Летучие мыши хлопали крыльями, заполонили собою всё небо. Тучи больного красного, воспалённого цвета плакали вязкими алыми каплями. Багровыми струями кровавый дождь сбегал по чёрным, как смоль, оплавленным стенам замка, собирался в тошнотворные лужицы под ногами.

      Пять скособоченных уродливых башен, изувеченные огнём, не узнать было невозможно. Харренхолл — кошмар, который она когда-то видела наяву.

      «Встань и иди,» — приказала ей тень с чертами Ланнистеров. И скрылась в башне Палача.

      Арья толкнула калитку загона, в котором запирали пленных, и она безропотно отворилась, будто незапертая. Решительно Арья направилась в башню Палача, вслед за тенью. Мокрая грубая рубаха липла к спине. Земля пополам с кровью не сохраняла следов её старых башмаков. «Лёгкая, как перо,» — повторила она слова своего учителя по фехтованию — Сирио Фореля. Почему-то пришла уверенность, что если не будет следов — никто не узнает всего пути, что ей пришлось пройти.

      В башне Палача она дошла до лестницы. На первой ступенечке стоял кувшин с водой. Совсем как тот, в котором она несла воду Тайвину Ланнистеру, когда столкнулась с Киваном и спасла ему жизнь... Внезапно стало ясно, как день — если она не поспешит, она не спасёт его! Схватив кувшинчик, она бросилась по ступенькам вверх. Громко стучали каблуки новеньких сапог с золотыми застёжками, сердце готово было вырваться из груди, пробить жилет с еловыми лапками. Спасти, спасти его от некой угрозы, которую она чуяла всей душой! «Быстрая, как стрела,» — учил её Сирио.

      Винтовая лестница крутилась перед её глазами, как безумная. За поворотом мелькнуло золото волос и белёная рубаха на мужском локте. В прошлой жизни Арья успела затормозить, едва не врезалась в Кивана, который с трудом стоял, обессиленный после ранения и вести о гибели сыновей. Сейчас... она уронила кувшинчик и вцепилась в него руками, уткнулась носом в широкую грудь, безмолвно прося сама не зная о чём. И услышала удаляющиеся шаги. Она отшатнулась от Ланселя, которого обняла по ошибке, обознавшись. Где-то вдали тёмного коридора белела удаляющаяся спина Кивана.

      Арья подхватила юбки пышного платья, туфельки стучали по камню не так звонко, как сапоги. Она влетела в комнату - покои Тайвина Ланнистера, которые тот занимал в Харренхолле. Всё так же отодвинут стул, разложены бумаги, у камина мальчишка Мэт чистит своему хозяину сапоги...

      — Долг каждой леди — отдать себя, — сказал голос Кивана позади неё и захлопнул дверь, отрезая путь к бегству.

      Задуло холодом, ветер завыл за окном истошно. Платье на ней в миг побелело, а из густой тени вышел Сэмвелл, пронзая её взглядом холодных, безжалостных глаз.

      — Никто не узнает того, что будет в этих стенах. Никто не услышит твоих криков или мольбы.

      — Я не стану кричать, — ответила Арья, невольно отшатнувшись, лопатки упёрлись в стену. Глазами она искала хоть что-то, что могло сойти за оружие. «Спокойная, как тихая вода,» — твердил ей Сирио. Бежать было некуда. Кричать было незачем. Она не позволит ему увидеть своих слёз!

      Сэм голыми руками взял горящую головёшку из камина. И двинулся на неё, медленно и неотвратимо.

      Ржание лошадей вместе с ветром влетело в незакрытое окно, вытолкнуло Арью из сна. Струящаяся лёгкая ткань, ниспадающая складками с навеса, надулась облачком от сквозняка и пощекотала её за пятку. Кровавый Харренхолл за веками растаял, сменившись густой богорощей, шёпот листьев которой успокаивал, лечил душу.

      Арья сморщила нос и подтянула ногу к себе, спрятала под пуховое одеяло. Заворочалась, не желая просыпаться. Перевернулась набок, зарылась лицом в подушку, руку под неё засунула... Щека приятно скользнула по шёлку наволочки. Но в висок непривычно упёрлась рюша. Запястье под подушкой кольнула веточка лаванды, подложенная глупой служанкой для запаха.

      Истошный визг свиньи с новым ночным порывом покачнул раму.

      Арья нащупала край одеяла и натянула его до самого носа. Отдушка у него была непривычная, слащаво-горьковатая. И не играл раньше ночной ветер сиренью...

      — Помогите-е-е! - донёсся вопль со двора.

      Она перекатилась на спину и разлепила глаза. Навес над её кроватью темнел простыми досками. Не было выструганного медведя с веточкой рябины в когтистой лапе. И бобров, дикобраза, птиц с хвостами-веерами...

      — Свиньи убиваю-ю-ют!

      Отчаянный крик окончательно стряхнул с неё все остатки сонливости. Арья резко подскочила и подлетела к окну гостевой комнаты.

      Мохнатое рваное облако положило лапу на луну. И она, сияя холодом, осветила своим боком весь замок полуночным светом, изжила тьму. Бездушно и надменно показала Арье реальность ярко, как днём. В этой реальности ветер на флагштоках рвал флаги с охотником, а не львом. Башни щерились тупыми и грубыми зубцами — ни одного ласточкиного хвоста. Ни одного изящного витража или высеченного крылатого льва на крыше. Реальность дышала на неё ветром Рогового Холма.

      Внизу кто-то громко икнул. Арья присмотрелась к высыпавшимся во двор людям. Из конюшни вывели свинью на привязи. Две кухарки в четыре руки отряхивали Мэтьюса Крейкхолла. Третья выбирала у него их взлохмаченных, чуть ли не дыбом стоящих волос сено. Жилет на нём как-то странно висел, будто пуговицы все оборвали... А рядом с ними, раздавая какие-то указания, стоял Сэмвелл Тарли. Её жених. За что ей это наказание?

      Она забралась с ногами на подоконник, подтянула к груди колени и обняла их, с тоскою глядя на облако.

      Свежий ветер посвистывал меж башен, пьянил запахом сирени, мягко толкался ей в бок и лоб, словно целуя, играл с ленточками её ночной рубашки.

      Слуги разошлись, во дворе остались лишь эти двоё... Сэм и Мэт. Сели на лавочку у крытого колодца, стали болтать о чём-то. Сэм неожиданно поднял голову вверх, в её сторону. Она чуть не отшатнулась с подоконника, вся внутренне подобралась. Будь у неё шерсть — дыбом бы встала на загривке. Но он же не мог её сейчас видеть?

      Когда эти двое куда-то пошли, поговорив перед этим со служанкой, Арья вдруг вспомнила, отчего ей было знакомо лицо Мэта. Сон-кошмар ей подсказал. Мэтьюс Крейкхолл — оруженосец Тайвина. И она с ним познакомилась в покоях грозного лорда в башне Палача, когда убирала грязную посуду со стола, а он чистил сапоги своему господину. Помнится, разговаривали они крайне мало. Мог ли он запомнить её?

      В башенке мейстера — она уже успела там побывать, когда бродила от скуки — окна осветились от зажжёных свечей. Интересно, а мейстеру-то почему не спится? Или кто ещё мог пойти ночью в лабораторию накануне свадьбы? Чей-то силуэт в окне, чётко обрисованный светом, поднял перед собой реторту, яростно жестикулируя второй рукой — говорил видно с кем-то. А потом задел этой отчаянно мотающейся рукой реторту, и она ухнула вниз.

      Вздохнув, Арья слезла с подоконника и пошла спать. Чтобы там ни происходило — к ней это явно никак не относится. А завтра предстоял тяжёлый и ужасный день. Надо хотя бы попытаться перед ним выспаться...

      Ей показалось, что она только коснулась щекой подушки, как в двери громко застучали. Она с трудом разлепила веки, чувствую себя полностью разбитой. К её удивлению — по глазам ударил яркий утренний свет. Уж лучше б солнце и вовсе не вставало!

      Тётя Дженна широко распахнула двери, за ней последовала целая стайка громко галдящих служанок... Арью вытянули из постели и заставили погрузиться в горячую ванну. Хоть бы позавтракать сначала дали!

      Её кожу тёрли служанки в четыре руки, на постели разложили платье и всякие ткани. Шаловливым мохнатым клубком в комнату закатился Балька — местный кот-дебошир, который встретил их в Роговом Холме вперёд хозяев — и стал тереться о ноги Дженны. Смог её умилить и разжалобить — приказ принести хозяйской наглой морде сливок она отдала почти не задумываясь. Нет бы велеть принести чего-нибудь поесть Арье!

      После горячей воды, в которой хотелось уснуть или нырнуть в неё с головой, Арью подвергнули ну просто варварской и унизительной экзекуции! Все волосы, кроме тех, что были на голове, намазали какой-то противной мазью. А потом удалили их с помощью поскребка с острым краем.

      Балька рядом с туалетным столиком возлежал на шёлковой подушечке и лакал сливки. Арью облачили в кружева исподнего. Ноги обтянули полупрозрачные чулки из Волантиса. Потом пошёл черёд многочисленных подъюбников — им предстояло держать собою верхние ткани, заставлять стоять их подобно пушистому сугробу.

      Утренний свет заслонили платьем — через голову его, белоснежное и тяжёлое, с молочной атласной подкладкой, натянули на Арью. Шнурок от корсета пропал так же внезапно, как и разбойник-кот. Его заменили розовой атласной лентой. Продели её сквозь дырочки на корсете, и затянули на Арье до невозможности. Усадили на маленький пуфик, загремели склянками со всяким уходом для лица.

      — Не надо, — отрешённо велела она, когда увидела в руках лиловую бутылочку с духами.

      Корсет стискивал рёбра, не давал нормально вздохнуть. Казалось, если сейчас поднимут гранёную стеклянную пробку из этого флакончика, то от удушающего аромата она и вовсе дышать не сможет

      Волосы ей подняли вверх, шпильками закололи в скромную причёску. Кто-то тихо сокрушался, что длины не хватает на что поприличнее. Арья в зеркало даже не взглянула — она не поднимала потерянного взгляда выше юбки. Белый шёлк растекался блестящими белыми складками, запястья чувствовали мягкость отторочки из белого песца на рукавах. Как подарок запаковывают... жертвенного ягнёнка для охотника.

      Дженна с трудом привлекла её внимание к алому бархатному футляру. Его открыли и все девушки восторженно заохали. Внутри покоились серьги и кулон из сверкающих белым камней. Будто изо льда или мороженного молока их высек искусный ювелир, придал творениям зимы благородную огранку.

      — Ледяные алмазы [1], — с гордостью пояснила Дженна свой подарок. — Самые редкие белые камни в мире. По редкости не уступают чёрным аметистам из Асшая.

      На её Висенье уже красовалось дамское седло на зелёном чепраке с алыми узорами — цвета Тарли. Ведь и обратно из септы ей ехать на ней... Люди бросали в воздух зерно и золотые монетки, расступаясь перед их процессией. Приветствовали наследника Простора и его невесту. Она молча держалась за луку седла, лишь краем глаза наблюдая за зелёным пятном в красных отблесках — она ехала по правую руку от своего жениха. Кони ступали степенно, торжественно цокая по мостовой. Эх, если бы не окружившее их жители городка — натянула бы она путлища, стегнула поводьями и дала бы дёру отсюда! Но не топтать же людей конём? Да и солдат в красных плащах на площади было не меньше, чем в зелёных. От такой погони так просто не уйти.

      Под хрустальным куполом септы воцарилось торжественное молчание. Горели толстые жёлтые свечи, отражаясь в золочёных вставках на стенах и в цветных витражах, сплошь в семиконечных звёздах. Плыл запах благовоний. Статуи семи богов из серого камня смотрели слепыми глазами на неё. Она стояла в самом начале прохода между резных скамеек. А у алтаря стоял её жених, сверкая рубинами на груди, будто каплями крови.

      Тяжёлый первый аккорд «безмолвного обета» отразился от хрустального купола, заставил вибрировать воздух. Арья без всякой надежды оглянулась на двери, у которой стояла плотным строем стража, отрезая все мысли о побеге. Умелые пальцы музыкантов ударили по струнам вновь, чарующими звуками наполнили волшебством воздух. Вот только волшебство это было не для неё. Её всё это не трогало.

      В безмолвной музыке раздался тихий звук — первый несмелый шажок её туфельки.

      Незнакомые люди смотрели на неё с приторными улыбками, кто-то вытирал слёзы платками. Сестра бы сейчас точно разревелась от умиления... Всё происходящее вокруг, даже сияющий редкий алмаз, покоящийся на её груди в вырезе платья, были словно созданы для её сестры. Арья чувствовала себя здесь лишней, неправильной. Самозванкой.

      Сэм смотрел на неё сверху, с площадочки с алтарём в вереске, к которой вела лестница, с терпеливым спокойствием — соответствовал, играл роль. Неужели он, смотря на неё, не видит, что словно не ту девушку для него привели? Ради чего он готов играть свою роль, участвовать в этом маскараде? Он, наверное, согласится встать перед Богами и с обезьяной — лишь бы добиться выгодного союза с Ланнистерами...

      Поравнявшись с исповедальнями у стен — центр великолепной священной залы — Арья услышала шёпот. «Львица», «Львица Утёса Кастерли», «Почему она идёт одна?», «А вы не слышали? Отец её сгинул уж много лет назад...», «Она сказала, что настоящего отца ей никто не заменит», «Отважной Львице не нужна опора», «Львица, прекрасная львица, львица, львица...».

      Арья страшно рассердилась на них всех. Да эти люди глупы или слепы! Как ненавидела она все слухи и глупые перешёптывания! Не могут они знать, кто её отец и что с ним стало, никто не видел и не слышал, как она отказала Кивану, когда он ей предложил отвести её к алтарю. Не хотела она видеть в нём отца. Не хотела, чтобы она была ему дочерью. Хотя какая теперь разница...

      На самой первой скамеечке сидели, среди прочих, Киван и Дженна. Последняя вытирала сухие глаза широким платком, расшитыми башнями-близнецами, и сладко ей улыбалась. Семеро, сколько улыбок ей предстоит выдержать сегодня ещё?!

      Арья поднялась по ступенькам и замерла. «Безмолвный обет» прекратили играть. Старый, едва ли не дряхлый септон с трясущимся кадыком заунывно начал читать свои речи. Краешком сознания Арья заметила, что он читал как-то странно, с придыханием.

      — Согласны ли вы взять... взять в жёны... женщину благородную и пришедшую сюда перед богами? — обратился к Сэму септон.

      После того, как он с придыханием произнёс весь положенный скучный текст с молитвами, никто и внимания не обратил, как он «проглотил» имена.

      — Да, — ответил её жених.

      — Согласны ли вы... взять в мужья... мужчину благородного и пришедшего сюда перед богами? — обратился септон уже к Арье, обратив к ней ясные, лишённые старческой усталости глаза.

      Ей не нужно было оборачиваться, чтобы взглянуть на Кивана, она и так всё поняла. Это его рук дело. Он подкупил или подговорил септона таким образом, чтобы не называть её ложного или настоящего имени!

      Септон с ясным взглядом, талантливо отыгравший роль еле говорящей развалины, смотрел на неё выжидательно. Сзади чуть громче стали шепотки.

      — Да, — ответила Арья, не видя другого исхода.

      — Можете покрыть невесту своим плащом, — кивнул септон.

      Арья, сама не веря в происходящее, повернулась к Сэму спиной. Его руки легли ей на плечи. Потом он сделал к ней ещё один крохотный неловкий шажок, вставая чуть ближе — наверное, не хотел к ней приближаться и вовсе, но пришлось — расстегнул фибулу её тяжёлого плаща в цветах Ланнистеров.

      Странный ветерок пробежался по септе. Пахнуло сыростью и северной богорощей. На долю секунду Арьей показалась, что она услышала голос Брана среди шёпота толпы.

      Сэм снял с неё алый плащ и надел на неё свой, зелёный.

      Почувствовав тяжёлый бархат на плечах, Арья покосилась на септона. Он должен был вписывать имена новобрачных в книгу. Септон, обмакнув перо, действительно выводил что-то, держа книгу таким образом, чтобы его спина в грубой рясе закрывала её от Сэма. Одна лишь Арья видела, как септон на последней странице потрёпанной книги вывел «Арья Старк». Её истинное имя.

      Молодой послушник септы принял захлопнутую книгу, куда внесли всё необходимое, и унёс её. Со своего места Арья видела, как послушник в каморке положил книгу в ларец и закрыл на ключ. Ларец тут же унесли. Что-то ей подсказывало, что редко когда книги с узаконенными в них церемониями отправлялись в Цитадель так скоро да ещё и под замком. Киван предусмотрел всё.

      Она развернулась лицом к своему жениху. Рендилл, который до этого держал плащ, которым её покрыли, спустился с лестницы со снятым красным плащом.

      Сэм подал ей руку. Его полная, на вид изнеженная ладонь, обращённая к ней, не походила на ладонь отца, братьев, Кивана... Даже руки Ланселя, с которым она тренировалась в Утёсе по утрам, она помнила. Никогда ей ещё не казались ничьи пальцы настолько чужими.

      Нехотя она вложила свою руку в его. Маскарад должен продолжаться.

      Септон взял с алтаря, украшенного медовым вереском, широкую семицветную ленту и обвил их руки, символично соединяя в одно целое.

      — Этим поцелуем я клянусь тебе в любви и признаю тебя моей леди и женой, — уверенно, с холодным спокойствием произнёс Сэм.

      Она молчала. Не могла себя заставить разлепить губы и произнести положенные ей слова.

      Солнце светило в витраж семиконечной звезды, цветными пятнами лучи падали на праздничный дублет её жениха, крася зелёный бархат в нелепые цвета. Рубины на его груди как созвездия складывались в охотника. Какой из этого пухлого, самоуверенного парня охотник? Какая из неё, Арьи, львица? «Семеро, за что вы наказываете меня этой нелепой свадьбой?!»

      Видимо, Сэм понял, что она не скажет слов, не потянется к нему в нежном порыве. Он сам наклонился к ней, аккуратно взял её лицо в свои ладони... Маскарад должен был продолжаться: что она не сделает сама — доделают за неё. Ей никуда не деться. Слова невесты уже не важны — она не первая и не последняя, кого выдают против воли.

      Она зажмурилась, приказывая самой себе из последних сил не шевелиться. Словно цепью удерживая волчицу внутри себя на одном месте. Она больше не маленькая разбойница или волчица. Не дитя лета. Детские игры закончились, чаще лили дожди, завыли ветра. Зима близко. Она одна и вынуждена играть по правилам, чтобы выжить. Что прощается ребёнку, никогда не простят взрослой леди. Хотя, какая из неё леди...

      Сухие губы аккуратно коснулись её. Мягко, почти невесомо. Щёку опалило чужое дыхание. Пахло яблоком и корицей. Голова кружилась от благовоний. В корсете и так было тяжёло дышать, а тут столько запахов навалилось: мёд и вереск, нагретое дерево и ладан, выделанная кожа на шевроне мужа, яблоко с корицей и какой-то ещё, собственный запах Сэма... Он нежно, почти трепетно погладил кончиками пальцев её скулы, будто пытаясь её успокоить. Щёки зарделись в его ладонях. Она почувствовала себя пойманной птицей в этих тёплых, на удивление мягких, без мозолей и шерховатостей, руках.

      — Пред ликами богов и людей... торжественно объявляю... мужем и женой. Одна плоть... одно сердце... одна душа. Отныне и навеки...

      Толпа на скамейке взревела, выкрикивая их имена, и она, сама не уже почти не понимая, что происходит, услышала тихое «Будь счастлива, сестра» голосом Брана. Хотя, конечно же, это не мог быть он...

      Когда Сэм только встал у алтаря в душистом вереске перед ликами Семерых, то ему казалось, что всё едва ли лучше, чем в тот день, когда он с Джоном произнёс другие обеты перед ликом чардрева. Он не выспался, голова гудела от выпитого вчера, а от уничтожающего взгляда отца утром, которому, возможно, успели доложить о переполохе на конюшне или устроенном бедламе в лаборатории мейстера, и вовсе хотелось провалиться под разноцветные плиты. Вдохнув всей грудью — насколько позволял стиснувший его зелёный бархат, флаконы с зельями в кармашке больно врезались в бок, — он развернулся под первые аккорды «брачного обета». Ожидая увидеть ту холодную, надменную девушку, которой он совсем не нужен.

      Она шла к нему одна между скамеечек. Гордо, не торопясь. Нехотя, конечно же — кого обманывать? Юбки еле слышно шуршали, белый шёлк их переливался складками, искря первым снегом; россыпь алмазов мерцала на лифе так, словно он вновь оказался на Севере, и это изморозь на тонких веточках ослепила его утренними лучами.

      Замерла напротив него. Взгляд настороженный, глаза как сталь, невидимыми латами себя окружила. С подобным упрямством — диким, северным, необузданным — смотрела когда-то его Лили. Но в одичалой было варварство от природы, грубое и по-своему очаровательное, как неогранённый камень. А в Джой кипела не варварство, а сила, страсть. Так дикий зверь пленяет взгляд, и ни шелками, ни кружевами не скрыть кипящую в глазах натуру.

      Объяв её плащом, Сэм подал ей руку. Глазами живыми скользнула с его лица на ладонь. Под колким взглядом ему показалось, что пальцы у него вот-вот вспотеют, и он никогда себе этого не простит. Её брови — такие естественные, вразлёт, по-милому смешные, в короткой болезненной гримасе отразили её чувства. Будто маску с нарисованным гордым спокойствием уронила с лица лишь на миг, а он успел за ней подсмотреть то, что она не давала. Нехотя она вложила свою маленькую ладонь в его. В лицо посмотрела, зная, что будет дальше.

      — Этим поцелуем я клянусь тебе в любви и признаю тебя моей леди и женой. — Сэму много стоило не запнуться. Пожалуй, перед Варисом играть и то было проще.

      Что-то дрогнуло в её глазах, надломилось. В этих серебристо-серых, изумительно чистых, прозрачных глазах погас внутренний свет. Пропали воображаемые воздушные латы; её страх, дыханье которого он уловил, сорвал с неё все щиты и доспехи. Она предстала вдруг перед ним именно так — уязвимая, обнажённая от них, прекрасная в лучах солнца и былинок, танцующих вокруг.

      Всё происходящее показалось ему злой насмешкой. Он ужаснулся сам себе. Как её, такую нежную, такую живую отдают ему? На его месте бы стоять красавцу не хуже Ланселя. А перед ней — он, Сэм... Неуклюжий, смешной, в неудобном нелепом дублете цвета мха.

      Шепотки стали громче. Лопатки почуяли свербящий взгляд отца. Он понял, что она не решится. Не сможет заставить себя произнести слов, не потянется к нему за поцелуем.

      Но Боги сделали свой выбор — их невидимая длань направила Сэма сюда кривыми путями. Теперь именно он — её муж. И это его ноша спасать честь обоих.

      Он выпустил её руку — семицветная лента бесшумно соскользнула куда-то вниз, и мягко взял ей лицо в свои ладони. Медленно, осторожно как напуганного зверька. Она зажмурилась, сомкнула густые чёрные ресницы. А он прижался своими, предательски высохшими губами к её, напряжённым.

      С шорохом рукавов рясы септон поднял над ними семигранный кристалл.

      — Пред ликами богов и людей... — начал провозглашать он.

      А у Сэма в животе булькнуло и перевернулось что-то. Ещё облачая её в свой плащ он подивился, что от неё не пахнет удушающе духами, как от расфуфыренных модниц при дворе. А теперь, касаясь носом её щеки, он вдруг почувствовал её собственный, неповторимый аромат кожи. Вдыхал это что-то чистое, естественное, а её щёки почему-то горели в его ладонях.

      — ...Одна плоть, одно сердце, одна душа. Отныне и навеки, — договорил септон.

      Толпа взревела.

***

      Столы великого чертога Рогова Холма ломились от яств. Сэм сидел напротив повёрнутого к нему пернатой задницы фазана, клюв которого был обращён к гостям. Повара аккуратно сняли с птицы кожу вместе с перьями, начинили тушку грушами с миндалём, «позолотили» желтками и приготовили в печи. И уже снова в перьях эта праздничная птица «въехала» в зал верхом на золотом блюде. А между этим блюдом и тарелкой Сэма истекала соком огромная щука в коричневых зубчиках чеснока, блестели крохотные почки на вертеле, желтели круглыми боками копчёные яйца с крапивой... и поднимался потрясающий аромат от самой тарелки Сэма, полнящейся густым супом из грибов с улитками.

      Сэм уже давно утолил первый голод и теперь скучающе рассматривал то завитушки раковин в своём супе, то пёстрые перья в хвосте фазана, то многочисленных гостей, танцующих, смеющихся и поющих песни.

      — Жил-был медведь, косолапый и бурый!

      Страшный, большой и с мохнатою шкурой!

      Однажды на ярмарку двинулся люд,

      Подался весь люд и медведя зовут!

      Отсюда, с верхнего стола поверх мясных пирогов и тяжёлых блюд с горами сыра всех мастей отлично было заметно, как много среди нарядов было зелёного, красного и чёрного. Цвета Простора, Запада и траура. Многочисленных родственников Тиреллов — многие благородные семьи состояли с ними в родстве — пригласили сюда с поклоном не сколько ради свадьбы, сколько засвидетельствовать свою лояльность новому лорду Простора. Сэм закинул в рот оливку, разглядывая Лейтона Хайтауэра. Отец Алерии Тирелл и, соответственно, дед её дочери — Маргери. Гордый лорд с густой бородой был хмур и облачён в чёрное с головы до пят. Лишь на груди серебряной нитью был вышит контур ступенчатой башни, увенчанной огнём.

      — Прекрасная дева навстречу идёт,

      И пышные кудри её словно мёд! — не умолкал певец с медовым голосом, и ему вторили гости, —

      Тут носом задёргал красавец наш бурый,

      Страшный, большой и с мохнатою шкурой!

      Аккуратно, стараясь, чтобы это было незаметно со стороны, Сэм покосился на свою невесту. Волшебство, сотворённое в септе молитвой и запахом вереска, растаяло, и теперь рядом с ним снова была неприступная дева с колючим взглядом. Серебряные нити на её корсете сплетались морозным узором, будто вторя её ледяному виду. Пальцем тронь — всю руку по локоть отморозишь.

      Тарелки перед ней слуги меняли, но она ни к чему не притрагивалась. Застыла ледяной статуей с прямой, упрямой спиной, будто меч проглотила. Острые плечи расправлены, воображаемые латы подняты. Понятно, в общем-то, против кого она так воинственно настроена. Не против Дженны, которая сейчас хлопает громче всех. Видимо, предлагать невесте ради приличия станцевать с ним хотя бы один танец не стоит и пытаться.

      — Пристало ли деве подолом вертеть?

      Не стану плясать я с тобою, медведь!

      Мне грезился рыцарь, а ты косматый,

      Бурый, и страшный, и косолапый!

      Сэм тоскливо посмотрел на Ланселя, которого почти против воли вытащила в центр залы Алин Хайтауэр. Красивый юноша кружил довольную раскрасневшуюся Алин с достойным изяществом. Пышные чёрные юбки взлетали и опадали вокруг его ловких ног. Рыжие локоны мелькали огнём, привлекая взгляды.

      Вышла бы танцевать Джой с кем-то другим? Если бы на месте Сэма, неуклюжего, не рождённого для танцев, сидел прекрасный рыцарь из песен. Решимость, тщательная взращённая вчера в нём Мэтом, стремительно испарялась. Склянки с зельями в кармашке казались сваренными абсолютно напрасно. Что будет сегодня этой ночью? Не будет же он её тащить в постель против воли? Хоть она и должна понимать, что ей некуда деваться от него, но не с её слёз он хотел начинать их супружескую жизнь.

      — Она и брыкалась, она и визжала,

      Но всё ж от медведя не убежала.

      Плясал с нею бурый весь день напролёт

      И с пышных кудрей её слизывал мёд!

      То, что его невеста ни пила, ни ела его беспокоило. Хоть она и показывала стойкость и силу, была подобна маленькому очаровательному бойцу в платье, Сэм не сомневался, что именно та слабость и страх, невольно прорезавшиеся в ней септе, были более искренними. Сэм попытался представить, как бы чувствовал себя он, если бы родился девушкой? Даже зажмурился — и картинки замелькали перед глазами. Его, растущего без забот, увезли из отчего дома, где потакали всем капризам, где дядюшка души в нём не чаял... Посадили за одним столом с мужчиной — неловким, непригожим, похожим больше на косолапого мишку из песен. На месте Джой все мысли Сэма были бы о том, что случится в спальне. Как этот «медведь» покажет всю свою грубость, словно в лесной глуши родился. Но ведь это совсем не так! Как показать ей это?

      Он положил свою руку рядом с её на столе. С невозмутимым видом, будто продолжал любоваться, как скачет горной козочкой Алин вокруг Ланселя в танце. Потом осторожно сдвинул свою руку правее, коснулся её мизинцем... Она резко убрала свои руки, спрятала их под стол. Сэм мысленно даже стукнул себя по лбу — чего он ожидал? Что он сможет наладить с ней отношения здесь, при всех? Она впервые, должно быть, видит большинство присутствующих здесь лордов... Естественно она напряжена. Не стоит ждать, что её расположение будет завоевать легко.

      — Кричит она: милый ты мой, косматый,

      Мой расчудесный медведь косолапый!

      На парочку эту всем любо глядеть:

      Прекрасная дева и бурый медведь!

      Музыканты принялись за новую песню, а Сэм подозвал слугу и тихо отдал ему приказ. Будь он на месте Джой, то ему, Сэму, тоже бы кусок в горло не лез. Но от чего не откажется ни один человек, даже если ему очень плохо? Конечно же от пирожного! Наплевав на порядок блюд, задуманный его матерью и тёткой невесты, он велел принести и поставить перед Джой заготовленные поварами десерты. И не успели лютни и скрипки затихнуть после «легла леди на сено нагишом», как суп с улитками справа от него унесли и поставили несколько тарелочек со сладостями.

      Джой смотрела на них долго и с некоторым удивлением. Сэм, стараясь её не смущать, невидящим взглядом смотрел куда-то в сторону розовощёкой кружащейся Алин и присоединившейся к танцующим Дженне. Но вот «Два сердце бьются как одно» начало затихать, и Джой всё-таки потянула к себе тарелочку с маковыми налистниками и розовыми сливками... Лёгкое тесто на молоке обжаривали в сливочном масле на сковородках. А потом в него заворачивали пропаренный с сахаром мак. И подавали вместе с нежнейшим кремом — взбитые сливки с соком лаванды. Оттого у крема появлялся розовый, почти лиловый характерный цвет и потрясающий аромат. Сэм любил этот десерт, распространённый в Просторе, с детства.

      «Два сердца бьются как одно» затихло. И гости с Простора начали хлопать в ладоши, крича как один: «Пла-ток! Пла-ток!»

      Беличий платок — ещё одна из традиций этого края. Жених за несколько дней до свадьбы отправлялся охотиться в лес. И целился из лука в белок. Дичь хоть и не опасная — во всяком случае, Сэм ещё ни разу не слышал о человеке, загрызенном насмерть белкой — но крайне сложная. Искусные охотники хвалились тем, что умудряются стрелой попасть белке в глаз, не портя тем самым шкурку. Пойманных белок отправляли меховщикам, и на свадебном пиру на закате жених преподносил невесте платок с пришитыми к нему хвостиками — по числу сражённых им зверьков лично. Демонстрируя тем самым свою ловкость и пригодность в качестве добытчика семьи. Невеста, выражая свою благодарность, должна принять платок и поцеловать дарителя столько раз, сколько пушистых кисточек пришили к его концам. У матушки, помнится, до сих пор хранился такой в шкатулке — с семнадцатью пушистыми хвостами.

      Сэм поднялся и обошёл стол, оказавшись с другой стороны. Джой сначала осмотрелась растерянно, будто не понимая, что от неё требуется, а потом со скорбным видом отодвинула от себя тарелочку с налистниками, которые так и не успела попробовать. Обошла стол с другой стороны и замерла напротив Сэма. Музыканты начали играть «он бьёт не в бровь, а в глаз», слуга с ларцом подбежал к ним и откинул крышку. Все гости замерли, гадая, сколько будет мотаться хвостов на платке наследника Простора.

      Бледнея, заранее предчувствуя позор, Сэм достал платок и повернулся к Джой. Бухнулся на одно колено, преподнося ей лоскут зелёного атласа с вышитым алым охотником посредине. Два хвоста — чёрный и рыжий со светлым кончиком — мотались на противоположных уголках платка.

      Джой молчала. Гости тоже. Даже струны у инструментов притихли — верно боялись заглушить возможные слова невесты. У Сэма начало ныть колено от непривычной позы, а лицо, казалось, вот-вот пойдёт красными пятнами. Два, всего лишь два жалких хвоста свисали с этого платка! Со стороны отца было жестоко настоять на этой варварской древней традиции.

      Алин коротко хихикнула в кулачок, обтянутый чёрной перчаткой. В гулкой тишине этот крохотный, казалось бы тихий смешок отразился от каменных сводов. Джой, к удивлению Сэма, прожгла Алин гневным взглядом.

      — Я сама когда-то пробовала стрелять по белкам, — уверенно обратилась к нему невеста. Её слова с интересом ловил каждый присутствующий в зале. — Наверное, это к добру, когда муж более меток, чем жена.

      Она забрала с его раскрытой ладони платок и кивком выразила свою благодарность, принимая подношение. Неужели матушка забыла её предупредить об этой традиции? Или Джой старательно делает вид, что всё забыла? Настаивать или напоминать ей о положенных поцелуях — по числу хвостов — на глазах у всех Сэм посчитал лишним. Он и так ей был благодарен за то, что она так неожиданно решила защитить его.

      Со скрытым облегчением он поднялся с колена, нывшего из-за знакомства с жёсткими плитами, и гости им захлопали. Музыканты принялись играть шаловливую песню «распутная купчиха», а Джой, не глядя на него, юркнула в толпу гостей, растворившись в ней...

      Сэм остался стоять, глядя ей вслед, чувствуя себя к полу пригвождённым. Она защитила его. «К добру, когда муж более меток, чем жена» — как бы ещё поговоркой не стало! После слов юной львицы, когда она ещё так показательно хлестнула взглядом посмевшую насмехаться над мужем, уже никто не рискнул посмеяться над Сэмом. Наоборот, все гости оценили её высказывание, улыбались им, будто приветствуя счастливую пару. Видимо, когда зубов у жены больше, чем у мужа, тоже к добру...

      Стоило ещё раз поблагодарить Мэта за то, что он застрелил для Сэма двух белок. Над «пустым» платком смеялись бы точно все.

      К нему подошла Алин. Зардевшаяся девочка попыталась перед ним извиниться и объясниться. Мол, подружка ей невовремя на ухо шепнула какую-то смешную нелепицу, вот она и не удержала смешка. И что-то ещё она всё говорила и говорила... Гости сновали туда-сюда, кто в танце, кто просто прогуливаясь и развлекая друг друга светской беседой. И между мельтешащих спин Сэм смотрел на Джой. Она прошлась по чертогу тревожно, словно загнанная, усталая хищница. Не знала куда деться от взглядов и разговоров. А потом замерла у окна, между кадок с цветами, отвернувшись от всех. Наверное, больше всего на свете ей хотелось, чтобы её сейчас оставили в покое.

      Алин, наконец, отстала от Сэма, прекратила раздражающе жеманно улыбаться и вернулась к своим подругам. Вместо неё к Сэму медленно подошёл брат невесты.

      — Она не из тех, кто любят поцелуи, — полушутливо-полунасмешливо заметил Лансель, покачивая хрустальный кубок с вином в длинных пальцах. Видимо, даже он знал всё полностью о традиции с беличьим платком.

      — Ей нравится стрельба из лука? — Сэм доброжелательно поинтересовался с таким видом, будто не заметил в словах издёвки. Или ему только мерещилась эта издёвка? После слов Мэта про слухи о «брате и сестре» он уже не знал, что и думать. Красавчик-Лансель кривил свои надменные губы так, словно проверял своё высказывание лично.

      — Джой нравится оружие, нравится сражаться... В её руках сталь поёт лучше, чем арфа у придворных красавиц. — Он приблизил к лицу кубок и хитро посмотрел на Сэма поверх золочёной кромки. — Она скорее из тех, кто убьёт того, кто посмеет её обидеть.

      — Тарли не обижают детей и женщин.

      — О, если не считать предателей за людей, то конечно. — Лансель глазами показал на траурные одежды многих присутствующих. Сэм едва язык не прикусил. Гибель Тиреллов, видимо, забудут ещё не скоро. — Теперь поймёшь, какого это, когда все тебе припоминают грехи твоих предков, — как-то потухше и устало добавил Лансель. — Однажды испачканные руки в крови отмыть невозможно. Либо ты будешь пытаться играть невинность и ловить на себе ненавистные взгляды... либо ты выставишь эту кровь напоказ, превратишь в устрашение и свою защиту. — Он залпом выпил содержимое своего кубка, поморщился и с какой-то затаённой болью посмотрел на Сэма. — Если ты посмеешь её обидеть, я убью тебя сам. Перережу тебе глотку.

      «Сколько вина он уже выпил?» — пронеслось в голове у Сэма.

      Раздался пронзительный девичий визг.

      После вручения беличьего платка Арья не знала, куда ей деваться. Возвращаться снова за стол и сидеть подле навязанного ей жениха ей не хотелось. Но и вне стола ей не было покоя. К ней подходили, поздравляли, говорили какие-то учтивые, льстивые, противные ей речи... Вдоль стены с арочными окнами стояло множество высоких кадок с цветами. Будто полсада хозяйка велела перенести в Великий чертог. Между этих самых кадок Арья и забилась загнанным, измученным зверем. Отвернулась от всех, будто в окно на что-то любуется, и мысленно взмолилась, чтобы её все оставили в покое.

      За окном стремительно темнело. О, это коварное, предательское солнце! Утром оно приближало свадьбу, вечером... не хотелось даже думать о том, что приближало оно сейчас!

      В чертоге незаметными серыми мышками шмыгали туда-сюда слуги, зажигали свечи в канделябрах. И оттого стекло перед ней всё хуже и хуже показывало двор, усыпанный в беспорядке зерном, которые гости кидали на них с Сэмом по приезде из септы. Монеток, стоит отметить, уже не виднелось — простой люд разобрал. Двор перед ней таял... и проявлялась перед ней, как по волшебству, картина — отражение зала позади неё. Нахмурившись, она заметила, как к Сэму подошла рыжеволосая девица. Чем-то она ей напомнила Сансу. Почти весь пир Сэм, стараясь не смотреть на Джой, пялился на эту девушку. Понятно почему! Она, как и Санса, была красивой. Золотисто-рыжие локоны, миловидное личико, грудь, приподнятая корсетом, пленяет взгляды... Вот и женился бы ней!

      Арья отвела от них глаза, испытывая злость и досаду. Всё в ней кипело от этой девицы. Ещё и хихикнуть она посмела! Сначала Арья даже решила, что эта красотка смеётся над ней. Леди Мелесса что-то рассказывала Арье про традицию с беличьими платками, но Арья простодушно всё пропустила мимо ушей, утомлённая всеми этими приготовлениями к свадьбе. Но когда Сэм встал перед ней на одно колено с платком... Она пришла в ужас, понимая, что не знает нужных слов. Только сейчас всё было не так просто, как в детстве — не обойдётся нотациями септы Мордейн за невыученный урок. Все эти люди вокруг — вассалы её мужа. Ну... будут его. Пока что его отца. В истории хватало случаев, когда из-за испорченных отношений на праздниках семьи становились заклятыми врагами. Новой пролитой крови она не хотела.

      — Он такой смешной и нелепый! — услышала она тихий смешок за кадкой с цветами.

      — Всего два хвоста! — потешался второй девичий голос.

      — Только подумать, что меня чуть было не отдали за него замуж! — ужаснулась третья. Голосом той самой девушки, что танцевала с Ланселем и привлекала взгляд Сэма.

      — Бедняжка Алин!

      Арья аккуратно раздвинула веточки кустарника с мелкими лиловыми цветочками. Три раскрасневшиеся девицы перешёптывались, думая, что их никто не слышит.

      — Лансель совсем другой, — вздыхала Алин. — Он так меня кружил в танце, у меня в животе будто бабочки трепетали.

      — Вы идеально смотритесь вместе! — подхватила её подруга, складывая вместе руки у груди.

      — Он так на тебя смотрит!

      Арья, которая видела, как Алин вытащила Ланселя танцевать едва ли не за шиворот, усомнилась.

      — Я видела, как ты ему подавала часто кубки между танцами, — хихикнула одна из них. — Я знаю, что ты задумала.

      Арья настарожилась.

      — Я дождусь провожания, а после уведу его в сторону комнат. — Алин покраснела, но решительно продолжила. — Я соблазню его. Ланнистеры платят свои долги — вот он и не денется никуда от меня. Возьмёт в жёны, как честный человек, после содеянного.

      Арья отпустила цветочные ветки, вся негодуя от услышанного. Эта гадюка хочет обмануть наивного Ланселя! Пуще Ланселя ей было жальче Кивана, которому потом со всем этим разбираться… И ведь Лансель купится, пойдёт, дурачок, за этой смазливой девчонкой! На которую половина гостей любовались вместе с её женихом!

      Мимо проходил слуга с подносом, уставленным кубками с недопитыми напитками и грязными тарелками. Арья, ослеплённая яростью, словно вернулась на секунду в детство, когда сцепиться с сестрой было привычным делом. Схватив кубок с водой она выскочила из-за кадки и выплеснула воду на наглую девицу.

      Алин сначала удивлённо заморгала длинными мокрыми ресницами. Платье её намокло. А потом оглушительно завизжала.

      — Ты испортила моё платье!!!

      Все гости на них обернулись. Множество недоумённых взглядов кололи кожу, словно сотни крохотных иголочек. Арье даже показалось, что во взгляде жениха, выпучившего глаза от удивления, сквозит осуждение. Что она наделала? Что теперь будет? Не спать же идти отправят и не сладкого на неделю лишат... Поступить так глупо, по-детски! Ей хотелось просто провалиться на месте.

      — Мне показалось, у вас волосы загорелись, — выдавила она из себя и поставила кубок на поднос обратно.

      Алин, поднявшая было руки скрюченными пальцами вперёд, будто готовая наброситься на неё и оттаскать за волосы, заморгала и переменилась в лице. До неё тоже, видимо, дошло что на них все смотрят. Смотрят на то, как она посмела закричать на новую леди Тарли, леди своего сюзерена.

      — Прошу прощения, — пролепетала Алин и присела перед ней в глубоком реверансе, бледная и испуганная.

      Арья ей кивнула, якобы прощая сама не зная за что, и от них, наконец, стали отворачиваться. Снова чертог заполнил привычный гул разговоров и шепотков, заиграла нежная музыка. Арья подхватила юбки и поспешила от этих девушек куда подальше. Заметив выход на балкон, проскользнула туда между гостей. Вышла под открытое небо, нахмурившееся набежавшими тучами, и прикрыла глаза. Внезапно захотелось рассмеяться.

      Семеро! Кто бы думал, что быть взрослой в некоторых вопросах гораздо приятнее, чем ребёнком! Если бы так поступила маленькая Арья — не избежать бы ей наказания. Двадцать платочков велела бы септа вышить их девизом — в лучшем случае. А тут... Хоть Арье и было стыдно за свою детскую выходку, но вид униженной противницы ей понравился. Какая бы ни была у неё фамилия — она была ниже, чем новая фамилия Арьи.

      Усилившийся под вечер ветер трепал зелень во дворе, рвал соцветия сирени нещадно, выл раненным зверем. На горизонте тучи сверкнули калёным железом.

      — Кислым видом невесты вы никого не удивите на свадьбе.

      Рядом с ней встал вышедший на балкон лорд с густой бородой. Весь в чёрном с головы до пят, в рыжих волосах серебряные нити поблескивают, на груди вышит контур ступенчатой башни, увенчанной огнём.

      — Лейтон Хайтауэр, — представился лорд, улыбнувшись в бороду. — На своём веку я повидал множество свадеб и столько же невест... Все они были перепуганными, нервными. Все понимают ваши волненья, миледи, не бойтесь, никто и не вспомнит на утро о маленьком происшествии.

      Арья с сомнением рассматривала лорда в чёрном. Почему он решил выразить ей свою поддержку? И почему сегодня так много людей в чёрном — новая мода из столицы что ли?

      Первые редкие капли прибили пыль на балкончике. Гром загремел в полнеющих тучах.

      — Позвольте проводить вас в чертог. — Он сделал любезный жест рукой вперёд себя. — Не сердитесь на Алин. Она молода и вспыльчива... Охотно верю, что она могла вывести из себя любого. Язык без костей.

      Они вернулись в зал, и Арья обернулась к нему, нащупав догадку:

      — Кем она вам приходится?

      — Она моя внучка, — он по-доброму хмыкнул. — Хайтауэры — верные вассалы Тарли. Ни к чему нам ссоры. — Он посмотрел куда-то поверх неё. — Вам очень повезло с мужем, миледи. Сэм Смертоносный. Говорят, он получил своё прозвище ещё на Стене. Проявил, внезапно, свирепость, которую от него не ждёшь. В столице он произвёл немалое впечатление... Умный и рассудительный молодой человек, блестяще справляющейся со своей нелёгкой должностью...

      Арья не сильно вслушивалась в хвалебные речи её жениху. Её больше напрягали чёрные одежды её собеседника. Она начинала догадываться что мог значить этот наряд. «Хайтауэры — верные вассалы Тарли» — сказал он.

      — И давно вы стали их вассалами? — ляпнула Арья, не успев додумать мысль.

      Лорд Лейтон нахмурился.

      — От вас мне это слышать особенно странно. Вы, как бывшая Ланнистер, как раз должны были оценить работу своего свёкра. И мои старания проявить лояльность после того, что он сделал.

      Арья захлопала глазами от удивления. Что он имел ввиду, говоря последнее?..

      — Если бы моя внучка не похитила короля... Она и моя дочь были бы живы. А Алин сейчас была бы на вашем месте.

      Она вспыхнула, вспомнив отражение Сэма с крутящейся рядом с ним красавицей. В ушах прозвучали речи Кивана, когда он рассуждал, что Нед Старк совершил ошибку, оставив в живых Теона, чьих родственников он убил.

      — Вы — дед Маргери и отец Алерии?.. — Арья отшатнулась от него, не замечая, как только что гремевшие было инструменты начали затихать, окончив песню. — Как Киван допустил оставить в живых прямого родственника Тиреллов!

      Руки музыкантов застыли, так и не начав играть что-то новое. Все присутствующие замолкли и смотрели теперь на них. Очевидно, что последние её слова слышали все.

      — Половина Простора состоит в прямом родстве с Тиреллами, — с напускным спокойствием ответил лорд Лейтон. Но борода не скрыла, как он побледнел. — Даже матушка вашего мужа. Всех не перережете. Иначе, юная леди, вам будем некем править.

      — Оленна приходилась мне тётей, — отозвался в ледяной тишине лорд Пакстер Редвин, успевший представиться ей ранее.

      — Она была моей бабушкой, — громко прошептала леди с медовыми волосами.

      — Олин Тирелл была моей внучкой, а Элин — дочерью, — злобно сверкнул глазами лорд в чёрном камзоле, расшитом стрелами.

      — Моя сестра... моя племянница... — послышались голоса.

      Дождь с пыльным ветром ударил по балкончику, заставив двери раствориться настеж. Ворвавшийся порыв волной пробежался по залу, затушил свечи. Грозная молния разрезала небо в окнах, ослепила, бросила на стены острые тени; по ушам ударил беспощадный гром.

      Прокатившийся рокот стих, слуги начали зажигать свечи. И под плачущий дождь Киван поднялся со своего места. Его сухой, режущий голос был полон жёсткости и предостережения:

      — Мы будем помнить всё. Чтобы не повторять ошибок. Ведь так, лорд Лейтон?

      Лейтон встретил его взгляд тяжело. А потом опустил глаза на Арью.

      — Вы достойная наследница своих предков. В вас говорит кровь истинной Ланнистер. Ваши намёки я понял. Льёт дождь. — Он махнул рукой на ставшие мутными стёкла. — Пускай он остаётся за стенами... и в песнях. Я согласен с вами, лорд Киван. Мы будем помнить.

      — Мы будем помнить, — повторила леди с медовыми волосами.

      — Мы будем помнить, — повторил лорд в камзоле, расшитыми стрелами.

      — Мы будем помнить, — единогласно грянули голоса всех в чёрных одеждах. И даже мать Сэма, цепляясь за локоть Рендилла, прошептала их, в почёте по усопшим склонив голову.

      Снова сверкнула молния и музыканты, не сговариваясь, заиграли то, что изначально не было в списках — «Дожди в Кастамере».

      Арье сделалось дурно. Подобрав юбки, боясь в них запутаться и упасть, она пошла к выходу. Все лорды и леди перед ней расступались, низко кланялись и приседали в глубоких реверансах. «Настоящая львица», «свирепая львица» — произносилось еле слышно.

      — С чего бы мне, сказал тот лорд, — певец скорбным голосом затянул первые строки,

      Склоняться пред тобой?

      На стяге твоём такой же кот,

      Лишь только цвет другой.

      В коридоре Арья отошла на такое расстояние, чтобы слова зловещей песни звучали как можно тише. Привалилась к стене, пытаясь отдышаться. Корсет не давал вздохнуть полной грудью. Когда все стали произносить вслух своё родство с Тиреллами... когда взгляд Лейтона горел горем и ненавистью... когда ветер задул свечи и загрохотал гром... Она уж решила, что они обнажат мечи, и случится вторая «Красная свадьба». И эти люди не забудут, кто отдал приказ Рендиллу об уничтожении. Арья и не думала, что у Кивана может быть столько врагов!

      — Так он сказал, так он сказал,

      Из Кастамере лорд.

      С тех пор лишь дождь в пустынный зал

      По лорду слёзы льёт.

      Внезапно сегодняшний сон показался ей жутким предзнаменованием. Она вспомнила, как летела по ступенькам с кувшинчиком, пытаясь догнать его и уберечь сама не зная от какой опасности.

      «Завтра, — твёрдо решила Арья. — Я поговорю с ним завтра. Отец говорил, вещие сны существуют. Кивану следует быть осторожным...»

      — Я тебя вспомнил, — раздался за спиной звонкий мальчишеский голос. — Ты наполняла кубки Тайвину в Харренхолле.

      Арья попытался круто развернуться на каблуках туфелек и едва не упала. Схватилась за держатель факела, вделанный в стену. Перед ней стоял Мэтьюс Крейкхолл, бывший оруженосец Тайвина. А за его спиной стоял её жених. После того странного сна было особенно жутко оказаться с ними наедине.

      — Я тоже тебя помню, — не стала она отпираться. — Ты чистил ему сапоги.

      — Но тогда ты звалась иначе! — взъелся Мэт, сжав кулаки. — Когда мы въехали в Харренхолл, ты была в загоне с пленными. Ты не племянница Кивана! Ты — самозванка! Мой друг обязан знать, кого взял в жёны!

      Арья устало провела рукой по лбу, пряча растерянность, тщательно играя усталость. Видимо, держатель для факела давно не чистили от сажи, так как она почувствовала, как ладонь размазала по лбу полосу. Что ж. Она оступилась сегодня дважды. Третьего скандала, который, к тому же, мог навредить Кивану, она не допустит. Будет играть так, чтобы он ей гордился.

      Она усмехнулась не хуже Кивана и посмотрела на Мэта с надменной насмешкой.

      — А ты действительно поверил в маленький разыгранный для всех там спектакль? — Вытянувшееся лицо парня придало ей уверенности. — Если ты не забыл, дядя Тайвин сразу подошёл ко мне, как только увидел в загоне. Ко мне, одной единственной. Другие его не интересовали. И я не отшатнулась в отличие от других. Ведь сложно бояться того, кого привык видеть в узком кругу в четыре года. Я была бастардкой, не знал? — Она чуть наклонила голову, упиваясь своей ролью. — Моя мать была северянкой, простолюдинкой. Поэтому, попав в плен, я не смела назвать ни имени матери, ни имя отца — кто бы мне поверил? Приказом Тайвина я перестала быть пленницей. И он же велел Кивану потом увезти меня оттуда, этого не знал никто. Да и видел ли ты, как повесили трёх солдат во дворе? Они посмели тронуть меня. Повесили бы их, если б они встали на пути у простой девчонки?

      Мэт будто остолбенел. Смотрел на неё и глупо моргал глазами, как лупоглазая рыба, вытащенная из воды. Разве что рот не разевал и жабры на боках не щерил.

      — Я же говорил, что найдётся всему простое объяснение, — пожал плечами успокоенный жених и положил руку на плечо своего друга. — Нам нужно вернуться. Не хорошо оставлять гостей без нас...

      В чертоге играли «Охоту короля Роберта», слуги снова сновали туда-сюда с новыми блюдами, Рендил и Киван говорили о чём-то с Лейтоном — уже с тихим и дружелюдным видом, а Алин сидела за столом и выслушивала нотации своей септы.

      Арья замерла, не зная, куда ей податься. На своём место, за стол, в сторону которого устремился Сэм, она идти не хотела. Балкон скрылся за стеной ливня, а возле кадок с цветами она уже хлебнула позора.

      — Я тебе всё равно не доверяю, — прошептал Мэт, про которого она почти успела позабыть. Для пущей убедительности даже за руку её схватил. — Если ты посмеешь опозорить моего друга...

      — Сир Мэтьюс, верно? — с угрожающими нотками поинтересовался Лансель, стремительно приблизившийся к ним.

      — Пока ещё не сир, — Мэт смешно покрылся красными пятнами. — Меня не посвящали в рыцари, сир Лансель.

      Лансель грудью упёрся в его грудь, тесня и отодвигая его.

      — Так вот, я прошу вас, — слово «прошу» он почти прорычал, — дорогой «ещё не сир», убрать свои руки от моей сестры. Иначе никогда вам сиром точно не стать.

      «Всё, третьему скандалу за сегодня быть,» — обречённо подумала Арья, готовясь к новому позору. «Сейчас эти два петуха всех на уши поставят!» К счастью, на них пока мало кто посматривал. Все были увлечены похабной песней:

      — Кабаний клык сулит беду здоровью короля,

      И боров, жирный как король, бежит, дрожит земля,

      Монарх воскликнул: «Нападай! Башку тебе срублю!

      Одна лишь львица мне страшна. На ложе, где я сплю».

      Какой-то юноша с красным лицом от лишневыпитого с тупым выражением лица уставился на Джой. Что-то щёлкнуло, должно быть, у него в голове, потому что он внезапно выдал:

      — Львица... львица на ложе...

      Рядам стоящая с ним девица вдруг хихикнула и громко подхватила его пьяную мысль:

      — Львицу на ложе!

      За ним закричал следующий, и следующий, и следующий... «Львицу на ложе» скандировали со всех сторон, такими новыми, но красноречивыми словами пытаясь дать начало провожанию.

      Кто-то схватил Арью за ленту её корсажа, собираясь дёрнуть — она не видела, но почувствовала это.

      — Убери руки! — неожиданно для неё воскликнул Мэт и закрыл её собою сзади. Лансель, не сговариваясь с ним, повернулся к нему и Арье спиной, прикрывая её от всех спереди. Вдвоём они синхронно положили руки на рукояти мечей, готовые её охранять от всех.

      — Провожания не будет! — рыкнул Киван, заглушив всех.

      Все затихли, не смея ослушаться десницу. Арья разрывалась между желаниями убежать и сгореть со стыда. Страшно было подумать, что было бы, если бы Мэт не остановил потянувшего за ленту на её корсете.

      Окружившие её люди медленно раступалась. Только Лансель с Мэтом остались стоять к ней вплотную, грозно зыркая на всех с одинаковыми выражениями лиц. Как нос корабля Сэм разрезал толпу собою и прошёл сквозь них прямо к ней.

      — Миледи.

      Он подал ей руку.

      Ей очень хотелось уйти. Хотелось уйти до дрожи. Спрятаться где-нибудь подальше ото всех и оплакать свою утраченную и так ненастоящую свободу. Оплакать даже то, что сейчас попытаются у неё отнять. Хотелось уйти... но не с ним же! И не... и не туда! Не в спальню!

      Испугавшись, что разгорячённые вином люди могут вновь заговорить о провожании, Арья всё же вложила свою руку в его. Музыканты заиграли традиционную «снял король корону, королева башмачок», и они медленно удалились из залы.

      В тёмных коридорах она шагала почти неслышно. «Лёгкая, как пёрышко,» — подумала она, пытаясь себя успокоить. Шаги мужа звучали тяжелее.

      Её рука всё ещё лежала в его. Он держал крепко. Боялся, что вырвется и убежит что ли? Она нервно мысленно фыркнула. Конечно, он бы её никогда не догнал. Но... но вот куда ей бежать? Сегодня он сам дал ей показать в септе: что не сделает она — доделают за неё. Интересно, если она действительно пытается сейчас побежать... Её принесут назад стражники и уложат в постель насильно? Она попыталась представить, как всё же вырывает руку и несётся по коридору... «Быстрая как стрела». Её потерянный взгляд упёрся в окно... Но нет, это не выход! Она хотела жить, всей грудью, всем нутром. А значит, осталось сцепить зубы и идти только вперёд.

      Они остановились перед дубовой дверью. Как быстро окончился их путь... Но она твёрдо решила, что не дрогнет. Не даст ему увидеть своего страха или слабости. Она зайдёт... но не станет подчиняться. «Спокойная как вода,» — убеждала саму себя Арья, опасливо косясь на жениха. Карман на его боку как-то странно топорщился — из него выглядывали горлышки каких-то закупоренных пробками флакончиков. Интересно, что это?... Внезапно она почувствовала, как её пальцы еле заметно погладили. Подушечкой большого он дважды прошёлся от основания ногтей до костяшек в гладящем нежном движении, в скромной ласке. Сердце пустилось вскачь.

      Дверь скрипнула, отворяя им спальню. Горели свечи, насмешливо-приглашающе был подогнут уголок кремового одеяла на широченной кровати... и блестели какие-то румяные пирожки в вазе на лакированном столике.

[1] Ледяные алмазы (так же известные как молочные или сливочные) действительно существуют. Эти редкие алмазы похожи на капельку мороженого или льдинку.

Наряду с чёрными алмазами, они обладают непростой структурой кристаллической решётки и дают непрозрачный ледяной морозный блеск.