В доме, то есть домах клана Ань вечно стоит шум, к которому невозможно привыкнуть. Обитателей там гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд, и все они страсть как любят драть глотки друг на друга, не обращая внимания на свидетелей. Вообще, семейство бывшего ученика отнеслось к гостям в лице Сюэ Яна и Сяо Синчэня на удивление равнодушно. Поинтересовались только, не собираются ли господа заклинатели забрать с собой А-Цин, и, получив отрицательный ответ, отстали. Хотя неясно, что они хотели на самом деле услышать — некоторые были явно разочарованы.
Так вот, шум, который способен воспроизводить весь клан Ань разом, не идет ни в какое сравнение с непрерывным потоком воплей и визгов, исходящих от прибывших дев Мин. В один момент они воркуют над животом Врушки, а в следующий, стоит Сюэ Яну показаться им на глаза, уже представляют из себя сметающий все на своем пути ураган.
— Если я оглохну, кому-то из вас двоих придется пожертвовать мне свой слух, — со стоном предупреждает Сюэ Ян, поднимая перед собой руки. Увернуться от двойного вихря у него получилось, а избежать звона в ушах — нет. — Перестаньте орать!
— Вы очень-очень плохой человек, учитель Ян-Ян, — переведя дыхание, сообщает одна из сестер Мин.
А какая, кстати?.. Одежда у них сейчас одинаковая — довольно невзрачные по сравнению с былым золотом темные платья, — волосы убраны назад простыми заколками… Кажется, Мин Шу, несмотря на то, что младше, была выше. Или наоборот? А в остальном они почти не изменились, разве что лица окончательно растеряли детские черты — теперь это молодые женщины, а не юные девы.
— Для меня это не новость, — морщится Сюэ Ян, все еще задаваясь вопросами, как же теперь различать учениц. Ага, у одной вроде шрам какой-то над бровью — значит, скорее всего, это Мин Лицинь, она с большей вероятностью может получить такое украшение. — Но я вас сюда позвал не для этого.
Он снова кривится от обрушившегося на него шквала вопросов. А где он все это время был, а почему так долго не возвращался, а где господин Син-Син, не приведи Небожители с ним что-то случилось, а что…
— Мы так и будем посередь двора стоять? Тут ваших сказок еще всем с прошлого раза хватило! — резко встревает Врушка, все это время держащая на лице выражение брезгливой снисходительности. И выразительно косится в сторону открытого окна ближайшего дома. Вроде бы там живет особо любопытная тетушка Ань, страдающая приступами скуки… С заклинательством у нее не особо складывается, а со сплетнями она в полной гармонии.
— Это не сказки! — с неожиданным рвением отвлекаются сестры на свою — до сих пор не верится! — подругу. — Вот как ты думаешь, почему мы задержались? Печать активировалась в самый ответственный момент, и пришлось…
— Не сейчас! — рявкает на них А-Цин, и те с обиженным сопением замолкают, будто на них кто полог Немоты накинул. Даже завидно! — Идемте.
Уже облюбованным местом для сбора является дворик за одним из самых дальних домов — именно в нем живет бывший ученик со своей склочной супругой, и там же отвели комнату гостям. Закуток с двумя лавками и здоровенным камнем (к которому воспылал нездоровой страстью даочжан, проводя на нем почти все свободное время) не просматривается снаружи и тем самым не притягивает к себе внимание остального семейства Ань.
Сяо Синчэнь едва ли не соскальзывает со своего седалища для медитаций, когда замечает приближающуюся процессию. Судя по его несчастному выражению лица, он до последнего надеялся, что ученицы его дражайшего спутника не появятся в ближайшие лет десять. Хотя Ань Цян же всех предупредил, что девы Мин уже на подходе — видимо, печать на его руке среагировала каким-то особенным образом. Все же очень занятная техника, надо будет выяснить, что лежит в основе…
— Господин Син-Син!
Ну все, бежать ему уже некуда, а отбиваться воспитание не позволяет. Сяо Синчэнь стоически терпит облепивших его с двух сторон сестер, сыплющих комментариями относительно его персоны. Оказывается, ему лучше всего в белом, и как жаль, что это впервые удалось лицезреть, но вот седину в волосах нужно было все-таки закрасить, хотя и так очень даже красиво, придает его образу трагизма и умудренности. А еще…
— Я рад, что с вашей памятью все в порядке, — наконец выдавливает из себя он что-нибудь, приличествующее случаю.
— Ах, кстати об этом… — Мин Лицинь (шрам у нее, получен от одного ретивого мертвеца, поднявшегося раньше срока) с кровожадным взором поворачивается к Сюэ Яну, только присевшему на одну из лавок.
— А вы когда все вспомнили? — спрашивает он. Извиняться за свой поступок он не намерен, но ему крайне любопытно, как же сработала его экспериментальная техника. Ведь человеческий разум очень хрупкая материя!
Приступов стыда от наставника ждать не приходится, поэтому девы Мин, для виду еще немного поворчав, рассаживаются по местам, чтобы поделиться своей историей. В ходе рассказа возвращается еще и Ань Цян, и его встречают с большим энтузиазмом. Однако, на самом деле, всеобщую радость вызывает всученный его писклявой матушкой поднос с едой, но это уже детали.
Возвращение памяти настигает сестер Мин еще во время допроса от Цзинь Гуанъяо. Не полностью, а только смутными обрывками, но им хватает ума не подавать виду, потому что испытывать на себе повторно Дознание совершенно не хочется. И это еще раз убеждает Сюэ Яна в том, что у девиц мысли идут на одной волне: принимать скоординированные решения, при этом не говоря друг другу ни слова, им не впервой. Оставшиеся воспоминания собираются в полную картину еще почти целую луну, и только после этого вероломный Ань Цян — на этом моменте ученик инстинктивно прячется за А-Цин — выдает, что был в курсе планов наставника. И, разумеется, все тяготы женской обиды ложатся на его плечи.
— Так значит, Яо вас допрашивал… Не поверил, что я подох? — тянет Сюэ Ян. Его страдания бывших подопечных ни капли не заботят.
— Ему бы больше хотелось, чтобы вы остались в живых.
— И продолжил жрать его верховнозаклинательское дерьмо… — бормочет он, но ему такой ответ отчасти приятен. — Погодите, он все-таки купился?
Девы качают головами.
— Нам так не кажется. Но тело «господина Цзинь Ю» упокоено в семейном склепе со всеми почестями.
Сюэ Ян досадливо вздыхает.
— Жаль, я этого не видал… Красиво, наверное, хоронили… Я весь в золоте, с Цзянцзаем на груди! Конечно, не я, а та несчастная головешка… Но мог бы быть и я!
Он ловит на себе осуждающий взгляд Сяо Синчэня — его до сих пор от упоминания мнимой смерти, в которой его вынудили участвовать, трясет. А столько времени прошло, мог бы уже и успокоиться!
— Насчет Цзянцзая…
Сюэ Ян недоверчиво разглядывает два тонких золоченых лезвия на изящных рукоятях, выкованных специально под небольшую женскую руку. Даже цветочки какие-то выбиты по гарде, если присмотреться. Он ведет пальцем вдоль одного из клинков и выносит очень емкий и бранный вердикт:
— Я, конечно, польщен, но… что это за херня?!
Бывший Цзянцзай отзывается на оскорбление возмущенным дрожанием, чуть ли не мгновенно возвращаясь в руки новых владелиц, а затем и обратно за их спины.
— Если хотите, мы вам его вернем. Его можно снова перековать в один меч и снять позолоту.
Сюэ Ян прикрывает глаз, чувствуя приступ боли, идущей откуда-то изнутри. Он, несомненно, рад, что Цзянцзай не находится в Башне Кои, но какой в этом смысл? Да даже если его снова собрать в один меч, тот на прежнего хозяина даже не среагирует, не узнает. Для красоты его держать, что ли? Во время путешествий Сюэ Ян обзавелся не слишком длинным изогнутым клинком, похожим на серп — конечно, это тоже духовное оружие, которому глубоко плевать на владельца с запечатанным Золотым Ядром, но в руке лежит удобно. Нет нужды что-то менять.
— Когда придет время, я его заберу, а пока что развлекайтесь, — тщательно удерживая на лице беззаботное великодушие, отмахивается Сюэ Ян. Мол, не сильно-то и нужно. Даочжан снова на него смотрит тяжелым взглядом — не верит. Знает, почему отказался. Знает, что больно. Хорошо хоть, сидит на своем камне и молчит, а то совсем тошно было бы…
Слышатся облегченные вздохи — сестрам очень не хочется расставаться с оружием, которое, как оказалось, им пожаловал в качестве платы за верную службу покойный Цзинь Гуанъяо. Вместе с наказом продолжить неблагодарное дело так невовремя покинувшего мир Сюэ Яна. Дневники Старейшины Илин предположительно уничтожены огнем, но хотя бы часть записей о Темном пути можно восстановить? Вот пускай ученицы этим и займутся на благо Ордена, заодно о скорби позабудут.
Интересно, девы Мин понимают, что своими полученными знаниями выторговали себе жизнь? Ведь посчитай их Яо бесполезным грузом… Наверняка понимают. Несмотря на вернувшиеся воспоминания, они остаются в Ланьлин Цзинь до последнего — и нельзя их в этом винить. Преданность сбежавшему наставнику это, может, и хорошо, но своя задница ближе. Сюэ Ян на их месте поступил бы точно так же. И точно так же бы под шумок отчалил, как только начали всплывать все неприглядные делишки Верховного Заклинателя, а в Башню Кои начали стекаться все любители нести справедливость в массы. Яо на тот момент тоже была своя задница ближе, и две темные заклинательницы, которые утащили с собой улики против его уже и так скомпрометированной персоны, сыграли ему только на руку.
А после смены власти сестрам уже некуда возвращаться — не идти же под крыло нового главы Ордена, который на пару со своим дядюшкой, главой клана Цзян, в лучшем случае кинет их в тюрьму? Конечно, можно вновь облачиться в золото и притвориться простыми бесталанными адептами… Но разве это жизнь? Так что быть бродячими заклинательницами по всем заветам покинувшего их учителя — лучший выбор.
— А еще можно просто вернуться к себе домой, — бормочет себе под нос Ань Цян. Он знает, о чем говорит — ведь именно так он и поступил. И явно уже не в первый раз высказывается на этот счет.
— Там скучно, — отрезает Мин Лицинь. — Что нас ждет? Удачное, по мнению родителей, замужество за какими-нибудь младшими сынками из соседнего клана?
— К тому же у нас уже есть… — добавляет Мин Шу.
— Даже не начинайте! — стонет А-Цин, не давая ей закончить.
Сюэ Яну почти любопытно, о чем речь, но его на порядок сильнее волнует другое.
— Мне кто-нибудь скажет, как же мой дорогой друг умудрился помереть? Может, он как и я… уполз? — предполагает он не без надежды. А что, это очень похоже на Яо: всех одурачить, а потом вернуться через десяток лет с грандиозным планом мести! Он умеет выжидать. Главное, чтобы не пытался в это дело впутать самого Сюэ Яна, а так — успехов ему!
— Нет-нет. Нас, конечно, там не было, но господин Цзинь погиб на глазах у прославленных заклинателей, — возражают сестры Мин, отвлекаясь от своего спора с Врушкой. — Говорят…
Сюэ Ян только диву дается, слушая историю, полную театральщины — очень в стиле почившего друга. Хотя, зная сестриц и их неуемную фантазию, все можно смело делить на два, а то и на три. Но даже так описываемое представление, устроенное в храме, весьма впечатляет. М-да, лишиться руки и оказаться проткнутым названным братцем Ланем, должно быть, до жути обидно — кто ж оттуда вообще подвоха ждал? Звучит крайне сомнительно…
— И упокоен теперь почтенный Ляньфан-цзунь вместе c Чифэн-цзунем в одной могиле, — с надрывом заканчивают сестры.
Сюэ Ян встряхивает головой. Чего? Кажется, он что-то упустил!
— А с какого, простите, хрена? Яо ж его того… — он характерным жестом проводит себе по шее. Как это господа заклинатели допустили такое осквернение? И разве новым Верховным Заклинателем не стал младший Не? Он-то куда глядел?.. Бредятина какая-то.
— Вы чем слушали? — хмурится Мин Шу. — Старший господин Не восстал и затащил главу Цзинь к себе в гроб.
— Нет же, тот сам его поднял и туда бросился! — машет руками ее сестра.
— Да зачем ему это делать?
Сюэ Ян дальше не слушает перебранку, погружаясь в свои мысли. Каковы бы ни были причины, итог один: Яо гниет в компании Не Минцзюэ, для верности придавленный какой-то статуей. Чтобы не вылез, видать…
— Кошмарная смерть, — подает голос доселе молчавший Сяо Синчэнь. — Это же… ужасно.
Даже его, откровенно не переваривающего Цзинь Гуанъяо, проняло. Если он и желал смерти бывшему Верховному Заклинателю, то исключительно милосердную или хотя бы более естественную. Точнее, он был бы не против, подавись тот или споткнись неудачно, но никак не от руки братьев, и вообще, грешно об этом думать. Но если уж покинул этот мир, то так тому и быть, слезы лить не стоит.
— А как по мне — лучшей смерти и пожелать нельзя! — восклицает Сюэ Ян. Он с искренним восхищением прижимает руки к груди и выдыхает: — Вот это я понимаю — страсть, вот это — чувства!
— Что?!
Кажется, здесь не только сестрички умеют говорить в один голос, но и все остальные. Поэтому приходится им пояснить:
— Ну у них всегда было что-то такое… — Сюэ Ян почесывает подбородок, даже не зная, как получше выразиться. — Вот где искры летали, так это у Яо со своим братцем! Чесалось у него знатно… Аж до смерти! Уверен — он сам бросился в гроб, а Не и рад был его к себе утянуть!
Ничего романтичнее Сюэ Ян в жизни своей не слышал! Он еще раз вздыхает и поправляет повязку на глазу. Как бы не промокла… Нужно немедленно отставить эту лирику. Жуть какая, до чего жизнь с даочжаном доводит — так легко расклеиться!
— Ты больной, — сглотнув, выражает всеобщее мнение Врушка. Даже Сяо Синчэнь смотрит как-то… настороженно.
— Да что вы все смыслите!.. — отмахивается Сюэ Ян, устремляя взгляд в сторону горизонта, окрашенного лучами заходящего солнца. Повисает молчание, прерываемое лишь трелями сверчков и редкими порывами летнего ветра. И еще кто-то то ли мычит, то ли блеет в дальних загонах…
— Учитель Ян-Ян, а вы-то с господином Син-Сином до храма дошли, как собирались?
— Чтобы там похорониться вместе под статуей? — вздергивает бровь Сюэ Ян.
Что за дурные вопросы — вроде как рано еще помирать-то! Но если он вдруг откинется первым, можно не сомневаться — даочжан тут же к нему в гроб уляжется рядышком.
— Время позднее, мы все устали, давайте расходиться, — как-то излишне резко заявляет Сяо Синчэнь, поднимаясь с облюбованного им камня. И очень резво оказывается рядом, чтобы сдернуть впавшего в состояние глубокой задумчивости Сюэ Яна со скамьи и потащить за собой.
— Но…
— Приятных всем снов.