! Все, что почти за год беготни за его тощей задницей накопилось, и сверху навалит. И плевать, что он в этой Башне со своим дружком в шапке делает: спит, просто развлекается или томится в тюремной камере. А может, и совмещает — с него станется… Два последних варианта так точно, потому что она все еще уверена в том, что при всех своих вопиющих недостатках, Сюэ Ян своим единственным глазом на других не смотрит.
Даочжан только рассеянно кивает на эту угрозу, согласный на все условия. А-Цин долго молчит, а потом тихо, но четко проговаривает, чеканя каждое слово, будто ей это дается с невероятным трудом:
— Я знаю о вашем договоре. Что если Ян что-то утворит, то ты убьешь его, а затем — себя.
Сяо Синчэнь заметно вздрагивает. Улыбка на его губах меркнет.
— Откуда…
— Подслушала как-то. — А-Цин не чувствует за это вины. Как и за множество других своих якобы проступков. — Так скажи мне, даочжан, как ты можешь мне обещать, что вернешься?
Когда она узнала об этом, лишь удивилась — разве можно быть вместе на таких условиях? Хотя, когда один блаженный, а другой бесноватый, иначе, наверное, никак. Но тогда это казалось чем-то нереальным и зыбким, очередной придурью самой невообразимой парочки, свалившейся ей на голову, а теперь… Такой исход вполне вероятен.
— Не могу, — соглашается с ней Сяо Синчэнь. — Прости, что обманул тебя.
— Я впервые в жизни искренне хочу, чтобы его было не в чем упрекнуть.
Прощаться А-Цин не выходит. Но она будет ждать, сколько потребуется.
***
— Почему бы этим людям просто не прекратить быть нищими и слабыми? А еще лучше — живыми… — Сюэ Ян со стоном роняет голову на низкий столик. Из-за малой высоты для этого ему приходится согнуться в три погибели, что кажется, будто он истово бьет поклоны.
Мин Лицинь с беспокойством смотрит на откляченный зад учителя и вздыхает.
— Нужно еще совсем чуть-чуть потерпеть, а потом мы вернемся в поместье, и вы нам покажете ту печать для быстрого разложения, как и обещали, — оптимистично говорит она, обмахивая стенающего Сюэ Яна веером.
— Да, там остался всего один человек, — соглашается Мин Шу, выглядывая за приоткрытую дверь. — Позвать его?
Сегодня очередь близняшек помогать с просителями. И когда их двое, можно обойтись без посторонних слуг, перед которыми тоже нужно постоянно не только держать Мнимую личину, но еще и притворяться приличным человеком во всех остальных смыслах слова.
— Дай догадаюсь, очередной попрошайка… — Сюэ Ян неохотно отрывает голову от столика, выпрямляясь с не менее выразительным стоном. Сколько сегодня было этих дурацких прихожан? Два десятка, три? Точно не сосчитать, зато он может с уверенностью сказать, что успел состариться на несколько лет во время этого сеанса насилия над его разумом. Слушать чужое нытье без возможности хотя бы позлорадствовать уже само по себе просто выше его сил!
— С виду босяк, — подтверждает младшая дева Мин.
— Ладно, пускай заходит, я быстренько пошлю его заняться исследованием глубоких и темных мест, и ноги моей здесь больше не будет, — обреченно взмахивает руками Сюэ Ян, в который раз жалея о том, что решил притвориться столь высокопоставленным лицом. Проклятая точка на лбу жжет, как клеймо, напоминая о том, чем обычно оборачиваются попытки обхитрить Яо. Все, кто затевают с ним игры, по итогу оказываются в еще более глубоких и темных местах, куда суждено отправиться последнему на сегодня просителю.
— Господин Цзинь Ю готов вас принять, — торжественно сообщает Мин Шу, открывая дверь.
Сюэ Ян кидает тоскливый взор в сторону окна, даже не взглянув на вошедшего. Он только краем глаза улавливает, как ползут вверх брови стоящей рядом с ним второй девы Мин, словно она чем-то крайне озадачена. Если источник головной боли в лице последнего на сегодня страждущего решил с порога раздеться или выкинуть что-то подобное — всякое случалось! — дабы впечатлить общественность, то это исключительно его трудности… За окном уже темно, но это не мешает мечтательно туда смотреть, надеясь на какое-нибудь чудо, которое прекратит его мучения или хотя бы предотвратит их систематическое повторение. Если сказаться больным, это будет хороший повод больше не выслушивать этих идиотов-просителей?
— Мое почтение, достойный господин, но я бы хотел поговорить лично с Верховным Заклинателем.
Сюэ Ян неосознанно вздрагивает, издает измученный смешок и бормочет себе под нос:
— Да вы тут все хотите господина Верховного Заклинателя, даже я его хочу, чтобы отпинать хорошенько… — он с крайней неохотой соизволяет повернуть голову в сторону говорящего.
И наконец понимает, чем вызвано удивление сестер Мин (у второй тоже на лице застыл не слишком вежливый интерес), и откуда взялось это странное острое ощущение, которое появилось одновременно с первыми словами, сорвавшимися с губ посетителя — словно ему во вспоротый живот плеснули кипятком, опаляя нутро.
В этом кабинете, в мыслях мгновенно сжавшемся до размеров каморки, еле способной вместить двоих, сейчас непозволительно много людей с одинаковыми лицами.