Арочный вход из красного мрамора занавешивала полупрозрачная ткань. Робкий ночной ветерок колыхал её нежно, будто заставлял трепетать от поцелуев, вздыхать от истомы. Ткань «дышала» — то надувалась золотистым облачком, поджимая свои концы, обнажая за собою звёзды и макушки лимонных деревьев, то выдыхала, растекаясь струящимся водопадом полупрозрачного золота. Превращая весь пыльный Миэрин за собою в диковинный сон.

      Дейенерис, обняв подушку, подмяв её под себя, рассматривала спящего Даарио, любовалась им в полуночном свете. Его широкая твёрдая грудь будто была создана для того, чтобы уютно лежать на ней женщине, слышать громкий стук его сердца, не ведающего страха. Она вздымалась мерно и спокойно. Холодный лунный свет обрисовывал на ней и животе бугрящиеся мышцы. Рельеф, который хотелось изучать глазами, руками, губами... Боготворить, как бога, припадая ртом к каждому выступу и впадинке. Он действительно походил в её глазах на одного из семи богов — Воина, обнажённого и прекрасного, разметавшего свою синюю гриву по подушкам, беззастенчиво выставившего свой корень жизни напоказ в её спальне.

      Дени невесомо положила на его живот свою ладошку. Такую маленькую, по сравнению с его широкими, натруженными ладонями, которыми он брал её лицо неимоверно нежно. Которыми он скользил по её бёдрам мягче, чем изысканный квартийский шёлк. Ничто не могло коснуться её ласковей, чем его крепкие мозолистые пальцы.

      Рукой она пробежалась от его бороды до гладкой груди с тёмными сосками — в ночи она казалась выточенной из дерева, отполированного и натёртого маслами. Скользнула на живот и ниже... Зарылась пальцами в жёсткую чёрную поросль. Могучий орган, возлежащий с достоинством, подобно отдыхающему дракону, дрогнул, просыпаясь.

      — Моя королева сегодня ненасытна.

      Лучше бы он молчал. Когда он брал её без лишних слов или целовал сладко-пьяняще, заставлял небо падать и мир вспыхивать перед глазами, ей было проще. Его слова всколыхнули внутри неё затаённую грусть. Каково это — когда тебя любят не за корону, не за титулы? «У вас их действительно слишком много...», — сказал ей лев в клетке. Может, она в них кутается, потому что боится, не знает, что она из себя будет представлять без них? «Я — Дени,» — захотелось ей крикнуть с отчаянием мужчине в её постели. Но с кем сейчас лежал бы Даарио, не будь она королевой? Положил бы к её ногам головы командующих Воронами Буревестниками? Или захватил бы целый Юнкай ради простой, обыкновенной девчонки?

      Она страшилась ответов и потому предпочитала не знать их вовсе.

      — Твоя королева приказывает тебе взять её.

      Он улыбнулся, обнажая крепкие белые зубы, как у жеребца. Он весь дышал силой, как могучий жеребец, готовый к скачке.

      — Как пожелает Её Милость.

      Он рывком подмял её под себя, впился пальцами ей в бёдра. Его рот, искусный и сильный, умелый и жаркий, припал к её шее, заставляя в груди разгореться страсти. Она вцепилась в его плечи, прижимая крепче к себе, заставляя навалиться, дать ей ощутить всю тяжесть прекрасного мужского тела. Здесь, под ним, её место. Что может быть естественнее, искреннее? Звёзды в глазах, пожар в чреслах, вдохи и выдохи — они лгать не могут. Тысячи слов не скажут того, что говорит ей его рык, когда он исступленно вбивается в неё, когда пот бисеринками выступает у него на висках — а она потом целует их, сама от запаха не своя. Так крепко пахнут только мужчины, предназначенные самой судьбой.

      Она резко упёрлась ему ладонями в грудь, заставила перевернуться. Зарычать захотелось от злости — ни малейшего сопротивления. Будто пушинку толкнула. Душа просила не раболепия, а схватки на равных. Борьбу, протест, как олени сцепляют рога и давят со всей силы, чувствуя ответную пьянящую силу в ответ.

      Покорный Даарио распластался на простынях. Она уложила его одною рукой и оседлала, пустилась вскачь. Из-под полуопущенных густых ресниц он ел её глазами пронзительной синевы. Его грубые, горячие ладони прошлись лаской от её коленок до живота, накрыли её грудь. Она опёрлась на него, вбирая пальцами мощь его рельефного тела, опустилась и выдохнула ему на ухо:

      — Что ты видишь?...

      Дыхания не хватало, чтобы спросить: «Что ты видишь, когда так смотришь на меня? Когда купаешь меня в синеве, так сладко-обманчиво похожей не только лишь на желание.»

      — Свою королеву, — ответил он хрипло, сжав ладони на её ягодицах, заставляя не останавливаться.

      Она спрятала лицо в его изгиб шеи. Уткнулась во влажную, ароматную кожу, пряча глаза.

      С громким рыком он доделал то, что она приказала. Ей же хотелось рычать так же, но уже не от страсти. «Я — Дени...» — не решалась она даже прошептать ему в волосы. Но гладил бы он сейчас «просто Дени» по волосам?

      — Расскажи мне, каким ты был с другими... — спросила она, не шевелясь.

      Страсть в теле утихла, и влажной спиной она чувствовала теперь ночную прохладу. Его горячая кожа под ней согревала — будто маленького дракона она обвила руками и ногами. Ей нравились эти моменты «после» — когда он был горяч и расслаблен, когда нежность в воздухе становилась проникновенной. Когда они смотрели с каким-то особенным светом друг другу в глаза, его корень был всё ещё в ней и верилось лишь во всё светлое.

      — Они не важны. Ведь они не были тобой.

      Его пальцы лениво гладили её шею.

      — И всё-таки. Я хочу знать.

      Она повернула голову, устраиваясь щекой удобнее под его подбородоком. Глазами с грустью отмечая, что полоска горизонта за арочным входом начала светлеть. Беспощадное солнце не хотело давать им лишнего времени на объятия. Скоро оно выберется из-за горизонта, приказывая всем, что пора вставать и делать тысячи больших и малых дел. Они с Даарио облачатся в свои одежды и каждый снова будет играть свою роль, положенную им при свете дня.

      — Ты сегодня сама не своя. — Он погладил её за ухом. — Но если желаешь... Обычно я выбирал самую красивую женщину. Пил с ней вино и любил её до заката. А наутро либо она исчезала из моего шатра, либо я уходил. Мы ничего не значили друг для друга.

      Вот бы хоть раз остаться тут! Не надевать строгие одежды, не прикладывать маски к лицу. Нагишом целый день валяться в постели, кормить друг друга виноградом и пить из одной чаши. А потом босиком пробежаться до бассейна и нырнуть туда, и заняться там любовью под небом, и не думать, что подумают слуги, придворные... И пусть целый мир подождёт.

      — Ты сказал, что выбирал самую красивую женщину...

      — Тогда я не видел истинной красоты. Ты затмила их всех.

      Она приподнялась на локтях, заглядывая в его глаза. Пытаясь найти то, что она себе напридумывала.

      — И чем я отличаюсь от них?

      — Ты — моя королева...

      Он потянулся к ней, сближаясь носами. Собираясь поцеловать нежно, почти целомудренно, как всегда целовал после их соития. Скольких он уже так целовал? Она рассерженно отвернулась. От резкого движения он выскользнул из неё. Будто невесомая связь между ними оборвалась. Неужели лишь на этом строятся их отношения?

      Дени сползла с него на простынь и перевернулась на бок, спиной к нему.

      Всё, чем она отличается от других женщин для него — короной в серебряных волосах. Не будь она королевой, они любились бы до рассвета лишь раз. А потом он встал, сверкнул бы ей на прощанье белозубой улыбкой и ушёл навсегда. Ушёл бы, чтобы возлечь вечером с другой, новой «красивой женщиной». И целуя новые груди больше никогда не вспомнить «просто девочку Дени».

      Бледно-голубая нить горизонта начала розоветь. Запела первая ранняя птица.

      — Моя королева не в духе?

      — Твоя королева велит тебе одеваться.

      За спиной Даарио поднялся без вдохов или сожаления. Быстро оделся, клацнул кинжал, вставленный в ножны... И его уверенные шаги затихли за дверью. Появились другие, тоже знакомые, но лёгкие.

      — Ваша Милость, я помогу вам одеться.

      Миссандея каждый раз это говорила настолько одинаково, что Дени не нужно было оборачиваться, чтобы представить подругу. Та скромно стоит, опустив глаза и руки, без тени смущения. Будто не пропустила Даарио, выходившего отсюда, не видит простыни, мятые и испачканные, и не замечает наготы самой королевы.

      — Вели приготовить ванну, — опустошённо попросила Дени.

      Искупавшись, одевшись и позавтракав, Дени спустилась в зал, расположенный на тридцать втором ярусе, рядом с Пурпурным тронным залом. Этот был меньше, выходил окнами и тремя арочными входами на собственную террасу с лимонными деревьями и отделан резьбой по светло-жёлтому камню. Эти цвета благостно влияли на неё, не хотелось с утра любоваться корчившими рожами гарпиями из алого мрамора. Именно поэтому здесь и проводились заседания Малого Совета.

      Доклады были один скучнее другого, но она не могла позволить себе слабости и делала то, что должно. От неё зависели жизни тысячи людей, и она не могла подвести их.

      — В богадельнях вчера раздали семь тысяч ломтей хлеба и девять тысяч мисок бобовой похлёбки... — Барристан, раскрыв книгу, в которой пытался вести учёт расходов и запасов, зачитывал с листа свои записи. — Я велел разводить похлёбку сильнее, чтобы её хватало на большее количество людей, Ваша Милость.

      На длинном столе, выложенном красно-синей мозаикой, покоились так же книга, куда записывали прошения, книга с принятыми приказами и многие другие. Джорах сложил свои грубые руки на записях своего уже зачитанного доклада. Барристан в испачканных чернилами пальцами держал перо, сдвинув в недовольстве кустистые белые брови. Даарио со скучающим видом крутил в руках стилет с золотой рукоятью, отлитой в форме нагой женщины. Серый Червь рядом с ним застыл каменным изваянием без доли эмоций, Миссандея безмолвной тенью стояла у окна.

      — А за стенами? — Дени не могла не спросить о больных. Заражённые «бледной кобылой», как называли в народе эту хворь, ютились за пределами города. Барристан предупреждал Дени, что болезнь крайне опасна, и если не принять подобные меры, может выкосить и всех остальных. Поэтому Дени велела разбить для них лагерь ниже по течению Скахазадхана.

      — Трудно сказать, ваша милость... Мы отправили туда много обозов с едой, но не все вернулись. Я видел с башни, как с одной больные стащили извозчика и растерзали голыми руками... И становится всё меньше желающих отвозить пищу больным за стену.

      — Они боятся заразиться сами, — поддержал его Джорах. — Больных становится больше. Жители устраивают беспорядки, сами выгоняют новых больных за стены...

      — ...Но это не помогает, и появляются всё новые заражённые, — договорила за него и так очевидную вещь Дени.

      — Мы лишь тратим ресурсы на больных. — Джорах посмотрел на неё с сожалением. — Было бы проще прокормить жителей, если бы мы не отправляли еду за стену.

      — Вы предлагаете приказать убить моих поданных голодом? — с деланно-невозмутимым видом поинтересовалась она у него.

      — Они всё равно обречены умереть от болезни. Лишь утянут нас за собой, — последнее Джорах уже сказал тише и себе под нос. Прекрасно понимал, что она никогда на это не согласится.

      — Велите сегодня раздать столько же, сколько и вчера, — обратилась Дени уже к Барристану, и тот кивнул без возражений.

      — Как проходят советы за морем? — спросила Дени, почти легкомысленно обводя пальцами объёмную мозаику стола. Блестящие выпуклые бугорки были гладкими и забавляли её. Советники затихли, и она подняла на них глаза, строго взглянув.

      — Король... или королева, — осторожно начал Джорах, — собираются со своими приближёнными на заседания Малого совета. Мастера обсуждают с ними проблемы государства, и они вместе принимают решения. Ничего примечательного, Ваша Милость. Мы делаем всё в точности, как они.

      Дени посмотрела на остальных выжидательно, давая понять, что хочет услышать мнение и от них.

      — Я слышал байку, что на советах за морем брат королевы имеет её на столе перед всеми, а остальные держат над ними свечки, — нахально усмехнулся Даарио. — Не знаю только, зачем им свечи? Если им плохо видно, собирались бы днём, а не ночью. Когда всё видишь, это лишь сильнее возбуждает.

      — Сир Барристан, что скажете вы? — Дени решила оборвать речь Даарио. Обычно он пытался её веселить на Советах, но сейчас начинал раздражать.

      — Сир Джорах сказал всё верно, Ваша Милость. Король и мастера обсуждают и решают проблемы...

      — Что за мастера? И для чего они нужны?

      Барристан недовольно пожевал губу. Он так делал тогда, когда понимал, что сказал лишнее, и не хотел продолжать говорить.

      — Малый Совет состоит из десницы, великого мейстера, лорда-командующего королевской гвардией, а также из мастеров: над войной, над монетой, над кораблями, над законами и над шептунами. Каждый из них разбирается в своём деле.

      — Как заточенная сталь для разных дел. — Она кивнула, уловив суть. — Меч должен убивать, а коса — косить траву.

      Дени осмотрела сидящих перед ней. Кажется, прав был этот странный Ланнистер, её совет действительно состоит из одних мастеров над войной. Ни одной косы для травы или лопаты для земли. Мечом грядку не вспахать.

      — Сир Барристан, вы, получается, единственный из моих людей, кто должен был видеть заседания Малого совета воочию. Ведь вы были лордом-командующим королевской гвардии.

      — Так и есть, ваша милость. Но на заседаниях я бывал крайне редко. После Восстания Роберта Баратеона многие рыцари, сражавшиеся на стороне проигравших Таргариенов, в том числе и я, получили официальное прощение. И меня назначили лордом-командующим Королевской гвардией... Но Роберт ничего не забыл. И не пожелал впоследствии видеть на заседаниях того, кто убивал его друзей во время бойни.

      Его слова расстроили Дени. Она уже успела понадеятся, что узнает информацию у него. Но она всё равно решила озвучить свой вопрос.

      — Вы знаете, как управлять временем?

      Сир Джорах и сир Барристан посмотрели на неё с удивлением. Даарио по прежнему скучал, Серый Червь, очевидно, не знал ответа на вопрос, глаза Миссандеи сияли тщательно сдерживаемым любопытством.

      — Время есть река бурная, неуправляемая, — осторожно подбирая слова, начал Барристан. — Это поток, который нельзя остановить или повернуть вспять. Поток, в которой нельзя войти дважды.

      — Ваша Милость, вы же не имеете в виду тёмную магию? — с опаской спросил Джорах. — Боюсь, даже последние мейеги не умеют управлять временем. Да и даже если бы умели, вы сами знаете, что цена за магию всегда велика.

      Дени устало вздохнула. Как дети малые перед ней! Чего не знают — называют магией и боятся.

      — Искусство управление временем — это устройство своего дня или дел таким образом, чтобы успеть сделать большее число дел, — терпеливо пояснила она то, что поняла из речей Ланнистера. Джорах посмотрел на неё с большим подозрением. — Один мой подданный предложил мне разделить прошения. Не принимать одновременно и господ, и простых жителей. Что вы скажете по этому поводу?

      — Вы сами говорили, ваша милость, что не хотите делать различий между «своими детьми», — растерянно отозвался Барристан.

      — Простые люди могут посчитать себя оскорблёнными, если вы их исключите из текущего списка и отодвинете их время, создав новый, — высказал свои опасения Джорах.

      Дени кивнула, принимая их ответы, и обратилась к командиру безупречных:

      — Серый Червь, я просила тебя велеть своим людям поговорить с теми, кто ждёт очереди ко мне в коридорах пирамиды. Что скажешь?

      — Ваша Милость, господа недовольны тем, что им приходится терпеть в такой близости от себя «недостойных», — на высоком валирийском командир Безупречных говорил хоть и крайне медленно, тщательно проговаривая слова и искажая гласные, но уже весьма достойно. Сказывались уроки Миссандеи. — Горожане тоже испытывают от этого неудобства. В основном, от охраны господ, без которых они отказываются стоять в очереди. Были случаи, когда господа велели охране избить непонравившегося им или оскорбившего их человека.

      — Я могу понять тех, кто не удержался от оскорблений, — громко, по-лошадиному фыркнул Даарио. — Эти господа нередко сами провоцируют людей. Предложение хорошее, если так посмотреть, то эта общая очередь до добра не доведёт.

      — Сир Джорах, запишите указ, что отныне будет две очереди, — велела Дени. — Я буду в разные дни принимать господ и горожан.

      Почему-то она не сомневалась, что так дело с прошениями пойдёт действительно быстрее. Но вот как бы ускорить ещё остальные дела? Люди, находящиеся в этой комнате сейчас, очевидно, этого не знали.

      Как бы ей не хотелось этого признавать, но идея с разделением очереди была первым дельным предложением за этим столом за последние десять дней как минимум. Как глоток свежего воздуха. Они сидели тут вместе: четыре мастера над войной, Дени и Миссандея — и не могли придумать ничего с болезнью, голодом и разрухой. И только гордость её удерживала от того, чтобы не спросить новых советов у человека в темнице. Гордость ли это? Или глупость? Каждый день, что она не желала спускаться к нему, умирали люди, которым не хватило пищи или её отобрали другие, более сильные люди. Плакали матери над детьми, которых убила хворь. Приходили к ней на прошения бывшие рабы, просившее вернуть их своим хозяевам.

      — Моего отца уважали? — спросила Дени, рассеяно поглаживая пальцами выпуклую мозаику стола.

      Сир Джорах и сир Барристан переглянулись.

      — Когда ваш отец взошёл на престол, то многие считали его умным, красивым и достойным правителем. Он... действительно подавал большие надежды. И, разумеется, ваша милость, его уважали.

      — А потом?

      — Под конец правления... его скорее боялись.

      — И не уважали?

      — Я не могу говорить за других людей, ваша милость.

      Как будто она не понимает очевидного! Она раздражённо потёрла лоб, понимая, что добрый дедушка Селми её просто щадит, не говоря всей правды.

      На языке вертелось много вопросов. Что же спросить? «Вставал ли перед отцом выбор — гордость или благо народа?» Тут она сама и знала, что ей выбрать. «Как отец относился к информации от пленных?» Ей это ничего не даст. Да и хоть ей было любопытно, зачастую и горько, узнавать про своего отца, но она отчётливо понимала — он не тот человек, на которого стоит равняться в правлении.

      — Расскажите, как мой отец сжигал людей.

      У сиров перед ней едва глаза на лоб не полезли.

      — Ваша милость, зачем вам это? — спросил Барристан.

      — Человек, как мозаика, состоит не только из хороших поступков. — Она гладящим движением прошлась пальцами по столу. — Вы же понимали, что рано или поздно я у вас всё равно это спрошу?

      Сир Барристан и сир Джорах смотрели на неё долго и тяжело, не желая рассказывать о дурном. Даарио нашёл у себя монетку в кармане и теперь развлекался тем, что подкидывал её большим пальцем с кулака и ловил раз за разом.

      — Вы боитесь рассказать мне правду в лицо, когда понимаете, что она может мне не понравиться, — констатировала Дени. — Или оберегаете меня, как ребёнка. Даже не знаю, что хуже.

      — Если разница, между правдой и зубоскальством, — проворчал Барристан.

      — Говорить оскорбления не значит быть честным человеком, — кивнул с ним в удивительном единодушии Джорах. — Мы понимаем, к чему вы это говорите, Ваша Милость. Слова Ланнистера могут отравить вас, подобно яду. Избавьтесь от него, пока он не привёл нас к беде. Сожгите его.

      — За что я должна его сжечь? — Она выгнула бровь в вежливом интересе, не позволяя никому увидеть каких-либо ещё её мыслей или эмоций.

      — Он Ланнистер, — пробурчал Барристан.

      — У нас нет ещё такого закона «сжигать всех Ланнистеров».

      — Его брат... — начал Джорах.

      — Он — не свой брат, не племянник и не любой другой человек. А я — не мой отец, — жёстко прервала его Дени. — Королева-мясник. Так меня называют. Я не хочу быть достойной этого прозвища — убивая тех, кто на меня косо посмотрел. Чем я тогда отличаюсь от господ, которые в коридорах, ожидая своей очереди прошений, велят избить непонравившегося им простолюдина?

      — Он использует слова, чтобы вертеть вами, как куклой! — вспылил Джорах. — Зря вы его вообще слушали! Вы должны...

      — Сир Джорах, — оборвала его Миссандея. Её прохладный, но звонкий, как горный ручей, голос, охладил сира Джораха. — Вы сейчас сами пытаетесь приказывать и...

      Она растерялась, не смея назвать неподобающее слово, но Даарио подсказал:

      —...и вертеть...

      —...королевой, — договорила Миссандея.

      Дени сложила руки на коленях, с любопытством рассматривая притихшую подругу. Та не любила внимания, а сейчас взгляды всех присутствующих были прикованы к ней.

      — Что скажешь, Миссандея? Раз уж мы подняли вопрос о нашем заключённом. Безупречные не знают высокого валирийского, на котором он обращался, поэтому мне сказали, что ты ходила в подземелья и переводила то, что он просил.

      — Вы сказали позаботиться о пленном, — кивнула Миссандея, почему-то опустив глаза. Почему опустила? Неужели он её обидел? Зря Дени не интересовалась все эти дни, что происходило там.

      — Ты с ним говорила, — Дени высказала своё всего лишь предположение, но Миссандея не возразила. — И что ты скажешь про нашего пленника? Все, кто хотел, уже высказали своё мнение.

      — Я не из королевского совета, ваша милость.

      — Слова всех подданных важны для меня. — Дени тепло посмотрела на неё, желая передать ей свою смелость. — Ты достойна не меньше, чем любой другой человек.

      — Вам не понравится то, что я хочу сказать, — замялась Миссандея. Потом набралась всё же храбрости и, подняв на Дени открытый взгляд, заговорила: — Вы говорите, что вам важны слова всех. И слушаете слова других. Но вам так же важно слушать и саму себя. Если мужчина, — она посмотрела на сира Джораха, — говорит вам слова, то вы не обязаны им подчиняться. Выслушайте, кивните... и сделайте так, как именно вы считаете нужным. Это то, что отличает свободного от раба. Будьте госпожой, моя королева. А не рабыней вашего советника. — Джорах покраснел, но, к счастью для него, промолчал. — Господин, которого вы велели запереть в темнице, сказал, что «сжигать полезное глупо». — Дени про себя подивилась, что Ланнистер, даже в лохмотьях раба, поставил себя перед всеми так, что все её слуги именовали его «господином». — Он сам предложил себя вам, как вещь. Я знаю, что вам не нравится так смотреть на людей. Но люди — самые лучшие инструменты и орудия. — Миссандея запнулась, явно подбирая слова или какое-то подходящее сравнение, чтобы донести свою мысль. — Не лучше ли сначала попробовать, как чистит ковёр новая, пускай и незнакомая вам щётка, чем выкинуть её просто так? — Даарио кашлянул в кулак, чтобы не засмеяться. Миссандея на него даже не взглянула. Не опустила открытого, уверенного взгляда, не сжалась испуганно в комок. Ей шла смелость. И, постепенно, она привыкала к свободе. — Вам необязательно чистить ей самый лучший ковёр. Возьмите простой, даже старый... начните с одного угла. Для разных ковров всегда лучше иметь целый набор инструментов — от лёгких щёток до тяжёлых выбивалок пыли.

      Судя по тому, что Миссандея взглянула в конце своей речи на сира Джораха, он был как раз таки «тяжёлой выбивалкой пыли».

      — Кажется, я знаю, какой ковёр можно поручить новой щётке, — улыбнулась Дени и прищурила глаза так, словно снова ощутила себя босоногой разбойницей в детстве, бегающей с Визерисом по базару. — У этого ковра столько пятен, что его уже ничто не испортит! — Она довольно откинула назад свои косы, которые заплели, но не стали убирать перед советом кверху. — Справится с этим ковром — будет жить. Испортит даже этот...

      На секунду Дени показалось, что в глазах Миссандеи промелькнул страх.

***

      — Тяни! — приказала Санса служанке, обняв руками столбик кровати. Стиснула его пальцами до белых подушечек.

      — Я пытаюсь, — жалобно пискнула Сара у неё из-за спины. — Миледи, выдохните! Иначе ничего не получится!

      «Так я уже выдохнула! Второй раз выдохнуть, без вдоха, не могу!» — с отчаянием подумала Санса, чувствуя, как корсет стискивает рёбра.

      — Миледи, простите, но это платье вам больше не по размеру. Надо будет отдать его портнихам, пусть добавят вставки по бокам.

      — Тогда помоги мне из него выбраться, — просипела Санса, ожидая новые муки. Если они так долго его надевали, то, видимо, и снимать его будет непросто.

      В трельяже отображалось всё безобразие, происходившее в каюте. Крышки сундуков были откинуты и вокруг, насколько хватало глаз, лежали платья леди Бейлиш. В половину из которых она, увы, уже не помещалась.

      Когда они только отплыли из Вестеросса, Санса, набравшись смелости, задала мейстеру Квадрону множеству вопросов о своем положении. На протяжении всего их путешествия он её уверял, что всё протекает нормально, щупал её, осматривал, давал травяные отвары и настои. И объяснял, что живот у всех женщин растёт по-разному. Всё зависит от расположения внутри ребёнка. Если плод прикрепится изначально, например, к передней стенке живота — то в таком случае живот будет расти у будущей матери максимально быстро. У Сансы же начало всё расти после того, как они отплыли из Миэрина. И она понимала, что с каждой луной он будет становиться всё больше — то ли будет на девятой! Но уже сейчас, в отсутствии на корабле портних, она успела почувствовать из-за него определённые неудобства.

      — Миледи, ничего не поделаешь, придётся вам сойти на берег в этом. — Сара подняла с кровати простое дорожное и, самое главное, просторное платье коричневого цвета.

      У Сансы не осталось сил спорить, она устало кивнула и попросила достать ей плащ и помочь надеть ей сапоги. На палубу она вышла уже в полной готовности.

      Петир стоял у фальшборта, томный и нарядный, в бархатном сливовом дублете, положив руку в жёлтой перчатке на резные перила.

      — Мы уже почти на месте, — сообщил он ровным голосом, заметив, как она подошла.

      — Я ничего не вижу, — осторожно заметила Санса, осматривая зелёный берег, вдоль которого они плыли.

      Морская вода лизала широкими, нежными волнами полоску песка. Вдоль неё прекрасно виднелась каменистая дорога. А за ней — сплошь деревья до самого горизонта.

      — Я не вижу вдали гор, значит это не Змеиный лес. Здесь нет елей и сосен — значит, мы не приближаемся к Чаечьему городу... Не помню каких-либо ещё больших лесов на побережье Узкого Моря в Долине Аррен. — Санса посмотрела на хитрое лицо мужа. — Где мы?

      — Терпение, любовь моя. Думаю, я смогу тебя сегодня удивить.

      Ветер старательно надувал паруса, заставляя корабль резво бежать по волнам. Они обогнули каменистый мыс, покрытый кривыми кустецами и водорослями, и занырнули в небольшую бухту, разрезанную надвое впадающей в море рекой. Ни города, ни деревушки, ни даже пристани... Из-под крон далёких деревьев вышли люди с лошадьми. Лорда и леди Бейлиш тут явно ждали.

      Где-то сзади боцман крикнул матросам, чтобы они готовили шлюпки.

      — Это королевский лес? — предположила Санса.

      — Ты мне доверяешь? — Он протянул ей руку. Но на вопрос её не ответил.

      После всего того, что было в Эссосе, глупо было бы предположить, что он отдаст её Серсее. Но незнакомый берег всё равно внушал опасения.

      — Настолько, насколько доверяете мне вы, — попробовала она пошутить, пряча волнение и вкладывая свою руку в его.

      Не так она представляла возвращение в Вестеросс. Забираться через борт в шлюпку было ужасно неудобно в её положении, хоть ей и помогли муж с мейстером. Крохотное судёнышко мотало по казавшимся сверху, с корабля, робким волнам до безобразия сильно. От матросов, налегавших на вёсла, отталкивающее разило мужским потом. Даже заранее выпив настойку Квадрона от тошноты, Санса почувствовала, что её снова начинает мутить. К счастью, нос шлюпки довольно скоро ударился в песчаный берег.

      Не успела она обрадоваться, как обнаружились другие неудобства — им предстояло ехать верхом. Санса смогла немного передохнуть, пока на лошадей грузили все необходимо, доставленное с корабля. Она успела даже заметить сундучок из трюма с хитрыми узорами на замке — тот самый, который она открывала ключом из потайного отделения шкатулки. Но потом их небольшая процессия двинулась по дороге. Лошади двигались рысью, звонко стучали копыта... Санса в дамском седле отчётливо чувствовала, как завтрак подступает к горлу.

      — Мне нужно остановиться, — тихо сказала она Петиру, понимая, что долго так не продержится.

      Петир возражать не стал и помог ей слезть с лошади. Санса опёрлась рукой на ветку сирени, старательно дыша, отгоняя тошноту. Когда ей стало легче, пришлось вновь вернуться в седло. Чтобы довольно скоро их процессия снова встала. Под молодым дубом Санса стояла, приходя в себя и прекрасно понимая, что с таким темпом они и к вечеру никуда не доберутся. С пригорка она даже могла разглядеть всё ещё стоявшую в бухточке «Золотую Сардину». Солнце заставляло сверкать корону на голове выточенного водяного на носу корабля.

      — Мне нужна карета, — сказала Санса Петиру, прекрасно осознавая, что в лесу ей негде взяться. Не из дупла же муж её достанет.

      — Если мы через три версты повернём на запад, а не на север, — отозвался мейстер Квадрон, — то мы окажемся на постоялом дворе. Думаю, там можно будет выкупить карету или хотя бы телегу... Миледи так будет проще перенести дорогу.

      Петиру это предложение явно не понравилось, но он показал своё недовольство лишь хмурым видом. Немного подумав, он велел одному из встретивших их мужчин ехать с солдатами вперёд и разведать обстановку. Когда лорд Бейлиш и вся его процессия достигла ворот постоялого двора, то по периметру уже стояли его солдаты. Один из них с готовностью доложил, что «всё чисто».

      — Не говори, что ты намерен запереть меня в глуши и заставить там скучать, — ровным тоном высказала свои опасения Санса.

      — Не совсем. — Петир слез с коня и помог спешиться и ей. — Я буду часто тебя навещать, но не смогу быть рядом всё время. Если хочешь, заведи себе нового питомца, чтобы он тебя развлекал.

      Видимо, он вспомнил пересмешника, которого прислали для «леди Бейлиш» как подарок на свадьбу перед их отплытием.

      Слуги забрали их лошадей. На крылечке уже топтался пухлый хозяин, собираясь приветствовать дорогих гостей.

      — И кого мне здесь предлагаешь завести? Белку или медведя? — Она чувствовала некоторую обиду за то, что ей пришлось трястись в седле вдали от города. Мог бы хоть карету предусмотреть заранее.

      — Я куплю тебе собаку.

      Она отняла у него свою руку, делая вид, что просто хочет одернуть юбку дорожного платья. Можно подумать, что какая-то собака скрасит ей дни заточения в четырёх стенах! Или что с ней можно будет поговорить, как с человеком... С Сарой путного разговора не свяжешь. Да, Санса понимала, что она не может приехать в Красный замок. И что Петир обязан был туда вернуться — его должности обязывали. Но как же не хотелось ей расставаться с ним... и оставаться одной.

      В расстроенных чувствах она огляделась.

      Невысокая плетёная ограда двора была украшена кувшинчиками, нахлобученными на колышки донышком сверху. В загонах и в небольшой конюшне топтались лошади. Любой путник, если торопился, мог поменять усталого с дороги коня на отдохнувшего и накормленного. Добротный трёхэтажный дом явно совмещал в себе трактир и небольшую гостиницу — между ним и сараем на натянутых верёвках сушились простыни, а из окон первого этажа доносился аппетитный запах печёного мяса. Небольшой курятник, погребок, сколоченный из досок нужник — вот и всё, что можно было ещё здесь увидеть.

      Пока Петир договаривался о повозке с хозяином, Санса рассеянно наблюдала за пёстрыми курочками с цыплятами, клевавшими рассыпанное у загона зерно. Вдруг за спиной раздался скрип давно не смазанных петель. Знакомый голос грязно выругался и хлопнул дверью нужника, закрывая за собой. Глаза Петира, смотрящего ей куда-то за спину, округлились.

      Санса без лишних мыслей обернулась. И тут же об этом пожалела.

      Солдаты, прочесавшие весь постоялый двор, были уверены, что на нём сейчас нет никаких посторонних гостей. Петир опасался особенно таких, кто мог знать Алейну Бейлиш, а точнее, её настоящую личность, в лицо. Но вот проверить, нет ли кого именно в отхожем месте, эти солдафоны не догадались.

      Сандор Клиган оторопело вытащился на Сансу и лорда Бейлиша. На вытянувшемся небритом лице читалось узнавание. За ним пришло и понимание, что просто так с такой информации его не отпустят.

      — Седьмое Пекло! — рыкнул он, хватаясь за меч на поясе.

      Лорду Бейлишу не пришлось даже свистеть своим людям. В одно мгновение семеро солдат скрутили Пса и потащили куда-то за сарай.

      — Нас ждёт жаркое, — попробовал Петир отвлечь её, беря за локоть.

      — Что ты приказал им?.. Что они с ним сделают?

      Она уже кляла себя за то, что обернулась, не подумав. Быть может, если бы она этого не сделала, Сандора бы отпустили. Петир Бейлиш мог путешествовать где ему заблагорассудится. А вот Сансу видеть не следовало никому.

      — О нём позаботятся. Он никому ничего не расскажет и не выдаст наш маленький секрет.

      Санса прекрасна поняла, что значит «позаботиться». И в каком случае человек гарантированно больше ничего и никому не сможет рассказать. Нет, она не могла допустить, чтобы из-за неё убили неповинного человека! Человека, который не раз защищал её, как мог, когда она была невестой короля. Она вспомнила, как Джоффри показал ей голову отца на пике...

      — Когда закончится война, я подарю тебе голову твоего брата-предателя.

      — Или он подарит мне вашу.

      Джоффри приказал сиру Меррину ударить её, кровь выступила на лопнувшей губе. А Сандор потом достал платок, помог её вытереть.

      Уголок рта Петира кривился в упрямстве. Он уже всё решил для себя. Если она будет сейчас просить или умолять, то ничего не изменит. Когда она покинула эти берега, то могла надеяться лишь на то, что Петир снизойдёт до выполнения её просьб. И то не всех. Теперь у них всё по иному. И именно здесь и сейчас, снова ступив на родной берег, она должна упрочить своё положение. Показать, что она не беглая северянка и опальная вдова десницы. А леди Бейлиш, с которой стоит считаться.

      Санса вырвала свой локоть и, подхватив юбки, решительно и быстро направилась за амбар.

      — Стойте! — велела она солдатам. Меч, занесённый над головою Пса, замер в воздухе. — Я приказываю вам отпустить его.

      Солдаты растерянно покосились на лорда Бейлиша, уже подоспевшего сюда. Последний приказ хозяйки исполнять они не спешили, ожидая от него указаний. Сандор, которого головой уложили на пенёк, сплошь покрытый следами от топора, покосился на неё одним глазом.

      — Что ты делаешь? — прошептал, почти прошипел Петир.

      — Ты сказал, что купишь мне собаку... — Санса посмотрела на него упрямо, чуть вздёрнув подбородок. — Я хочу эту.

      Она показала пальцем на Сандора, которого крепко держали трое солдат.

      — Что ты с ним собралась делать? — со скепсисом спросил Петир, зло посмотрев на того, кто уже десять раз пожалел, что не просидел в отхожем месте до их отъезда.

      — Мне было бы спокойнее с таким охранником. И он сможет развлечь меня светской беседой. — Петир еле слышно фыркнул при слове «светская». — Сара слишком глупа, мне не о чем с ней говорить. Если вы хотите, лорд Бейлиш, чтобы я ждала вас, как покорная супруга, пока вы занимаетесь своими государственными делами, то уступите мне в таком небольшом капризе.

      Взгляд Бейлиша от нечёсанной макушки Сандора до его грязных сапог красноречиво говорил, что «маленьким» этот семифутовый каприз назвать сложно.

      — Предлагаю вам сделку, леди Бейлиш. — Он нехорошо усмехнулся. — Я соглашусь оставить вашу... собачку, — Сандор злобно зыркнул на него при этих словах. Но, к его счастью, промолчал. — ...если и вы выполните мой каприз. Вы давно не носили те серьги с асшайскими аметистами. Признаться, мне обидно, я думал, что угодил вам с подарком. Сможете меня порадовать? — Он хитро взглянул на Сансу.

      Она похолодела вся внутри. То, что Санса отдала серьги Гериону, Петир знать мог. Мейстер Квадрон знал, что Санса купила раба на площади в Тироше, но ни его имени, ни о чём она говорила с ним в спальне, он не ведал. Но отчего вдруг супруг воспылал к этим самым серьгам таким интересом? Он не попросил бы сейчас простую просьбу — он очевидно не хотел сохранять жизнь Клигану.

      Чтобы ни было на уме у Петира, Санса не могла отдать чужую жизнь в руки палачей. Вознесённый к небесам меч всё ещё блестел на солнце. Её отказ мужу заставит его опуститься — это она понимала.

      — Я принимаю ваше условие, лорд Бейлиш. — Она смело ему улыбнулась. Глазами ловя в его зрачках тщательно спрятанное от неё удивление. — Мне потребуется некоторое время, чтобы найти их... Сара все мои вещи вверх дном в сундуки уложила.

      — Я дам вам это время. — В его глазах заиграло предвкушение торжества с восхищением. Ему нравилась её смелость, но он знал, заранее знал, что она не может выполнить его просьбу! Санса сама себе поклялась, что обязательно придумает, как обставить этого интригана. В любом случае, она уже выиграла время для Сандора.

      Муж велел одному из солдат проводить её «наслаждаться обедом», а сам остался договариваться с Сандором. То, что они найдут нужный язык, Санса не сомневалась. Пёс слышал всё сам, а жить хочется любому умному человеку.

      Не успела она и двух вилок жаркое съесть, как к ней присоединились и муж, и Сандор. Бывшего телохранителя короля посадили рядом с мейстером, и он хмуро уставился перед собой на вазочку с засушенным букетиком лаванды.

      Дела у Сандора явно были плохи. Можно было легко предположить, что он сбежал со службы Ланнистеров и сейчас мотался, где придётся. Волосы его были спутаны и грязны, одежда потрёпана и не первой свежести... Скорее всего пил вчера весь день, проснулся к обеду, и понесли его ноги туда, куда тело каждого просится утром. Кто же знал, что отхожее место может так круто поменять жизнь! Хорошо хоть не убили.

      Крытая повозка со скамеечкой внутри понравилась Сансе больше, чем перспектива вернуться в дамское седло. Уже без остановок они помчались туда, куда велел Бейлиш.

      Повозка скрипела, под ногами перекатывался мелкий сор с куриными перьями и хвостиками от репки. Выгоревшее полотно навеса зияло несколькими дырочками. В одной из прорех небо из ослепительно голубого стало постепенно розовым.

      Собираясь задать вопрос мейстеру, который должен был ехать рядом, Санса откинула полу навеса и потеряла дар речи.

      Их небольшая процессия спускалась с пригорка. И с него виднелась проплешина в густом лесу. Солидную часть деревьев вырубили вокруг огромной арены — знаменитого на весь мир Драконьего логова. И вокруг него возвели целую кучу строений. Домики, амбары, загоны, ристалища для тренировок...

      Само Драконье логово поражало. Некогда заброшенное строение с проломленным куполом, которое рисовали именно так в книгах, украшая росчерками трещин, выглядело теперь нерушимой твердыней. Оно источало мощь и силу. Над ним распростёрся новый купол невообразимой вышины из металлических балок, согнутых дугой под разными углами.

      Санса торопливо запахнула полу навеса, спрятавшись обратно. Кажется, она поняла, где решил её спрятать Бейлиш. И, видимо, он решил доверить жене свою тайну. Вряд ли он надеялся, что Санса будет проживать рядом с драконами и их не услышит.

      А он ей, помнится, рассказывал, что хотел заниматься разведением боевых лошадей. Закупил кучу коней, которых в Эссосе пускают на мясо, выкупил у короны Драконье логово и велел восстановить ему купол... Каким наивным надо быть, чтобы поверить, что купол выстроен для лошадей! Не лошадок он боялся упустить в небе.

      — Леди Бейлиш, — услышала она его голос, когда повозка, наконец, замерла.

      Откинув полу навеса, она приняла его руку и сошла на вымощенный камнем аккуратный дворик. Трёхэтажный белокаменный дом, огороженный высоким забором, с садом, беседкой и фонтанчиком явно не предназначался для рабочих.

      Петир ей лично показал все господские комнаты. Последняя оказалась с колыбелькой посредине. Она стояла в центре, на гнутых дужках, какие делают у лошадок-качалок, полог был расшит птичками-пересмешниками...

      Санса со смешанными чувствами прикоснулась к тонкой нежной ткани.

      — Сюда ведут дверь из коридора, через которую мы пришли, и дверь в спальню к кормилице, — пояснял Петир за её спиной. — Тебе нравится?

      — Я положу сюда волчонка, которого ты мне подарил в Тироше, — прошептала она, тронутая его заботой.

      — Идём, я покажу тебе ещё кое-что.

      Судя по потеплевшему голосу Петира, он понял, что она оценила его старания.

      Их покои располагались дальше по коридору — Петир ей уже их показывал. Но он ничего не говорил про сундучок с резным замком, который слуги уже успели сюда занести.

      — Любите ли вы загадки, леди Бейлиш, — почти промурлыкал довольный собою Петир, кладя руку на крышку сундука.

      Санса с трудом сохранила спокойное, расслабленное лицо. Она готова была пари заключить, что отгадает его загадку с первого раза. Содержимое сундучка ей было давно прекрасно известно.

      — Вы хотите меня сегодня ещё чем-то удивить, мой лорд-муж?

      — Знаешь ли ты, моя дорогая, что Дейрон Таргариен хотел когда-то взять в жёны Королеву Шипов? Оленна Редвин, которую ты знаешь сейчас, как Оленну Тирелл, была завидной невестой. И наивный принц захотел впечатлить свою наречённую. Что мог показать ей юный Таргариен?

      Санса наклонила голову слегка набок, в показном интересе разглядывая сундучок. Аккуратно изображая раздумья.

      — Видимо, он показал ей то, что спрятано под этой крышкой?..

      Петир довольно кивнул.

      Санса от волнения даже краешек губы закусила под его испытывающим взглядом. Если она назовёт правильный ответ сразу — он что-то заподозрит. Но как понять, когда «отгадать» будет уместным? Ей не хотелось строить из себя дурочку или тем более сдаваться. О нет, сдаваться или проигрывать ему, когда он смотрит так хитро, будто десять раз обвёл её вокруг пальца, она не намерена!

      Она подошла к окну и коснулась руками бархатных занавесок, раздвигая их в стороны. За стеклом, рассекая на кусочки тускнеющее небо, темнел скелет купола. Драконье логово — прекрасная почва для отгадок.

      — В ночь после свадьбы вы дали мне прочитать письмо от Осфрида Кэттлблэка. Там говорилось, что он не смог для вас достать требуемые книги. Кэттлблэки искали для вас книги о чём-то таком, что не встретишь в любой библиотеке. Возможно, это что-то забытое... или утраченное давным-давно. В Тироше ты сказал, что велел закупить лошадей не из Волантиса, а из Пентоса. Мне показалось это странным, ведь волантийские скакуны более выносливые... Совпадение ли, что пентошийских нередко пускают на мясо? Мяса на них больше, и оно сочнее. И у твоей арены, для якобы лошадей, есть купол. — Она пальцем показала на гнутые дуги за окном. — Лошади, лорд Бейлиш, не летают. Это известно вашей жене. — Стая уток пролетела сквозь гнутые дуги купола. — Получается, в сундуке то, что было когда-то у Таргариенов, то, о чём очень сложно найти книги, что требует много мяса и летает… — Она обернулась к нему, хитро сверкая глазами. — Простите мне мою смелую догадку, но не схрон ли с драконьми яйцами показал Дейрон свой потенциальной невесте?

      — Кажется, я женат на самой умной женщине в мире, — протянул Петир с неподдельным восхищением и откинул крышку сундука.

      В закатных лучах сверкнула чешуя на двух драконьих яйцах. Синее и серебряное.

      В зеркальных чешуйках синего отразилось, как лорд Бейлиш трепетно взял в ладони лицо леди Бейлиш и с чувством её поцеловал.