Длинные серебряные щипцы с загнутыми кончиками подняли крохотный сморщенный шарик на уровень глаз, как величайшую драгоценность. Старческие глаза пытливо всматривались в него, будто силясь обнаружить нечто значимое. Приподнять завесу тайны, разгадать ребус, непосильный высшим умам Цитадели. Драконий помёт.

      Квадрон чуть ослабил нажим указательного пальца на пинцете, и крохотное порождение драконов ухнуло в колбу с водой. Длинной стеклянной палочкой он размешал колодезную воду с помётом и поднял колбу на уровень глаз, смотря сквозь образующийся осадок на яркий полуденный свет. На фоне безупречно-лазурного неба водяная воронка казалась мутной, начинало оседать от неё бледно-мшистое облачко, а ежели прищурить глаз со всей силы, то виднелись и странные редкие вкрапления. Будто металлическую крошку растолокли в пудру и полщепотки добавили в эту жижу.

      Тяжело вздохнув, мейстер отставил колбу на лавку, заставленную разномастными горшками. Собственноручно он, засучив робу учёного, закопал по одному образцу драконьего помёта в каждый. От горшка с самой неприхотливой сорной травой до изнеженных зимних роз, саженец которой с боем пришлось выцарапывать из цепких лап садовника. Судя по поникшим голубым лепесткам последних — сие удобрение им не пришлось по вкусу.

      Рядом в клетках попискивали мыши. В крохотных поилках он так же растворил испражнения, добытые в комнате с воспитанниками Джендри. Почти что украденные. Бастард к своему делу относился с дóлжным рвением. Но не понять ему, неучу, жажду познания и пылкую любовь к науке! Оставалось надеяться, что рано или поздно пока что крохотные дракончики будут терять чешуйки или оставлять в и так уже покорёженной ими дорогой мебели обломки когтей. До последней крупицы Квадрон пустит на опыты!

      В дверь заглянула нерасторопная кухарка.

      — Наконец-то! — воскликнул мейстер, забирая у неё принесённый вилок краснокочанной капусты и перепелиное яйцо.

      Остервенело он сорвал верхние листья с кочана и отбросил в сторону. Придирчиво выбрал один из внутренних листьев. Разрезал его на каменной дощечке — не способной в отличие от своих деревянных собратьев, впитывать в себя соки и запахи ингредиентов — крест-накрест. И бросил порезанное в малахитовую ступку. Смолол всё пестиком в кашицу дотошно. Мыши притихли, беззвучно шевеля усами, следя за этим таинством.

      Квадрон достал из стола листы пергамента и аккуратно разрезал их позолоченными ножничками на идеально ровные полоски. Разложил на каменной дощечке и кисточкой беличьего волоса нанёс на них равномерно кашицу. Перевернул на столе с перегонным кубом и разномастными ретортами клепсидру вверх тормашками. Вода в этом замудрёном сосуде закапала мерно, каждой каплей звонко отмеряя утекающее время. Когда последняя соскользнула в нижнюю часть сосуда, Квадрон повёл носом над высохнувшим пергаментом. Желая проверить качество заготовленного реагента, он придвинул миску, аккуратно разбил туда принесённое кухаркой яйцо и обмакнул в желток одну из полосок пергамента. Замаранное место приобрело светло-голубой оттенок. Удовлетворённо кивнув, мейстер подхватил щипцами сморщенный кусочек драконьего помёта и поместил на другую полоску. Потёр образец по ней как следует и вернул обратно в склянку. Пергамент в месте реакции принял жёлто-зелёный оттенок.

      Со стороны двора послышался звук рога дозорных, отборная брань, топыт копыт и крики. Навряд ли с руганью кто посмеет встречать лорда. Скорее, это Мия Стоун соизволила прибыть. Будущую кормилицу как раз ожидали со дня на день. Лорд Бейлиш лично выбрал её в Орлином Гнезде. К великому неудовольствию Квадрона. Взбалмошная девица с недевичьими замашками. Платьям она предпочитала кожаный костюм для верховой езды и лёгкую посеребрёную кольчугу, а людям — мулов. В проводнице на опасных тропках в горах не было ничего примечательного. Кроме одного факта в её биографии. Её отцом являлся покойный Роберт Баратеон, в юности проводивший много времени в Долине подле Джона Аррена. Если каприз Бейлиша притащить в Логово Драконов Джендри был Квадрону понятен, то вот Мия... Должно быть, так лорд лелеял свои амбиции — хотел, чтоб его наследника взращивали на королевском молоке.

      Богохульные слова и топот копыт стали громче, в воздухе отчётливо свистел кнут.

      — Дорогу! Дорогу! Прочь с дороги! — рвал кучер глотку.

      Чуя неладное, мейстер высунулся в окно. Такая спешка добром не пахла.

      С оглушающим грохотом карета донеслась до ворот, рабочие еле успевали убираться с её пути в последний момент. Лошади в пене заржали перед высыпавшейся челядью, одна из них даже пала наземь. Отбросивший измочаленный кнут в сторону, кучер спрыгнул с облучка и бросился к карете. Дверь распахнул, чуть не выдрал, и принял на себя едва ли не вывалившуюся на него девушку. Мокрые юбки в потемневшей крови облепили её ноги. Выскочившая вперёд всех любопытная леди Бейлиш и её служанки завизжали от ужаса.

      — Лекаря! Мейстера! Кого-нибудь! — в панике орал кучер.

      — Разошлись! — рыкнул Сандор, подхватил на руки мертвенно-бледную Мию и понёсся с ней в дом.

      Мейстеру оставалось только кликнуть служанок себе в помощь и готовить высокую кровать, заготовленную для родов.

***

      Санса в нерешительности занесла костяшки пальцев над коваными заклёпками двери. Не решаясь никак постучаться.

      — Быть может, это ваше наказание за ношение штанов и кольчуги? — проскрипел голос мейстера Квадрона с другой стороны.

      Запястье Сансы застыло в воздухе. Она вся обратилась в слух.

      — Я носила эти ваши дурацкие юбки, я делала всё, что вы мне велели! — надрывно и надломлено звучал голос Мии. — Я отреклась от скал и горного неба, я забыла про своих мулов. Я забыла даже про Микеля!

      Юбки колыхались, обвивая ноги — тянуло из-под двери из-за верно открытого окна с той стороны.

      — Это Микель забыл про вас, — с безжалостной жёсткостью отвечал Квадрон. Звук шагов и тихий переливчатый звон мейстерской цепи обозначал его перемещение по комнате. — Его отец, лорд Редфорд, женил его на Изилле Ройс из Рунного Камня. Вас учили обращаться с мулами. Но лордские сынки — дело совсем другое.

      Хлопнуло закрывшееся окно, и шёлковые края юбки кротко опали, вмиг присмирев.

      — В ногах валяйтесь у лорда Бейлиша, чтобы он вас оставил подле леди, — не унимался глаголить бездушный мейстер. — Сердце у неё чуткое до глупости, а вот у лорда... Хотя вам ли теперь не знать, каковы сердца лордов Долины? Вы всю жизнь балансировали над скалами, рискуя упасть и разбиться. И всё же вы разбились, Мия.

      Сандор за плечом Сансы начал зевать, и она поняла, что бесконечно стоять и подслушивать разговор учёного грубияна и горной глупышки не имеет смысла. Постучавшись, она вошла.

      — Надеюсь, вам стало немного лучше, Мия, — учтиво поприветствовала она несостоявшуюся кормилицу.

      Бастардка с востока, служившая раньше проводником на опасных тропах к Орлиному Гнезду, выглядела плачевно. Лицо обескровленное посерело, коротко стриженные волосы, слипшиеся от пота, ко лбу пристали, взгляд потух. Съехавшее до живота одеяло не скрывало два мокрых пятна на рубахе в районе налившихся грудей, а у основания кровати — изящную щиколотку с мозолистой, натруженной пяткой.

      — Я сделал всё, что смог, леди Алейна, — сухо отозвался мейстер. — Но ребёнка спасти не удалось. Столь ранние роды... спровоцировали всё же лактацию. У неё пошло молоко. — Мия, заметив взгляд Сансы, остановившийся на рубашке с мокрыми пятнами, стыдливо натянула одеяло почти до подбородка. — Но до ваших родов, миледи, оно пропадёт. Если не поднести дитя к груди вовремя, то грудь будет болеть, воспаляться и, в конце концов, молоко прекратит идти. Я предложил Мие перетянуть грудь бинтами, чтобы прекратить эту муку. Пока она противится моим советам. Пусть подумает над ними лучше. Может, вы её уговорите. — Он поджал губы. — Скоро начнёт действовать обезболивающее и успокоительное, что я дал. Пусть поспит. Все силы из неё с кровью вышли.

      Он укоризненно покачал головой и с каменным выражением вышел из комнаты, оставив их наедине.

      Санса растерянно разглядывала притихшую девушку. Худощавая, жилистая, загорелая. Она могла показаться хорошенькой, если бы не была убита горем. Чёрные волосы удивляли не столь своей короткой длинной, как неаккуратностью обрезки прядей. Будто бы сама Мия назло всем вокруг подрезала их кинжалом. Лоб высокий, скулы точёные, волевой подбородок... Невольно подумалось, что она чем-то неуловимо походила на Джендри. Наверное, если бы Санса не знала, что они родом из разных королевств, приняла бы их за брата и сестру.

      — Делайте со мной, что хотите, — севшим голосом, будто сорванным от слёз, выдавила из себя девушка. Край одеяла она зажала в своих натруженных пальцах так, что костяшки побелели. — Я... я теперь бесполезна. И никому не нужна. Ни вам без молока. Ни вашему мужу. Ни Микелю. — Её лицо сморщилось, готовое разразиться слезами. — Как вы это сделали? Вышли за благородного! Вы же тоже Стоун! — Крикнула она в слепой ярости и тут же испугалась своих слов, показавшихся ей кощунственными. Вся фигурка её сковалась этим страхом, лицо исказилось в вине и панике. — Я не должна была этого говорить, миледи, простите... — пролепетала она. — Вы не подумайте, я не завидую. Не нужны мне от Микеля ни шелка, ни жемчуга. — Слова звучали всё тише. Будто начало всё же действовать успокоительное, сваренное мейстером. — Мы бы жили вместе в доме моей матери. Выращивали мулов и горных козлов. На самой вершине, так близко к небу... — Голова её упала на подушку, разметав вороновьими крыльями пряди разной длины. — На самой вершине, так близко к небу... Как бы я хотела дотронуться до неба...

      Санса поправила одеяло на бедной девушке и невесомо пригладила ей волосы. Ей было жаль бедняжку. Желая поблагодарить приложившего старания мейстера — он ведь спас хотя бы Мию — и найти успокоения для себя, она направилась к Квадрону. В лаборатории, несмотря на настежь раскрытые окна, ещё витал тяжёлый запах крови, отдающий на языке железом и горем. Высокая родильная кровать темнела оголённой древесиной. Корзина рядом пучилась горой мокрых простыней, не годных теперь даже на тряпки для мытья полов — такое не отстирать. Служанки уносили тазики с розоватой водою, а мейстер тщательно полоскал руки в тазу с новой, искрящейся мыльной пеной. Хоть после последнего осмотра подопечной они и так выглядели идеально чистыми на взгляд Сансы. Но последователю Цитадели виднее.

      — Лорд Бейлиш будет мной недоволен. — Он скрупулёзно тёр пальцы, проходясь ими друг между другом, как сцепляя два гребня для волос зубцами. — Хотя девчонка виновата сама. Лила слёзы попусту по прежней жизни. А добили её дорожные кочки. — Подушечками он стал тереть по ладоням, доводя до совершенства чистоту под ногтями. — От неё требовалось всего лишь родить в срок. Не думать, не волноваться, предоставить всё мне. А дальше бы проблем не возникло — ещё в Орлином гнезде я пальпацией изучил её грудь, она полна молочных желёз. Молока хватило бы и на двоих. Теперь придётся искать новую. — Он ополоснул руки из кувшина и принялся вытирать их пушистым полотенцем. — Надеюсь, хоть вы меня не подведёте, леди Алейна. От вас требуется всего лишь родить в срок здорового крепкого малыша, похожего на вашего мужа. В идеале, мальчика. Можно двойню. Девочку на худой конец... Правда, двойня вам не грозит, я осматривал ваш живот не раз. А там уж кого сможете.

      Санса поморщилась от грубости мейстера. Она не хотела с ним ссориться, всё же от него зависело в дальнейшем здоровье Сансы и её ребёнка. Но он начинал раздражать всё сильнее. «Вопрос дисциплины» — выразился Петир. Вот только не накажешь же старика за отсутствие чуткости и чопорность. Как бы потом не пожалеть о своей мягкости с ним.

      — Я бы попросила вас обращаться с Мией более сдержано, деликатно, — наставительно обратилась она к Квадрону. — Иногда вы забываете, что люди вокруг вас не бездушные образцы на лабораторном столе.

      Мейстер сдвинул кустистые седые брови.

      — А потом приходит ваш муж и забывает, в свою очередь, что я не колдун. Леди Алейна, это вас он пожурит, погрозив пальцем. — Он тяжко вздохнул, но, пересилив себя, продолжил уже мягче. — Чадородие — ваше предназначение, раз уж вам посчастливилось стать знатной дамой. И моя работа состоит в том, чтобы помочь вам в этой битве. И если я не справлюсь с этой работой... Вы же умная женщина. И знаете, что будет с кучером, который гнал что есть дури и не уберёг вашу несостоявшуюся кормилицу. Я не хочу сложить свою голову вслед за ним. Уж простите старика, что смеет цепляться за жизнь. — Он махнул рукой служанке, и та подала со стола сваренный им отвар. — Вы насмотрелись сегодня достаточно. Выпейте, если не хотите, чтобы вас постигла та же участь, что и Мию.

      Безропотно выпив чуть горчащий отвар, Санса вернулась в свои покои. Она старалась отогнать тревожные мысли от кормилицы и попыталась сосредоточиться на других имеющихся проблемах.

      Джендри вернулся из столицы со званием рыцаря, белым плащом и запиской от Мэта, спрятанной в кулаке. Оруженосец её первого мужа росчерком пера обрисовывал печальный расклад.

      Ювелир, к которому он обратился, дал отказ юному Крейкхоллу по трём причинам. Все ювелиры столицы загружены работой перед грядущим балом — по случаю именин короля Томмена Баратеона. Асшайские аметисты — крайне редкий камень. По редкости сравниться лишь с ледяными алмазами. У него таких нет, да и он считает, что тяжело будет найти купца, готового их продать, в Королевской Гавани. И с таким редким материалом в столице умеет работать лишь один человек — ювелир королевской семьи, мастер, который служит сейчас лишь одной королеве Серсее.

      И теперь Санса гадала, как найти подход к королевскому ювелиру и где купить в Королевской Гавани столь редкие камни. Задача казалась запредельно сложной. Но для начала она решила всё же рискнуть обратиться к королевскому ювелиру. Прекрасно понимая, что он не станет связываться с незнакомкой или чьей бы то ни было женой, она решила написать ему от имени мужа, раз он близок к Серсее. И его почерком. Вот только встал вопрос о том, как получить образец этого самого подчерка. Какое письмо написать Петиру, чтобы он решил ответить Сансе именно письменно и, желательно, не скупясь на строчки?

      Сара принесла на блюдечке лимонные пирожные с кухни для своей госпожи, Санса её отпустила и беспокойно заходила по спальне, не находя себе места и источника вдохновения. Невидящим взглядом скользила по тиснёным корешкам книг с вензелями, флакончикам с духами и кремами, тяжёлым золотым кистям штор, шкатулке с драгоценностями... Сама не зная, что ищет, она высыпала из шкатулки содержимое драгоценным градом на туалетный столик. Застучали дорогие камни по розовому дереву, стреляя колкими разноцветными зайчиками. Цепочки, браслеты, серёжки, сапфировое колье, нити белого и чёрного жемчуга... Всё не то. Взгляд зацепился за выглядывающую с книжной полки доску для кайвассы. Она достала и её. Откинула крохотный золотой крючок, удерживающий сложенную доску пополам, и вытряхнула фигурки из оникса и слоновой кости. Пробежалась пальцами по искусной резьбе. Какая-то мысль блеснула в чертогах разума не хуже хризолита на перстне розового золота рядом.

      Раньше она всегда играла за белых. С Тайвином, Тирионом... Петиром. Септа воспитала из неё прилежную леди. Послушную девочку. Белые ходят первыми, белые играют честно. Сколько партий она проиграла?

      «Не обманывай саму себя. Люди делятся на тех, кто боится грязи, отказывается в неё даже верить, — говорил Петир, разрезая омлет блестящим, почти зеркальным лезвием ножа. — И тех, кому самообман не нужен. Кто знает, как использовать всё себе же на пользу. А при должном опыте руки при любом выборе можно оставить чистыми.»

      Пальцы Сансы в нерешительности пронеслись над рассыпанными украшениями и фигурами. И зависли над чёрными. Блестели морщины на вздыбленном полированном хоботе из оникса у лежащего на боку, словно поверженного слона. Дракон рядом воинственно сверкал инкустированным янтарём в глазах.

      Чёрные в тех партиях, что она наблюдала при Дворе, всегда играли дерзко. Им руки не вязали правила и привитое септой смущенье. Может, пора развернуть доску кайвассы другой стороной за уголок? Тем более, первые шаги Санса уже сделала. Белая королева не приказала бы высечь своего лёгкого всадника посередь доски, не пожертвовала бы безжалостно старой фигурой, чтобы сжечь её и превратить в двух драконов, не использовала бы ополченцев, чтобы за спиной мужа расставить сети и хитростью сотворить из ничего поставленные на кон серьги.

      Санса подняла к лицу фигурку, украшенную филигранью. Чёрная королева. Какое ухищрение могла бы использовать эта фигура, не скованная запретами? Смежив веки, спрятавшись за веером ресниц, она вспоминала, о чём шептались дамы при Дворе. На ум пришли сразу россказни Шаи — одной из её служанок. С придыханием и восторгом она рассказывала, как некоторые леди с лордами ведут переписку особого рода. Новомодная забава. Обмениваться через слуг записками непристойного содержания. О да, такой поступок однозначно походил на коварство, достойное чёрной королевы! На такое письмо Петир ответит ей непременно. Размашисто, со смаком и едва ли не урчанием. Идеальный выход.

      Спрятав фигурку в тонких пальцах, Санса порывисто уселась за письменный стол. Достала чистый листок, придвинула поближе баночку с песком, обмакнула орлиное перо в гранёную чернильницу. Остро заточенный кончик с дрожащей чернильной каплей завис над девственно-чистым белёным пергаментом. С чего же начать?

      «Мой благоверный муж» — вывела Санса идеальным почерком с завитушками. Буквы легли образцовым строем, как по примеру, как на уроке каллиграфии. За такое скорее септа могла по головке погладить прилежную ученицу. Не такой первой строчкой должна начинаться записка фривольного характера.

      Санса зачеркнула «благоверный», а потом, кусая от досады губы, перечеркнула вообще всю строчку. В задумчивости она даже пододвинула к себе поближе тарелочку с лимонными пирожными и съела целое и ещё половинку. Поймала глазами своё отражение в зеркале и расстроенно усмехнулась. Впору было писать «Дорогой муж! Сижу и думаю о вас. На мне домашнее платье с крошками от лимонных пирожных и волосы растрёпаны на голове.»

      Приведя себя в порядок и расправившись с пирожными до конца — сказывался неуёмный аппетит от беременности — она уселась за стол с новым боевым настроем. Решив придумать обращение позже, она перешла к придумыванию сразу второй строки, коей требовалось взбудоражить воображение супруга.

      «На мне бархатное платье с речным жемчугом на рукавах...» Санса недовольно скривилась. Её гардероб большей частью был составлен стараниями её искушённого супруга. Он знал толк в моде, обладал тонким вкусом и удивительным чутьём истинного щёголя. Вряд ли подобранные им же наряды заставят его взгляд затуманить поволокой.

      «На мне кружевная сорочка...» — вывела Санса с сомненьем и тут же перечеркнула новую глупость. Щёки её пекло от стыда, а собственные потуги казались ей жалкими. Уняв бившееся в отчаянье сердце, она с тихим цокотом поставила рядом с собой фигурку королевы из оникса. Для вдохновления.

      «Есть много вещей, которые септы осудят, — нашёптывал её голосом искусителя Петир в купальне. — Но они могут сделать людей без предрассудков счастливыми. Если тебя это успокоит, то нет ничего более чистого, чем сладострастное соитие двух идеально выкупанных людей.»

      Нужно отбросить ложную скромность, нужно представить, как женщина, забывшая о смущении нагих тел, предстаёт перед мужчиной с гордостью.

      «На мне только капелька духов и сапфировое колье...» — вывела Санса в душевном порыве. «Кончик пера скользит по моим плечам, как могли скользить ваши пальцы, губы.» Губы заныли, словно вспоминая его умелый рот, но она обмакнула снова кончик пера и уверенно продолжила. Боясь, что если остановится, то сгорит от смущенья.

      «Я вспоминаю то, что мы делали в купальне ночью, когда вы так пленительно предложили остаться. В любой момент могли зайти слуги, но, вы бесспорно правы, это лишь горячило кровь.» Она не стала добавлять, что всё же предпочла бы оставаться за запертыми дверьми на все замки и все засовы. Но решила польстить мужу. Самолюбие мужчин — слабое место.

      «Вы посмеялись беззлобно, что ваша наивная жена считает, что «этим» можно заниматься лишь в спальне.» Она не смогла себя заставить начертать такое порочное слово, поэтому сделала вид, что решила деланно посмеяться вместе с мужем над своим тогдашним стеснением.

      «Купальню мы опробовали. Меня терзает жажда узнать, где ещё вы готовы преподать мне уроки любви. В каком месте нашего прекрасного дома вы заставите меня задыхаться от сладострастия? Опишите мне подробно, муж мой, что вы сделаете со мной. Шнуровку какого наряда вы хотите распустить на моей спине, какой замочек расстегнуть, целуя ключицы.»

      Санса закрыла горящее лицо руками. Спряталась в ладони, пугаясь того зелья, что играло в её жилах. Оно было подобно игристому вину. Пузырьками лопались на языке и страх, и неловкость, и скрытое удовлетворение и даже нетерпение получить и прочесть ответ, который муж мог написать ей. Зная Петира, сгореть от стыда могла и лошадь, на которой гонец понесёт письмо от него. Любопытство о его содержании терзало Сансу до кончиков ногтей.

      Переписав весь полученный текст начисто, Санса сожгла черновик над свечкой. В дверь как раз вовремя проскользнула Сара. Надо бы укрепить её позиции, как человека леди Бейлиш, но под личиной человека лорда Бейлиша. Немного подумав, Санса велела идти Саре к Квадрону и доложить, что видела, как госпожа тайком писала какое-то подозрительное письмо, а потом, не зная, что за ней подсматривают, спрятала его в личных вещах. Пусть думают, что преданность Сары непоколебима. За пустяк купить себе немного очков в игре. Всё равно она отправит записку вечером.

      Отправив служанку, Санса решила одним глазком заглянуть к Джендри. Она не могла ходить туда слишком часто, чтобы не навлечь подозрения мейстера, но любая хозяйка имеет право хоть изредка проверять дорогостоящее вложение своего мужа. За ней безмолвной тенью, как повелось, последовал Сандор.

      У себя в комнате Джендри сидел с заспанным видом на краю кровати и кидал на пол из миски кусочки мелко порезанного мяса. А «дорогостоящие вложения» ползали вокруг его ног, подгрызая каблуки из вредности и игнорируя мясо напрочь.

      — Всё ещё не ели? — с тревогой спросила Санса.

      Джендри, почти не спавший из-за новорождённых ящериц, отрицательно мотнул головой.

      — Повар им нарезал свежее... Оленина, крольчатина, перепел, курятина... Даже форель с утра приносил самолично. Но она завоняла за день, и мейстер велел её убрать, чтобы не распространяла болезнетворный дух. Им и молока налили как котятам, но... — Он в расстроенных чувствах махнул рукой на блюдце в углу. Молоко почти касалось краёв и вокруг ни лужицы, ни капельки не разбрызгано. Очевидно, побрезговали так же, как и свиными рёбрышками, заветренными и печально валяющимися в углу возле погрызенной ножки шкафа.

      — Третий день без еды. Сколько же они могут протянуть без неё? — с опаской спросила Санса.

      Безликий устроился на носу сапога Джендри, наклонил голову, задрал заднюю лапу и стал потешно, по-птичьи чесать ею макушку между гребней.

      — Не знаю. Но мне всё это не нравится. Лорд Бейлиш придёт в бешенство, когда узнает.

      Мустелла подкралась к брату и подставила свою голову под его мельтешащую лапу. Теперь, вместо того чтобы чесать себя, он радовал сестру.

      — Леди Алейна, у меня к вам маленькая просьба. Меня посвятили в рыцари... А значит мне нужно будет посетить Септу на седмицу. Великий Септон помажет меня семью елями и нужно будет ночь отстоять службу.

      Безликий опустил лапу, смотря на коготки в недоумении. Словно не понимая, как он может чесать себя, но не чувствовать облегчения в зудящей макушке. Мустелла предусмотрительно убрала свою голову, изогнув изящную шею. Делая вид, что не при делах. Безликий снова задрал когтистую лапку, собираясь почесаться всласть, и сестра торопливо подставила темечко, собираясь прибрать всю ласку себе.

      — Конечно, сир Джендри. Через четыре дня Сара посидит с дракончиками, чтобы вы смогли отлучиться.

      Безликий, наконец, поймал на горячем виновницу своих страданий. Рыкнув, он прихватил её зубами за шею и тряхнул. Она пискнула и ударила его передними лапами выворачиваясь. Протопала по полу оскорблённо и уставилась на замершего рядом с рёбрышками кузнечика.

      Санса задумчиво вертела в пальцах точёную королеву из оникса, разглядывая объявивших голодовку драконов. Какую причину в их поведении они упускают? Им преподносили мясо всех видов и разной нарезки; повар, потея от волнения, рубил и щедрыми ломтями — превышающими размер драконов — и полосками, и треугольничками. Растирал мясо в мелкую кашицу, и запустил один раз в их логово откормленную до неприличная курицу. Все надеялись, что инстинкты возьмут верх и драконы накинутся на хохлатку и растерзают её в клочья. А она только нагадила посредине комнаты и снесла яйцо под кроватью Джендри. Пришлось пустить негодяйку в суп. И даже им драконы побрезговали!

      Кузнечик издал миролюбивый стрёкот, который какая-нибудь кузнечиха должна была распознать за любовную серенаду. Мустелле язык любви насекомых был не знаком. Встретившись с чем-то непонятным для неё и, возможно, опасным, она встала на задние лапки и широко расправила крылья. Становясь на вид больше и, в её понимании, грознее.

      Под стрёкот кузнечика слова Петира всплыли в голове Сансы. Когда Дейенерис вышла из огня невредимой, один дракон оплёл её шею, а двое других сосали молоко из её грудей. Молоко драконам они предложили, но... не так! Рождённые котята начинают не с миски. И человеческие детёныши тоже. Их кормит мать. Или же нанимают кормилицу. Которая как раз имелась в наличии рядом с Драконьим Логовом.

      — Сандор, — услышала свой голос Санса, ещё сама до конца не веря в то, что собирается сказать. — Мия Стоун уже должна была проснуться. Принеси её сюда.

      Не нести же летающих ящериц, которые могут удрать, через Логово и весь двор?

      Сандор Клиган развернулся, звякнув шипастым доспехом, и молча удалился исполнять приказ. Драконы, величественно чихнув, забрались в корзинку для очередной дрёмы. Не успела тень от решётки, вделанной в окно, доползти до кузнечика, как тяжёлые размеренные шаги Клигана под еле слышное позвякивание доспеха снова раздались из коридора. За ними же послышались торопливое шарканье и тяжёлая одышка мейстера.

      — Леди Алейна, я требую... немедленно объяснить... зачем ваша со... ваш солдат, — за одышкой он спрятал неловкость, едва ли при Сандоре не обозвав того собакой, — ...унёс мою подопечную? Она ещё не восстановилась!

      Сандор взрезал мейстера тяжёлым предупреждающим взглядом и аккуратно поставил на ноги Мию, которую притащил на своём плече, перекинув через него и закутав в свой плащ. Девчонка тихо всхлипывала, утирая остатки слёз кулаком. По виду он похитил её из комнаты при лаборатории прямо в разгар женской истерики, решив, что успокоиться она успеет и по дороге. Ну или выльет остатки слёз ему куда-то между лопаток.

      — Мия, мейстер говорил, что если не приложить дитя к груди, то молоко пропадёт безвозвратно, — осторожно начала Санса, и Мия, всхлипнув, кивнула. — А что, если дитя не будет человеческим?

      Мия широко распахнула голубые глазищи от удивления.

      — Это совершенно неприемлемо! Недопустимо! — продолжал голосить мейстер. — Я напишу вашему мужу о вашей вседозволенности, я...!

      — В ухе звенишь хуже комара. — Сандор поковырял мизинцем в ухе. — Замолкни, пока не прихлопнул.

      Квадрон испуганно втянул голову в плечи. Одними глазами разгневанно сверкая на Сансу, которая не торопилась его защищать.

      — Драконы Дейенерис за Узким морем питались первые дни молоком от её груди. Она выкормила их самолично. Наши до сих пор не едят и не пьют. Ты плакала о том, что стала бесполезной для нас, Мия. — Санса крепче сжала фигурку чёрной королевы за спиной, набираясь наглости. — Но ты ещё можешь нам послужить. Ты можешь стать кормилицей драконов. И грудь, к которой припадут детёныши, не потеряет молоко, когда в срок рожу я.

      — А если они её зарязят чем-нибудь, а она вас? — всполошился мейстер, не поднимая голос выше шёпота и косясь на Сандора.

      — Я никогда не имела дела с драконами... Лишь с мулами и горными баранами да козами, — растерянно пробормотала Мия, цепляясь пальцами за края плаща, в который её закутал Клиган.

      — Они кроткие, как... как козлята малые, — нашёлся Джендри. Санса видела, что он переживает за своих воспитанников. И готов хвататься за любую соломинку, чтобы они выжили.

      Мия тряхнула головой — качнулись криво обкромсаны вороновые пряди. Отпустила края плаща Сандора, что ревностно прижимала к груди. И ткань стекла к её ногам чернильной лужицей, прикрыв лишь до щиколоток. Она осталась в одной рубашке со слабо затянутым воротом. Переступив ворох ткани, она решительно двинулась к корзинке с дракончиками, обтянутой несгораемой кожей. Запустила бесстрашно руки в неё по локоть. И, подхватив под пузо, извлекла из неё синего дракончика. Свернувшегося, как кошка. Разве что кошки морду под крылья не прячут. Опустилась медленно на кровать Джендри, подогнув под себя длинную сильную ногу. Острую коленку оголённую выставила вперёд без смущенья. Для неё словно вообще сейчас не существовало ни стыда, ни людей в этой комнате, здании, мире. Потянула за шнур в вороте, распуская его. Приспустила с плеча ткань, оголив свой бок и одну грудь. Налитую, тяжёлую, с мокрым соском. Притянула дракончика к себе ближе, размещая его на коленке, склонясь над ним заплаканным лицом, уже и забыв про слёзы.

      — Ну же, хороший мой, открой личико. Не морковкой же мне тебя выманивать.

      Угловатые с перепонками крылья дрогнули и сложились с тихим шелестом. Дракончик поднял мордочку, встречаясь своими янтарными глазами с глазами кормилицы — голубыми, чистыми и невинными в этот момент. Повёл носом. Лизнул её кожу, солёную ещё должно быть от пота, не омытую после ранних родов. Она провела пальцами в ласке по его гребням на голове и длинной шее. И подтолкнула несмышлёныша ближе, мордой тыкая в мокрый сосок. Безликий шумно вдохнул. Принюхался. Раскрыл пасть и аккуратно обхватил своими челюстями сосок. Глазки прикрыл от удовольствия и шумно засосал, блаженно поведя хвостом.

      — Слава Семерым! — выдохнул от облегчения не набожный мейстер, но рот ему тут же зажал мозолистой ладонью Сандор. Даже он понимал, что перед ними происходит нечто сродни таинству.

      В корзинке что-то недовольно заворочалось, заворчало, зафырчало. И из-за края несгораемой выделанной кожи выглянула обиженная мордочка серебряной драконихи. Весь её вид оскорблённо говорил «Чем это вы таким заинтересовали моего брата, чем это вы обделили меня?!» Перевернув корзину, она серебристой ящеркой взобралась на кровать, цепляясь коготками за простынь, и устроилась на коленях Мии подле брата. Потянула требовательно зубами за её рубашку, требуя и себе долгожданного обеда.

      Закатные золотые лучи омывали тонкий силуэт девушки, кормящей двух драконов. Она замерла на кровати, поджав под себя одну ногу, раскачиваясь словно в молитве, словно баюкая двух невинных младенцев, прижатых к груди. Склонилась над ними горлицей, вороные пряди касались рогатых макушек. Мокрые ресницы её трепетали, но из глаз больше не текли слёзы. Плечи оголённые казалось светились изнутри теплотой и материнской нежностью, к обескровленным щекам прилил непорочный румянец. Глаза блестели от захвативших её чувств, а на губах блуждала нежная улыбка, полная загадки. Она улыбалась так, словно нашла смысл жизни. Прикоснулась к небу.

***

      В королевском саду с заходом солнца собралась вся знать. Все хотели посмотреть на открытие огненного фонтана — изобретение алхимиков во славу короля. Посередь зелени и отражаясь в водной глади высился свежеустановленный бронзовый олень, задравший рога и копыта. А стоило солнцу скрыть свой пузатый калёный бок, спрятаться в заросли Королевского Леса на западе, как алхимики запустили хитрый процесс, а один из них повернул вентиль.

      Под бурные аплодисменты из ветвистых рогов полыхнуло пламя. Огонь рванул с рёвом ввысь, целуясь с первыми звёздами, дёрнулся пару раз и стёк вниз, став подобным воде. Танцующие и невиданные ранее синие лепестки с искрами низвергались из каждой веточки и развилки полированных рогов, волшебным водопадом падая в водную гладь, рисуя огненные круги и освещая королевский сад диковинным светом. Юный Томмен хлопал в ладоши, Серсея надменно, но всё же в довольстве кривила губы, алхимики кланялись, мысленно считая золотые монеты, а знать радовалась и предавалась излюбленным для них порокам.

      Лорд Петир Бейлиш и лорд Десмонд Крейкхолл прогуливались вдвоём, наслаждаясь светской беседой и изысканным розовым вином из тонкостенных фужеров. Столики с напитками, закусками и фруктами расставили почти по всему саду, и теперь лорды и леди праздновали и пили за здравствие короля в свете луны, горящего новомодного фонтана и факелов. Из высаженного лабиринта, сплетённого из фигурно подстриженных кустов, ночной ветерок доносил смешки и звуки поцелуев.

      — Сэмвел Тарли, — почти промурлыкал Петир имя наследника Простора, заметив его проходящим мимо. — Не подскажете, что именно вы делали с одной из девочек в моих заведениях. А потом выкупили её, даровав ей свободу, а она, бедняжка, не сдержав позора, уехала.

      Наследник Простора медленно развернулся и слегка растерянно посмотрел на Бейлиша и Крейкхолла. В отдалении смеялась о чём-то своём стайка дам, кокетливо обмахиваясь веерами.

      — Я думал, лорд Бейлиш, ваши заведения славятся анонимностью.

      Крейкхолл пригубил вино, пряча хитрую усмешку.

      — Ну уж нам-то с лордом Десмондом вы можете рассказать, — заговорщическим шёпотом продолжил Петир. — Признаться, нам донельзя любопытно. Мои девочки видели многое... Их сложно удивить в пресыщенной столице.

      Мимо пробежала молоденькая леди, подхватив юбки и заливаясь серебристым смехом. А за ней нёсся её ухажёр. К нарушению этикета все отнеслись без волненья — эти двое официально были помолвлены.

      — Так что же вы с ней делали? — не удержался Крейкхолл.

      — В борделях всегда делают то, что, очевидно, нельзя делать со своей женой, — нашёлся, наконец, юный Тарли. — Ведь так, лорд Десмонд? Мне доставил удовольствие разговор с вашей женой, леди Амареей, когда я прибыл по делам в ваш родовой замок. Гордая и богобоязненная женщина. Ни к чему ей знать, что женщина может играть роль Неведомого в наигранной мессе. Слава Семерым за места, где единственная добродетель — анонимность.

      Петир и Десмонд подняли свои фужеры и тихо, но с отчётливым уважением, почти официозом, повторили:

      — Слава.

      Тарли кивнул, следуя приличиям, и проплыл в глубь сада, растворяясь в праздничной ночи.

      — Уел он тебя, да? — поддел Десмонд Петира.

      Из темени ужом вынырнул слуга и доложил, что у него два письма для лорда Бейлиша. Петир раскланялся с Десмондом и отошёл подальше, намереваясь прочесть послания из Драконьего Логова без лишних глаз. По пустякам так поздно писать бы не стали. Лавируя между кружевными веерами, горячими сплетнями и обсуждениями новой субстанции алхимиков, изобретёнными ими для фонтана, Петир удалялся в менее освещённые уголки сада. Проходя мимо кустов золотых роз, он услышал недовольный голос десницы.

      — О чём ты только думала, заказывая этот напыщенный фонтан? Деньги на ветер!

      — А Праздник Урожая, что ты закатил челяди? Два таких фонтана можно было поставить в саду! В следующий раз стоит выражаться яснее, заказывая символ власти. Лев смотрелся бы лучше.

      — Стоило мне покинуть столицу, хоть на миг, как ты... Два?.. В следующий?! Даже и не думай! Серсея?!

      Голоса светлейших особ затихли и удалились, а Петир развернул первое послание. От Квадрона.

      Досадно, что кормилицу не довезли до Драконьего Логова в здравии. Зато радовала изобретательность жены. Одной стрелою Санса ловко сразила двух зайцев — и молоко кормилица сохранит до её родов, и проблема с кормлением драконов решена. По лихорадочно скачущим строчкам от мейстера сложно было сказать, хвалит ли он леди Бейлиш или сердце его скоро не выдержит её безрассудства.

      С усмешкой Петир развернул второе письмо. Чем его может удивить Санса после послания Квадрона? Хвалится скорее всего успешной задумкой с драконами.

      Но она удивила.

      Он осторожно оттянул завязанные бантом волантийские кружева под подбородком. В горле пересохло.

      «Петир!» — чувственно было выведено в верхней части пергамента. А дальше... Дальше! Уж не коварно обманчивое вино ему в голову ударило, раз он видит эти строки? С ошалевшим видом он перечитал письмо, с жадностью впиваясь глазами в каждое слово.

      «На мне только капелька духов и сапфировое колье... Кончик пера скользит по моим плечам, как могли скользить ваши пальцы, губы. Я вспоминаю то, что мы делали в купальне ночью, когда вы так пленительно предложили остаться. В любой момент могли зайти слуги, но, вы бесспорно правы, это лишь горячило кровь. Вы посмеялись беззлобно, что ваша наивная жена считает, что «этим» можно заниматься лишь в спальне. Купальню мы опробовали. Меня терзает жажда узнать, где ещё вы готовы преподать мне уроки любви. В каком месте нашего прекрасного дома вы заставите меня задыхаться от сладострастия? Опишите мне подробно, муж мой, что вы сделаете со мной. Шнуровку какого наряда вы хотите распустить на моей спине, какой замочек расстегнуть, целуя ключицы.»

      Воистину он взял в жёны не женщину, а сокровище. Она восхищала его и кружила голову. Пьянила и раскрывалась на языке всё новыми красками. Ей невозможно было пресытиться. Она изумляла его внезапно, ошеломляла. Он словно вертел в руках загадку, а она подставляла его жадному взору всё новые грани. Редчайший бриллиант посрамит огранка его жены. А ему оставалось лишь склонить колени перед ней, потрясённый, сражённый её талантами и духом больше, чем ослепительной красотой.

      Мальчишка слуга, появившийся из ниоткуда, доложил, что королева-регент желает видеть лорда Петира Бейлиша немедля. Он с хрустом смял в пальцах письмо от Сансы. Острые рёбра бумажного комка впились в ладонь.

      Направляясь к королеве Серсее, прибывая всё ещё под впечатленьем от письма, он не сразу услышал несущихся по саду оруженосцев. И громко выругался, едва умудрившись остаться в рамках приличий, когда его чуть не сбили Мэтьюс Крейкхолл и Подрик Пейн. Ох уж эти вездесущие оруженосцы!

      — Лорд Бейлиш, — коротко и сухо поприветствовала его Серсея после его низкого поклона. — Полагаю, вы не забыли рыцаря Королевской Гвардии. Сир Мендон Мур. У вас, Бейлиш, два дракона и один всадник. На двух сёдлах не усидит. — Она искривила свои красивые губы в усмешке. — Второго я хочу назначить сама, верного мне во всём. Сир Мендон должен оседлать дракона, когда они подрастут.

      Розовое вино булькнуло где-то глубоко внутри Бейлиша, выражая его изумленье.