Занавески цвета хвои колыхал ветер из приоткрытого окна. Как только не закрыли его служанки с началом грозы! За мутными стёклами нечёсанный мех туч осветила молния. И очертила силуэт неестественно неподвижно застывшей птицы.

      Балька подошёл к лужице дождевой воды, доползшей почти до края дорогого ковра — ещё котёнком он запомнил, что именно за порчу таких хозяйка ругалась громче всего — и с удовольствием стал лакать прохладную чистую воду. Потом запрыгнул на огроменную кровать. Кремовый шёлк неприятно скользил, и Балька инстинктивно выпустил когти. Ткнулся любопытным носом в приглашающе отогнутый уголок одеяла... И тут же почувствовал, как коготь задней лапы досадно застрял в хитросплетении ниток. Балька раздражённо затряс задней лапой, крепче вонзив когти передних, чтобы удержаться. И теперь в западне оказались уже они. Нежные подушечки чувствовали словно сотню простыней и перин под одеялом, в коих увязали когти. Недовольно мявкнув, Балька скатился с этой подлой кровати. Фыркнув и капризно дёрнув кончиком пышного хвоста, прошёл к камину. Филигрань решётки перед ним складывалась в двух шагаюших охотников. Через плечи они перебросили копьё, и с его древка между ними свешивались поверженные коварными людьми животные — кабан, волк, олень, лисица... Молния сверкнула вновь, тень птицы, замёрзшей за окном на когтистой ветке, пролегла аккурат между Балькой и каминной решёткой.

      За дверью раздались приближающиеся шаги, и кот юркнул под кровать. Уши прижал и уставился на дверь, блестя любопытными глазищами из-под свисающих простыней почти до пола.

      Двое людей вошли. С лицами каменными, неживыми. Пахло от них неуверенностью и толикой страха. Это Балька чуял даже сквозь ароматы еды, пропитавшие их одежды. Особенно несло от хозяйского сына — жаренным фазаном и печёной картошкой в мундире. Обойдя двуногую госпожу в длинных одеяниях цвета молочка, он устремился куда-то вглубь комнаты — кремовый шёлк заслонил Бальке куда. И тут же появился, как по волшебству, в резной раме в углу. Стал доставать из кармана флакончики и ставить их на стол с тихим цокотом.

      В первом было что-то красное, как кровь — точнёхонько как капли, когда вонзишь клыки в сойку. Во втором — что-то прозрачное, как дождевая вода, которую Балька только что лакал с пола. Третий напоминал траву в солнечных зайчиках, а четвертый... «Молоко!!!» — твёрдо решил кот, увидев характерного цвета жидкость в склянке.

      Он опустил голову на лапы и притих. Решил, что дождётся, пока двуногие отвлекутся на какие-нибудь свои людские, неинтересные коту дела. Ковёр под меховым животом был мягок, камин хорошо прогрел комнату, люди говорили негромко и монотонно... Вот господский сын открывает бутылочку и выливает бесцветную жидкость в фужер, закрывая спиной от леди происходящее... Вот она отпивает из одного из двух фужеров, которые они держат в руках... Веки опустились, закрыв глазищи утомившегося за день кота. Последнее, что он увидел — как господский сын обнял её за плечи со спины и почти коснулся губами её серёжки.

      Только оказавшись на пороге их покоев, Арья закрыла глаза и мысленно приложила маску к лицу. Щёк будто коснулась прохлада... Снимет ли она её когда-нибудь? Или это теперь навсегда? До крышки гроба она теперь леди Тарли.

      Позапрятав под маской все эмоции, она прошла вперёд и встала посредине комнаты. Не зная, что ей делать, что сказать. Какие действия, кроме послушания, которое ей претило, были бы уместны? Не ждёт же он, что она как безвольная овца с себя скинет все одеяния и предстанет перед ним нагая? Не дождётся!

      Она напряглась, когда он стремительно направился в её сторону... коснулся её локтя... и, обойдя её, так же решительно прошёл дальше, одним только ему известным маршрутом. Стал доставать что-то из кармашка, в котором она ещё в коридоре углядела флаконы, ставить их с тихим цокотом на лакированный стол. Спиной он заслонил пол столика, на котором разместились ваза с сиренью, блюдо с фруктами, румяные пирожки в какой-то посудине и кувшинчик с белым вином и двумя фужерами. Сейчас из-за широкой спины, обтянутой зелёным бархатом, виднелась лишь сирень и кончик рукоятки ножа для фруктов, вонзённый, как украшение, в красочную гору спелых плодов.

      Арья растерянно заскользила глазами по комнате, по-прежнему не находя себе места. И её взгляд споткнулся о зеркало над туалетным столиком. В отражении Сэм сначала наполнил оба фужеры вином — оно зазвенело звонкой струйкой, ударившись о тонкие стенки — а потом аккуратно и беззвучно, явно надеясь, что она не заметит, добавил в правый что-то из одного из своих загадочных флакончиков. Прозрачная жидкость ухнула в соломенную, растворившись в ней мгновенно, не оставляя следов.

      «Говорят, что он сжёг свою первую жену,» — некстати вспомнились ей слова Ланселя. И что муж обучался в Цитадели. Чему он там научился? Ядам? Каким-то коварным зельям принуждения? Никто ничего хорошего не стал бы лить в напитки тайно, закрывая спиной.

      Вернув кувшинчик на место, Сэм снова направился к ней... Она не позволила себе даже кулаки сжать. Упрямо смотрела ему в лицо, пытаясь просчитать его действия заранее, не давая почуять ему её страха.

      «Нужно только открыть глаза, — говорил ей Сирио. — Сердце может солгать, голова одурачит тебя, но глаза видят верно. Гляди своими глазами, ощущай своей кожей. Потом придут мысли… потом. Только так можно узнать правду.»

      Как она ни силилась, ей не удавалось разгадать его действия наперёд. Сэм прошёл мимо, оказался у двери. Открыв её, он кликнул прислугу. Отдал приказ принести им еды в покои. Они столько времени провели на пиру... неужели он не наелся? Как много может в него влезть?

      Пока её новоиспечённый муж отвлёкся, перечисляя яства, Арья быстро подлетела к столику и поменяла два фужера местами.

      — ... и обязательно добавьте маковые налистники с лавандовыми сливками, — закончил Сэм, когда она встала на то же место, где стояла до этого. Нервно разгладила складки платья, надеясь, что он ничего не заметил, и приложила маску спокойствия обратно к лицу.

      Сэм почти привык надевать при дворе маску. Пока что тоненькую, разрисованную его нетвёрдой рукой под наставленья Мэта и руководством Кивана. Но, какая-никакая, всё же защита. Без неё он уже чувствовал себя в Красном замке голым. Сейчас же... он понял, что просто не выстоит против своей воинственно настроенной жены без хотя бы такой защиты.

      Приоткрытая рама скрипнула, ветер с грозовым воздухом мягко толкнулся в лицо, остужая грозившие покраснеть щёки. Это будет просто позором, если он зальётся краской ещё до того, как коснётся шнуровки её корсета. Сэм мысленно стукнул себя по лбу, призывая быть собраннее и смелее, похлопал по воображаемым карманам и надел второпях маску уверенного игрока. Глазами отмечая, как она опустила ресницы. Вместе они переступили порог их общих покоев. Как муж и жена. Отныне и навеки.

      Она решительно прошла вперёд него и замерла посредине комнаты. Вот уж кого не запугать, у кого Сэм сам не отказался бы взять хоть щепотку уверенности. Какого коварства она ждёт от него? С чем собралась бороться?

      Сэм подошёл к ней и коснулся её локтя. Плавная линяя плеч под тяжёлым хвойным плащом стала чуть напряжёнее. Вся натянута, как тетива лука. «Смотрит так, как будто сейчас ударит,» — сказал Мэт. «Ты должен объездить и эту породистую строптивую лошадку,» — приказал ему отец. Нет, напуганную лошадь однозначно не стоит дёргать за узду. Отпустив локоть, он обошёл её, сделал вид, что и вовсе не собирался к ней подходить. Приблизился к лакированному столику, стал доставать из кармана флаконы с зельями, сваренными им с Мэтом ночью. Стройным рядом выстроились склянки с жидкостями. Прозрачная, как вода; кровавое, как вино; зелёная, как трава и белое, как молоко. Подумав, Сэм решил, что время для успокоительного самое что ни на есть подходящее. Но согласится ли она его выпить, воспримет ли она его доводы спокойно? Взгляд упал на белое вино в кувшине. Почему бы сначала её не успокоить, расположить, а потом уже попытаться предложить и содержимое остальных флаконов? Сэм наполнил два фужера вином и вылил бесцветное содержимое одной из склянок в правый.

      Всё ещё открытая рама надсадно скрипнула, и Сэм подошёл закрыть её. Чёрный ворон замер на зловещем изломе ветке точно напротив него, словно что-то могло заинтересовать птицу в одной из многочисленных комнат Рогового Холма. Отрешённо наблюдая за странным вороном, Сэм понадеялся, что к утру все склянки окажутся пустыми. Обезболивающее, скользящее, возбуждающее... не зря же он их варил?

      Вспомнив, что она так ничего и не отведала за столом, Сэм решил сначала отдать приказ принести ей чего-нибудь вкусного. Наверное, любой голодный человек смотрел бы волком. Поест его жена — и оттает, подобреет.

      Перечисляя слуге то, что могло понравится Джой, Сэм услышал едва заметный шорох ткани. Он обернулся через плечо. Ковёр скрадывал шаги туфель, но складки свадебного платья выдали Джой своим шуршанием. Его жена, очевидно, как-то поняла, что он добавил что-то в фужеры. И, не доверяя ему, поменяла их местами. Каким же чудовищем, должно быть, она его считает?

      Сэм быстро отвернулся, чтобы она не заметила, и договорил:

      —... и обязательно добавьте маковые налистники с лавандовыми сливками.

      Он запомнил, что именно тарелочку с налистниками она потянула к себе за свадебным столом, когда её остановили, призвав их к обряду беличьих платков.

      — У тебя есть ко мне вопросы? — обратился он к ней ровным голосом.

      Джой не сдержала удивления, оно промелькнуло на её лице, застившим до этого ледяным деланным спокойствием, на доли секунды.

      — Почему вас называют Сэм Смертоносный?

      Куда было бы проще, если бы она спросила что-то, на что он мог ей ответить. Зародить хоть ниточку доверия между ними. Но разве могла поверить уроженка Запада в белых ходоков за Стеной?

      — Я убил того, кого тебе лучше не знать, — уверенно ответил он, надеясь, что она не будет настаивать на пояснении.

      Судя по её холодному, оценивающему взгляду, она не поверила в его способности убить хоть кого-то. Сэм украдкой покосился на напольное зеркало в углу. Живот что ли втянуть?

      — Это правда, что вы уже были женаты?

      Вот этого он ожидал меньше всего. И хотел бы ответить честно... но может ли уже он доверять ей? Не расскажет ли она отцу про его враньё?

      — Был, — солгал Сэм, сцепив руки за спиной. А потом ему пришла идея. — Подойди к окну.

      Немного поколебавшись, она послушно прошла к одному из окон и выглянула в него.

      — Видишь каменную конюшню? — спросил Сэм, направившись к столику с фужерами. Пока она выглядывала, он сам поменял их местами и подошёл к ней с ними в руках. — На месте её раньше была деревянная. Огонь не щадит никого.

      Она резко обернулась, почувствовав его за спиной. Взгляд колких серых глаз сделался напряжённнее.

      — Не думала, что вы расскажете мне об этом.

      — Я надеюсь, что мы будем честны друг с другом. — Он протянул ей фужер с успокоительным. — За наш брак.

      Хотел было предложить тост «за честность», но грешно было предлагать такое, когда только что они оба за спиной друг друга меняли бокалы местами.

      Проследив, как он выпил и не упал, корчась в муках, она сделала пару осторожных глотков. Видимо, ей не нравилось, как он почти зажал её у окна, так как Джой проскользнула между ним и стеной вбок, юрким зверьком скользнула к камину.

      Алые отблески пламени осветили гравировку на тонких стенках фужера в её руках. Золотой олень, увязая длинными ногами в белом вине, скакал от натянувшего лук такого же золотого охотника.

      — Почему охотник стреляет по оленю? — спросила Джой не оборачиваясь. — Это же королевский герб.

      Сэм поставил своё вино на подоконник, освобождая руки. Аккуратно приблизился к ней.

      — Так было не всегда. Роберт Баратеон сел на трон после свержения Таргариенов. Да и веков история Баратеонов насчитывает меньше, чем Тарли. Их дом был основан во время завоевания Весстеросса Эйгоном Таргариеном. Орис Баратеон был одним из главных его командиров и, по слухам, его незаконнорождённым братом, плодом Права Первой Ночи. Так что и это стекло, и эта решётка, — он кивнул на каминную решётку, где олень висел между волком и лисицей, — старше оленя, забрёдшего на материк каких-то триста лет назад.

      — А волк? — она нахмурилась и указала пальцем на скалящего зубы зверя, проткнутого копьём. — Герб, если я не ошибаюсь, Старков. И они древнее многих других домов. В них течёт кровь первых людей. Почему Тарли осмелились изобразить его поверженным?

      Сэм улыбнулся. Не думал, что они будут говорить об истории.

      — Герб Старков — лютоволк, — поправил он её. — Мои предки велели изобразить всего лишь тех зверей, на которых охотились в своих лесах. Они не подразумевали ничего дурного.

      Её речь уже начинала казаться спокойной не понарошку. Наверное, успокоительное начало действовать. Что бы ей ещё такого сказать?.. «А ты не говори, — советовал ему Мэт на сеновале. — Ты её сразу обнимай и целуй!» Как она отреагирует, если он всё же попробует исполнить советы друга?

      Ступая по густому мирскому ковру, скрадывающему звуки шагов, он приблизился к ней со спины. Осторожно положил руки на её плечи. Они легли в его ладони идеально. Слегка наклонился к ней...

      «Она бояться будет,» — выражал он вчера свои опасения Мэту. «А ты её отвлекай от этого. Целуй в губы или за ушком.»

      Её аккуратное розовое ушко оказалось совсем близко. Серьга с драгоценным камнем, похожим на огранённое замёрзшее молоко, качнулась от его дыхания. Прижимаясь к ней со спины, он грудью чувствовал сквозь бархат её острые лопатки. Она словно вся сейчас была в его руках. Такая бойкая, миниатюрная, смешная... Его Джой. Хотелось верить в их светлое будущее.

      Он скосил глаза в сторону зеркала, желая взглянуть, как они смотрятся вместе. Она казалась ему смышлёной. Быть может, она сможет разглядеть его настоящего за его нелепым видом и ворохом сомнений?

      В резной золочёной раме отражались двое. Парень, медведем нависший над своей жертвой, и девушка, со сморщенным в напряжении лицом.

      — Плащ хотел снять, — расстроенно буркнул Сэм, как оправдание, растегнул фибулу под её горлом и стянул с её плеч тяжёлый зелёный бархат.

      Подойдя к креслу, он накинул плащ на гладкий подлокотник.

      — Тебе говорил что-то твой дядя? — обратился он к ней, надеясь найти хоть-какую почву для диалога. Может, Киван ей дал наставления?

      — Запретил брать мой кинжал в супружескую спальню, — с невозмутимым видом заявила его супруга.

      Сэм на неё покосился с опаской. Не шутит ли? «Она не из тех, кто любит поцелуи, — заявил ему Лансель с таким насмешливым видом, будто сам целовал её. — Она скорее из тех, кто убьёт того, кто посмеет её обидеть.» Не зная, верить юному Ланнистеру или нет, Сэм на всякий случай всё же снял с подлокотника её плащ и, пока она не видит, накинул его на блюдо с фруктами с воткнутыми в них ножом. На всякий случай.

      Зелёная ткань, которой он взмахнул, как простынёй, послушно накрыла и фрукты на блюде, и вазу с пирожками, стоящую рядом.

      — Твой отец тебя научил обращаться с оружием?

      Она ответила не сразу, то ли смутившись, то подбирая слова.

      — Меня учили... мальчишки с которыми я росла. — Она замялась, но всё же продолжила: — Показывали, как держать меч и лук, мы с ними учились и играли, и они меня наставляли.

      Сэм почувствовал короткий укол вины за то, что заговорил про её отца. Ведь он пропал, когда она была совсем маленькой. Конечно, он не мог её учить чему-то такому. Помнит ли она его вообще?

      — И что бы ты сказала... тем, кто будет учиться владеть мечом? — Он решил не пугать её словами «нашим детям».

      — Первый урок — «коли острым концом». — В её голосе он впервые почувствовал улыбку. Будто-то тёплым воспоминанием повеяло.

      Ему так хотелось начать всё сначала. Чтобы она не смотрела на него искоса, как в день её прибытия в Рогов Холм. Чтобы они не меняли фужеров друг у друга за спиной, и доверяли друг другу. Вроде бы знакомы всего ничего, а Сэму уже казалось, что он совершил ну минимум дюжину каких-то ошибок перед ней!

      Она стояла всё ещё к нему спиной у камина, и красные отсветы жарким светом облизывали её фигуру и струящиеся юбки. Играли оттенками персика на шёлковой ленте, змеёй скользящей в окованных металлом дырочках корсета на её спине.

      Не холодная она вовсе. Не ледяная. Сэм вспомнил, как боялся по началу Призрака — белого лютоволка своего друга Джона. Зверь с холодным взглядом и царственной поступью лап, с клыкастой пастью и со снегом, играющим в белоснежной шерсти. А на деле — такой добрый и тёплый, пушистый и даже проказливый! Отчего-то Сэму верилось, что Джой могла быть на него похожа. Как не спугнуть её, как сделать, чтобы теплота, сквозившая сейчас в её голосе, однажды коснулась и Сэма?

      Ему захотелось подойти к ней и просто обнять. Имеет он право хотя бы на это? Отогреть её, разделить его зародившуюся нежность на них двоих. Пускай она пока равнодушна к нему, но его порыва хватит и на семерых. Он сжал пальцы в кулаки, собираясь с духом. Внезапно кольнуло душу сомнение — пальцы-то у него холодные! А ну как обнимет её, коснётся оголённых хрупких плеч и нежной шеи, а ей будет неприятно. Растерявшись и запаниковав, он было сунул руки в штаны позади себя — так привыкли греть руки мальчишки, стоя в дозоре на верхотуре Стены. Пальцы деревенели на промозглом ветру, кротовьих перчаток на всех не хватало.

      Сэм вовремя спохватился — перед ним леди, не пристало в её присутствии греть руки таким варварским способом! Смутившись, он подошёл к камину и выставил руки перед собой, растопырив пальцы.

      Слегка повернув голову, Джой покосилась на его приближение. Оставалось надеяться, что все мысленные мучения Сэма не отразились на его лбу!

      В дверь постучали — принесли, наконец, заказанные им блюда. Сэм поторопился к двери и принял тяжёлый поднос. На всякий случай забрал с него столовый нож и отдал его обратно слуге. Нервов и без него хватало. Закрыл дверь ногой и водрузил поднос на стол.

      Джой на принесённые яства даже не взглянула. Сэм тихонько вздохнул про себя. Его мать, в отличие от отца, любила и баловала его с детства. Рассказывала сказки, целовала в лоб на ночь и обещала, что однажды появится девушка, которая увидит красоту его души и полюбит его так же, как и она сама. Годы шли, над подрастающим неуклюжим и толстым Сэмом смеялась детвора всё больше. А отправивший его на Стену отец и вовсе лишил надежд, что однажды появится леди, согреющая его своей нежностью.

      Когда в его жизни появилась Лили, и они стали делить маленький скромный домик в Староместе, то он почти поверил, что Боги не столь суровы. Что они позволят познать ему счастье семейного человека. Но Неведомый направил к нему Осмунда. И хоть Сэм и заставил его качаться в петле, Лили это не вернуло.

      Сэму казалось, что у него в руках маленький уголёк надежды. И он даже дышать на него боялся, страшась, что задует его случайно. И теперь уже навсегда.

      Он хотел семью. Хотел стать ей мужем душой и телом. Заботиться о Джой и баловать, вызывать у неё улыбку, разрешить брать её тонким рукам лук, не смотря на то, что отцу это не понравится...

      Джой казалась ему такой хорошенькой. Живой. Настоящей. Он был ей готов разрешить что угодно и даже закрыть глаза на прошлое, если бы она доверилась ему. Пускай уезжает Лансель с богом. Он — далеко, а Сэм — близко.

      Он порывисто двинулся к ней. А она круто развернулась к нему лицом, взмахнув юбками. Верно, не стоило приближаться столь быстро, почти подлетать.

      Розовая ленточка шнуровки, сверкнув огненными переливами, скрылась за её спиной, взлетев в воздух вместе с юбками. Отчего-то она, завивающаяся концами, напомнила закорючку розового поросячьего хвоста, и Сэм не удержал тихого нервного смешка. Её брови сразу выразительно взлетели вверх в немом вопросе.

      — Прости... розовая ленточка просто напомнила... хвостик у свиньи.

      Наверное, именно таким взглядом убивают в сказках. Сэм мысленно хлопнул себя ладонью по лбу. Что ни делает — всё мимо! Каким же смешным он должен казаться со своими потугами и нерешительностью!

      Белый алмаз в ложбинке декольте то приподнимался от её дыхания, зажигался северной звездой, ловя свет камина. То опускался при крошечном выдохе, гасло сияние в искусной огранке.

      «Ты её сразу обнимай и целуй! — раздался в голове голос Мэта. — Хорошо поцелуешь девушку — сразу растает. Это как кусочек от головки сахара отколоть и в молоко кинуть... Растает и всё. И станет сладко-сладко!»

      Сэм наклонился к ней, собираясь коснуться своими губами её. Совсем как в Септе. Совсем как решительный муж, которым он и пообещал себе стать однажды.

      Она прикрыла глаза. Смежила густые чёрные ресницы. В невероятной близи они показались Сэму невероятно гладкими, словно облитыми золотом от бликов огня.

      Что-то смутило его, насторожило. Будто какая-то важная деталь вылетела из идеальной конструкции, построенной в его голове, и она накренилась, готовясь обрушиться вся до основы. Белый алмаз на её груди больше не колол глаза, зажигаясь звёздочкой. Джой не дышала. Вся съёжилась, поди, внутренне. Лишь терпела его, испытывала отвращение.

      — Я... хотел просто рассмотреть алмаз, — неуклюже солгал Сэм, снова выпрямляясь. — Никогда не видел таких раньше.

      — Ледяные алмазы, — пояснила она, недоверчиво открывая глаза. — Подарок от тёти Дженны.

      Стушевавшись перед ней окончательно, он захотел провалиться под пол или хотя бы сбежать. Уже не пытаясь найти никаких слов или хоть как-то оправдаться, он двинулся к кровати. Стал раздражённо, злясь на самого себя, раздеваться. На пол полетели сапоги, праздничный дублет с перевязью, бриджи из бурой замши... Облачившись в ночную рубашку из бледно-зелёного сатина и такие же свободные штаны, он порывисто задул свечи на столе и забрался под одеяло.

      Когда Сэм едва ли не подлетел к кровати и начал с себя срывать одежду, Арья испугалась уже не на шутку. Но когда он просто задул свечи и завалился после этого спать... Она почувствовала себя попросту оскорблённой!

      Ей, конечно, совсем не хотелось от него ни поцелуев, ни объятий, ни того, чем бык с коровой без стыда занимаются в поле. Но отчего-то она не сомневалась, что будь на её месте Санса или красавица Алин, то Сэм бы не кружил вокруг так долго, пытаясь себя пересилить. Сансу он без раздумий бы поцеловал и попытался уложить с собою рядом. А её... Арья, взаправду решив, что он наклонился к ней за поцелуем, даже дышать забыла, пальцы в кулаки сами собой сложились, готовые в любой момент оттолкнуть его. А он... алмазами редкими заинтересовался! Учёный из Цитадели, чтоб его!

      Покосившись на себя в напольное зеркало она и вовсе расстроилось. Действительно, на что ещё там смотреть, если не на алмаз? Её маленькая грудь во многом уступала груди Алин. Короткие тёмные волосы, ничем не примечательные, над которым утром сокрушались служанки, пытаясь их собрать хоть в какую-то причёску; вытянутое лицо, за которое её дразнили с детства... Никогда бы она не подумала, что такое поведение мужа, о котором она могла лишь надеяться утром, может стать для неё пощёчиной!

      Неловко переступив с ноги на ногу, она решила тоже лечь спать. Сбросила с ног надоевшие туфли, стала пытаться расшнуровать стискивавшее её платье. Извернув руки под неудобным углом, она смогла поймать скользкую ленточку и потянула её. Результатов это не принесло. Дёрнула. Дёрнула ещё раз. Шнуровка на это не поддалась. Закусив краешек губы, Арья нащупала скользкий, затянутый едва ли не в точку узел и стала пытаться подцепить из него край ленты короткими ногтями. Вертелась так и эдак, тщётно стараясь распустить шнуровку.

      Зловещий ворон, примостившийся за окном на качающейся от ветра корявой ветке, смотрел на неё, казалось, с насмешкой. Захотелось швырнуть в него туфлей, но не стоило скрипеть уже закрытом окном.

      Подёргав ещё несколько раз ленту и узел — абсолютно безрезультатно — Арья устало сдула со лба выбившийся из причёски волос. Ей оставалось либо лечь в постель в этот огромном неудобном облаке, пытаться заснуть, когда рёбра стиснул жёсткий каркас, либо...

      Чувствуя себя крайне глупо и неловко, она подошла к почти спрятавшемуся под одеяло мужу. И как к нему теперь обращаться? «Не соблаговолите ли вы помочь снять с меня платье, супруг мой?» Да он пальцем у виска скорей покрутит или подумает, что она решила его соблазнить! Не придумав ничего лучше, она подёргала краешек одеяла у его макушки.

      Сэм вздрогнул и обернулся с оторопелым видом.

      — Я... — растерялась Арья, досадуя на себя с каждой секундой. — Мне не удаётся распутать шнуровку. Вот, — она повернулась к нему спиной, опасаясь, что вот-вот покраснеет перед ним.

      Сэм, поди, решил сначала, что она шутит. Но через несколько томительных мгновений он всё же зашуршал одеялом и выбрался из своего убежища. Встал рядом с ней, опалил шею дыханием. Куда он там смотрит? Узел ниже находится!

      — Мне так ничего не видно, — прошептал он и положил ей ладони на талию. Аккуратно повернул её спиной к камину, чтобы он осветил шнуровку.

      Его руки скользнули к узлу. Пальцы закопошились, пытаясь распутать затянутое. А затянула служанка насмерть в слепом старании. Наверное, всё было бы проще, будь продет в корсет предназначенный для того шнурок. Но кот-разбойник его утащил утром при сборах, а времени на долгие размышления у этих куриц не было.

      — Оно не развязывается, — с какими-то извиняющимися нотками выдал Сэм.

      Да он просто издевается! Арья поверить не могла в то, что она всю ночь проведёт вот так, увязая в этом путающем ноги огромном пирожном.

      — Придумай что-нибудь, — зашипела она, стараясь не паниковать. Звать служанку и дать знать тем самым всему замку, что муж не захотел да и не смог её раздеть, казалось ей унизительным. А в том, что слух разнесётся в мгновение ока, она не сомневалась.

      Сэм отошёл от неё к столу, на котором источали аромат принесённые для него блюда. Интересно, почему он велел их принести себе, а потом передумал?... Достал из-под зелёного плаща фруктовый нож и вернулся к ней.

      — Наклонись, пожалуйста.

      Решив, что эта ночь уже хуже стать не может, она наклонилась и упёрлась руками в смятые мужем простыни. Сэм подцепил ножом шнуровку и стал совершать им пилящие движения, стремясь разрезать крепкий шёлк. Свободную руку он при этом положил на бок Арьи, удерживая её.

      Надсадное, громкое карканье раздалось от окна. Подсматривающий ворон будто потешался, громко покатывался со смеху над ними двоими.

      Но вот лента лопнула, и она, наконец, смогла вздохнуть свободно.

      Сэм взял со скамеечки и подал ей женскую ночнушку. Из такой же бледно-зелёной ткани, вышивка на вороте и подоле которой складывалась в дубовые листочки и жёлуди. Когда и куда он успел запрятать нож, она не успела заметить.

      — Тебе нужна ещё помощь?

      Арья отрицательно замотала головой, руками нервно прижимая к себе корсет. Разрезанная шнуровка его больше не держала, и она надеялась, что Сэм догадается отвернуться сам. Переодеваться под его взглядом она не собиралась, а просить отвернуться как-то язык не поворачивался.

      К её облегчению, он снова забрался под одеяло и повернулся к ней широкой равнодушной спиной. Арья, пыхтя, с трудом вылезла из платья, стянула с себя чулки и все украшения, вытащила шпильки, разрушив причёску, и с облегчением надела на себя лёгкую ночнушку. Обошла кровать и юркнула под одеяло на свою половину. На самом краешке улеглась, стараясь расположиться как можно дальше от навязанного ей супруга.

      За закрытыми окнами всё реже звенели раскаты грома. Дождь по стёклам лил монотонно, трещали поленья за решёткой с нанизанными на древко копья зверьками. Арья натянула одеяло до самого подбородка, отрешённо разглядывая волка из филиграни. Мягкие перины и тепло благостно действовали на неё, стремились разморить. Волк и олени расплывались, веки тяжелили...

      В дверь её комнаты в Утёсе Кастерли постучались. Вошёл кузнец, за которым она посылала. Могла бы и сама сходить в кузню, но Киван после того, как приехал и застал её с Ланселем, запретил им обоим выходить из покоев без веской причины. Молодой кузнец по имени Яков появился в Утёсе не так давно. Кажется, сразу после того, как исчез предыдущий — плечистый дядька с рыжей бородой с проседью, который посмел пустить грязный слушок про хозяина и его воспитанницу.

      Яков с готовностью выслушал желание «леди Ланнистер». Арья подробно расписывала крохотные кожаные ножны с креплением для запястья, чтобы легко прятать тонкий кинжал в рукав рубашки или платья. Яков развернул листок пергамента и угольком стал набрасывать чертёж, уточняя детали. Дверь за ним отворилась и вошла отчего-то припозднившаяся прачка — бельё сменить. Она низко опустила голову — лицо скрыли необычно короткие золотые локоны и рюши чепца — и принялась перестилать господскую постель. Когда кузнец уже почти договорил, служанка, неловко корячившаяся с одеялом в бесплодных попытках его сложить, случайно задела вазу с фруктами. Красные яблочки бесшумно прокатились по ковру к блестящим носам сапогов Арьи.

      — Лансель?! — выдохнула она в удивлении, когда «прачка» вскинула испуганно голову.

      — Я хотел поговорить с тобой... — промямлило это недоразумение в голубеньком платьице и чепце, ленточки которого складывались в аккуратный бантик под подбородком.

      Яков кликнул стражу, небеса за окнами вдруг почернели. Красные яблоки на ковре обратились в алых полосатых змей, зашипели, обнажив клыки, забили в воздухе языками. Одна из них резким выпадом впилась в ногу Арьи. Её икру словно пронзило калёным железом.

      Вскрикнув, Арья отбросила одеяло и схватилась за ногу. Судорога свела мышцу ниже колена. Должно быть, она неаккуратно потянулась во сне и спровоцировала приступ, которые её порою мучали по утрам. Зашипев, она начала с силой щипать кожу, надеясь, что её так отпустит. Внезапно кто-то резко отбросил её руки, а потом твёрдо, не допуская даже мысли о сопротивлении, уложил её обратно на простыни, надавив ладонью ей на живот. Со стремительностью и уверенностью, присущей лишь мейстерам, задрал её ночнушку непозволительно высоко и стал как-то странно и методично растирать ей ногу. Сжимал пальцы крепким кольцом у основания бедра и с силой тянул вниз, гоня кровь под кожей. Отпускал, коснувшись подколенного сгиба, и снова сжимал в начале пути, повторяя его раз за разом.

      Огнём горевшая мышца туманила разум. Но постепенно боль начала отступать, сдаваться перед мейстерским опытом и знанием. Арья отупело моргала, раскинувшись на простынях, пыталась прийти в себя. Навес над ней, лишённый резных животных и птиц с хвостами веерами, очевидно, не был навесом её комнаты в Утёсе. Но и на выделенную ей гостевую комнату в Роговом Холме помещение не походило. Тёмный балдахин поблёскивал золотой вышивкой узора, погасший камин располагался у другой стены, а над ним блестели дугами подвешенные, как украшения, луки и арбалеты.

      Сонливость сняло как рукой. В голове чётче стала картинка. Она в супружеской спальне. Ночнушка задрана чуть ли не до живота. А на её бедре лежат пальцы совсем не мейстера, а...

      Одним движением она резко села, выдернула свою ногу из рук мужа и отодвинулась. Сэм перед ней растерянно хлопал глазами, словно сам не до конца проснулся и осознал, что происходит. Ночная рубашка у него съехала вбок, почти оголив полное плечо и врезавшись воротом с другой стороны в шею. Всклоченные волосы торчали нечёсанным мехом, а на щеке ещё сохранился мятый след подушки.

      В ночной тишине резко заурчал живот Арьи. Захотелось накрыться одеялом с головой и никогда из-под него не вылазить!

      Сэм во сне пилил ножом ленту за лентой. А они всё не кончались, обвивали его розовыми змеями со всех сторон. Но нежданно раздался девичий крик. Ленты-змеи обратились поросячьими хвостиками и опали к его ногам, отпуская.

      В Цитадели ему не раз выпадало следить за больными ночью в лазарете. Он выносил и мыл им горшки с нечистотами, заставлял даже в беспамятстве принимать снадобья, массируя особым образом горло, и делал множество других необходимых дел. По ночам, конечно же, спать хотелось до одури. И оттого он привык выполнять свою работу почти как кукла на верёвочках. Разум спал, а он, вздёрнутый криком больного, делал, что надобно, потом ложился, где придётся, и снова вырубался — до нового крика или стона.

      С судорогами он тоже имел дело не раз. Поэтому, выдернутый из сна вскриком, он ничему не удивился и приступил к лечению без тени сомненья. Больная перед ним быстро затихла. Судорога, видать, прошла. А он, сонно хлопая ресницами, пытался осознать, что сейчас только что произошло.

      Бледно-зелёную ночнушку он сам, не осознавая с кем рядом проснулся, задрал до неприличия. Кружева в виде резных дубовых листиков обнажили край белоснежного исподнего. А его пальцы... всё ещё сжимали девичью ногу. Ладони ощущали тёплую, необычаной гладкую кожу.

      Его жена, разметавшая волосы по подушке, скосила на него глаза. Видимо, она тоже только сейчас осознала, что происходит. Так как в следующий момент выскользнула у него из рук, сжалась настороженным зверьком у подушки, подтянув колени к подбородку.

      В ночной тишине раздался рокот. Заурчал живот его жены. У Джой лицо исказилось в беззащитной панике, будто она готова была сгореть со стыда за этот естественный, в общем-то, ничуть не постыдный, по мнению Сэма, звук. После того как в лазарете больные старики гоняли зловонные ветра, его сложно было удивить.

      — Во многих трактатах о знамёнах немочей писали и о судорогах, — смущенно начал он. — Мейстеры считают, что болезнь эта подобна той, от которой может желтеть кожа и кровоточить дёсны. То есть от нехватки определённых веществ. Жёлтую кожу лечат лимонами, а судороги — высушенными абрикосами.

      Неловко выпутавшись из одеяла, он слез с их ложа и подошёл к столику. Взял широкий поднос с яствами, принесённый ранее слугой, и потащил его к кровати, поставил перед Джой. Переставил тарелки, чтобы засахаренные абрикосы оказались рядом с нею. Подумав, он снова вернулся к столику и взял с него склянку с зелёной жидкостью. На нём остались теперь лишь две нетронутыми — скользящее и возбуждающее.

      — Выпей сначала это.

      — Что это?

      Судя по её подозрительному виду, следовало ей сразу про них рассказать, а не подливать тайком.

      — Обезболивающее. — Он сел обратно в ворох одеяла, напоминающее свитое впопыхах гнездо. — Мышцы после того, как их отпустит судорога, всё равно продолжают ныть. Наступать будет больно. Выпей, легче станет.

      Решив побороть её недоверие, он откупорил склянку и сделал крохотный глоток.

      — Видишь? Не отравлено.

      Джой с читаемым на лбу сомнением приняла флакон, осторожно понюхала, а потом выпила и скривилась.

      — Горько, — пожаловалась она с чисто детскими интонациями.

      — Это из-за девичьей пижмы.

      Джой кивнула и отправила в рот засахаренный абрикос, собираясь заесть лекарственную горечь. Было видно, что ей неловко сидеть вот так перед ним, в постели, и жевать.

      — Матушка всегда ругалась, если я ночью таскал еду и ел в постели. Служанки потом обязательно жаловались на найденные крошки. — Он застенчиво улыбнулся, но продолжил. Ему казалось, что её просто необходимо поддержать. — Но когда отец уезжал по делам, а небеса гремели грозой, то она, чтобы успокоить меня, сама приносила мне печенье с молоком.

      Джой сдавленно хихикнула, прикрыв рот ладонью с зажатым в ней новым абрикосом.

      — Но ведь от печенья всегда самые колючие крошки.

      — Я знаю. — Он потянулся к воздушному пирожному с вишенкой, облитой мёдом. — И мы ели его вместе и крошили. И никакие грозы казались тогда не страшны. — Он с воодушевлением откусил от пирожного, измазавшись взбитыми пиками сливок, довольно подмечая, что Джой взяла второе такое же.

      Расправившись с пирожным, Сэм вытерся одной из льняных салфеток с подноса. Рука Джой, на вид липкая от сливок, неуверенно зависла над маковыми налистниками.

      — Бери-бери, — воодушевлённо подбодрил её Сэм. — Они очень вкусные. — Поёрзав, устраиваясь поудобнее в своём гнезде из одеяла, Сэм решил попытаться развлечь её рассказами о Цитадели. Есть ему на удивление не хотелось. А его супруге наверняка будет неловко есть в одиночестве, если он будет молча разглядывать её.

      — Мейстер Эброз очень хвалил меня и считал, что я довольно скоро должен был получить серебряное и золотые звенья. Серебряное дают за целительство, а золотое — за финансовое дело. — Он застенчиво пошевелил пальцами босой ноги. — Мне очень нравилось изучать целительство, понимать, что становишься властен над недугами, можешь отогнать или предотвратить их и защитить слабое человеческое тело. — Джой макала налистники в нежный крем и уплетала их один за другим. — Есть множество всяких секретов и премудростей. Например, можно пальцами прощупать живот и понять, в каком состоянии находятся органы в нём или что беспокоит человека... Это называется «пальпация»! Показать на тебе? — Она вытаращила глаза и поспешно замотала головой. — Я многому научился. Вправлять вывихнутый сустав, варить настои, накладывать колодки, чтобы кость срослась правильно... Я даже роды могу принять!

      Джой закашлялась от его последнего заявления. Сэм только сейчас понял, что жену, которая однажды должна родить ему детей, не стоило сейчас пугать словом «роды». Она пока что даже к близости с ним не готова...

      — Чего тебе рассказать ещё?

      Он побоялся, что снова поведёт разговор не туда.

      — Расскажи про Стену.

      Он растерянно почесал щёку. Мысленно гадая, что может заинтересовать девочку с Запада.

      — Она огромна... Тянется от Теснины на западе до Тюленьего залива на востоке. Здоровенная и сверкающая льдом. Почти семьсот футов в высоту — полнеба собою закрывает! Лёд покрывает её от основания до макушки. Поэтому сверху приходится постоянно посыпать её гравием. Делают так дорожки, чтобы дозорные не поскользнулись. — Тёмная посыпка мускатного ореха на одном из десертов, крытом глянцево-белым кремом, весьма напоминала описанные им дорожки. — Сверху она шире Королевского тракта, а ветер в вышине свистит так, что уши закладывает. Дозорные ночами там мёрзнут и прячутся от ветра за установленными на ней катапультами и деревянными кранами. Летними днями верхний слой льда подтаивает, становится влажным. И стекающая вниз вода за многие годы прокладывает всё более и более глубокие желоба-промоины... — Он тихонько вздохнул. — Собственно, ничего примечательного в ней, кроме её размеров, нет. Я был впечатлён, когда увидел её первый раз. Бледно-синяя полоса на горизонте сверкала так, словно являлась краем мира. Но единственные светлые воспоминания у меня оттуда связаны не с ней самой, а с людьми, которые стали мне друзьями. — Он улыбнулся, опуская глаза на искрящиеся кристалы сахара на одном из пирожном. Они напоминали ледяную крошку. — Паул, Грен, Дик и Джон... Я рассказывал тебе немного о них в трактире на Морском тракте, где мы с тобой впервые встретились...

      — Расскажи ещё, — попросила она. — Я помню, что ты рассказывал про кого-то, у кого есть волк.

      — Это Джон. — Сэм задумчиво провёл ладонью по складкам на простыни, разглаживая их. — Он стал моим первым и самым лучшим другом. Защищал меня от других и научил, чему смог. Не раз спасал меня, а я — его.

      — Ты спасал Джона?

      Наверное, тяжело было поверить в то, что он мог спасти кого-то.

      — Однажды Джон узнал, что его семья в беде. Он попытался удрать ночью, и мне пришлось остановить его и отговорить. Ведь дезертиров всегда ловят и казнят. Я хотел спасти его. — У кремовой трубочки, которую она взяла, выпала с одного конца вишенка. Будто голову трубочке отрубили. — Он очень любил отца, братьев и сестёр. Много мне о них рассказывал. Особенно про Арью. — Трубочка с кремом в её руках замерла. Джой стала задумчиво вертеть в её пальцах, будто пристально разглядывая, не поднимая на него глаз. — Джон расстроился, когда по весточкам, приносимые воронами, понял, что она пропала из Красного замка. Он понимал, что быть заложницей не самая хорошая участь, но не знать, что с ней, для него было ещё тяжелее. К счастью, она нашлась. — Трубочка в пальцах Джой с хрустом треснула пополам. — Его сестра теперь в Винтерфелле. Стала женой Рамси Болтона. — Она отложила трубочку обратно на тарелку, будто растеряв весь аппетит. — Джон писал мне, что пытался отправлять сестре письма, но она ни на одно из них не ответила.

      — Если, как ты говоришь, они были дружны... То, наверное, она хотела ему ответить. — Её голос звучал глухо и с какой-то затаённой грустью. — Очень хотела, но не могла.

      — Наверное, мы этого никогда не узнаем. — Сэм пожал плечами. — Но стоит порадоваться, что она нашлась и вернулась домой, обрела мужа, который её будет защищать.

      — Бастард Болтона? — Она грозно нахмурилась.

      — Рамси приказом короля перестал быть бастардом, — пояснил Сэм, удивляясь её осведомлённости о сыне Русе. О Рамси мало кто слышал к югу от Перешейка, и большинство из этих немногих не знали о его первой фамилии — Сноу.

      — О нём ходят дурные слухи. Да и вообще... о Болтонах. — Она толкнула пальцем выпавшую ранее из трубочки вишенку, и она покатилась по тарелке, оставляя за собой кровавый след. — Говорят, что Болтоны до сих пор практикуют Право Первой Ночи и продолжают заниматься сдиранием кожи, как их предки. Хоть им и запретил это Харлон Старк много веков тому назад. В Дредфорде до сих пор есть комната, вся увешенная выделанной человеческой кожей их врагов вместо гобеленов...

      Вишенка толкнулась в бок лимонного пирожного и остановилась.

      — Слухи часто врут или преувеличивают, — попробовал успокоить её Сэм. Он хотел сказать, что у Джона была и вторая сестра, Санса, над которой Арья с Джоном вместе нередко подшучивали, но решил, что это может расстроить Джой ещё больше. Ведь судьба у Сансы оказалась более трагичной.

      — А ты правда умеешь стрелять из лука? — спросил он с любопытством.

      Джой громко и обиженно фыркнула, наскоро вытерла руки льняной салфеткой и подскочила с кровати. Над камином блестели гнутыми дугами с позолотой луки и арбалеты. Джой резво забралась на сундук, держась за каминную полку, и сняла один с крючка. С такого же крючка, вделанного в стену в углу, она схватила колчан, полный стрелами. Босиком пробежалась к окну, открыла его, впустив свежий после прошедшей грозы ветерок. Поставила колено на подоконник и, прикрыв один глаз, прицелилась в птицу на ветке.

      Ветер надул занавески облачками. И между взлетевших вверх тонких тканей зелёным маревом луна осветила Джой в одной ночнушке. Дыханье ночи заставило её облепить стройную фигурку, практически ничего не скрывая. Ленточки на рукавах затрепетали. Подол задрался чуть выше коленки, которую она поставила в разбойничье-легкомысленном порыве на подоконник. Сэм старался не думать о том, что всего несколькими десертами тому назад он трогал эту девичью ногу за эту коленку и выше...

      Джой тряхнула головой, откидывая непослушные волосы назад. Вытянула стрелу с серым оперением, подняла правой рукой лук. Пальцы левой явно привычно легли на тетиву врастопырку, два из них встали ровно под «хвост» стрелы, служа упором. Прикрыла один глаз, глубоко вдохнула и выдохнула, задержав дыхание. Ворон на ветке нервно затоптался из стороны в сторону, будто мог предчувствовать беду.

      Сэм, стараясь не пялиться на кружева дубовых листиков на её аккуратной груди, понял, что его что-то смущает в этой картине. Не сразу дошло что именно. Когда братья Ночного дозора стреляли, то они всегда брали лук в левую руку, а стрелу держали в правой. Джой же держала ровно наоборот, словно была левшой. Большая редкость. Почему-то вспомнилось, как Джон, задрав лицо к небу с печальной улыбкой, рассказывал, что его сестра тоже была левшой. И как септа Мордейн сердилась на неё всякий раз, когда она брала перо в левую руку, старалась её отучить. Конечно же, девочку-бастардку, которая, по её словам, училась обращаться с ножом в Блошином конце, некому было переучивать.

      — Не знал, что ты левша.

      Ворон с заполошным карканьем метнулся с ветки на ветку. Джой выпустила стрелу, и она сбила лишь сучок, не ранив ворона.

      — Септа пыталась это исправить, но у неё ничего не вышло, — усмехнулась она и быстро выхватила из колчана новую стрелу, в мгновение ока снова приняла стойку, наложив её на тетиву. — Зато теперь я сносно могу писать обеими руками. Левой, конечно, привычнее.

      Она выдохнула и сделала выстрел. Отстрелила кончик пера в хвосте улетающего и громко вопящего что-то на птичьем ворона.

      Сэм едва не забыл, как дышать. Такое странное донельзя совпадение. Левша, которую пыталась переучить септа — слабо верилось, что лорд Тайвин мог настолько позаботиться о нежеланном плоде простолюдинки, чтобы прислать им септу для обучения девочки. Она путалась в родословных Простора и Западных Земель, но неплохо знала историю Севера — её замечания о Расми и о Болтонах в целом его поразили. И ей нравилось оружие, и мальчишки, с которыми она росла, её обучали. Совсем как Арью её братья. Сомнения Мэта проникли теперь и в душу Сэма. «Она не та, за кого себя выдаёт!» — твердил младший Крейхолл. Но разве это возможно? Когда все знают, что настоящая Арья на Севере, в Винтерфелле... Не могли же столько людей ошибаться?

      Джой вытащила третью стрелу из колчана и стала крутить её в пальцах, высматривая себе новую мишень. Серые глаза, как у Джона, блестели от возбуждения.

      Каким вопросом можно проверить она это или нет?...

      — Помнишь, я тебе рассказывал, что сделал со мной однажды Призрак?

      Ни разу он не называл ей имени лютоволка. Настоящая племянница Кивана, истинная Ланнистер, должна была спросить про какого призрака идёт речь.

      — Помню, конечно. — Она натянула тетиву и прищурилась. — Он опрокинул тебя и вылизал всё лицо.

      Стрела сорвалась с тетивы, уйдя в небо, а Джой счастливо заулыбалась и крикнула «Я сбила летучую мышь!»

      Не Джой. Арья.

      — Иди, посмотри сам! — Она ткнула куда-то во двор пальцем. — Вон она распласталась у колодца!

      Пришлось ему вставать, чтобы удовлетворить такую необычную потребность жены.

      — Хочешь, я тебе ещё расскажу про лютоволка Джона?

      Поднос был убран с кровати, Джой устроилась рядом, слушая его бесконечные истории. Сэму много чего было вспомнить про Призрака и его хозяина. И как-то совсем неудивительно было, что сначала она слушала его сидя, потом привалилась к подушкам, а после и вовсе её глаза постепенно закрылись. В мерном движении поднимались и опускались дубовые листики на её груди. Дыхание выровнялось.

      Сэм аккуратно и медленно лёг рядом, стараясь её не потревожить. Во сне её лицо было таким спокойным...

      Что делать ему теперь с нею? С этой бойкой разбойницей, грозной для всех Львицей Утеса и младшей сестрой его лучшего друга... Голова шла кругом от мыслей.

      Джой в трактире подкинула столовый нож, поймала его за рукоять, когда он провернулся в воздухе, и с размаху всадила его в кусок мяса.

      – Где ты так научилась управляться с ножом?

      – В Блошином Конце!

      Не простыми путями она оказалась здесь. Не по своей воле. Сложно представить, через что ей пришлось пройти.

      — Джон писал мне, что пытался отправлять сестре письма, но она ни на одно из них не ответила, — сказал он ей.

      — ...наверное, она хотела ему ответить. — Её голос звучал так тихо, будто скрывал затаённую боль. — Очень хотела, но не могла.

      Сэм осторожно, почти на касаясь, провёл пальцами по её щеке. Спящей, спрятав колкие взгляды за длинными ресницами, Джой ему казалась ужасно милой. В груди крепло чувство, неожиданно всколыхнувшееся ещё тогда, когда он впервые увидел её в трактире на Морском тракте — ему хотелось её защитить. Тогда единственное, что он смог ей предложить — это свой плащ. В окружении солдат запада она покинула его, кутаясь в плащ с его плеча... И эти же солдаты привезли её к нему. Чтобы он вновь окутал её своим плащом. Теперь уже навсегда.

      Отцу, конечно, не понравится, если он узнает, что его одурачили. Север пытался оправиться от войны, жёсткой рукой теперь им правил Болтон. Если Болтоны узнают о настоящей Арье... Понятно, что настоящая теперь никому не нужна, ведь это ставит их правление под угрозу. «Никому не нужна, кроме меня,» — поправил мысленно Сэм сам себя и привстал на локте, чтобы укрыть свою супргу одеялом. Ланнистер, Старк... Какая разница, всё это в прошлом. Теперь его юная жена — Тарли. И он собирался приложить все усилия, чтобы она никогда об этом не пожалела.

      Любуясь ресницами Джой, отбрасывающими длинные тени на её щёки, Сэм сам не заметил, как заснул.

      С первым петухом загорелся янтарь глаз под кроватью, в меховом животе заскребло от голода. Пошевелив усами, Балька вспомнил, как вчера хозяйский сын ставил на столик молоко. Лапы сами собой спружинили, и он выкатился из-под кровати. Распластался по полу и пополз в сторону заветного лакомства. Охота началась.

      Столик безропотно приближался, и Балька уже собирался облизнуться в предвкушении, как вдруг заметил, что не он один претендует на трофей — с противоположной стороны, копируя каждое движение Бальки, двигался незнакомый чёрный кот. Наглый кот. Вор.

      Балька замер. Враг тоже замер. Балька двинулся влево, намереваясь сократить расстояние до столика. Кот зачем-то тоже повторил манёвр Бальки, хотя для него смысла в этом не было — заветный столик оказался у вражины за спиной. Угрожающе урча, Балька приготовился к прыжку. Чёрный мерзавец сделал то же самое.

      Рама незакрытого окна качнулась от ветра и скинула с подоконника оставленный на нём колчан со стрелами. Балька подскочил от нежданного звука, обернулся и... увидел и столик, и заветный трофей прямо позади себя! Фыркнув, Балька обиженно покрутил головой — он в очередной раз чуть не попался на эту штуку, словно несмышлёный котёнок! Проклятая господская игрушка, которую так любят почему-то люди. Одна из них была в хозяйской спальне, одна в комнате с жёлтыми шторками и здесь тоже, как оказалось, одна. Бывало хозяйка подойдёт к ней, зачем-то поздоровается с хозяйкой, живущей в этой странной штуке, поправит волосы, платье и уйдёт. И та, типа хозяйка, тоже уходит. И так же с хозяином. Балька тоже подходил, смотрел на точно такую же комнату, на чёрного кота, живущего в ней. Трогал лапой. А тот кот пытался трогать лапой его. Балька понял, что путь в ту комнату закрывает что-то прозрачное, и ему туда не попасть. А его обитателям оттуда не выйти. Первый раз, когда понял, что это обман, и с котом драки не будет, так разозлился, что поднял лапу и справил малую нужду прямо на кота. А кот справил на него. Хозяйка тогда так кричала, еле лапы унёс!

      Ухмыльнувшись запертому в странной комнате коту, Балька развернулся и направился к настоящему столику. Зеркальный кот повторил его манёвр, но только Балька этого уже не видел, увлечённый охотой.

      Звон стекла, разбившегося в крошку, и громкий кошачий мяв разбудил Арью. С тяжёлой головой она приподнялась на локте, пытаясь осмотреться. Она чувсвовала себя абсолютно невыспавшейся.

      По залитой утренним солнцем спальне метался кот. Драл глотку так, словно жаждал кошку. На полу поблёскивали осколи, а меж ними сверкала небольшая и белая, как молоко, лужица.

      Её муж, тоже разбуженный кошачьими завываниями, поднялся и выпустил дебошира из спальни. Тут же явилась и служанка убрать беспорядок. Арья неохотно выбралась из-под одеяла и подошла к умывальному кувшинчику с тазом — ополоснуть лицо и хоть немного прийти в себя. Пока она вяло водила кончиками пальцев по холодной воде в тазу, умывалась, а потом рассеянно тёрла лицо пушистым полотенцем, осколки и лужу убрали. Сэм молча одевался, а служанка видно решила заправить постель. Откинула покрывало, сгребла простынь и резво направилась с ней к выходу.

      — Стой!

      От холодного голоса мужа вздрогнула даже Арья.

      — Подойди сюда.

      Короткие, хлёсткие приказы шли больше Кивану, чем парню, который ночью ел с ней пирожные в кровати или рассказывал смешные истории с участием брата и Призрака.

      Сэм взял простынь, которую служанка сжимала комом, и небрежно накинул на кровать. Потом взял последний флакон со столика — с кроваво-красной жидкостью. Откупорил пробку и щедро ливанул из него примерно там, где полагалось возлегать чреслам.

      — Если посмеешь кому-то об этом сказать хоть слово... Отцу или нет — не важно... — начал Сэм, глядя на мертвецки побледневшую девушку. Та понятливо закивала, ему даже не нужно было договаривать угрозу. — Можешь уносить.

      Служанка сгребла измятую простынь с якобы кровавым пятном и вылетела из спальни.

      Арья настороженно смотрела на мужа. Да, он не походил на того парня, с которым она делила трапезу в трактире на Морском тракте или пирожные этой ночью. Но он походил на Сэма вчерашнего. Который держался уверенно на свадьбе, чётко следуя всем традициям и этикету, который твёрдой поступью привёл её сюда и который недрогнувшей рукой влил что-то в её напиток, думая, что она не видит. Судя по тому, что он не упал замертво, там был не яд. Но что?

      Снова преобразившись, будто сменил маску с одну на другую, Сэм посмотрел на неё почти дружелюбно и спросил, где она хочет разделить с ним завтрак. Здесь или предпочтёт, чтобы им накрыли в малом чертоге, с его семьёй.

      Арья уже не знала, чему верить. Какой Сэм настоящий? Или все его лики, с которым она успела познакомиться за столь короткое время, лишь фарс?

      Он ждал ответа, и Арья с трудом выдавила из себя, что ей нужно поговорить с дядей. Муж еле заметно удивился, кивнул и вышел, любезно по пути позвав для неё служанку, чтобы помогла переодеться.

      — Где сундук с узором из выкованных ракушек на крышке? — рассеянно спросила Арья, гадая, какими словами будет предостерегать Кивана. Он не из тех, кто легко поверит в вещие сны. Но она должна попытаться сделать хоть что-то и предупредить его о возможно грозящей опасности. Скорее всего, про сон и говорить не стоит, но что если она скажет...

      — Так его милорд велел отправить в Утёс, — выдала служанка на её вопрос.

      — Какой... милорд?

      — Ваш лорд-муж, миледи!

      Арья оторопело уставилась на неё, не веря в услышанное. Она даже не успела решиться поговорить с мужем на эту тему. «Спросить разрешения» — как выразился Киван. А он, не задумываясь, не интересуясь её мнением ни капли, решил распорядиться её вещами! Конечно, ведь жена для многих тоже подобна вещи. Дорогой, породистой, как кобыла... Никто не спросит у лошади, какое седло она предпочтёт сегодня. О ней заботятся, кормят — сеном или пирожными, но не спрашивают ни о чём.

      Окончательно убедившись, что дружелюбие Сэма всего лишь маска, она оделась с помощью служанки в платье и поспешила в крыло для гостей.

      Дверь в покои Кивана открылась без малейшего сопротивления. Полки зияли пустотой, на полированной столешнице из красного дерева не было ни пылинки, ни одного сундука не пряталось по углам комнаты. Лишь мятая простынь напоминала о том, что здесь некогда спал мужчина.

      Слуга в коридоре доложил «леди Тарли», что лорд Киван и лорд Рендилл выехали в Королевскую гавань ещё ночью. Но, если это угодно знать миледи, её двоюродный брат, сир Лансель, остался в Роговом Холме, ссылаясь на лёгкое недомогание. Поблагодарив слугу, Арья вернулась в покои, принадлежащие теперь ей и её супругу.

      Она опустилась в кресло, чувствуя себя полностью растерянной. И забытой. Даже попрощаться с ней он не захотел. И как предупредить теперь его? Да и о чём? Солнце светило так ярко, что все опасения, навеянные сном и вчерашним испугом после высказываний родственников Тиреллов, казались смехотворными.

      Она велела подать ей завтрак сюда — спускаться и видеться с кем-либо ей не хотелось. Служанка начала прибираться в комнате и уже собралась убрать со столика плащ, накинутый на что-то, но Арья ей запретила трогать что-либо в комнате. Слишком сильно её обидело, как Сэм распорядился её вещами. Когда она почти доела, вернулся муж. Кажется, его задело то, что она решила здесь одна, без него, и не хотела с ним сейчас говорить. Немного постояв над ней, он заявил, что у них есть несколько дней, чтобы провести их здесь. Королева добра. Но он человек государства, и ему придётся вернуться в Королевскую гавань. Согласится ли с ним поехать она?

      Её ответ, видимо, прозвучал слишком резко. Так как Сэм, решив что-то про себя, спросил её разрешения удалиться ему в столицу сегодня. Она разрешила...

      Судя по гомону прислуги и ржанию коней за окном, он решил не медлить. Шум во дворе стих лишь тогда, когда ей подали обед. Он уехал...

      Но вот остатки обеда убрали, и она снова осталась в комнате совершенно одна. Забралась с ногами в кресло, подтянула коленки к груди. Локтем она задела бархатный плащ, накинутый на столик. От её движения он стёк на пол, обнажив и блюдо с фруктами, и вазу с румяными пирожками. В углу за ножкой трюмо тихо пискнула мышка.

      Вспомнилось, как её дядя — Бенджен Старк — изредка приезжал к ним со Стены. Он, как и Сэм в трактире на Морском тракте, катал хлебные шарики и кормил мышат, если видел их. Дядя рассказывал, что так многие делают в Дозоре, холод сближает всё живое. «Пока в вас горячая кровь, вы должны быть заодно».

      Мысли в голове текли вялым потоком. Всё казалось таким бессмысленным. Не особо задумываясь, Арья взяла из вазы пирожок. Оторвала из него кусочек и скатала в крохотный хлебный шарик. Опустила на пол и толкнула в сторону мышонка.

      Ушастый малыш с дымчатой шкуркой высунулся наполовину из-за ножки трюмо. Повертел любопытно носом, а потом засеменил лапками к хлебному мякишу. Арья рассеянно продолжала крутить в руках пирожок, наблюдая, как ушастый с аппетитом уминает угощения. Пихает торопливо маленькими розовыми лапками все крошки за пухлые щёчки.

      Она собралась оторвать ещё один кусочек хлеба, когда малыш как-то странно затих. Завалился набок и замер без единого звука. Не дрожали усики, не шевелился хвост. Не вздымалась дымчато-серая грудка. Так не спят мыши.

      Из пирожка в её руке вывалилась розовая виноградина с прилипшим к ней мятым комочком. Будто вываренный в сахаре лепесток.

      — С тех пор, как Лютор Тирелл взял в жёны Оленну Редвин, пирожки делают с розовым виноградом и лепестками, — поясняла сестра Сэма гостям. — В честь Олены. Ведь герб Редвинов — виноградная лоза.

      — Она хотела сказать «делали», — строго поправила её мать. — Я отменила эту традицию, как новая леди Простора, запретила их печь навсегда.

      Сверху на румяном пирожке блестела роза, вылепленная из теста. Позолочёное желтком украшение было грозным намёком. Месть за Оленну.

      Арья отшвырнула от себя пирожок, он будто жёг пальцы. Мысли заметались испуганными зайцами. Кликнув служанку, она попыталась у неё выяснить, откуда в их покоях взялись пирожки. Служанка в белом переднике этого не знала, но сказала, что про это может знать другая — Ярла. Ярла в свою очередь указала Арье на Бринду, а Бринда заявила, что видела, как их несла Марта с кухни. Арья самолично расхаживала по Роговому холму, выясняя все подробности. Один раз чуть не столкнулась с леди Мелессой. Ей не хотелось говорить ни о чём с матерью Сэма, и она спряталась за угол поворота коридора.

      Мейстер Зорин сообщил леди Мелесе, что прибыл гонец и привёз лорду Рендиллу шкатулку. Леди Мелесса сказала, что не будет её открывать, и велела отправить её в Королевскую гавань, вслед за мужем. Мейстер прошёл мимо Арьи незамеченным, неся ничем не примечательную шкатулку в руке. Лишь на боку поблёскивала золотом какая-то лоза.

      На кухне Арья быстро нашла Марту. И она совершенно спокойно заявила, что эти пирожки велел унести из своих покоев лорд Киван. Принесли их ему, но милорд был не в духе. Кто принёс пирожки уже Кивану — не знал никто.

      Вернувшись в спальню она первым делом вывалила пирожки в камин и положила поверх них новые поленья. Чтобы больше никто не отведал отравленную выпечку. А потом задумалась, как предупредить Кивана. Ворон с письмом, если она его напишет, полетит сразу в столицу. А если враги Кивана нападут на него по дороге? Вот бы догнать его раньше. Жаль, что Арью одну никто не отпустит... И ей не сбежать, на всех постах стража.

      В голове всплыл мягкий голос Ланселя: «Всего один поцелуй, и я увезу тебя, куда захочешь... Я найду способ обмануть охрану.»

      Сир Лансель, остался в Роговом Холме, ссылаясь на лёгкое недомогание...

      Подхватив юбки, Арья полетела в сторону гостевых комнат. Забарабанила в дверь брата, надеясь, что его «лёгкое недомогание» действительно лёгкое.

      Петли скрипнули и показалось лицо Ланселя.

      — Джой? Что ты...

      Она схватила его за ворот и с силой притянула к себе, столкнулась с ним губами. Ошалевший парень сначала замычал, но почти мгновенно заткнулся, смекнув, наконец, что происходит.

      Она оторвалась от него, решив, с него достаточно. Щёки у него раскраснелись, а глаза странно расширились.

      — Вези меня в столицу! — прошипела она.