Сяо Синчэнь стоит в центре комнаты, залитой пробивающимся сквозь дыры в крыше светом, и из каждого ее угла веет упадком. Битая посуда на покосившемся столе, ветхие тряпки, завешивающие окна, ржавеющая жаровня, трухлявый гроб с рассохшейся крышкой… Гроб?! Теперь понятно, откуда ощущение, что место ему так знакомо — это же похоронный дом в городе И! Наверняка именно такой он сейчас, покинутый и забытый много лет назад. Или же он так выглядел до того, как в нем поселилось трое путников, случайно столкнувшихся на дороге?..
Сяо Синчэнь не раз задавался вопросом, что же происходит в голове Сюэ Яна, но никогда бы не подумал, что ему доведется узнать это лично. Дом, в котором они прожили вместе так долго, является для его спутника чем-то настолько особенным, что оказался возведен в глубинах подсознания? Как ни странно, это не воодушевляет — запустение сбивает с толку, и внутри все тревожно замирает.
На полу растекается большая лужа затхлой воды, и взгляд невольно задерживается на собственном неожиданно четком отражении. Увиденное заставляет наклониться и в неверии приложить ладонь к лицу — да быть того не может! Сяо Синчэнь уже и не помнит, каково это: быть с двумя глазами, и в волосах нет даже намека на седину… Будь у него за спиной Шуанхуа, а в руках мухогонка, можно было бы подумать, что он только недавно спустился с горы и готов нести в мир свет и справедливость. Это значит, что Сюэ Ян видит его таким или что-то иное? Эти предположения вызывают двоякое чувство.
— А-Ян, ты здесь? — с надеждой зовет Сяо Синчэнь и сокрушенно вздыхает, когда в ответ слышит только гуляющий по щербатым перекрытиям ветер. Что ж, это было бы слишком просто, так не бывает. Но стоит проверить весь дом, прежде чем уйти.
В комнатах ожидаемо пусто, и там царит едва ли не больший беспорядок, чем на кухне: в покоях А-Цин столько пыли и трухи, что даже боязно дышать, а в спальне, которую они делили с Сюэ Яном, в стене красуется дыра, сквозь которую могут пройти сразу двое и не задеть друг друга. Засыпанная прилетевшим с улицы сором кровать отчего-то заставляет к себе подойти и отряхнуть. Сяо Синчэнь разглядывает лежащие на ладони две конфеты в истрепанных бумажных обертках и, будучи не в силах себе объяснить, зачем это делает, прячет их в складках белого ханьфу, слишком чистого для этого места.
— Пора идти дальше, времени мало, — напоминает он сам себе, перешагивая остатки разрушенной стены, чтобы выйти наружу.
И он немало озадачен, понимая, что снаружи совсем не смутно хранящийся в памяти двор похоронного дома, заставленный гробами, а совершенно незнакомая ему улица. Все, что напоминает о городе И — это клубящийся у ног зыбкий туман, от которого ткань одежд немедленно намокает и прилипает к сапогам. Когда Сяо Синчэнь оборачивается, чтобы в последний раз посмотреть на бывшее пристанище, он приходит к выводу, что впредь удивляться бесполезно, потому что теперь там глухая стена, бесконечно тянущаяся ввысь. Если ахать с каждой причуды, уйдет целая вечность.
— Зато я хотя бы смог выйти… — не без содрогания бормочет он, принимая решение идти только вперед, чтобы не заблудиться в чужом бурном сознании. В прямом смысле бурном — посреди улицы задорно бегут ручейки воды, соединяясь в поток, как если бы где-то неподалеку прорвало плотину или разлилась река, что грозит потопом.
По этой части города явно прошелся пожар, о чем свидетельствуют обгоревшие ворота, на которых невозможно разобрать надпись, но догадаться, куда они ведут, несложно. Поместье Чанов, место печально известной резни, и туда совсем не тянет заглядывать. Пускай прямо сейчас разверзнется провал и унесет дом под землю, лишь бы не было повода заходить внутрь!
Но тут ничто не подчиняется желаниям гостей, потому что поместье стоит, как и стояло, а шум за оградой намекает на то, что туда необходимо заглянуть. Покрытая копотью деревянная колонна, на которой держится дверь, обваливается, поднимая столб пыли. Сяо Синчэнь прикрывает ладонью новоприобретенные глаза, разгоняя второй рукой взметнувшееся облако, и осматривается. Так вот куда делись все гробы из похоронного дома! Кто-то очень заботливо расставил их по двору, упокоив в них пять десятков человек.
В центре, отдельно ото всех на небольшом возвышении стоит открытый гроб, в котором лежит обезображенное до неузнаваемости чье-то тело, обмотанное шнурами с прикрепленными к ним исписанными талисманами. Но стоит подойти к нему вплотную, плоть неизвестного мертвеца начинает стремительно тлеть изнутри и спустя несколько мгновений рассыпается серым пеплом.
— Даже знать не хочу… Здесь кто-нибудь есть? — без особой надежды выкрикивает Сяо Синчэнь, отступая подальше от гроба.
Никто не отзывается, но протяжный скрип двери поместья настойчиво приглашает внутрь. В конце длинного безликого коридора можно разглядеть чей-то мелькнувший силуэт — некто будто ждет, когда за ним кинутся вслед, но только для того, чтобы исчезнуть за ближайшим же поворотом, который приводит в тупик. Досадно, однако не смертельно.
Как и в случае с похоронным домом, достаточно обернуться, и перед ним уже не темные своды поместья, а вновь полузатопленная улица, чем-то напоминающая рыночную площадь. И Сяо Синчэнь здесь не один: впереди между рядов пустых лотков, стоят какие-то люди в простых крестьянских одеждах; и они, в отличие от тени в поместье, никуда не спешат и вообще не замечают постороннего. Топчутся на месте и покачиваются, как сухие деревья под порывами ветра.
— Прошу прощения, вы не… — Сяо Синчэнь кладет руку на плечо стоящему к нему спиной человеку и отшатывается назад, когда тот оборачивается.
Мутные бельма на глазах и серая кожа с черными узорами трупной гнили не оставляют никаких сомнений — это восставший мертвец. Его потемневшие губы открываются, словно он хочет что-то сказать, и по подбородку стекает застоявшаяся кровь. Остальные фигуры тоже поворачиваются к Сяо Синчэню, являя свои неживые лица, и его рука сама собой тянется за спину, чтобы выхватить Шуанхуа, но нащупывает лишь пустоту.
— На самом деле, они безобидны, но лучше к ним не подходить, столько грязи… — настоятельно рекомендует певучий голос за спиной, и что-то тянет Сяо Синчэня за рукав, подальше от толпы нежити, которая из пяти мертвецов разрослась до нескольких десятков.
— Господин Цзинь?!
Несмотря на данное себе обещание поменьше удивляться происходящему, очень сложно сдержать эмоции от созерцания бывшего Верховного Заклинателя, который так и сверкает золотыми отблесками на фоне серых улиц. Впрочем, уже не улиц — теперь это какая-то чайная с потускневшими гобеленами на стенах. Цзинь Гуанъяо улыбается знакомой обманчиво мягкой улыбкой, и неясно, что страннее в его облике — босые ноги, из-за чего он кажется еще ниже, чем запомнился, или же чья-то отрезанная голова со скрывающими лицо длинными спутанными волосами, которую он держит под мышкой.
— Прикройте рот, невероятно глупо выглядите.
— Вы настоящий? — вырывается у Сяо Синчэня.
— Очень надеюсь, что нет! — в ужасе от такой перспективы выдыхает Цзинь Гуанъяо, прикладывая свободную руку к груди. — Не хотелось бы мне настоящему застрять в этой дыре. Уважаемый, а что вы тут забыли? Вы не должны здесь находиться.
Это оскорбляет Сяо Синчэня до глубины души. Он ловит себя на мысли, что нестерпимо хочет ударить Цзинь Гуанъяо по его сочащемуся притворным дружелюбием лицу, но воспитание не позволяет. Вместо этого он спрашивает:
— Почему я не должен?
— Потому что вы живы, это же очевидно, — кривится господин Цзинь, поудобнее перехватывая голову. — Здесь появляются только те, кто уже мертв. Хотя, к моей досаде, меня сюда затащили гораздо раньше моей кончины...
Это звучит логично и одновременно в корне неверно.
— Чаще всех с этим маленьким негодником мучаюсь я, но иногда мне составляют компанию, — тем временем со вздохом продолжает он. — Сюда порой заглядывает такая забавная старушка, она тоже терпеть не может даосов, это так уморительно! От вас одни проблемы.
Сяо Синчэнь не знает, чего тут смешного, и вообще не понимает, о чем идет речь. Голос господина Цзинь убаюкивает, обволакивает, путает почище бесконечных коридоров и вечно сменяющихся улиц. Он говорит и говорит, над чем-то тоненько смеется, и слова сливаются в единый поток.
— Чаю? — внезапно интересуется он, выдергивая из удушающей сонной дымки.
— Что? — ошарашенно спрашивает Сяо Синчэнь, глядя на небольшую чашу, неизвестно откуда взявшуюся в руках Цзинь Гуанъяо. А куда делась голова и чья она была? — Пожалуй, откажусь.
— И правильно, редкостная гадость, — поддерживает его решение покойный Верховный Заклинатель и резко переворачивает чашу, выливая ее содержимое на пол. Вместе с темной густой жижей на гнилые доски падает… Это что, человеческий язык? — Сюэ Ян ничего не смыслит в высоком искусстве заваривания чая.
Знакомое имя окончательно приводит в себя.
— Где он? Я должен его найти!
— Вы думаете, что я стану вам помогать, учитывая, сколько неприятностей вы мне доставили одним фактом своего существования?
— Но вы же не настоящий.
— Почтенный даочжан Сяо, вы ставите меня в безвыходное положение, — жалобно стонет господин Цзинь, признавая чужую правоту.
Он отшвыривает пустую чашу и хлопает в ладоши. Стены чайной с легкостью распадаются в разные стороны, словно они сделаны из бумаги. Под ногами широкий протоптанный тракт, буйно заросший сорной травой по обочинам.
— Знакомые места?
Сяо Синчэнь качает головой. Все дороги одинаковы, и эта ничем особенным не выделяется, кроме того, что явилась из ниоткуда.
— Ах, точно, я и забыл, что вы тогда были слепы и не смогли бы запомнить, даже будь у вас такое желание, — усмехается Цзинь Гуанъяо. Отрезанная голова возвратилась на свое законное место, и теперь он ее трепетно прижимает к себе как горячо любимого ребенка. — Но это неважно. Поищите в округе, может, найдете.
— Благодарю, — с сомнением отвечает Сяо Синчэнь, осматриваясь и прикидывая, в какую сторону ему следует пойти, чтобы снова не оказаться невесть где.
— Только не задерживайтесь, нам скоро пора возвращаться домой, — поучительно напутствует господин Цзинь на прощание и с заливистым смехом проваливается под землю.
— Легко сказать — «в округе»! Если я сдвинусь с места, эта «округа» сразу же исчезнет… — вздыхает Сяо Синчэнь, с опаской делая шаг вперед. Как ни странно, дорога остается все той же дорогой даже через десяток чжанов.
Интересно, если кому-то посчастливится проникнуть в его разум, там будет такая же путаница? Наверняка там не спокойная равнина, где все находится на положенных местах, зато точно нет мертвых Верховных Заклинателей! И никаких вырастающих поперек пути телег.
Старая повозка покрыта мхом и почти что вросла в землю, тем самым выдавая, что она здесь лежит не первый год. От переднего колеса тянется застарелый бурый след в сторону, теряясь в высокой траве, за которой следует резкий обрыв. Похоже, Сяо Синчэнь начинает понимать, что это за место, и почему Цзинь Гуанъяо его сюда привел. Для верности он зажмуривается и глубоко вдыхает, ощущая резкий запах крови. В ушах откликаются давние уговоры А-Цин вернуть докуку обратно в канаву, из которой его подобрали, и никогда больше не вспоминать. Нет, такого не будет — ни тогда, ни сейчас.
Сяо Синчэнь поворачивается в сторону обрыва и решительно идет вперед, не открывая глаз. Почва под ногами резко проваливается и скользит, и удержаться не выходит — он кубарем скатывается по склону. Это было дурной затеей, и так считает не только он, но и обладатель звонкого срывающегося смеха, разносящегося эхом по округе.
Когда Сяо Синчэнь открывает глаза и с трудом отрывает себя от мягкой влажной земли, поднимаясь на колени, он обнаруживает перед собой чумазого тощего ребенка, искренне потешающегося над ним. Он бессовестно показывает на него пальцем, надрывно хихикая, а вторую руку держит за спиной, словно что-то пряча. Откуда здесь этот мальчик? Он тоже мертв, как и все остальные, кто здесь оказывается, кроме самого Сяо Синчэня, которого не приглашали?
— Здравствуй? — неуверенно спрашивает он.
Ребенок тут же замолкает, обрывая свой смех, и отступает назад. На его лице проступает явственный страх, а тело напрягается, точно он вот-вот готов сорваться с места, однако не делает этого.
— Ты мне не поможешь? Я ищу кое-кого, — слегка ободренный этим, продолжает Сяо Синчэнь, поднимаясь на ноги. Ханьфу безвозвратно испачкано, но какая разница, здесь ведь все не по-настоящему.
Ребенок недоверчиво склоняет голову набок, встряхивая растрепанными волосами, и медленно кивает, показывая, что готов выслушать.
— Может, ты его встречал, он должен быть неподалеку… Это мужчина примерно моего возраста… Или чуть старше? — не слишком уверенно тянет Сяо Синчэнь, понятия не имея, каким сам себя воспринимает Сюэ Ян. С его вечными жалобами на больную спину он может оказаться и глубоким стариком! Нужно что-то более конкретное. Он закусывает губу, раздумывая, а потом на одном дыхании произносит: — У него густые брови и невозможно длинные ресницы. А еще нос… Кажется, что по нему можно скатиться!
Да что люди вообще понимают в описаниях?! Даже этот ребенок на него смотрит как на умалишенного — теперь в его глазах сочувствие, граничащее с отвращением. Для полноты картины он достает из-за спины руку, чтобы выразительно покрутить пальцем у виска. Одним из четырех на окровавленной кисти. Так вот про какого «маленького негодника» говорил Цзинь Гуанъяо!
— А-Ян? — пораженно восклицает Сяо Синчэнь. — Это ты?!
Ребенок, услышав имя, резко вздрагивает, и из-под грязного ворота его одежд показывается кожаный шнурок с покрытой облупившейся красной краской бусиной. Губы сами собой растягиваются в умилении, что не на шутку пугает Сюэ Яна, который по какой-то причине здесь воплотился в виде своей очень юной версии. Он отчаянно мотает головой и отходит еще дальше, не давая к себе приблизиться.
Ох, точно, А-Ян же говорил, что у незнакомцев не было ни малейшего шанса к нему подойти… Но почему это Цзинь Гуанъяо для него добрый друг, а Сяо Синчэнь, его спутник на пути самосовершенствования — посторонний?! Хотя в отношении маленького ребенка это звучит довольно мерзко, что бы там взрослый Сюэ Ян на этот счет себе ни выдумывал, но привычный укол ревности ощутимей обычного.
— Подойди ко мне, я не причиню тебе вреда, — успокаивающе говорит Сяо Синчэнь, останавливаясь в паре шагов от замершей в напряжении хрупкой фигурки. — Разве ты меня не помнишь? Ты меня обычно называешь даочжаном. Ну же…
Он склоняется вперед и протягивает руку, изо всех сил скрывая рвущееся наружу ликование, когда Сюэ Ян движется ему навстречу. А вот пронзительный крик сдержать не удается, когда на ладони Сяо Синчэня смыкаются чужие зубы, пронзая насквозь кожу и плоть. И эта боль настолько сильна, что голос почти сразу же переходит в беззвучный хрип.
Сюэ Ян, сплюнув на землю кровь и даже не утершись, отскакивает назад, чтобы развернуться и броситься прочь. Приходит несвоевременное осознание, что это именно он появился тогда в поместье, чтобы заманить и сбежать, но легче от этого не становится. Сяо Синчэнь находит в себе силы посмотреть на свою руку — кто бы мог подумать, что связки настолько легко перекусить, просто как черенок от яблока! Но ему некогда жалеть себя, он должен догнать Сюэ Яна во что бы то ни стало!
— А-Ян, подожди меня! Я на тебя совсем не обижен!
Безвольно повисшая кисть кровоточит и оставляет за собой след из падающих на темную землю капель, когда Сяо Синчэнь срывается вслед быстро удаляющейся детской фигурке. Бежать сложно — поле превращается в какое-то болото, в котором вязнут ноги и мешают двигаться. Все противно хлюпает, а из размытой земли пробиваются изрядно помятые желтые с проблесками белого пионы. С некоторых пор Сяо Синчэнь от всей души недолюбливает эти цветы.
Когда заканчиваются силы, поле, засеянное сиянием среди снегов, тоже обрывается, превращаясь в площадку, кропотливо выложенную обтесанными камнями. Сюэ Ян стоит на противоположном краю, терпеливо дожидаясь своего преследователя, чтобы наградить его затравленным, но вместе с тем заинтригованным взором — наверное, за ним так долго еще никто не гонялся не с целью отдубасить. За его спиной тянется лестница, ведущая куда-то наверх.
Сяо Синчэнь поднимает взгляд и понимает, что и здесь он тоже бывал: дорога к Башне Кои, только сада с павлинами не хватает. Впрочем, сих птиц ему так и не удалось повидать, да и не очень-то хотелось. Но вместо них не хуже смотрится четко выделяющийся на фоне безоблачного неба силуэт Цзинь Гуанъяо — слишком уж узнаваемый у него головной убор! — стоящего на вершине. Он глядит оттуда сверху вниз и приветственно машет рукой, когда обнаруживает, что его заметили. Вернулся домой и очень жаждет затащить к себе еще кого-нибудь.
Израненная кисть все еще невыносимо болит, и Сяо Синчэнь непроизвольно прижимает ее к груди, баюкая. Он с горечью смотрит на Сюэ Яна, который уже занес ногу над первой ступенькой, и четко осознает, что если тот сделает этот шаг, ловить его будет бесполезно. Время утекает как песок из разбитых часов. Что же делать? Баошань Санжэнь говорила, что будет нелегко — и это самая сложная часть! А еще Сяо Синчэнь готов признать, что действительно понятия не имеет, как нужно управляться с детьми, в чем его не раз упрекали.
Здоровая рука отчаянно сминает грязные полы некогда белого ханьфу. В голове вспыхивает озарение подобно сигнальному огню, когда пальцы натыкаются на что-то твердое. Как же он раньше не догадался! Сюэ Ян сам оставил ему эту подсказку еще в самом начале пути, а он не додумался ей воспользоваться! Что ему мешало сделать это с самого начала?
— А-Ян, у меня есть для тебя конфеты. Я тебе их дам. Просто так. Тебе всего лишь нужно подойти ко мне, — хрипло говорит Сяо Синчэнь, бесстрашно протягивая вперед раскрытую ладонь с лежащими на ней двумя конфетами, найденными на кровати в похоронном доме.
Сюэ Ян с нескрываемым интересом и жадностью глядит через плечо на подношение, потом с подозрением косится на вымученную улыбку слишком уж дружелюбно настроенного для покусанного человека и мычит в ответ что-то невнятное. Однако опускает ногу обратно на площадку, полностью разворачиваясь, и осторожно приближается, чтобы дотронуться до чужих пальцев.
Большего и не нужно. Сяо Синчэнь плотно обхватывает Сюэ Яна за запястье и дергает, прижимая к себе обеими руками и не давая вырваться. Он чувствует, как кровь из раны-укуса густеет и тянется, как смола, превращаясь в плотные нити, оплетающие их двоих, будто коконом. Через несколько мгновений небо затягивает алым покрывалом и все вокруг меркнет.
Время вышло.