Сюэ Ян не отказывает себе в удовольствии выдержать драматичную паузу, и ему кажется, будто он слышит, как чужое сердце забилось быстрее.
— Сдохнуть мне не хотелось, вот почему.
С губ Сяо Синчэня срывается облегченный вздох, однако он выглядит весьма растерянным из-за такого ответа.
— Тебе со мной ничего не угрожало, — возражает он.
— О, мой дражайший даочжан, ты мне и угрожал, вот этой штучкой, — он вырывает руку из захвата, чтобы ткнуть пальцем в длинный сверток за спиной оппонента, в котором наверняка находится замотанный в ткань Шуанхуа. — Ты же прекрасно знаешь, как я отношусь к твоему дорогому дружку. Пробудь я там еще хоть мгновение, и я бы обязательно его убил, а развитие дальнейших событий представить несложно.
И ведь почти правду сказал! Никто не исключает вероятности того, услышь Сяо Синчэнь, что Сюэ Ян не испытывает к нему никакой любви, то не провернул бы тому меч в каких-нибудь интересных местах с летальным исходом. Но наличие Сун Ланя тоже звучит весьма правдоподобно — убить его хотелось просто до дрожи в коленях.
Даочжан все еще недоверчиво смотрит, потому приходится добавить прочувствованное:
— Разве я мог позволить тебе взять такой грех на душу? Считай это услугой!
Где-то он что-то подобное уже слышал, но это не суть.
— Ты хочешь сказать, что ушел ради меня? И ни по какой иной причине? — после затянувшегося молчания уточняет Сяо Синчэнь.
— Можно сказать и так, — решает не спорить Сюэ Ян. Раз уж даочжан решил пойти ему навстречу со своим пониманием ситуации… Почему бы этим не воспользоваться и не сказать ему то, что он желает услышать? И будет просто замечательно, если на этом все и закончится.
— А ты хотя бы хотел вернуться?
Какой ему ответ нужен? Что Сюэ Ян думал об этом почти каждый проклятый день, что здесь находится, и ничто не могло выбить до конца эти мысли? И что с каждым днем становилось все только хуже, а мучения Чан Пина на самом деле не так уж и забавляли после осознания того, что это были попытки отвлечься и сделать вид, что именно это ему и нужно? Или может, то, что он смог сам себе сказать это всего несколько мгновений назад, до того тщательно блокируя попытки разума задуматься на этот счет?.. Нет, такое даочжан никогда не услышит.
— А сам как думаешь? — Сюэ Ян издает невеселый смешок и ловко высвобождает вторую руку из захвата. И, недобро прищурившись, саркастично интересуется: — Куда, по-твоему, я должен был возвращаться? К тебе и твоему ненаглядному Цзыченю, любоваться, как вы наслаждаетесь всеми прелестями былой дружбы?
— Я… Я не очень понимаю, о чем ты… — сконфуженно тянет Сяо Синчэнь и замирает с застывшей в воздухе рукой, словно предлагает обратно вложить свою ладонь в его.
— Так уж и не понимаешь? — фыркает Сюэ Ян. — В жизни не поверю, что ты даже не попытался удовлетворить свое любопытство, каково это — посамосовершенствоваться разок-другой вместе с любимым другом? Ты умеешь быть настойчивым, даочжан, и я уверен, что ты вполне оказался способен растопить лед, которым покрыт член Сун Ланя. Ну или задница — не знаю, что тебе предпочтительнее!
Глаз Сяо Синчэня открыт настолько широко, будто этим он пытается компенсировать отсутствие второго. Он явно собирается что-то возразить, но не успевает придумать достойный ответ, полностью выражающий его замешательство и возмущение. Сюэ Ян подается вперед, чтобы продолжить вкрадчивым голосом на ухо:
— А может, это он первый шаг сделал? Поделишься подробностями? С удовольствием послушаю про то, как вы под святые мантры друг друга трахали! Поклоны отбить успели? А за мной ты пришел, чтобы поделиться этой чудной новостью или на церемонию пригласить?.. — он истерически смеется, представив себе эту картину. Если бы его хорошо попросили, он бы и песню спел в честь счастливой пары! Срамную, как и нужно. А то Яо так и не пожелал ознакомиться с его певческим талантом, так хоть тут…
Он может продолжать и дальше, пусть и отдает себе отчет, что это уже на грани абсурда. Даочжан находится здесь — значит, даже если перед ним стоял выбор между Сюэ Яном и никчемным ублюдком Сун Ланем (который не то что на нового спутника по самосовершенствованию, а даже на одноразового любовника не тянет), он был сделан в пользу первого. Но лучшая защита — нападение, хоть и не до конца ясно, от чего же он защищается — от Сяо Синчэня или от собственных мыслей, выбравшихся из глубин подсознания.
— Ты сам вообще веришь в то, что говоришь? — даочжан предпочитает не знать, что еще способен придумать собеседник. Он ловит в ладони лицо все еще трясущегося от сиплого смеха Сюэ Яна и мягко, но настойчиво разворачивает к себе. — Ты мой спутник на пути самосовершенствования, и еще ни разу у меня не было помыслов от этого отказаться. Разве я когда-нибудь давал тебе повод думать, что способен предать нашу связь?
— А я давал?! — с вызовом отзывается тот. Прикосновения к лицу обжигают, дыхание снова сбивается. — Если у тебя постоянно башню рвет на пустом месте, почему мне нельзя? Или у даосов особые привилегии?
— Ты меня ревнуешь, — неверяще говорит Сяо Синчэнь, будто вообще даже не мог предположить, что такое может быть.
— А ты меня сейчас придушишь. Или челюсть сломаешь, — невнятно выдавливает из себя Сюэ Ян, потому что пальцы на его щеках сжались так сильно, что синяки обеспечены.
С этим проще не спорить, пускай даочжан думает, что хочет! С ревностью он, конечно, хватанул: особой радости от созерцания Сяо Синчэня в объятиях дружка-даоса Сюэ Ян не испытает, но исключительно потому, что это будет на редкость скучно, беззатейно и невероятно долго. Однако и рыдать не станет, потому что можно будет отпраздновать безвременную кончину Сун Ланя, что хорошо скрасит досуг. Какая же это ревность? Логическая цепочка не выдерживает никакой критики, но дает кратковременное успокоение. Которое тут же разбивается вдребезги вдохновленным:
— Значит, ты все-таки меня…
Хватка ослабевает, и Сюэ Ян чувствует чужое прерывистое от волнения дыхание на своих губах. От этого по всему телу пробегает дрожь, похожая на горячечный озноб, как при лихорадке. Ему совершенно не хочется знать, как даочжан собирается закончить эту фразу. И есть только один способ остаться в счастливом неведении, если конечно, в планы все еще не входит прыгать в окно. Там снизу растут совсем неуместные в саду Ланьлина уже опавшие розовые кусты, и близкое знакомство своей задницы с ними тоже пока не запланировано.
— Так где же Сун Лань? — на выдохе спрашивает Сюэ Ян.
— Наши пути разошлись, — бесцветным голосом произносит Сяо Синчэнь, слегка отодвигаясь, но его лицо все еще непозволительно близко. На мгновение он зажмуривается, встряхивая головой, будто пытается избавиться от какого-то наваждения. Он что, думал избежать этого вопроса? Или надеялся на что-то еще?
— Не задалась дружба? — в этих словах нет и намека на сочувствие, хотя пальцы, пропущенные сквозь чужие волосы могут подарить такую иллюзию. Надо же, столько бродил по свету, а те все равно чистые и мягкие, чудеса!
— Не так хорошо, как твоя с господином Цзинь.
Это была ирония? Если да, то двойная — потому что вряд ли нынешнее вынужденное сотрудничество можно назвать дружбой. Но такой ответ более чем устраивает. Стало быть, некогда неразлучная парочка даосов не смогла воссоединиться, чтобы идти по дорогам, насильно причиняя всем встречным справедливость.
— А девчонку где потерял?
Как он умудрился отделаться от этой занозы в заднице? Не привязал же ее к столбу возле входа, как упрямого осла?
— А-Цин ждет нас в приграничье.
Сюэ Ян скрипит зубами от досады. Если и есть на свете еще более нежеланный разговор, чем о любви, так это тот, что будет сейчас.
— Тогда спешу разочаровать: «нас» она не дождется, — резко говорит он, делая ударение на этом слове, так сильно резанувшем слух. Он отстраняется и сбрасывает с себя руки даочжана, порывистым движением поднимаясь на ноги. Подол золотых одеяний на мгновение взмывает в воздух.
— Что ты хочешь этим сказать? — Сяо Синчэнь оседает на низком столике, на который все это время опирался коленями.
Сюэ Ян намеренно смотрит в сторону, сверля взглядом цветы на резной раме окна.
— То, что я остаюсь здесь. А ты возвращаешься к Врушке и идешь, куда глаз глядит. И забываешь обратную дорогу.
Ощущения от сказанного находятся где-то между телегой, наезжающей на палец, и вырыванием собственного глаза.