Голова лося с ветвистыми рогами нависала аккурат над рабочим местом лорда Рендила Тарли в его кабинете. Сэм вспомнил, как в детстве, когда он ещё и до пояса взрослым не доставал, эти рога оказывались на одной линии детского взгляда с головой отца. Помнится, он даже хихикнул тогда — ну и досталось же ему за это! Сейчас не хотелось ни смеяться, ни мысленно надевать эти массивные лосиные рога на Хранителя Простора...

      — Ты не девственник, — сухо заявил ему Рендилл, сложив перед собою натруженные, привыкшие к мечу руки воина. — Хоть это хорошо. Не думал, что однажды порадуюсь твоей порочной связи с твоей... Лили. — Сэм неуютно поёрзал на стуле под строгим взглядом отца. — Она тебя должна была научить всему, раз вы смогли сделать Сэма. Хотя уже не знаю, кому верить, Кивану или тебе... — Рендилл устало потёр переносицу. — Чтож, этот вопрос закрыт. Для всех теперь Сэм — твой воспитанник, сын погибшего друга. Что касается тебя... — Рендилл наклонился чуть вперёд, давя тяжёлым взглядом. — Делается это сын, как к северу от Стены, так и к югу одним и тем же образом. Иначе бы издохли уже эти все одичалые, а они, собаки обмёрзлые, плодятся на морозе так, как мы в тепле не можем.

      Сэм хотел было вздохнуть, но не желал выдавать своей неловкости перед отцом. Хищники чуют страх, хищники чуют слабость — так учил его Киван в столице. Так, как самого Кивана когда-то, должно быть, учил Тайвин, как учили они своих львят и львиц... Вот только Сэму досталось роль сложнее. Он не лев, не хищник, он — охотник. А человек должен быть страшен в первую очередь своим умом, как говорил ему архимейстер. И как изволите с помощью одного лишь ума совладать со львицей, которую ему тщательно пытаются подложить на ложе? Уже завтра его руку и лапу этой хищницы должен сплести лентою септон!

      — Я думал, ты хотел обсудить со мной детали свадьбы, отец.

      — А мы и обсуждаем. Все эти ленточки, песни, выбор жеребцов, которые понесут вас к септе под улюлюканье толпы — решат бабы. Дело септона — сплести ваши души и узаконить в книге, вписав имена. Её потом отправят в Цитадель, где навсегда в архиве, для потомков, будет это сохранено. А твоё дело...

      — Консумация брака, — закончил за него Сэм. — Я знаю, отец, как для нас важен этот союз.

      — Королева спесива, вспыльчива. Сам знаешь, за такой короткий срок два Дома под корень извела — Вестерлинги, Тиреллы...

      — Сейчас она ко мне благосклонна.

      — Ты не нюхал Двора по-настоящему! Тот ещё гадюшник. Королевская милость — монета с двумя сторонами. Сегодня ты в фаворе, а завтра... Никогда не знаешь, что случится завтра. Надо пустить корни в королевскую семью, закрепить успех, чтобы тебя не смог коснуться никто. — Он поднялся, тяжело опираясь руками о стол. В глазах сквозила боль и неподдельная серьёзность. — Ты мой сын, Сэм. Последний... единственный живой. Так что держись за сестру королевы. Руками, зубами... членом, если того требует долг. Ланнистер не пойдёт против Ланнистера. В Джой — кровь королевы. Знаешь же шутку про Тайвина? — Он усмехнулся, явно стараясь за этим скрыть на секунду прорезавшуюся сентиментальность к сыну. — Почему Тайвин Ланнистер не убивал комаров, если они садились на него?

      — Потому что в них его кровь. — Сэм не удержал улыбки. И не из-за шутки про кровососов и почившего десницу. Не думал он, мёрзнув на Севере, что Рендилл однажды примет его, как сына, по-настоящему.

      — Я вижу, что она тебе не по нраву, — снова напустил на себя строгость Рендилл, выпрямляясь и убирая руки за спину. — Она грубовата, взгляд дерзкий... С норовом девочка. Но долг есть долг. Если уж ты справился с одичалой, то должен объездить и эту породистую строптивую лошадку. Ступай к себе, завтра рано вставать. Свадьба, как-никак...

      Сэм устало кивнул и поднялся со стула.

      — Я понял тебя.

      — И не вздумай её жалеть, не откладывай. — Видимо, отца насторожило, как Сэм, уже научившийся спорить с ним, легко соглашался сейчас. Порою Сэма удивляло, как все побаивались не на шутку Серсею и последствия дворцовых интриг. Ведь она показалась ему строгой, но справедливой королевой, если не считать небольших капризов. — Чтоб на после завтрашнее утро меня порадовал простынёй с кровью из девичьего лона! — донеслось ему в спину, когда он уже подходил к двери.

      — Как скажешь, отец. Я тебя не подведу.

      Выйдя на открытую галерею, Сэм прикрыл глаза и вдохнул полной грудью прохладный вечерний воздух с запахом сирени. Она зацвела, должно быть, последний раз перед зимой. Сирень в Просторе радовала пышными гроздьями соцветий и неповторимо тонким, пьянящим ароматом каждую четвёртую луну. Осенью распускалась редко — может, раз или два. А потом, сбросив листву, впадала в долгий сон. Молилась, наверное, под искристым снежным одеялом, чтобы зима не затянулась на долгие годы.

      По спине его неожиданно хлопнули, и Сэм, вздрогнув, резко обернулся.

      — О чём с отцом говорили? — поинтересовался Мэт, придерживая одной рукой тяжёлую плетёную корзинку.

      — О консумации. — Сэм поморщился.

      — Я так и думал. — Мэт, довольный собой, кивнул и направился к лестнице, круто ведущей с открытой галереи во двор. — Пошли со мной!

      Слуг под чёрными небесами не виднелось — почти всё было уже готово к завтрашнему дню. Под строгим контролем матери и леди Дженны не смел сачковать никто.

      Новая конюшня — всего как луну назад закончили — из добротного серого камня встретила их ароматами сечки [1] и навоза. В потёмках с тихим цоканьем переминались кони, слышалось редкое фырканье. Мэт легко поднялся по крутым ступенечкам на сеновал. Тростинки скрипели под его ногами. Сил на споры у Сэма не было, и он без возражений последовал за другом.

      Под его недоумённым взглядом Мэт плюхнулся в сено на задницу, поставил рядом с собой принесённую корзину и стал вытаскивать оттуда её содержимое. Первым показались две бутылки с ромом.

      — Надо же хоть как-то отпраздновать последний день твоей свободы? — подмигнул он Сэму. Вслед за бутылкой показалось широкое круглое блюдо. Сыр с него весь рассыпался по дну корзинки, но Мэт, не растерявшись, просто перевернул плетёнку над тарелкой и потряс. Разномастные кусочки аппетитным дождём попадали на белёный фарфор. Один из них — в виде шарика, обваленного в зелени, отскочил от блюда и зарылся зелёным пушистым боком в сено.

      — Я хотел сначала золотое борское стащить из погребка... — попытался оправдаться Мэт, отбросив корзину в сторону. — Но вокруг так много охраны из-за Джой, что у меня ничего не вышло. И зачем её только так охраняют? От кого? Шагу не дают без них ступить.

      Сэм опустился в сено рядом и с задумчивым видом взял одну из бутылей. Наверное, разговор с другом, которому можно довериться, именно то, что ему сейчас надо. Откупорив бутылки, они стукнули их боками.

      — За свободу! — торжественно выдал Мэт.

      — За свободу... — не стал спорить Сэм.

      Крепкий алкоголь обжёг горло. Сэм скривился и взял с блюда первый попавшийся кусочек сыра — почти не гнущуюся, хоть и тонкую пластину соломенного цвета с крупными дырками. Мэт взял себе другой — неровный белоснежный треугольник, липнущий к рукам и напоминающий солёный творог.

      — Я помню, ты мне говорил, что маленький Сэм действительно не твой сын... Ты так его представил перед родителями, чтобы защитить Лили. — У Мэта глаза забегали, выдавая его неловкость. — У нас ещё есть время до восхода. Можем взять лошадей, до города недалеко... там должен быть бордель. Да и здесь, если не хочешь ехать, я заприметил пару симпатичных кухарок.

      Он взял в руки чёрный шарик сыра — вывалянный в жаренном чёрном перце — подкинул его и поймал.

      — Зачем две-то?

      — А ты думал, что один развлекаться будешь? — Мэт возмущёно запустил в него сыром в перце.

      Сэм с улыбкой потёр плечо, в которое попал жгучий снаряд.

      — У меня уже было всё.

      — С Солли? — оживился Мэт. — Я так и знал, что ты не только записи Бейлиша в его борделях переписываешь! Слишком часто мы туда с тобой ходили.

      — Ты просто не видел, как много у него бумаг! — возмутился Сэм. — Я Солли не трогал. Вылечил её ребёнка, дал денег, и она уехала из столицы подальше от Бейлиша. Надеюсь, она найдёт себе другой заработок, и её сын никогда не узнает, что его мать работала в борделе.

      — За Солли и её сына! — Мэт поднял бутылку.

      — За работу, которую не нужно стыдиться. — Сэм стукнул свою бутылку с его.

      Они одновременно потянулись к блестящему белому сыру, своими влажными боками больше напоминавшему варёные яйца — мочёный сыр из Белой Гавани.

      — А с кем тогда было? — не унимался Мэт. — Кто твоя первая?

      — Лили, конечно. — Сэм сделал ещё глоток, глуша воспоминания. Они жгли его изнутри похлеще рома. Пальцы сами потянулись к тёмно-жёлтому выдержанному сыру из Дорна.

      — И как оно было?

      — Ну... Её хотели изнасиловать два брата Ночного Дозора. Я встал на её защиту. Так что... я был весь в синяках, у неё едва высохли щёки... А потом мы уже делали это в Староместе. Правда, не на кровати — она была старая и жутко скрипела, будила маленького Сэма. Приходилось стараться делать всё тихо.

      — Зато завтра сдерживаться не придётся, — легкомысленно, по-доброму усмехнулся Мэт. — Чем больше наделаете шуму — тем лучше. Заставишь её кричать на весь Рогов Холм?

      — Какое кричать, — возмутился Сэм, в чувствах мотнув бутылкой. — Как к ней хоть подойти? Ты верно подметил в день её приезда: «смотрит так, словно сейчас ударит»!

      — Или лягнёт, как строптивая лошадь, — хихикнул Мэт.

      В свете факелов во дворе над колодцем пронеслась летучая мышь — тень от неё мазнула по всему сеновалу. Внизу зафырчала лошадь. Сэм и Мэт, развалившись на ароматном сене, пили уже давно без всяких тостов, закусывая сыром.

      — Это мой долг, — первым нарушил молчание Сэм. — Я обязан это сделать. Но с чего начать? Что ей хоть сказать-то, когда мы останемся наедине?

      — А ты не говори, — простодушно отозвался Мэт. — Ты её сразу обнимай и целуй! Хорошо поцелуешь девушку — сразу растает. Это как кусочек от головки сахара отколоть и в молоко кинуть... Растает и всё. И станет сладко-сладко!

      Он закинул себе в рот творожный кусочек сыра с ломтиком клубники сверху.

      — Тают, наверное, только те, кто знает не понаслышке, что будет дальше, — усомнился Сэм. — А она же... невинна. Если септа ей что и рассказывала, то только про то, что в первый раз будет больно. Она бояться будет.

      — А ты её отвлекай от этого. Целуй в губы или за ушком. Это место у всех девушек чувствительно. И... точно, помни́ ей мочки ушей!

      Сэм чуть не подавился ломтиком копчёного сыра с грецким орехом.

      — Я придумал! — вдруг воскликнул Мэт и попытался вскочить на ноги. Его слегка повело, но он смог удержаться и почти уверенно направился к лестнице. — Жди меня здесь!

      На зубах скрипели семечки пажитника, в голове вилась необычная лёгкость. Яркий и пряный вкус сыра мешался с запахом сирени, приносимый ночным ветром со двора. Сэм не успел опомниться, как снизу послышались шаги друга и ... топот копыт.

      — Спускайся!

      Сэм неуверенно свесил голову с сеновала и огляделся. На перевёрнутой конюшне в его глазах он видел спящих в потёмках лошадей, Мэта и здоровенную свинью на привязи. Не зная, чего ожидать и что спрашивать — и спрашивать ли вообще? — Сэм спустился, осторожно держась руками за стены.

      — Вот, смотри сам!

      С наставительными нотками в голосе Мэт взял свинью за уши — трогательно-нежные, просвечивающие, как розовые морские раковины на солнце, с отливающей в свете огня белёсыми шерстинками. Вся свинья в свете косых лучей, льющихся через незакрытые ворота, переливалась своей щетиной, обычно незаметной при свете дня.

      Мэт аккуратно и деловито мял нежные уши, отчего свинья почти блаженно щурила маленькие глазки. В какой-то момент даже одобрительню хрюкнула.

      — Видишь, даже ей нравится! — обрадовался он оценке своих стараний. — А ещё её можно вот здесь почесать... — Он начал активно чухать поросячью спину. Там, где под слоем сала скрывались лопатки.

      — Кого почесать?..

      — Невесту, конечно! — возмутился Мэт, всплеснув руками. От этого он слегка пошатнулся и торопливо схватился за широкую спину, чтобы не упасть. Взгляд его упал на поросячий хвост закорючкой. — Точно! И погладить!

      Он аккуратно погладил то, что у свиньи никак не поворачивался язык назвать «деви́чьей попкой». То, что свинья была деви́цей, Сэм уже успел разглядеть — четыре пары налитых грудок свисали у неё между лап.

      — А если лягнёт? — Сэм сам уже не знал, про кого спрашивал. Но свинья в умелых, как оказалось, руках Мэта просто млела от удовольствия.

      — А ты хорошо гладь! Чтобы она забыла всё на свете! Корсет стяни, обхвати её со спины и помни вот так...

      Мэт попытался обхватить свинью руками, чтобы дотянуться пальцами до грудей. Свинья, чувствуя, как на неё наваливаются, недовольно то ли хрюкнула, то ли фыркнула и отошла в сторону, цокая копытцами. Мэт, потерявший опору и выпивший уже слишком много, упал на четвереньки.

      — Вот... свинья! — обиделся он. — Я её чешу-чешу, а она!

      В чувствах он звонко шлёпнул её по заднице.

      Лучше бы он этого не делал.

      Свинья оглушительно завизжала, подпрыгнула, топнув всем своим весом, и пустилась наутёк. Начала нарезать круги и хаотичные петли вокруг них, гулко стуча копытами по кладке камня.

      Лошади в миг пробудились и заржали в испуге.

      — Лови её! — испуганно пискнул Мэт.

      Сэм попытался встать у неё на пути, но свинья сбила его с ног. Кончик верёвки, на которой её привели, как на поводке, стелился за ней и мотался из стороны в сторону.

      — Хватай за верёвку! — крикнул Сэм.

      Мэт послушно метнулся в сторону пробегающей мимо него свиньи, прыгнул лягушкой. Приземлился на корточки, так же по-лягушачьи, и вцепился в последний момент за конец едва не ускользнувшей верёвки.

      Свинью это не остановило. Она неслась дальше, не сбавляя бешеного галопа. Мэта резко дёрнуло вперёд, растянуло во весь рост. Он понёсся вслед за ней, заскользил пузом по кладке пола. Головой в миг собрал сено, летящее из-под копыт, беспомощно засучил бесполезно волочащимися ногами. С треском полетели в стороны пуговицы, содранные с его жилета.

      Видимо, верёвка, натянутая болтающимся на ней Мэтом, туго стянула свинье шею — животное пронзительно завизжало. А за ней завизжал и Мэт, когда она, при очередном крутом повороте, заставила его приложиться о поилку для лошадей всей тушкой.

      — Помогите-е-е! — заголосил Сэм во все лёгкие, испугавшись за друга.

      — Свиньи убиваю-ю-ют! — орал не своим голосом Мэт.

      — И-и-и-и-и! — ржали кони.

      На оглушающую какофонию звуков сбежались слуги. Свинью поймали, «милорда Мэтьюса» поставили на ноги и отряхнули. Перед «милордом Сэмвеллом» свинопас божился всеми семью богами, что ещё днём запер всех свиней и не знает, как одна негодяйка смогла удрать. Про откуда ни пойми взявшуюся верёвку на шее свиньи и смачный красный отпечаток ладони на её заднице слуги спросить у «милордов», естественно, не посмели. «Милорд Сэмвелл» милостиво всех простил, икнул и отпустил, запретив строго-настрого тревожить по такому «пустячному делу» отца.

      Когда они вышли из конюшни, потрёпанные и уже слегка протрезвевшие от переполоха, Сэм первым делом бросил взгляд на окна родительских покоев. Хвала Семерым — ни свечки за ними не горело! Не разбудили всё-таки.

      Они опустились на скамеечку у колодца. Мэт задрал голову, беззаботно любуясь звёздами, а Сэм теперь задумчиво разглядывал окна и балкончики крыла для гостей. Одно из них было приоткрыто.

      Так странно. Сегодня она спит там... а завтра она будет спать у него под боком. Если он ничего не испортит.

      — Может, зелье сварить? — задумчиво спросил он.

      — Какое? — Мэт растерянно почесал лоб.

      — Архимейстер говорил мне, что у меня хорошо получается варить лекарства и настои. Я даже для нас с Лили на всякий случай варил некоторые. Например, предотвращающее беременность.

      — Это-то вам как раз не надо будет. Твой отец будет только рад, если она понесёт в первую же ночь.

      — В данном случае да... Но ведь есть и другие. — Сэм зарделся, подбирая слова. Хотя какие между ними уже могут быть стеснения после того, как его друг готов был мужественно показать на свинье, как мять деви́чью грудь? — Например, есть те, что приглушают боль. Его можно дать выпить, чтобы она не боялась первого раза. Или особая мазь, на основе жира, чтобы улучшить скольжение и облегчить дефлорацию.

      Мэт вдруг нахмурился и отвёл глаза.

      — А если она не деви́ца?

      — Что значит «если»?..

      — Я пытался немного узнать о твоей невесте. Слухи о ней ходят странные. Но, с другой стороны, это всего лишь слухи...

      Ночной ветер, казавшийся ласковым и тёплым до этого момента, почудился Сэму холодным, толкающим в грудь с насмешкой.

      — Говори.

      — Это про неё и её брата... Среди слуг ходит слушок, будто они влюблены друг в друга. Не знаю, слышал ты или нет, но Лансель в какой-то момент помешался на вере, захотел стать септоном, и мерещились ему по всем углам чудища страшные. А когда увидел впервые свою двоюродную сестру — чудом излечился. Когда лорд Киван вернулся из столицы, чтобы забрать Джой, он застал их в спальне Ланселя... чего только не говорят, чем именно они там занимались! И велел их развести по разным башням Утёса... как когда-то Джоанна велела развести Серсею и Джейме. Мне дядя рассказывал, он как раз в тот момент гостил в Кастерли и случайно подслушал. — Мэт старался не смотреть на него, очевидно расстроенный тем, что сообщает такое другу. — Тайвин и Джоанна... Серсея и Джейме... Теперь, вот, Джой и Лансель... Тянет этих Ланнистеров что ли друг на друга?

      По открытой галерее медленно шла служанка. Заметив Сэма, она подхватила юбки, быстро спустилась во двор и подбежала к нему.

      — Милорд, я хотела спросить вас раньше, но не нигде не смогла вас найти! Мы переносили сундуки вашей невесты в её новые покои, которые она займёт завтра... И случайно уронили один из сундуков, и он открылся...

      — И что же там? — спросил вечно любопытный Мэт вперёд Сэма.

      — Не знаю, можно ли такое говорить... — замялась служанка.

      — Мэтьюсу я верю, как себе. Говорите, — приказал Сэм.

      — Там мужские вещи! — служанка в ужасе выпучила глаза и приложила ладони к горящим щекам. — Штаны, камзолы, бриджи для езды на лошади, кожаный жилет в еловых веточках... Всё, всё мужское в сундуке миледи!

      Мэт красноречиво посмотрел на Сэма. Его горящий взгляд как будто говорил «Видишь! Это что надо было делать брату с сестрой, чтобы одежду перепутали!»

      — Велите отправить сундук с мужской одеждой в Кастерли, — велел Сэм, устало прикрывая глаза.

      То, что слухи умеют расползаться быстро, он прекрасно знал. Значит, весьма скоро, он будет известен на весь Красный Замок как рогоносец. Хоть сейчас иди в отцовский кабинет и примеряй перед зеркалом лосиные рога... На языке оставшиеся было тона сыра и рома сменил вкус горечи. Она шла откуда-то глубоко изнутри. Он так старался ради неё... мужества набирался на сеновале, советы слушал, зелья варить собирался... Даже свинью ловил, можно сказать, в её честь! А она обожгла его взглядом глаз, въехав в его замок, и уничтожила его блестящую репутацию безжалостным каблучком своих сапог.

      — Эй, — Мэт пихнул его локтем в бок, — может, слухи преувеличивают? И всё не так плохо?

      Сэм не ответил, ища глазами её окно в гостевом крыле. Все стёкла, кроме спальни милорда Кивана, были темны, бездушны.

      — Знаешь что? — Мэт вскочил на ноги, излучая решительность. — Мы сейчас же пойдём в лабораторию вашего мейстера. Устроим полный переполох, но сварим зелья! И от боли, и для скольжения, да хоть для возбуждения!

      — Кому? — кисло спросил Сэм.

      — Судя по твоему лицу — обоим надо! Пошли!

      Он потянул его за руку, они встали и пошли ко входу.

      В коридоре навстречу им шла служанка с русой косой в руку, перекинутой через плечо. На лицо она была самый обычной, неприметной. Такую хоть сотню раз увидишь, но и при желании потом не вспомнишь.

      Увидев ещё издалека милордов, она быстро накрыла поднос в своих руках полотенцем и опустила голову пониже, собираясь проскочить мимо.

      — А это для кого пирожки? — принюхался Мэт с любопытством и преградил ей путь.

      — Милорд Киван велел испечь их ему, — ответила она и отчего-то побледнела.

      — Отсутствие одного пирожка он не заметит. — Мэт своевольно запустил руку под полотенце и достал румяный пирожок. Из теста на нём сверх была вылеплена роза, вся золотистая от желтка. — А если и заметит — на меня он сердиться точно не станет.

      В глазах служанки мелькнуло нечто, что Сэм сначала принял за ужас. Но что ужасного-то сейчас произошло? Она пробормотала им что-то почтительное и поспешила по коридору в сторону комнат для гостей.

      Не успели Сэм и Мэт сделать и десяти шагов, как Мэт завопил дурным голосом и раздался звучный, полный боли и гнева мяв. В темноте Мэт не заметил Бальку и наступил ему со всей дури на хвост. Балька такого отношения не простил и вцепился всеми когтями ему в ногу.

      — Отпусти, шерстяная собака! — завопил Мэт и затряс ногой. От боли он даже пирожок выпустил из рук и тот улетел в окно. — Ну вот, — расстроенно заявил он, когда кот стрелой полетел от них по коридору и скрылся за ближайшим поворотом, — и ногу исцарапал, и без ужина оставил.

      — После того, как сварим зелья, обязательно зайдём на кухню, — попробовал успокоить его Сэм. — Думаю, для наследника Простора и его лучшего друга они обязательно найдут пару пирогов с яблоком и корицей.

      — И с курагой? — воспрял духом Мэт.

      — И с курагой, — уверил его Сэм.

      Киван сидел за столом в одних штанах и сапогах, закинув длинные скрещённые ноги на лакированную столешницу. В подсвечнике горела сильно оплавленная свеча, в штофе в его руке осталось вино только на донышке. Внезапно дверь скрипнула. В комнату, выделенную для него, вошла служанка.

      — Милорд, вам велели приготовить. — Она поставила на стол, рядом с его каблуками, поднос и откинула с него полотенце. Под ним красовались румянейшие пирожки, украшенные розочками из теста. По бокам шёл ещё какой-то хитро вылепленный узор.

      — Что это? — без всякого интереса спросил он.

      — Пирожки с розовым виноградом и лепестками роз.

      Она немного постояла и, не дождавшись от него ответа, ушла, аккуратно закрыв за собою дверь.

      А он смотрел в одну точку за окном. И думал о вечности.

      Когда свеча превратилась почти в огарок, к нему снова вошла служанка. Кажется, это теперь уже была другая... Та была с русой косой, а у этой волосы точно солома. Хотя какая разница?

      — Вам что-то нужно, милорд? Поменять свечи? Эта скоро погаснет...

      — Унеси, — жёстко рыкнул он, подбородком мотнув в сторону пирожков.

      — Куда, милорд?

      «Хоть собакам скорми,» — подумал про себя Киван. В груди всё кипело.

      — Молодым в комнату.

      «Вроде похожи на свадебные пирожки... Пускай Сэму и достаются. Всё ему.»

      Он устало потёр лицо. Ладонь ощутила колючие щёки. С неудовольствием он отметил, что за два дня, что он не выходил из комнаты, щетина стала ну просто неприличной.

      — И вели собрать мои вещи. Завтра вечером после пира я уезжаю немедля.

      — Прямо сейчас собрать, милорд? Ночью?

      Он поднял на неё красные от недосыпа глаза, полные предостерегающего блеска.

      — Я неясно выразился?

      Девушку с подносом как ветром сдуло.

      В осенней ночи под запах сирени и тихое похрюкивание поросят в свинарнике ничего не подозревающая служанка несла в спальню, которые должны занять позже новобрачные, поднос с пирожками с вылепленными на них розами, начинённые розовым виноградом и лепестками. Лепестковые пирожки, которые леди Мелесса Тарли запретила печь во всём Просторе.

[1] Сечка — корм для лошадей из мелко нарубленной соломы с отрубями.