Говорят, что лучший способ к себе расположить человека — улыбнуться ему. Сюэ Ян не очень верит в это утверждение, потому что обычно его чарующая улыбка имеет ровно противоположное действие. Но сейчас он старается изо всех сил: еще немного — и судороги схватят!
— Да, неудачно с голосом получилось, — нервно посмеиваясь, говорит он, потеряв всякую надежду, что его руку отпустят. Захват, может, и стал мягче, но все еще крепкий.
— Не только с ним, — качает головой Сяо Синчэнь. Его собственный голос достаточно спокоен, но слегка подрагивает.
— Ты слишком неожиданно появился! — с укором отзывается Сюэ Ян. И не без любопытства спрашивает: — На чем я еще прокололся, даочжан?
— Стол завален обертками от конфет, и я не встречал никого, кроме тебя, кто станет носить перчатки в помещении, — тот приподнимает уголок губ, словно это ему действительно кажется довольно забавным. — Но, зная твою тягу к… представлениям, я позволил тебе разыграть все до конца.
— И выставил меня ярмарочным дурачком, — хмыкает Сюэ Ян, глядя на свою плененную руку, наглухо затянутую в ткань. — Удружил.
— Ты собирался сделать со мной то же самое, — Сяо Синчэнь все еще до омерзения умиротворен.
Ведет себя так, будто не целый год прошел с последней встречи, а от силы пара дней! Он что, благовоний нанюхался перед входом, что весь из себя такой… радушный? Хотя, если так подумать, вообще невозможно вспомнить, когда даочжан выходил из себя. Даже когда прозрел, его волновало лишь то, чтобы Сюэ Ян кровью не истек, а не то, что его дурили столько времени…
— Не могу этого отрицать. Но знаешь, если бы ты обознался… Кидаться на постороннего человека — как не стыдно!
— Разве может быть посторонним человек с моим лицом? Мне ведь не показалось?
Ишь, какой глазастый! Глазастый… Сюэ Ян против воли издает глупый смешок и мнительно заявляет:
— Не сбейся моя маскировка, то я бы обязательно выдал себя за твоего потерянного брата и смог бы выкрутиться.
— Не сомневаюсь. Интересная техника, к слову — я о таком только слышал, — отстраненно комментирует Сяо Синчэнь.
— Гораздо проще воспроизводить знакомое лицо, чем придумывать новое. Так что уж не обессудь, но твой светлый лик очень удобен. — Удобен во всем, кроме постоянных насмешек от Яо, а теперь еще и от детишек.
— Мне приятно, что ты не успел меня забыть. — Хватка на запястье в какой-то момент становится легкими поглаживаниями, не слишком ощутимыми через перчатку, но вырываться уже как-то не хочется. — Но тем не менее… Почему ты здесь?
Ну вот и все, шутки кончились. Святой даочжан снова из великой милости сначала разрешил немного повеселиться за свой счет, а потом прижал к стене. Пока что еще исключительно в переносном смысле. Но если ему не понравится то, что он услышит, за реальным впечатыванием в твердые поверхности дело не постоит! А ему не понравится.
— Потому что, как несложно догадаться, я сюда пришел и остался, — кривится Сюэ Ян. Он не считает нужным ставить собеседника в известность о талисмане Переноса и том, что активирован тот был не специально. Потому что если Сяо Синчэнь решит повторить свой глупый вопрос, из-за которого все и случилось, придется прыгать в окно, а это в планы не входит. По крайней мере, чем позже это случится, тем лучше! — А тебя сюда какими ветрами занесло?
— Я тебя искал, — даочжан говорит это тем самым своим кристально честным и простодушным тоном, от которого обычно у окружающих сводит зубы. Ну у Сюэ Яна так точно! Правда сейчас, против обыкновения, тянет где-то между ребер.
— И ты нашел. Но каким образом?
— Можешь считать, что меня сюда привела судьба.
Над такой пафосной банальщиной можно только посмеяться.
— Ну да, из всех возможных дней, ты зашел именно в тот, когда я изображаю приличного Цзиня! — фыркает Сюэ Ян, поражаясь этому совпадению. И тому, что если даочжан смог понять, где его можно найти, пускай и спустя такой долгий срок, он непозволительно хорошо успел его изучить.
— «Цзиня»? — повторяет за ним тот, явно ожидая каких-то пояснений.
— Разыскиваемых преступников тут не слишком жалуют, а вот от Цзиней в полном восторге. Особенно от братьев Верховного Заклинателя, — Сюэ Ян невесело усмехается.
— И полагаю, ты этим доволен, — даочжан говорит серьезно, но в голосе можно уловить некоторые сомнения. Он даже недоверчивым взглядом окидывает золотые одеяния своего собеседника, словно считает, что это может подходить кому угодно, только не ему. И с этим сложно поспорить.
— Ну, в общем-то, есть свои преимущества, — довольно искренне начинает Сюэ Ян. — Еда, крыша над головой, глаз вот новый выдали… Не видит, правда, ни хрена и смотрит только в одну сторону, но уже неплохо, — он стучит пальцем по стеклянному шарику в своей глазнице. А еще дневники Старейшины Илин и куча материала для исследований и экспериментов, но об этом лучше не говорить.
— И юные девы, — заканчивает за него Сяо Синчэнь.
Сюэ Ян издает раздосадованный стон. Как же он мог упустить, что единственное, способное с треском сорвать даочжану крышу (кроме убийств, разумеется) — его донельзя нелепые предположения, что всех вокруг хлебом не корми, дай утащить его спутника к себе в койку, в которую тот наверняка не прочь и сам прыгнуть. И понятное дело, что сестрицы Мин, которые недавно чуть ли не на голову Сюэ Яну залезли, произвели просто неизгладимое впечатление. Удивительно, что так долго держался, а не вызвал их на дуэль!
— Даочжан, за это время мой член ни с кем, кроме моей руки, дел не имел! — пламенно заверяет он. — И чужие члены со мной тоже дел не имели, ты у меня нынче во всех смыслах единственный! Хотя желающих было хоть отбавляй — твоя физиономия, знаешь ли, имеет успех…
К стене его все-таки прижали уже в буквальном смысле. Если сейчас сюда кто-то вломится, то увидит чудную картину: какой-то босяк, опираясь одним коленом на отнюдь не предназначенный для таких дел стол, нависает сверху над почтенным господином Цзинь Ю, стараясь тому обеспечить еще более близкое родство с каким-то бравым предком, изображенным на гобелене за его спиной.
Конечно, Сюэ Ян может при должном желании освободиться и даже обе руки в захвате для него совершенно не помеха. Сяо Синчэнь, само собой, тоже это знает, но с честью выдерживает насмешливый взгляд, только придвигается еще ближе; брошенный веер жалобно трещит под его ногой.
Такой даочжан, который изо всех сил пытается показать себя хозяином положения, определенно может… взволновать. Что с успехом и делает; особенно впечатляют эти безумные искорки в глазу на изможденном лице — это у него что, щетина проступает, серьезно?! — которое кажется еще бледнее обычного из-за темных одежд. Сюэ Ян не отрываясь смотрит на него, неосознанно облизывая губы и переводя сбившееся дыхание. Теперь идея публичного раздевания посетителей кажется весьма привлекательной — настолько, что можно позволить себе расслабиться в этом подобии объятий в ожидании продолжения.
— Так почему же ты тогда ушел? И почему не вернулся?
Ну вот — прощай, безумие, привет, страдания! Сяо Синчэнь наконец дал волю своим эмоциям, и проявляется, конечно же, его самая любимая: на губах трагичный изгиб, а во взоре непонимание и бесконечная тоска.
— Эх, даочжан, умеешь ты сбить настроение, — разочарованно вздыхает Сюэ Ян, чувствуя, как под спиной за компанию страдает помятый дедуля Цзинь. — А я только хотел спросить, собираешься ли ты меня отшлепать за то, что я был плохим мальчиком.
А теперь Сяо Синчэнь в замешательстве. Не может выбрать — воспользоваться таким заманчивым предложением или же возвратиться к своему скучнейшему допросу. И, к сожалению, он выбирает второе:
— Ответь мне.
Судя по его выражению лица, сей выбор дался ему весьма непросто, что дарит неуловимую надежду на то, что он еще вернется к этой мысли.
— Хочешь узнать, почему я ушел? — обреченно вздыхает Сюэ Ян, ерзая на месте и пытаясь устроиться поудобнее. Прекращать обтирать им хозяйские стены даочжан явно не собирается. — Я тебе скажу.