— Если это твоя очередная шутка, то либо я разучился их понимать, либо она действительно несмешная.
— Ты и половины из них никогда не понимал… — бормочет Сюэ Ян, устало потирая переносицу.
— Тогда, будь добр, объясни.
Самым разумным и правильным будет сейчас сказать, что у него все замечательно, по крайней мере, так было до появления одного определенного даоса, так что пускай убирается куда подальше, потому что Сюэ Ян не намерен ничего менять. И, к слову, радости никакой от присутствия своего спутника на пути самосовершенствования он не испытывает, а о любви можно даже и не заговаривать — ею там никогда и не пахло! И это будет даже частично правдой, ведь большинство его проблем связаны с тем, что у Сяо Синчэня нездоровая тяга лезть в его дела и переворачивать все с ног на голову. А также это можно считать своеобразной местью… Ведь как там говорила покойная Чуйшэнь: можно просто уйти, и даочжан сам отлично загнется от своих страданий? А если его прогнать, будет то же самое. Пора бы уже расставить приоритеты в жизни и послушать умных людей — если человек умирает своей смертью, значит, кое-какие мозги у него все же имеются. А после нужно постараться убедить себя в правильности этого решения, что, скорее всего, провалится с треском.
А можно поддаться собственным слабостям и признаться, что сильнее всего в этот момент Сюэ Ян желает, чтобы его увели отсюда за руку, и позволить немедленно это сделать. Хотя бы на недолгий срок он сможет ощутить подобие жизни вместо существования в загоне под строгим присмотром хозяина. Правда, когда тот вернется и, дернув за поводок, обнаружит пустой конец, не будет даже подобия.
Сюэ Ян обходит столик по кругу и, наклоняясь, начинает шарить рукой среди разбросанных в порыве эмоций конфетных оберток в надежде отыскать хоть одну не пустую. Он искренне надеется, что нечто привычное и приятное поможет ему привести мысли в порядок и найти правильный ответ. Пока что он может только с уверенностью сказать, что ни одна из этих крайностей точно им не является.
— Я предполагал, что тебе это будет нужно.
Сюэ Ян шумно втягивает сквозь зубы воздух, глядя на лежащую на ладони Сяо Синчэня конфету. Бумага, в которую та завернута, настолько потерта, что можно не сомневаться — она у него хранится больше полугода.
— Ты просто невозможный, знаешь об этом? — Сюэ Ян обессиленно опускается на колени рядом, склоняя голову к чужой груди. Конфета, перекочевавшая в его руку, а затем и в рот, должна быть сладкой, но вкуса он не чувствует. Хотел, чтобы даочжан боролся за него до последнего, хотел гордость свою потешить? Вот и получил — уложили одним ударом! Только вот Сяо Синчэнь об этом не подозревает.
— Знаю.
Сюэ Ян зажмуривается и глубоко вдыхает, прежде чем через силу произносит:
— Даочжан, если бы я мог отсюда уйти, я бы давно уже ушел. — Он слышит, как ускорилось дыхание Сяо Синчэня, и считает нужным добавить, чтобы не чувствовать себя окончательно поверженным: — Не искать тебя, не обольщайся, а просто так, хоть куда-нибудь! Нет, возможно, мне бы нестерпимо захотелось укоротить на голову твоего милого дружка, и пришлось бы тебя найти… Ну или еще для чего… Неважно! — обрывает он себя, слыша короткий смешок. Ему что, не верят?!
— Но ты же сам сюда пришел? — Сяо Синчэнь не обижается и не отталкивает, а всеми силами показывает готовность выслушать.
— До меня не сразу дошло, что это дорога в один конец. Как только я сделаю лишний шаг в сторону, меня мигом объявят в розыск и на этот раз искать будут с гораздо большим рвением. И найдут.
Даочжан, конечно, не самая подходящая цель для жалоб на то, что за преступления, оказывается, принято нести наказание, а Сюэ Яна такой расклад дел как-то не устраивает.
— А-Ян, а ты разве сделал что-то такое, за что тебя могут… Ну... Ты понимаешь? — едва ли не затаив дыхание, осторожно интересуется Сяо Синчэнь. Не надо долго гадать, на какой ответ он рассчитывает.
— А ты думаешь, что все мои старые подвиги забыли и простили? Или считаешь, я недостаточно постарался? Спроси об этом почтенного даочжана Суна, он с радостью с тобой это обсудит, — ехидно советует Сюэ Ян, поднимая взгляд. Про Чан Пина он, естественно, не признается даже под угрозой потерять все остальные пальцы. Но о былых похождениях Сяо Синчэнь прекрасно в курсе, потому это можно использовать.
Первая волна паники от неожиданного вторжения даочжана в поток рутины и горечи от безвыходного положения уже сошла, будто изгнанная взмахом рук, которые его сейчас обхватывают за плечи и легко гладят по спине. И возвратившаяся способность хоть сколько-нибудь трезво мыслить очень кстати: позволяет взвешивать свои ответы и не ляпать первое, что приходит в воспаленный разум.
— Но ведь господин Верховный Заклинатель обещал… — без особой уверенности возражает Сяо Синчэнь.
Сюэ Ян заходится в визгливом нервном смехе. Нет, как даочжан вообще дожил до своих лет и не помер с таким простодушием? Это уму непостижимо! Каждый раз это осознание приходит, как в первый.
— Ты же понимаешь, что тогда я смог доползти до канавы, где ты меня нашел, только потому, что Яо мне это позволил по старой дружбе? Надеюсь, ты не думаешь, что если вежливо его попросишь, он тебе меня презентует, обвязав золотой ленточкой, и отпустит с миром?
Судя по судорожно поджатым губам Сяо Синчэня — именно так и думал. Нет уж, если ему так щемит вступить в настоящее дерьмо мира заклинателей, а не довольствоваться красивой вывеской, которую тот сам себе нарисовал и любуется, пускай услышит правду.
— Я подозревал что-то подобное после нашего разговора с господином Цзинь, — не слишком охотно отвечает тот. — Но не хотел верить.
Ну уже полегче, не так все запущено!
— Мои яйца зажаты слишком крепко, чтобы рыпаться, — говорит Сюэ Ян, подводя итог.
Даочжан награждает его подозрительным взглядом, словно оценивая, насколько это выражение фигурально, и были ли задействованы в этом реальные сокровенные части тела. Потому что если вдруг да, то кому-то их зажмут по второму кругу, а то и вовсе оторвут. С самой благожелательной улыбкой и глубочайшей заботой.
— Но зачем ты нужен Верховному Заклинателю? Ведь явно же не для этого, — Сяо Синчэнь слегка кривится, проводя пальцами по вышивке на золотых одеяниях. Догадался, что изображать братца Яо и посылать от его имени по всем возможным направлениям постылых прихожан — не главная обязанность Сюэ Яна. — Ты делаешь для него что-то… особенное?
Очень хочется ввернуть какую-нибудь скабрезность, но зная даочжана с его мнительностью, шутку тот совсем не оценит. Все же как его клинит на почве единоличного владения своим спутником, сил нет… Но следует признать, есть в этом что-то греющее душу. Если так можно назвать тянущее чувство, неизменно зарождающееся где-то между ребер и расползающееся по всему телу, стоит лишь об этом подумать.
— В основном я изображаю хреновую замену Старейшины Илин с помесью няньки, — усмехается Сюэ Ян. На самом деле, это и впрямь довольно забавно, если не быть главным действующим лицом в этом балагане. И по совместительству это то, в чем можно признаться, если не вдаваться в интригующие подробности. Мало ли он там свитки детишкам вслух зачитывает, как в каком-нибудь Гусу…
— Это как? — удивляется Сяо Синчэнь. Это точно совсем не то, что он ожидал услышать.
— Превращаю адептов Ланьлин Цзинь в последователей Темного Пути. Здесь понимают, что во время битвы на одном благородном махании мечом далеко не уедешь. Естественно, в остальных Орденах об этом не в курсе.
Сдавать Яо с потрохами — не лучшая идея, но если тонешь сам, можно утащить за собой и соседей, чтобы было не так обидно. Да и что даочжан сделает — пойдет всем расскажет страшный секрет? Можно подумать, кто-то поверит в подобную чушь: тайная школа запретных искусств под началом самого Верховного Заклинателя!
Сяо Синчэнь молчит очень долго — то ли пытается сопоставить своего спутника с ролью наставника, то ли ему требуется время переварить все услышанное и смириться с непреодолимыми обстоятельствами.
— Если ты не можешь уйти, я могу остаться здесь с тобой.
Нет, только не это! Сюэ Ян до последнего надеялся, что даочжан не скажет этого вслух.
— Совсем крыша отъехала? Я не вручу Яо еще один повод мной вертеть, как ему вздумается, — резко протестует таким идеям Сюэ Ян. Будто ему бездарно подохшего Чан Пина не хватает! — Я и так перед ним на задних лапках прыгаю, а если тут еще и ты будешь, то я по щелчку пальцев буду всему Ордену Цзинь задницу лизать и добавки просить! А ты пока единственный, с кем я вообще на это добровольно шел, и список этот расширять не намерен!
Сяо Синчэнь никак не может определиться, как ему отреагировать на эту отповедь — преисполниться гордостью за свою исключительность или продолжить вести допрос. Его щеки покрываются легким неровным румянцем, что свидетельствует о нахлынувших на него пикантных воспоминаниях, однако он быстро приходит в себя. А жаль — он все еще мог бы воспользоваться возможностью предаться прощальной страсти на облюбованном им столе, но почему-то считает, что пустопорожние разговоры интереснее.
— Я не понимаю почему.
— Даочжан, ну чего тут можно не понимать? — стонет Сюэ Ян. — Попытаюсь объяснить на понятном тебе языке: на что ты согласишься, если мне будет угрожать смерть?
Больше и говорить ничего не требуется — тому становится все предельно ясно.
— На все, — коротко отвечает он и, хвала всем высшим силам, замолкает.
Если совсем быть честным, то гораздо вероятнее шантаж не столько жизнью Сяо Синчэня, сколько раскрытием ему всей правды о бурной деятельности Сюэ Яна, но если даочжан будет мешать, от него и правда быстро избавятся. Ведь Яо сразу дал ясно понять, что никаких даосов он тут видеть не желает, дескать, они дурно влияют на продуктивность. И с этим очень сложно поспорить — с ним под боком только в свитках и копаться.
— А Верховного Заклинателя сейчас действительно нет в Башне?..
Этот внезапный вопрос выбивает из колеи и заставляет наградить Сяо Синчэня настороженным взглядом.
— До конца луны точно не будет, а что? Даочжан, если ты все еще думаешь, что можешь меня скрутить и унести в закат, а потом никто не хватится — это дурная идея, — Сюэ Ян даже отодвигается и отползает в сторону, если его спутник, у которого опять во взоре начали появляться эти невероятно привлекательные искры безумия, вдруг вздумает выкинуть какой-нибудь фокус. Например, дать ему по голове и утащить за ногу через те самые розовые кусты.
— Я понимаю, почему ты не можешь уйти и почему мне нельзя остаться с тобой навеки, — горько говорит даочжан. Он наконец решает, что сидеть с ногами на столе — не самая достойная поза для такого пристойного человека, как он, и потому слезает с него, с удивлением обнаруживая под собой сломанный веер. Он несколько мгновений смотрит на расписанную цветами ткань и откладывает его в сторону. — Но хотя бы на эти несколько дней мы можем сделать вид, что все по-прежнему?
Сюэ Ян закусывает губу в сомнениях. Он даже не рассматривал такой вариант. Точнее, не предполагал, что даочжан может на такое согласиться и, более того, сам предложить.
— А-Ян, не желай те меня видеть, ты бы не позволил мне себя узнать.
— Даочжан, ты иногда такой коварный.