Даочжан честно держится и не задает ни единого вопроса по пути, покорно следуя за Сюэ Яном по закоулкам и неприметным дорожкам сада, при малейшем постороннем шуме ныряя в тень и притворяясь недвижной статуей. Даже когда открывается проход под заросшей лозой беседкой, только вскидывает бровь, выказывая молчаливый интерес к конструкции бесшумно сдвигающихся плит с помощью последовательной активации печатей. Зайдет внутрь только тот, кто знает наверняка.
С потолка подземного коридора, ведущего к поместью, льется тусклый мерцающий свет, который у Сюэ Яна неизменно вызывает легкое головокружение. Он проводит ладонью от лба до подбородка, развеивая Мнимую личину, которую пришлось вернуть на случай столкновения с охраной. Ему всю дорогу было неуютно находиться в этой маскировке под ироничным взглядом Сяо Синчэня, который, как и Яо, находит в выборе внешности гораздо больше смысла, чем тот реально существует. Были, конечно, мысли в случае чего выдать даочжана за праздно шатающегося по саду господина Цзинь Ю, но удобнее его пихать в ближайшие кусты, чем вызывать закономерные подозрения у адептов. В самом деле, ну с чего это такой достойный человек обрядился в грязные тряпки вместо золотых одеяний?
— Мне кажется, ты меня слегка… приукрасил, — уже подходя к концу коридора, бросает Сяо Синчэнь, и его голос эхом прокатывается по туннелю.
Не удержался-таки! Сюэ Ян не хочет отвечать на замечание, поэтому просто сообщает:
— Мы пришли.
Поместье находится в некотором отдалении от Башни Кои, надежно скрытое вокруг густым лесом и ограждающим энергетическим куполом. Хотя это слишком громкое слово для дома, в котором большую часть занимает подвал для экспериментов, а наверху только общий зал да несколько комнат. Но не являйся это место заодно и его личной темницей, Сюэ Ян испытывал бы к нему массу теплых чувств.
Шуанхуа восторгов гостеприимного хозяина не разделяет. Он взволнованно дрожит за спиной Сяо Синчэня, стремясь вырваться наружу из своего тряпичного плена, и тому приходится перехватить оружие перед собой обеими руками.
— Что здесь происходит? Я ни разу в жизни не встречал столько темной энергии, — говорит он, пытаясь успокоить свой меч.
— Даочжан, здесь почти все время находятся четверо темных заклинателей, а вокруг завеса, чтобы не портить общий энергетический фон и не приманивать всякую дрянь на территорию Ордена. Ты что, думал, тут от нашей благодати будут цветы распускаться и птички петь?
Здесь не растет даже трава, а вся живность давно издохла, перенасытившись темной энергией, у которой нет шансов вырваться за Барьер и рассеяться, и она продолжает копиться, порой помогая получить совершенно дивные результаты экспериментов. Сяо Синчэнь, кажется, вполне удовлетворен полученным объяснением, но не сказать, что сильно счастлив.
— Ты же не... — с опаской спрашивает он, переступая порог, чтобы зайти в дом. Ему даже не нужно договаривать, и так понятно, что он имеет в виду.
— Целыми днями расчленяю с детишками простых смертных самыми извращенными и темными способами, а затем учу их делать гирлянды из потрохов, — язвит Сюэ Ян, щелчками пальцев зажигая светильники в зале. Взгляд цепляется за оставленный на столе в центре комнаты поднос с едой — какие заботливые, однако, подопечные! Самих их нигде не видно, наверное, и правда ушли в Башню; хотя никто не исключает, что ушлые сестрицы спрятались в надежде увидеть что-нибудь любопытное.
— Это же шутка? — уточняет даочжан, озираясь по сторонам. Он уже ни в чем не уверен, и вибрирующий меч в руках не придает ему спокойствия. Он опускается на колени, разматывая ткань и вытаскивая Шуанхуа, чтобы утихомирить его прикосновениями. Из свертка на пол выпадает мухогонка, слегка облысевшая за столько лет, но все еще ослепительно-белая.
— А ты здесь видишь праздничные кишки по стенам? — невинно интересуется Сюэ Ян. — Конечно, я им тут не сказки читаю, но и ничего такого, за что ты должен немедленно устроить нам поездку на тот свет. Если хочешь, можешь весь дом обыскать, чтобы тебе спокойнее стало!
Он откровенно блефует, потому что понятия не имеет, насколько успешно ученики справились с печатью Разложения, и не прибавилось ли в подвале излишне ретивых лютых мертвецов. Но даже если они там вдруг обнаружатся, он будет стоять до последнего, уверяя, что впервые видит все это безобразие.
— Воздержусь, — качает головой Сяо Синчэнь. Наивно полагает, что никто так внаглую прямо ему в лицо врать не станет, и уж точно не его дражайший спутник на пути самосовершенствования. Он продолжает поглаживать изредка подрагивающий Шуанхуа, который все еще не столь доверчив к чужим словам.
Сюэ Ян неотрывно следит за длинными белыми пальцами, чуть ли не ласкающими меч, и шумно сглатывает. Такие картины только сильнее раззадоривают аппетит, и совсем не к еде. Даочжан перехватывает жадный взор, и его губы трогает легкая понимающая улыбка. Пальцы двигаются, неплотно обхватывают рукоять и ведут вверх-вниз. Их хочется ощутить на себе немедленно или хотя бы укусить, чтобы прекратить сие безобразие.
— Я надеюсь, ты вот этим вот, — облизывая пересохшие губы, комментирует Сюэ Ян это бесстыдное развращение даосского оружия, — мне намекаешь, что мы тут с тобой тоже не сказки будем другу другу рассказывать. Потому что если вдруг нет, то у меня для тебя плохие новости!
Сяо Синчэнь улыбается шире, на щеках появляется почти незаметный румянец, но едва ли он смущен. К счастью — или к сожалению, — акт грязных домогательств к Шуанхуа завершен. Меч оказывается лежащим на краю стола, а даочжан говорит:
— Ты все верно понял. Но на самом деле, прежде всего мне бы не помешало хотя бы умыться с дороги. Я слышал на улице плеск воды — могу я?..
Надо же, какой слух, недаром слепым был столько лет! За домом и правда находится источник для нужд поместья; никаких слуг не напасешься, чтобы таскали сюда воду каждый раз, когда нужно отмывать кровь и прочие последствия исследований.
— Конечно, меня устроит, если ты просто избавишься от этого тряпья, но раз ты настаиваешь… — усмехается Сюэ Ян, подавая ему руку, чтобы помочь встать, хоть это и излишний жест. Однако он не убирает ладонь, сжимая чужое запястье и ощущая волнительный жар кожи. — Это же мое старое ханьфу? Ума не приложу, почему ты не вышвырнул его — новые белые одежды не так уж сложно раздобыть. А без них ты будто и не мой даочжан!
— Не было нужды менять, к тому же, как оказалось, это весьма удобно, — пожимает плечами Сяо Синчэнь. Он кидает слегка неодобрительный взор на золотые одеяния Сюэ Яна — ему тоже не по вкусу преображение своего спутника. И простодушно добавляет: — И мне хотелось сохранить что-то на память. Будешь меня за это винить, А-Ян?
— Какой же ты сентиментальный! — с наигранным фырканьем отдергивает руку тот. Почему-то слышать пропитанные трепетом речи как-то… неловко, а Сюэ Ян не любит это ощущение всем сердцем, чувствуя себя уязвимым в подобные моменты. Он указывает на дверь, ведущую на задний двор, к источнику. — Можешь идти. И не трудись облачаться обратно.
Сяо Синчэнь делает шаг по направлению к выходу, но останавливается и резко оборачивается, что Сюэ Ян еле сдерживается, чтобы инстинктивно не отступить назад.
— Позволь мне сперва сделать кое-что, — просит даочжан. — Не могу перестать об этом думать с первого мгновения, как увидел тебя за тем столом.
Не находится ни единой причины отказать. Сюэ Ян медленно кивает и закрывает глаз, невольно вспоминая, как Сяо Синчэнь когда-то впервые обратился с такой же просьбой, чтобы дотронуться до его лица. Но сейчас в голове всего два варианта развития событий, и оба он готов вытерпеть.
Даочжан умеет быть непредсказуемым.
— Признаться, я ждал удара или поцелуя, — честно говорит Сюэ Ян. Он даже не мог предположить, что больше всего Сяо Синчэня занимала киноварная точка на лбу спутника, которую он жаждал собственноручно стереть.
— Считаешь, что ты заслужил? — даочжан не уточняет, что именно. Он растирает между пальцами красный комочек из снятой краски и опускает руку.
— Не уверен, — отвечает Сюэ Ян. — Может, и заслужил — тебе виднее. — Он тоже понятия не имеет, про что идет речь.
— Я не знаю, что из этого для тебя страшнее, — Сяо Синчэнь дергает уголком губ, но улыбнуться у него не получается. — И я совру, если скажу, что мне ни разу не хотелось тебя наказать.
— Даочжан, если ты продолжишь говорить такие вещи, ты не успеешь дойти до источника, — игриво усмехается Сюэ Ян, стараясь скрыть охватившее его волнение за показным весельем.
Когда дверь с тихим скрипом закрывается, он срывается с места, чтобы побыстрее оказаться у лестницы, ведущей в подвал. Пока даочжан занят, нужно проверить: не напортачили ли детишки с печатью и стоит ли ожидать какого-нибудь любопытного мертвяка в разгаре ночи. За себя Сюэ Ян не беспокоится, а вот за мужские силы даочжана после такого сюрприза…
Комнаты по обе стороны коридора пусты, только пепел от недавно уничтоженных тел взмывает вверх от резких потоков воздуха, когда открываются двери. Сюэ Ян даже испытывает некоторую гордость за своих учеников: не подвели-таки, от всех трупов поизбавлялись, даже от тех, кто еще шевелился! В лаборатории для приготовления ядов на полу, где уже давно красовались въевшиеся в деревянный настил пятна крови, лежит ковер, прикрывая бурые следы. Явно откуда-то сверху притащили… Уровень доли приязни и благодарности к подопечным растет.
Сюэ Ян поднимается наверх, отмечая, что даочжан еще не вернулся, и беспечно шагает к своим покоям, которые за последние полгода уже стали роднее некуда. И, открыв дверь, застывает на пороге с сухим криком, застрявшим в горле.
— Поганые мелкие выродки! — вырывается у него; мнение о юных адептах клана Цзинь меняется в кардинально противоположную сторону. — Я из вас троих такое слеплю, что мать родная не узнает!
Хотя, скорее всего, к этой мерзопакости, которая творится в комнате, имеют отношение только сестры Мин. Под порывом безумного вдохновения вся комната заставлена чашами со свечами и утыкана тошнотворно чадящими благовониями, от которых слезится глаз и почему-то все чешется. А на кровати… Больше всего это похоже на то, будто кто-то предавался сладострастию на клумбе с пионами, а потом решил вывалить останки увечных цветов Сюэ Яну на покрывало. Откуда они тут взялись, одним Небожителям ведомо, потому что уже все давно отцвело; наверняка Цзини, пускай даже некровные, умеют их производить лично — не иначе как гадят пионами, потому они такие мятые! Невинно убиенные бутоны выглядят одновременно трагично и жутковато. И почти отвлекают внимание от болтающейся над постелью в виде импровизированного полога полупрозрачной тряпки, в которой можно с трудом опознать куски кое-чьих золотистых юбок.
— И как вы, интересно, с голыми задницами обратно до Башни бежали? — со стоном вопрошает Сюэ Ян у пустоты, с молниеносной скоростью подлетая к своей кровати, чтобы начать уничтожать учиненный юными девами бардак. И когда только успели? Ой, девки Врушке позавидуют, та никогда так не отхватывала, как влетит этим двоим... Да и мальчишке достанется за то, что не пресек их преступные намерения!
— Это было необязательно, но мне приятно такое внимание. Правда, не думай, что это облегчит твою участь.
Сюэ Ян застывает, прижимая к себе ворох из кусков вышитой материи, щедро посыпающий все вокруг желтыми лепестками, и поворачивается на голос.
На пороге комнаты стоит Сяо Синчэнь. Без всего этого темного тряпья его кожа будто светится, а белая мухогонка, небрежно перекинутая через локоть истинно даосским жестом, почти сливается с обнаженным телом.
— Ого, — только и может сказать Сюэ Ян, опуская мгновенно ослабевшие руки. Безжизненные цветы с тихим шорохом скатываются по упавшей золотой ткани на пол.