Лучи солнца били в медный налобник; переливались бликами, будто искрящаяся вода, стекая по пластинам на хоботе до самого кончика. Слон поднял хобот — бронзовое оголовье победоносно засверкало — и громко затрубил в небо, бивни подпёрли тучи.

      Тирион восседал в дивно сколоченной башенке, покоящейся на крупе. Воловьи шкуры перекатывались под ним, даже когда могучий слон стоял; будто стальные мышцы продолжали двигаться под кожей неукротимо. Полумуж высунул ладонь в резную амбразуру и приложил короткие пальцы к свинцовой коже. Какой грубой она была на вид! А на деле на ощупь лелеяла пальцы теплом и нежностью, чуть шероховатой была, но приятной донельзя. А эти огромные уши! Трогательно просвечивающие на солнце, холёные и даже умильные. Жаль, что восточный недотрога фырчал почти оскорблённо, стоило Тириону взяться за их изнеженные края.

      Массивные ноги ступали степенно, с гордостью; мягкие подушечки стоп опускались на скалистую почву необычайно бесшумно. И на этом южном звере непомерной высоты Тирион объезжал кругом разбитый лагерь Станниса. В расписной башенке, с шёлковой подушечкой за спиной, обмахиваемый чу́дными ушами не хуже опахала, смотря на весь мир сверху вниз так, как до этого никогда не мог взглянуть карлик. Ни одна лошадь не могла подарить столько удобств.

      Шевеля ушами и качая башней на спине, исполинская зверюга шагала вдоль линии лагеря Золотых Мечей.

      Лучшие воины Эссоса хоть и являлись выходцами с Вестеросса, много понабрались за более, чем сотню лет, с чужих берегов и обрели собственные замашки. Каждый раз, когда армия останавливалась на ночёвку, то разбивала лагерь на особый манер. Тщательно выбрав место, они расчищали квадратные площадки, где споро и ловко возводились палатки. На главной площадке — её они обносили кольями с позолоченными черепами бывших полководцев — ставилась палатка командиров, жертвенники, сколачивалась трибуна для обращения к солдатам; здесь же происходил суд, если находились отступники от строжайшей дисциплины. Между площадками с жилищами пехоты, лучников, арбалетчиков, погонщиков, разведчиков и прочих образовывались проходы наподобие улиц с шириной в сто двадцать локтей [1]. И удобство, и меры безопасности — если противник подберётся незамеченным и подожжёт лагерь, то огонь не сможет перекинуться дальше и слизать, довольно потирая языки пламени, все палатки с лица земли. Да и можно ли это было назвать палатками? Называемые таковыми, они сильно отличались от тканых шатров Вестеросса. Имели дощатый остов, двускатную дощатую крышу и обтягивались кожей или грубым полотном. В большинстве своём они были подобны махоньким своеобразным домикам, и ютились в каждой такой до десяти воинов, двое из которых постоянно находились в карауле.

      Ветер качал на пиках скалящиеся черепа, сверкающие позолотой. Звонко металл бил по древку. Минуя палатки рядовых, терзал уши уже другой дребезжащий звук — ведра да горшки навесили кверх донышками на вбитые в землю колья. Но, кажется, ни это, ни сжигаемые подношения на жертвеннике во имя Р'глора, Чёрного Козла и прочих богов не помогали от поразившей лагерь маленькой проблемы. Очень маленькой и очень шустрой проблемы.

      Тирион ожидал встретить много каких животных в высоких и щерившихся в небо скалах. Горных козлов, длинношёрстных баранов, сумеречных котов, грифов... да хоть белогрудых погонышей! Раз они так близко к Летнему морю, то эти смешные птички, писаные тушью в трактатах, могли здесь семенить тонкими лапками. Но впервые заметив краем глаза шевеление, он с изумлением заметил какую-то странную помесь сурка и бобра. Пухлое тельце размером с кошку куталось в шикарный лоснящийся мех — тёмно-коричневый, лишь пузо да низ морды отливали желтизной. Короткие лапки имели проворные пальчики с заострёнными когтями, годными для обороны и рытья нор, а на умильной мордочке красовались заточенные длинные резцы.

      Поначалу на них Золотые Мечи, железнорождённые и жёлтые плащи Баратеона обращали внимание меньше, чем на мошкару. Лишь везли всё дальше и дальше по каменистым тропкам бесконечные обозы с едой для людей, конницы и слонов, жрущих столько, что впору было возить им сахарную морковку на огромных драконах [2]. Но голодные сурки обратили внимание на эти обозы с ароматной едой. На беду Станниса. Видимо, языки у юрких созданий были длиннее клыков. Так как скоро у лагера Станниса собрались эти причудливые сурки, казалось, со всех Пёстрых гор и Чёрных скал вместе взятых. Они прогрызали мешки с зерном, утаскивали в норы хлеб, потрошили тюки с сеном и посягали на святое — капусту, свеклу, яблоки да морковку, нежно любимые слонами.

      Станнис скрежетал зубами пуще прежнего. Он одолел в юности Виктариона и его железный флот, в течение года удерживал Штормовой предел против всей мощи Простора, отобрал Драконий камень у Таргариенов и совершил немало иных блистательных побед. А тут сурки грабят безнаказанно и напропалую! Такого позора Станнис стерпеть не мог.

      Исполинские стопы слона ступали мягко, приминая пыль на каменистой дорожке. Несли Тириона мимо обозов с едой. Вокруг каждого стояло по два караульных, занеся в ожидании заточенные пики да лопаты. Готовые в любую минуту разить воришек, если те посмеют разверзнуть землю прямо перед ними. Под одной из телег темнела свежевскопанная норка. Три сурка, бесшумно сопя от натуги, подсаживали четвёртого, чтобы он доставал до пуза телеги. А тот своими лапками тягал одну за другой морковки сквозь прогрызенные видать доски.

      Поодаль от них матросы Аши прикатывали бочки, наполненные в горной реке. Слон, понукаемый дрессировщиком, набирал воду в хобот, засовывал его в старые норы и заполнял их, пока не начинали блестеть лужицы у ближайших норок. Ещё дальше — молодой септон стоял на коленях, прижимая руки к груди, и шептал над кучками земли молитвы. Вот должны были потешаться боги!

      Бесконечные площадки с палатками Золотых Мечей закончились и пошли шатры Баратеона. Проплывая мимо самого большого, Тирион из любопытства заглянул в него — полы входа трепал ветер. Солдат божился перед военачальником, что изведут вскоре всех сурков до единого. А один из упомянутых сурков, привлечённый, видимо, запахами неубранного королевского обеда со стола, грыз ножку стула за спиной Станниса. Слон под Тирионом пронёс его дальше, не останавливаясь, солдат вышел под небо, а из королевского шатра донёсся вопль. Видно, Станнис решил присесть на подкошенный резцами стул.

      Гигантский хобот — раза в три больше, чем у зверя под Тирионом — нежно и крепко оплёл полумужа за талию и вытащил из почти игрушечной башенки, аккуратно поставил на землю. Мать слонёнка решила избавить своё дитя от лишней ноши.

      Подбежавшие дрессировщики и махауты — наездники на слонах, управляющие ими поводьями и голосом — стянули с него детские доспехи, рассчитанные на то, чтобы будущий боевой слон привыкал к седокам, хитрой сбруе и постепенно растущей тяжести. Всё-таки ему носить в будущем махаута на шее и до трёх воинов на крупе. Четырёхлетний слонёнок с молоденькими сахарными бивнями ткнулся мамке под пузо, обхватил что надо мягким детским ртом и засосал сладкое молоко, довольно шевеля ушами. Аж глазки зажмурил от блаженства.

      Знакомая тень легла между Тирионом и слонихой.

      — Отец, вы многое упускаете, не оседлав слона. Верно, когда вы в детстве мне безжалостно отказали в капризе подарить драконёнка на именины, мне стоило попросить кого-нибудь с хоботом.

      Тайвин подошёл ближе, заложив руки за спину и придирчиво осматривая добродушную самку и её детёныша. Солёный бриз трепал его чёрную отросшую бороду с золотым основанием. Море блестело за его спиной и хребтами скал.

      — Сам кормить будешь.

      К слонихе как раз подогнали целый обоз яблок, и она, аккуратно обхватывая яблочки кончиком своего хобота, стала отправлять их себе в рот один за другим. Горный ветер подхватил аппетитный хруст и запах с фруктовой кислинкой.

      — Но вы же не будете спорить, что плюсы у них огромны, как и они сами. Тягловая сила у них непомерная, в башенке на спине они могут перевозить трое лучников, арбалетчиков или метателей дротиков, стальные наконечники на бивнях наносят страшные раны, а цепи, натянутые меж ними, косят вражью пехоту лучше наточенного серпа.

      Тайвин лениво скользнул по нему взглядом. Будто хотел добавить в него больше гнева за дурачества — и так непременно сделал бы, коли сын катался на слоне при Дворе — но пристойности вокруг и так наскрести не просто. Так что в кругу зубоскальства моряков, проявлявшие пиетет лишь к Аше да к Тайвину, нелепой борьбы с сурками и невообразимому переплетению вероисповеданий катание на серой лошади с хоботом казалось уже былинкой в ворохе проблем.

      — Хотели бы вы такого себе в Кастерли, отец? — Тирион махнул руками на сосущего молоко слонёнка. Подразумевал он, разумеется, взрослых и боевых самцов. Вот только их держали отдельно от самок и детей. В природе самцы начинали драться за превосходство и женщин, воспринимали как врагов даже подрастающих слонят. Так что самки от греха подальше отгоняли самцов, даже сыновей, стоило им войти в подростковый возраст. И в суровом матриархате взращивали своих детей, под неусыпным взором матерей, тётушек, старших сестёр и избранной королевы. Слонёнок, облюбованный Тирионом для комфортабельных поездок, как раз являлся сыном нынешней королевы стада.

      — Однажды я играл с твоим дядей в кайвассу... — протянул Тайвин с нечитаемым выражением. Голос изменился ни на йоту. Но Тирион на кон ставил, что за видимой сталью прячется грусть с ностальгией. — Герион всё вздыхал, какие сильные фигуры на доске — что дракон, что слон. Жалел, что они доступны нам лишь на разграфлёной доске. Я же указал на очевидные минусы последних.

      У колеса телеги, гружёной яблоками, вспучилась кучка земли, высунулся любопытный, дёргающий воздух нос.

      — Поделитесь ими со мною?

      — Хищники чуют страх, — охотно продолжил Тайвин. Совсем изголодался по годным собеседникам. Со Станнисом они лишь взгляды метали жарко. Не хуже горных баранов, разве что рога сцепляли мысленно. Не с Мелиссандрой же ему языками чесать? — Страх бередит в них инстинкты, возбуждает, делает агрессивнее. А значит и лучше в бою. Слон же подобен корове. Его самого легко напугать или взбесить. Напуганная скотина лишена контроля и представляет угрозу для своей армии бóльшую, чем для врага. — Тайвин ткнул пальцем в сторону махаута. На его поясе под правой рукой свернулось кнутовище и блестел головой молот. Под левой — кололо воздух долото. — Ты можешь долго вести куда-то эту силу. И обозы с едой для неё. Но если под лбом твоего противника найдутся хоть крупицы ума, он найдёт способ напугать её, обернуть против тебя. И махауту ничего не останется, как вбить кол в макушку слона. Чтобы не гибли твои люди под его стопами.

      — И как бы вы их напугали?

      Тайвин щёлкнул пальцами, привлекая внимания слоновью обслугу, и ткнул пальцем в вылезших сурков, готовых к экспорту яблок из лагеря Станниса в подземные кладовые. Солдаты и сурки, мысленно кляня не дающих им отдохнуть десницу короля, нехотя зашевелились.

      — Герион мне задал тот же вопрос. Я предложил измазать свиней любым горючим веществом, поджечь и направить в сторону слонов. [3]

      — Ох, сколько вкуснейших рёбрышек погибло бы в сей битве, — картинно расстроился Тирион.

      Они с отцом покинули слоновью королеву и шли теперь по вытоптанной тропке в сторону их шатров. Вскоре стал виден королевский, из которого вышел Станнис, что-то негромко обсуждающий с Давосом. За ними двоими увязался один из малолетних слонят, счастливо мотая ушами.

      — С детства, читая трактаты о далёких странах, я мечтал путешествовать, — продолжил Тирион, с любопытством наблюдая за тем, как слонёнок тянется хоботом к блестящей короне на лысеющей макушке Станниса.

      — Я помню, — сухо ответил Тайвин. — Герион в тебе все мечты эти и распалял. Про драконов и дальние страны. Книжки дарил с цветными картинками. Сам, дурак, о них грезил. И где он теперь? — Он строго скосил глаза на сына. — Туда же хочешь?

      — В «лучшее место», где растут диковинные фрукты и летают драконы? — Тирион скорбно скривил рот. — И воины пьют тёмный эль, поминая битвы, где пали.

      Слонёнок кончиком хобота аккуратно подцепил золотую игрушку и сунул себе в рот, принялся довольно обсасывать. Давос выпучил глаза, бросил взгляд, полный мольбы, на Тайвина, и постарался сохранить лицо, чтобы не вызвать подозрение в светлейшей особе. Голос не сбился ни на секунду. Только сурки за обозом прекратили хрустеть зерном.

      Тайвин, тяжело вздохнув, махнул рукой дрессировщикам и двумя перстами ткнув в слона и осиротевшую блестящую — бесчувственную после взрывов в Битве на Черноводной — макушку, обозначив проблему. Бесшумно прокравшиеся дрессировщики за спину короля отобрали у неразумного дитёныша обмусоленную побрякушку, вытерли её краем плаща от слюны и аккуратно водрузили обратно на чёрные волосы, окаймлявших его голову за ушами словно тень короны. Лысина и честь Станниса были спасены.

      — Признаться, представляя себе эти самые далёкие страны, я ожидал многого. Но не думал, что буду порой дивиться сущим мелочам. — Он поднял глаза к небу, где кончики облаков вились вокруг огромного палящего светила. — Взять, к примеру, солнце... Оно не такое, как наше. Не удивлюсь, если оно жалит как в Дорне или даже сильнее... Оно намного крупнее. Ярче, безжалостнее. Слепит весь день, а вечером спускается неотвратимо быстро. Так стремительно не темнеет ни у нас, ни на Севере.

      — Если бы ты в капитанской каюте разглядывал не только капитаншу, но и карту на её стене, то увидел, что Залив Работорговцев находится на одной долготе с Дорном. Ставлю голову ближайшего брадобрея на кон, что в Дорне солнце ничуть не лучше этого огромного слепящего диска.

      — Ближайший, глядишь, в Миэрине... — Оценил жертвенность Тирион. — Много ли остались там с головами? И не выкошены хворью.

      Дрессировщики пронесли мимо них тренировочные башенки для слонят, и Тирион вернулся мыслями к «капитанше, которую стоит меньше разглядывать». Вот бы выехать вдвоём с Ашей в этой самой башенке за край лагеря. И за ближайшим поворотом скал заняться любовью прям на слоновьей спине. Нужно будет лишь захватить побольше шёлковых подушек.

      — А небо? Здесь, на чу́ждом юге, если не считать гор, можно только подивиться облакам. Вернее, их частому и абсолютному отсутствию. Не привык я ни в Кастерли, ни в столице к настолько чистому небу. Да и летучие мыши... У нас они крохотные совсем. Здесь же... такая и мной изволит полакомиться!

      Кончик рта Тайвина еле заметно дрогнул.

      — В другой жизни... когда моего отца ещё не заклеймили «Беззубым львом»... я тоже читал жёлтые страницы толстенных томов о дальних странах. Насколько я помню, здешние мыши именуются летучими лисицами. А если смотреть ещё южнее, то встречаются ещё более крупные экземпляры, именуемые летучие собаки. Мейстер в своих трудах упоминал, что они довольно безобидны, лакомятся цветами и фруктами. Если они тебе и навредят — то разве что тщательно выеденную корочку апельсина на темечко уронят.

      Не успел Тирион сделать зарубку в памяти об откровенности отца — по коротким пальцам их можно было пересчитать — как с ближайшей вершины кольнул глаз солнечный зайчик, отброшенный зеркалом, а потом дозорный затрубил в трубу. Вся армия пришла в движение.

      Их нынешний лагерь Станнис велел разбить в 9 лигах от Миэрина [4]. И после по плану Тайвина ряженные железнорождённые отправились к драконьей матери. Блеять слезливую сказочку о том, как жаждут рабы Толосса получить освобождение от оков. Вскоре переодетые рабами моряки вернулись с радостной вестью: королева купилась. Оставалось только ждать, когда она со своей армией выйдет из укреплённого города и решится промаршировать по Дороге Демонов, стелящейся в узком ущелье меж скал. Идеальное место для засады.

      На горных зубцах разместились дозорные, растянувшиеся на лиги. Зеркальцами они передавали послание друг другу — отражали лучи, бросая короткие и длинные отсветы. И сейчас пришёл долгожданный сигнал — королева ящериц в полдня пути от расставленного капкана. Не утащить ей свой чешуйчатый хвост, попалась!

      Звуки хорошо разносятся в горах. Оттого все ринулись занимать свои места заранее, как и было обговорено. Сдвинувшись севернее, оставив на безопасном расстоянии лагерь, в коем в том числе остались слонихи и слонята, рискующие в любой момент выдать их неосторожным звуком, силы Станниса марш-броском дошли до ленты гор, скрывающую Дорогу Демонов. На двух хребтах по обе стороны от неё они разместились, спрятавшись за каменными выступами, растянувшись вдоль дороги в нужном порядке. Заставили лечь в заранее вырытые ямки слонов за высокими и подточенными лопатами пиками скал. Слоны, которых заставили бежать со скоростью почти 16 узлов [5], с удовольствием разлеглись отдохнуть. Застыла идеальная тишина в ущелье, по которому будто не ступала ничья нога уже много лет.

      Изнеженный живот и грудь сквозь рубаху жалили мелкие камушки, жгла раскалённая южным солнцем земля. Локти ныли от беспощадно твёрдой почвы, но стоило их убрать и опустить голову ниже, как начинал чесаться нос от пыли. И не вздремнёшь в такой позе! Тирион скосил глаза вбок. Слева от него возлежал так же почти ничком его лорд-отец. Глаза на застывшем, будто высеченном из гранита лице жадно впились в дорогу под ними. Из-за отцовского профиля и узнаваемого Ланнистеровского носа с горбинкой выглядывал коршуном нос Станниса. Ноздри разгневанно и нетерпеливо трепетали, словно у роющего копытом жеребца. Скрывшегося за ним Давоса Тириону уже не было видно. Лишь узнаваемая ладанка с отрубленными пальцами лежала на растрескавшейся почве, а шнурок уходил куда-то за Станниса.

      По шее и спине Тириона тёк кусачий пот, земля и даже его одежда словно раскалились от южного солнца, а стоило ему звонко прихлопнуть комара, севшего на щеку, как на него тут же все зло зашипели предостегая. Мда, обидно будет спугнуть Дейенерис из-за мелкого зудящего кровососа.

      Ближайший слон, которого видел со спины Тирион — они расположились выше него — запустил хобот в землю и стал тихонько ворошить почву, выуживая оттуда лизунцы. Жаль, что слонов интересовала в скалах только соль. Слон, ищущий в почве, например, аметисты, мог бы окупить расходы на своё обильное питание. Краешка сознания коснулась лёгкая грусть — вспомнилась Шая и подарки, которыми он одаривал бывшую лагерную шлюху. Последним и так и не вручённым подарком стали асшайские аметисты. Он купил их и оставил у своего оруженосца, так и не успев определиться, какое украшение велеть заказать ювелиру.

      Солёный от близкого моря воздух донёс топот копыт. Тирион весь подобрался, даже отказавшись шутить на тему того, как это гордый Станнис отказался ждать на своём коне на пригорочке. Ну и что, что было бы видно издали? Замотали бы его местными хилыми кустецами да измазали бы в грязи. Загляденье.

      Шагом растянувшаяся армия Дейенерис с обозами и лошадями ползла по ущелью, всё сильнее забираясь в ловушку. Отражались от скал цокот подкованных лошадей, скрипели колёса, отражалось солнце в остроконечных шляпах безупречных с узкой наносницей. Процессией в шириной два обоза с хвостиком ехали навстречу своей погибели.

      — Впереди должны ехать её разведчики. Где они? — едва слышно прошептал Давос.

      — Чего вы ждёте от девчонки, военной мудрости? — процедил Станнис, вперив тяжёлый взгляд в ползущие вражьи войска.

      — Недооценивать противника порою значить стать глупее его, — назидательно добавил Тайвин.

      — Это вы так научились говорить после того, как вас разгромил Робб Старк? — Тирион с невинным видом сбил ногтем жучка, ползущего перед собой, чувствуя коротко полоснувший взгляд отца.

      — И всё же Робб Старк кормит червей. А я здесь!

      — А вы здесь, лорд-отец, кормите комаров, ведь они вам симпатичнее... — пробурчал почти беззвучно Тирион уже себе под нос, сгоняя с шеи нового кровососа.

      — Я думал, меня здесь не догонят ни плавунцы, ни иная пакость, — раздался расстроенно-добродушный голос Давоса. Шнурок между ним и ладанкой колыхнулся. — Надо было найти горы повыше, чтоб не кусали.

      — О, это вы ещё не знаете о ледняковых блохах [6]! — Оживился Тирион. — Доводилось мне читать в Кастрели записи мейстера, которому повезло скитаться по горам по всему Вестероссу.

      Резво перебирая локтями и коленями, извиваясь подобно ужу, к Станнису подполз солдат и доложил:

      — Голова змеи вошла в нору.

      — Сам вижу, — проскрежетал Станнис, буравя глазами пигалицу в серебряном токкаре на белой кобыле. — Ещё чуть-чуть... — прошептал он, остервенело следя, как всё глубже погружается вереница людей и обозов в тщательно спланированную ловушку. — Давайте!!!

      Его зычный крик пробил воздух над скалами, над слонами, над остроконечными шлемами и пиками безупречных. За ним взревел и рог, заставил содрогнуться горы и небо. На взметнувшихся вверх белых лицах слуг королевы — крохотным отсюда — читалась паника. Оскоплённые солдаты на одних инстинктах подняли щиты вверх. Всё происходило за считанные мгновения — Тирион не успевал опустить веки. Затрубили громогласно слоны, поднялись со своих лежбищ на задние лапы и ударили передними в подточенные скалы. Напрягли свои ноги, упёршись в землю, засопели — и обрушили кривые глыбы вниз. В нескольких точках умелым стратегом слоны были расставлены вдоль дороги на высоте. Слева и справа. С устрашающим грохотом неистовая, растущая и пожирающая всё на своём пути волна, бурлящая каменной крошкой, скатилась, столкнувшись с себе подобной. А за ней и ещё и ещё. В четырёх местах Станнис разрубил обвалами переднюю часть процессии Дейенерис на части.

      В единении с трубящими слонами, когда они только взметнули воинствено бивни, палочки ударили в барабаны, разбили какофонию из рога, грохота и песни боевых носов устращающей, пророчащей гибель ритмичной дробью. Лучники натянули луки из дважды согнутых рогов и сухожилий. Дождь из стрел с перьевыми хвостиками смертоносной лавиной обрушился на суматоху в взметнувшемся от обвала мареве. Барабаны перешли на троекратную дробь. На раз натянуть, на два выстрел, на три снова наложить стрелы.

      Облако пыли с землёю медленно оседало в низине. Станнис и Тайвин аж шеи вытянули, кадыки небритые дёрнуться от волненья не смели. Проступили очертания в послеобвальном тумане. И обнажились задранные колёса и днища повозок. В два обоза ехала процессия Дейенерис. И вот эти самые обозы и использовали вышколенные безупречные. Опрокинули их на бок, нутром и тюками в центр, колёсами наружу. Закрыли себя и своих людей досками от обоих хребтов скал, осёдланных безымянным для них противником. Сверху прореху прикрыли щитами.

      — Вон за тем девка! — прошипел Тайвин, уперев перст в третью с носа процессии телегу. Туда, где за колесом блеснули и скрылись замудрёные косы. Как только в туче стрел уцелела! Не все успели прикрыться щитами — дорожную кладку оросила кровь, раскидали в стороны руки опавшие трупы.

      — Вижу, — разъярённо рыкнул Станнис и крикнул новый приказ.

      Барабан сменил свой ритм. Лучники тоже. Теперь стрелы летели почти вразнобой. Сыпались не единым фронтом на три счёта, а сыпались равномерным градом, не давая врагу продыху. Теперь сновать перебежками между стоящих на рёбрах телег равнялось самоубийству. Попала-таки ящерица в капкан! Слева и справа зажали её горы. А сзади подмога прийти не могла — обвалы резали армию её на части. Даже если и разберут ближайший к ней — это под неусыпным-то взором лучников! — придёт ей на помощь лишь жалкая горсточка безупречных. И тех нашпигуют стрелами хлеще ежей.

      — Дадим им составить план действий или отступления? — с прохладцей протянул Тирион, кончиком ногтя спихивая мелкие камушки в щели растрескавшейся перед его лицом почвы. Вставать было рано, своя шкурка была ценнее без дырок.

      — Не дадим, — ухмыльнулся Тайвин и отдал приказ.

      Рог трижды дунул зловещим мотивом. И земля задрожала, содрогнулась от топота.

      Место для нападения избрали дотошно. С подходящими подъёмами и путями отступления, с удобным доступом к горным речкам, с достаточным количеством соли и лизунцов в почве для слонов, с наилучшей высотой скал для лучников и достаточной крутизной, чтобы безупречные не смогли подняться под обстрелом и щитами нахрапом. И не последним в педантичном выборе стал поворот. Дорога фривольно виляла в одном месте. Как шлюха бедром махнула, а Станнис смог спрятать за этим округлым пленящим бедром дополнительные фигуры кайвассы. И четвёрка слонов, сотрясая землю, неслась теперь под боевые кличи сидящих на шее махаутов, под улюлюканье лучников в наспинных башнях и запугивающий рёв хранителей стоп. Два слона впереди, два слона сзади. По четыре вопящих в пьянящем азарте битвы человека на каждом, и по четыре бежащих со скоростью стрелы хранителя стоп — чтобы враг не навредил лапам и нежному пузу — вокруг каждого.

      Наконечники на бивнях взрезали первые телеги сталью. Грохот и скрежет досок, колесо взмыло в воздух. Дождь из стрел сдвинулся дальше, скрупулёзно лучники осыпали лишь вражьи повозки, не раня ценных слонов.

      Вторая пара повозок, колёсами смотрящая в разные стороны, чуть развернулась, сблизила ближайшие к слонам края, будто образовывая нос корабля. Ощерилась высунутыми древками копий с наконечниками. Взревевшие слоны в слепой ярости снесли их неумолимыми бивнями и натянутыми меж ними цепями. Образованный нос корабля смялся, как перезревшая слива от смачного удара кулака. Белоснежная слоновья кость расцветились красным.

      — Они ведут её назад, — заметил Тирион возню за сблизившимися обозами и мелькнувшими серебром причёской сначала за колёсами четвёртой пары тележек, а потом пятой и шестой.

      — Пусть ведут, — надменно ответил Станнис. — Они упрутся в тупик. Последний в их жизни.

      После восьмой пары тележек начинался завал. Его пытались тыкать основанием древков копий, высовывая их из-за дощатых полотен. С обеих сторон от груды камней. Но безуспешно. И бесперспективно-медленно. Им бы выйти, да руками и деланными рычагами разгребать окаянную перемычку. Но лучники разили даже запястья, имевшие нахальство вынырнуть из укрытия хоть на вздох.

      Слоны и хранители их нежных пяточек дошли уже до пятой пары телег. Мокрые от крови наконечники месили людей и доски, словно недобросовестный жлобливый повар мешал рубленое мясо с опилками. Прескверный ужин.

      Слепящее солнце закрыло нечто на миг. Будто бы коршун, учуявший кровавую жатву, закрыл светило остропёрым крылом. Тень легла на кривой и зубастый склон скал. Стремительно увеличивающаяся тень. Палочки, отбивающие барабанную дробь, сбились с ритма и замолкли.

      — Дракон! — заголосил кто-то из наскального строя, и Тирион не сомневался, что после его, как первого посеявшего панику, повесят. Задравшие бошки слоны поджали хоботы и сделали пару нерешительных шажков назад.

      — Вот так должны были сеять ужас слоны. — Поморщился Тайвин, провожая недобрым взглядом огромную чёрную ящерицу, нарезающую круги в небе и неторопливо спускающуюся.

      — Ещё бы они летать умели! — сокрушённо добавил Тирион. — И пламенем дуть из премилых хоботков!

      — Стоять! — зычно крикнул Станнис. — Продолжить бой! — Рог протрубил, отдавая его приказы далёким ушам. Палочки дрогнули и нерешительно опустились вновь на натянутую кожу. — Добейте её! Не жалеть стрел!

      Лучники перегруппировались. Теперь никто не обсыпал дальние обозы за вторым, третьим и, тем более, четвёрым завалом. Колоссальный град стрел шпиговал нещадно обросшее опереньем днище телег, прикрывшее королеву. Опомнившиеся махауты ярили слонов, заставляя их опусить бошки и продолжить наступать на телеги. Шестая пара оных была безжалостно раздавленна, как и предыдущие.

      По глазам ударила вспышка. С оглушающим рёвом обрушился на скалу в отдалении шквал огня. Как меч из чистой лавы. Взрезал камень, спалив хворостинками людей на нём, и прошёлся с юга на север поперёк ущелья. Заставив в огне сгинуть часть лучников на одной стороне, союзный для него обоз в центре, и часть вражьих лучников с другой стороны.

      — Стоять! — снова заголосил Станнис. — Добейте её! Убить гадину!

      — Палит своих и чужих, — буркнул Давос. — Безмозглая скотина.

      — Тем хуже для всех. — Тайвин хмуро наблюдал за остатками дымящихся безупречных и полыхающей телегой. — Действия умного просчитать проще, чем идиота.

      Тяжёлая туша опустилась в низину. От хлопанья могучих крыльев хлынула пыль столбом из центра в стороны. Тирион зажмурился, Тайвин закрыл локтем лицо, Станнис нетерпеливо затёр глаз от попавшего песка, не закрывая второго, налившегося кровью. Раздавив одну из телег собою, чернильно-чёрный дракон с рогами и спинными пластинами кроваво-красного цвета грузно опустился на все лапы. Тряхнул рогатой башкой и с шипеньем выпустил дым из ноздрей.

      — Пли! — взревел голос Баратеона. Рог озвучил его приказ. Запели тетивы, и стрелы дождём обрушились на блестящую чешую и безвредно стекли дождевой водою.

      — Арбалетчики! — рявкнул Станнис.

      Зазвенели болты, ударяясь в чешую и червлёные гребни. С десяток болтов застряли, двое вспыхнули ослепительной искрой, пробив шкуру и сгорев от жара, а остальные осыпались наземь вслед за стрелами.

      Дракон отряхнулся по-собачьи и зашипел на слона. Боевой слон, понукаемый восседающим на шее махаутом, сделал один шажок назад, а потом, понабравшись смелости у хозяев, воинственно дунул в хобот, затряс стальными наконечниками, в стороны полетели с них капли крови.

      Туловище дракона было соизмеримо со слоновьим. Казался он выше за счёт лап, но в длинну его делали больше гибкая шея и вьющийся кнутом хвост. Дракон, столкнувшийся с невиданным зверем размером почти под стать себе, видно захотел напугать его. Встал на задние лапы и широко расправив алые крылья. Как птицы пугают противника, становясь в позу орла, на уровне инстинктов намекая: «я больше, а значит страшнее».

      Слону были чужды птичьи инстинкты. Воинственно затрубил, оттолкнулся задними лапами от земли — мелкие камушки прыснули в стороны — и побежал, наставив бивни на противника. Со всей дури влетел в бок дракона, аж бумкул в чешую медный налобник. Левый бивень пробил нижнюю перепонку крыльев. А правый с хрустом сломался о непробиваемый бок, ухнул на мощёный камень вместе с кованым наконечником.

      Дракон взревел и замотал головой. Мутные капельки слюны полетели в стороны, попали на щёки Тириона, нос скривившегося Тайвина и исказившееся лицо Станниса. Дракон опустился на все четыре лапы, выстрелил шеей не хуже змеи в прыжке, и клацнул зубами, сомкнув исполинскую челюсть на шее слона. Выдрал часть её с кровью, оставив одни сапоги от слоновьего седока. Задетая башенка с выдранным креплением завалилась вбок и грохнулась на землю, подняв столб пыли.

      Окровавленная морда со свисающими драными лоскутами слоновьей кожей выжидательно развернулась к остальным трём слонам. Затрубившие в истерике животные пустились наутёк с небывалой для них скоростью, топча собственных хранителей стоп.

      — Дрогон! — закричала маленькая королева, показавшаяся из-за тележки.

      Кто-то из лучников посмел стрельнуть в её сторону. С противоположной стороны ущелья от Тириона. Дрогон взревел в сторону лучника, зарокотал, набирая воздух в могучую, раздувшуюся грудину. И выдохнул в обидчика огнём. Полыхал яростно, не смыкая зубов, начиная медленно поворачивать голову от одного своего плеча к другому. Поливая всех вокруг себя пламенем.

      — Сматываемся! — заголосил Тирион, вскакивая на четвереньки и готовясь давать дёру. Ладанка Давоса, влекомая шнурком за хозяином, скрылась за Станнисом. Степенно поворачивающий голову дракон, очевидно, в конце должен был жарить именно их «каменный балкончик». Оставшиеся в живых лучники Баратеона бежали со скал врассыпную, а безупречные, не поливаемые больше стрелами, стремительно взбирались по крутым склонам, собираясь наподдать поджавшему хвост противнику.

      Дейенерис карабкалась, цепляясь за червлёные гребни, на вороную блестящую спину дракона. Тирион, спотыкаясь о камни, спускался с выступа скалы, прячась за неё, собирался уносить каблуки своих сапог подальше. Вместе с отцом они съехали вниз, протерев плащи до дыр за спиною и наглотавшись пыли, а Давос вовремя сдёрнул Станниса за ноги вниз. Над их головами, опалив и ослепив, проревело чистое пламя. Фонтан расплавленного золота, струёй бивший над темечками, грел бы меньше. Дракон взревел ещё раз, ударил передними крыльями-лапами в землю, разбежался и взлетел. Небо на миг заслонил, и огромная тень проскользила к морю. На спине стремительно уменьшающейся ящерицы рвал ветер серебряный токкар Дейенерис. Светлым мазком безумного художника она выделялась на чернильной спине монстра над кривыми скалами и искрящейся полоской моря.

      — Отступаем! — рявкнул Тайвин и его послушались беспрекословно. Сверкали пятки без принуждения со всех сторон. — Кастраты нам без надобности, а девчонка, Иные её подери, удрала. Больше нам делать здесь нечего.

      Из-за скалы трубили три взбешённых, напуганных до кончиков хвостов слона, не желающих угомониться. Три хруста мерзейшим звуком разлетелись по ущелью. И три глухих удара тяжёлых туш о землю завершили то, что мейстеры однажды впишут в трактаты, как первое столкновение слонов и драконов.