С уступа из естественной каменной чаши с грохотом низвергалась вода, взбивала продолженье горного ручья ниже в пену. Потрескавшиеся стены и берега тысячелетней давности покрыл густой мох, по витающим в воздухе брызгам утренние лучи рисовали радугу. Хобот слонихи-королевы опустился почти до гладкого дна, отполированного течением, набрал побольше воды, поднялся над оравой слонят и окатил их до кончиков ушей и чистого детского восторга.

      Шатёр Станниса Баратеона располагался на высоком уступе, подобному террасе. Горный шальной ветер играл полами входа, и Тирион, подперев кулаком золотую щетину, с лёгкой тоской наблюдал оттуда за купанием полюбившегося ему слонёнка. Ещё никогда он не имел столь высокого «пони», с которого так удобно было взирать на всех победоносным взглядом сверху вниз. А уж возможность выехать на нём за пределы лагеря и заняться любовью с Ашей прямо в башенке на слоне радовала его особо в их, в общем-то, унылом и не самом комфортном путешествии.

      — Дейенерис покинула этот город, улетела прочь в небо на драконе. — В насилу сдерживаемом спокойствии Станниса уже давно угадывался внутриутробный предостерегающий рык. — Надо взять Миэрин, пока она не вернулась.

      Баратеон навис над картой коршуном, уперев широко раскрытые ладони в Спорные Земли и империю И-ти. С ненавистью буравя взглядом Миэрин. Остальные члены его военного совета сидели за колченогим столом, обивая языки о королевское упрямство.

      — Помимо Дейенерис в городе несколько тысяч безупречных и Вороны-Буревестники. — Капитан Аша с героическим терпением отговаривала короля без трона от безрассудства. Как и все присутствующие. Разве что ехидство и скептицизм не скрывала. — Не говоря уже об изначальной страже города и его жителях. Их вы боитесь меньше желторотой девчонки?

      — Город защищает не девчонка, а войска, — с непоколебимым спокойствием Тайвин словно вещал очевидную истину идиотам. И один упёршийся рогами Станнис этого не видел. — Безупречные показали себя в бою безупречно. Стоит отдать им должное. Среагировали на нападение мгновенно, не ожидая приказов. Сберегли королеву, проведя её в самое безопасное место под телегами подальше от слонов. Грамотно воспользовались заминкой врага, всполошённого драконом. Мы понесём бессмысленные потери, ещё даже не выдвинувшись в Вестеросс.

      — Может и нашим солдатам укоротить члены? — с невинным видом поинтересовался Тирион от скуки. — Вдруг тогда они сравнятся с безупречными?

      — Здесь дело не в длине пик, — тактично ответил Давос, но его возможные рассуждения о мужских орудиях перебила Аша:

      — Если мы возьмём Миэрин сейчас, то Таргариен туда не вернётся! Будем весь Эссос в мирийские трубы осматривать? Уж лучше ждать сигнала от разведки о возращении чёрного дракона в Великую пирамиду.

      — Нам нужно взять Миэрин, пока она не вернулась, — повторил Станнис, полоснув по ней недовольным взглядом. Синие глаза темнели с каждой фразой от постепенно нарастающего королевского гнева.

      — Какой прок вам от города, если её там нет? — вызверилась уставшая от пустой склоки Аша. — Соль договора с Железным Банком в том, чтобы убить Таргариен, разве нет? На кой вам сдался этот варварский город с опасными животинами в подвалах?

      Станнис молча обвёл всех тяжёлым взглядом, будто морской стужей обдал. Ничего хорошего этот взгляд не предвещал.

      — Не хотите ли вы сказать... — У Тириона от озарения пересохло в горле, холодок пробежал по спине.

      — Драконы это чёртов дикий огонь на четырёх лапах! — воскликнула Аша.

      — На моём стяге огонь.

      Баратеон оттолкнулся ладонями от стола и выпрямился. Выдающаяся челюсть словно выдвинулась хищно ещё на волос дальше. Он уже решил для себя всё.

      — Олень в огне... хотите стать живым воплощением вашего герба?

      Шутка Тириона не произвела на Станниса впечатления. А вот дракон во вчерашней битве — очевидно, да. Раздражённым взмахом безземельный король отпустил всех с совета, и Тирион, выходя из шатра, услышал, как отец остался мериться рогами дальше.

      Сухая трава льнула к земле под завывания горного ветра. Редкий кустарник качался ей в такт, стучали вёдра, насаженные на колышки для отпугивания сурков, лизали небо длинными хвостами знамёна — на вышитом сердце из пламени гарцевал коронованный олень.

      — А вот это нам пригодится, — раздался довольный голос Аши из-за его спины. Она подошла к самому краю уступа и сорвала две жухлые тростинки. — Пошли, я знаю, как залить уныние от военного совета.

      Она игриво подмигнула и направилась к их шатру. Тирион с тоской глянул вниз, где слонята продолжали резвиться под водопадом, укрытые в расселине скал, и поспешил за Ашей.

      В их походном гнёздышке на столе обнаружился новый поднос, заставленный всякой всячиной. Крохотные глиняные горшочки с перцем, солью и корицей, миска с засахаренной вишней, яйца в крапинках, диковинные зелёные лимоны, которые они закупили ещё на берегах Миртова моря, когда ожидали прибытия Тайвина на корабле банкиров...

      Один из матросов обозначил своё появление за полами входа деланным надсадным кашлем, и Аша выглянула к нему, чтобы почти сразу вернуться с пузатой бутылкой, наполненной белой жидкостью.

      — Теперь у нас есть всё, что нужно.

      Она поставила бутылку на стол и положила рядом сорванные ранее травинки.

      — Если это всё это нужно для замудрёной прелюдии... — протянул Тирион, трогая пальцем горшочек с перцем. — ... то я заинтригован. И недостаточно раздет.

      Аша с вызовом усмехнулась. Грациозно, с почти порочной небрежностью отбросила носком сапога ткань, укрывавшую ящик с бутылками рома. Села на стул задом наперёд — широкая спинка оказалась между её разведённых до неприличия бёдер. И вытянула первую бутылку из ящика, булькнувшую янтарным содержимым.

      — Мне надоело смотреть на твою кислую рожу. Помнится, я спасала весельчака из подземелий Красного замка.

      — О, это ты о тех славных деньках, когда родная сестрица велела бросить меня в темницы, а наутро обезглавить? Да я просто лучился от счастья!

      — И всё же в последние дни ты стал угрюмее. Даже после того, как твой отец взошёл на наш корабль, ты был более весел. А ведь раньше вы были на ножах... Но поладили в итоге лучше, чем две чайки с одной жирной сельдью.

      Тирион забрался на второй стул и поёрзал, испытывая неловкость.

      — Ничего нового... Я чувствую, что всё так же вызываю в нём пускай не злость, но раздражение. Тем, что пью до заката и предаюсь любви до рассвета. Ещё бы было что делать в этих треклятых горах! — Его лицо скривилось от досады. — Ещё и трюмы лишены любой выпивки, кроме рома. Надеюсь, если мы всё же возьмём Миэрин, то там найдётся хоть один погреб с добрым вином или бренди. И богатая библиотека.

      С сожалением он вспомнил густой книжный запах в библиотеках Кастрели и Красного Замка. С нотками пыли, приправленного шелестом хрустящих страниц. В их с Ашей каюте притаился всего лишь один жалкий шкаф, забитый томами, прочитанными Тирионом вдоль и поперёк до дыр.

      — А по-моему ты требуешь от отца невозможного. Я достаточно от тебя наслушалась жалоб, пока мы бороздили моря. До твоего воскресения из мёртвых для него Тайвин вёл себя хуже. Сейчас он... — Аша покрутила тростинку между пальцев, подбирая слова. — ... более сдержан с тобой. Терпеливее. Ждать, что он начнёт с тобой носиться, как заботливая тюлениха с детёнышем — неблагодарный каприз. Люди не меняются так быстро. Ветер и волны точат скалы годами.

      Тирион горько улыбнулся.

      — И сколько лет и волн понадобится, чтобы он признал мои заслуги? Бороду он уже отрастил такую, что усики тюленихи меркнут на её фоне.

      Аша дёрнула своевольно плечом вместо ответа и вытянула кинжал из ножен. Откупорила им ловко бутылку.

      — В наших запасах по-прежнему только ром. Но я знаю, как развеять твоё уныние. — Она разлила янтарную жидкость в два гранёных стакана. — Есть немало способов, как можно выпить.

      — Обычно я пью ртом, — с недоумением отозвался Тирион.

      — Я слышала, что на Летних островах ром мешают с кокосовым молоком и давят туда ярко-жёлтую мякоть местных колючих фруктов. Кокосов у нас, очевидно, нет, но я велела подоить слона. — Она плеснула в стаканы молоко и выдавила туда же по половинке зелёного лимона.

      Тирион с сомнением посмотрел на мутное молочное облачко, пускающие свои щупальца во все стороны в благородном и прозрачном, как слеза, алкоголе. Аша, попробовав свою порцию, скривилась.

      — Много эти летнийцы понимают!

      Она выплеснула содержимое стакана на землю и сполоснула его в ведре.

      — Необычно... — настороженно выдавил из себя Тирион, попробовав намешанный напиток и опасаясь, что следующий эксперимент окажется хуже. — А для чего тростинки? — Среди всех предметов на столе они показались ему самыми безопасными.

      — В Мире считают, что если пить через две соломинки, то любой напиток ярче раскрывается на языке.

      Пиратское пойло снова зазвенело о стеклянные донышки, тростинки с треском сломали пополам и в каждый стакан опустили их укороченные версии.

      — А в этом что-то есть, — оценил Тирион, потягивая ром словно через две крохотные трубы.

      — Попробуем поджечь? — осклабилась Аша и потянулась к огниву. — Как корсары вдоль Спорных земель.

      — Я тебе не Дейенерис Неопалимая, — буркнул Тирион, с опаской наблюдая, как синие лепестки взвились над кромками стаканов.

      — Тогда пей залпом, не то лишишься бровей.

      Аша опрокинула в себя горящий напиток резко, по-залихватски. Тирион зажмурился, выдохнул, и горло обожгло, а затем по телу разлилась нега.

      — Что там дальше? — выдохнул он с азартом.

      Кончик кинжала пробил скорлупу на яйцах. Крупных, с коричневыми крапинками. Чаячьи.

      — В кабаках ходят слухи, что первыми так мешали ром ещё Братство костей... Пираты, промышлявшие некогда на островах Василиска.

      В пробитые отверстия она осторожно по кромке лезвия залила ром, добавила туда же перец, корицу, зажала отверстие пальцем и с чувством встряхнула.

      — За разнообразие! — Тирион торжественно поднял чаячье яйцо.

      — За кураж!

      Полы палатки шуршали, завиваясь кончиками. В игравший между ними просвет можно было увидеть, как неспешно и важно слоны ушли с водопоя. Бутылки пустели медленно, но захватывающе и неотвратимо. Тирион и Аша передавали глотки́ алкоголя друг другу в рот, пробовали им наполнять засахаренные вишенки через тростинки, добавляли в стаканы снег с вершины, посыпанный сверху солью... Особенно впечатлило Тириона, как Аша умудрилась закрутить бутылку так, чтобы ром обратился в ней миниатюрным водоворотом, а затем ушёл в запрокинутое горло отчаянной девушки едва ли не со свистом. Потом многочисленные способы слились в его сознании, новые вкусы мешались с пьянящими запахами. В какой-то момент он обнаружил себя лежащем на Аше. Во рту перекатывался всё тот же ром, а языком он скользил по шее морячки, слизывая белую дорожку соли. Добрался до её губ с зажатым меж ними долькой чуднóго зелёного лимона. Сдавил её зубами, дурея то ли от новизны сочетаний и брызнувшего ароматного сока, то ли от девушки, так непохожей ни на кого в мире. Выплюнул яростно лимон в сторону, кожура сбила со звоном стакан. И впился страстно в её рот. Солёное, кислое, острое. Обманчиво податливые, но умелые губы, горячий и гибкий язык. Словно букет из тысячи лезвий, словно синий огонь через глотку разлился по венам. Противоборство, укусы, крепкие женские пальцы в его волосах, идеальная грудь в его ладонях.

      — Нам надо... украсть дракона, — выдохнул он ей в ключицу, с трудом выговаривая слова.

      — Мне притвориться развратной чешуйчатой ящерицей? — она пьяно захихикала ему в макушку. — Тогда чур во второй раз Дейенерис буду я.

      — Нет... Там, в Миэрине... — попытался сформулировать свою мысль Тирион, слегка приподнимаясь на ней и заглядывая в расширенные глаза. — В подземельях сидят двое. У меня кровь Таргра... Таргро... — Он икнул. — Представляешь, какая рожа будет у моего отца?! Когда я прилечу...

      — Там сидят золотой и зелёный. Ты какого хочешь?

      Тирион сначала задумчиво нахмурился, а потом заулыбался.

      — Золотого, в моих родовых цветах. Иначе решат ещё, что я на Тирелле сижу. — Он ухмыльнулся и провёл губами в ласке по её плечу, оттягивая ворот. — Хоть в Лораса переименовывай...

      Дорогу до Миэрина он запомнил смутно. Доверился способностям Аши проложить путь даже в самый непроглядный туман в свинцовых водах без единого ориентира. Сознание отмечало треклятое седло, трясущее его до икоты под палящим солнцем, флягу, что они делили на двоих, поцелуи в прохладе коридоров пирамиды. В какой-то момент они едва ли не налетели на слугу, одетого, как пентошийский вольный прислужник [1]. Меднокожий высокий мужчина с бронзовым ошейником нёс на плече свёрнутый ковёр. Когда он прошёл мимо Тириона и Аши, спрятавшихся в нише за статуей, то они увидели тонкую женскую кисть в синяках, безвольно свешивающуюся из свёртка.

      — Едва не попались, — прошептал Тирион, с интересом изучая переплетенье хвостов у статуи в виде трёх совокупляющихся гарпий.

      — Ты видел, сколько стражи побросали свои места? Какая-то суматоха...

      — Нам это только на руку. Украдём дракона без хлопот, Станнис будет доволен.

      Едва слышный цокот, который казался ему сотворённым выпивкой в собственной голове, стал ближе. Так звучат когти по камню. Они с Ашей вылетели из ниши, собираясь пробежать коридор, пока он пустынен, и Тирион едва не споткнулся об красно-синего разжиревшего попугая.

      — Сгинь, глупая птица! — выругался на него Тирион, и на долю мгновения ему показалось, что пернатая морда вытянулась в удивлении, аж клюв блестящий разинула.

      — Это нам надо! — полумуж споро выхватил две бутылки тёмного стекла из ящика, переносимый слугами до того, как они побросали всё, поддавшись всеобщим волненьям.

      Плутания по катакомбам также стёрлись из памяти Тириона. Трезветь он резко начал только тогда, когда горячее дыханье обдало его от макушки до пят. Будто вырывающийся пар из непомерной кипящей кастрюли.

      — Седьмая Преисподня... — севшим голосом прошептал он, замерев под внимательным взглядом двух светящихся жидким огнём глаз. Угловатую морду перед ним расцвечивали бурые пятна засохшей крови. — В следующий раз, когда я предложу нечто настолько же рисковое, ударь меня, пожалуйста...

      Песочный хвост, мерцающий в темени подземелья, метнулся из стороны в сторону, выражая недовольство. Хищные зрачки в оправе текущего золота в живом движении стреляли то в Тириона, то в сторону и обратно. Стараясь не делать резких провоцирующих движений, Тирион попытался осмотреться.

      В две гигантские ступеньки уходил пол от входа. Одна, заваленная костями и угольными остатками, очевидно, служила заключённым вместо стола для пиршеств. Так вот что хрустело под ногами... Сверху лился свет факела в руках Аши, оставшейся наверху, подсвечивал кромку верхней ступени. А лучи, облизывающие самое дно, лились откуда-то сбоку... Тирион прокрался взглядом по дорожке света, омывающей каждый выступ щербатого камня в кладке пола. И упёрся глазами в две воинственные фигуры с факелами в руках.

      Дорогой шёлк просторных восточных одежд указывал на их благородное происхождение. Золотые маски рогатой гарпии скрывали лица. Кривые сабли украшали их узорчатые пояса, а поднятый кинжал в руке ближайшего служил красноречивым предупреждением не приближаться.

      — У него на спине седло! — крикнула Аша. На удивление голосом слишком твёрдым для человека, вылакавшего столько. Её тоже пробрало от грозного вида подобравшегося хищника. Жаль, с её места выступ закрывал гостей на дне драконьей ямы. — И я не вижу второго!

      — Нам тут и так весело, — отозвался Тирион, наблюдая, как один из Сынов Гарпии с опаской крадётся к носу дракона. Визерион отчётливо зарыпел, выражая недоверие человеку перед собой.

      — Ман ненчьтрогу́ни, бир флаксь сё се́лдит [2]! — повелительно и грозно возопил Гарпия, протягивая ладонь к испачканной кровью морде и продолжая плавно ступать. Полированные рога его маски уже должны были стать видны у входа.

      — Тирион?! — зашипела Аша, требуя пояснений и пряча за недовольством нотки тревоги.

      — Не вмешивайся.

      Знать бы ещё, понимают ли знаменитые мятежники их язык...

      — Ман ненчьтрогу́ни, Визерион [3]! — зловеще выкрикнул Гарпия не то приказ, не то заклинание.

      В грудь ударила волна ветра. Сверкнула тяжёлой складкой кожа — струящаяся подобно водопаду чеканных монет. И с мерзотным хрустом передняя часть крыла-лапы опустилась на дерзкого человека. Прихлопнула как клопа. Струйки крови потекли, петляя между щербатых камней. Свет от факела второго мятежника отразился багровыми искрами в протоках этого зловещего, разрастающегося узора.

      Дракон неспешно подтянул к себе лапу, не поднимая. Размазанная червонная дорожка теперь тянулась до кончиков мокрых тряпок, торчащих из-под его когтей.

      Исполинская пасть развернулась к последней Гарпии и медленно приоткрылась. Явила сталактиты игольчатых влажных зубов.

      Мятежник полез за пазуху и дрожащими пальцами вытянул крохотную бутылочку с фиолетовой жидкостью. Сунул узкое горлышко в прорезь маски, выплюнул в сторону пробку. И резким взмахом оросил заискрившими пурпуром каплями морду твари.

      Визерион шумно вдохнул и громко чихнул. Пустая бутылочка из пальцев напуганного мятежника выскользнула и ухнула на пол. С хрустальным звоном осколки брызнули в стороны.

      Тирион скосил глаза почти к самым носкам своих сапог. В неровной кладке не хватало выбитого камня. И на его месте собралась алая лужица в окружении осколков. Как в рубиновом зеркале в обрамлении алмазной крошки отразилась раззявленная глотка. По ушам ударил предсмертный крик, и зубы сомкнулись, перерубив последнюю Гарпию чуть выше пояса. Остатки его безвольно осели на пол.

      — Тирион... Отходи медленно назад. Я спущусь на ступеньку и подам тебе руку. Я вытяну тебя, а потом подсажу.

      Ещё никогда он не слышал от Аши столько невысказанной мольбы.

      Визерион резко втянул в себя воздух, разворачиваясь к нему. Осколки, подобные мелкому граду, покатились в его сторону, ленточка на вороте взвилась и вытянулась на пару мгновений.

      Одно Тирион знал точно. Он стоит к разъярённому хищнику слишком близко. И любое его резкое движение истолкуют превратно. Убежать уже не получится. Да и не заберётся он уже по гигантским ступеням, по которым спустился в азарте и в пьяном угаре. Лишь утащит Ашу за собой.

      — Хороший мальчик... — почти уверенным, почти не дрожащим голосом вывел он. Любому хищнику нужна твёрдая рука.

      Дракон приподнялся, с рыпеньем набирая воздух. Свет от последнего факела — в руках Аши — облизал его раздувающуюся грудь, заставил замерцать тусклым золотом.

      — Визерион, — чуть громче и с робкой натужной строгостью обратился к нему Тирион. — Дохаэрис!

      Кажется, именно таким приказом Таргариены напоминали драконам, что нужно внемлить хозяину и стать покорным. С валирийского переводился как «служить».

      Зрачок во влажных глазах вытянулся в линию, как у зверя, прижавшегося к земле перед броском. Гул в глотке нарастал с каждым мигом.

      — Дохаэрис, Визерион! — крикнул громче Тирион почти с отчаяньем, спина стала мокрой от страха.

      Зубастая пасть разверзлась, поднявшись резко выше в последний момент. Шквал слепящего огня с рёвом пронёсся над ним, заставил отпрянуть и упасть, больно ударившись о кладку камня. Перед глазами расплылись цветные пятна, будто он долго и упрямо смотрел на солнечный диск. Уши заложило так, что он не сразу понял, когда гигантская тварь, наконец, сомкнула свои зубы. После невыносимого жара воздух подземелий показался почти ледяным, а наступившая тишина — зловеще-давящей. Он попытался проморгаться, но всё ещё видел плохо, чтобы оценить обстановку. Не стоило, наверное, задирать голову и смотреть в самое пекло.

      — Аша?...

      Тирион боялся не услышать ответа.

      — Ты цел? — спросила она в ответ.

      Он выдохнул с облегчением. Пепел бы ему не ответил.

      Превозмогая желание всё же попробовать уползти подальше и забиться в угол, Тирион поднялся на ноги. Не на очень твёрдые из-за волненья, но всё же держащие его. Он ощущал себя как в день, когда ему пришлось скакать на коне вместе с дикарями горных кланов в авангарде. Или когда он возглавил силы во время битвы на Черноводной. Иные побрали бы бросившего всех тогда труса Джоффри.. Но если Тирион смог собрать себя в кулак тогда — сможет и сейчас. Только вперёд! Лишь бы не закончилось всё ещё одним шрамом на лице. Впрочем, кончик носа второй раз он не потеряет, да и на пепле вряд ли кто разглядит шрамы. Эти мысли придали ему сил.

      — У меня с тобой одна кровь, Визерион. — Он протянул руку в сторону чешуйчатого носа, широко расставил пальцы. — Твоя матерь уже выбрала себе твоего брата. Она больше не сможет оседлать ни тебя, ни Рейгаля, где бы он ни был... — Он сделал один несмелый шажок к дракону. Осколки от бутылочки хрустнули под каблуком. — Во всём мире нет больше живых Таргариенов. Кроме меня и моей безумной сестрицы — твоей матери. Везёт же мне на сестёр... — Он сделал ещё несколько плавных шагов. Ступая по размазанному следу от раздавленной Гарпии. — Мы с тобой одной крови. Ты можешь умереть в одиночестве. Никогда не познав слияния со всадником. Твоя матерь тебя не выпустит из темницы, ведь ты без всадника для неё будешь бесполезен. И опасен. Ты же не хочешь прозябать здесь до конца своих дней? — Он продолжал неспешно приближаться. Исполинская ящерица лениво мела хвостом и будто взаправду слушала его внимательно. Внимала каждому слову. — Я могу подарить тебе свободу. Радость снова резвиться в небе. Я сам мечтал об этом в далёком детстве. Однажды я даже просил подарить мне на именины драконёнка, хотя бы маленького. — До дракона оставалось каких-то жалких три шага. Рубашка на спине промокла насквозь. Должно быть, разило от него потом сильнее, чем парами рома. Но, кажется, дракону его собственный запах нравился больше, чем алкоголя. Может, так он лучше распознал в нём Таргариена? — Мы с тобой одной крови, Визерион. И должны держаться вместе. До... ха... эрис...

      Тирион всё-таки зажмурился не удержавшись. И его ладонь ткнулась во что-то горячее и шершавое, чуть царапающее линями выступов. В неверии он распахнул глаза. И в почти зеркальной поверхности изгиба ноздри отразилось его побледневшее и ошарашенное лицо.

      — Дохаэрис, Визерион, — севшим от облегчения голосом повторил он для верности и положил вторую руку на рифлёный нос. Кончиками пальцев стал водить по чешуйкам с нежностью, завороженный их теплотой и таинственным мерцанием. Не думал он, что когда-нибудь дотронется до вымершего создания. Гладить его было истинным блаженством.

      — Поцелуй его для верности, — буркнула Аша сверху, а затем хруст костей обозначил её прыжок с верхней ступеньки на обеденную площадку драконов. — Нам Седьмым чудом повезло, что нечто отвлекло сверху всю охрану на постах, и что дракону ты понравился больше Сынов Гарпии. Везение не может продолжаться вечность, нам пора сматываться.

      Видно незадачливые мятежники, ценой жизни рискнувшие спуститься к дракону, успели до прихода Тириона взгромоздить седло на спину твари, закрепив его цепью. Удача сегодня определённо любила Ланнистра. Продевая носки сапог в громадные звенья и цепляясь с трудом за них же, Тирион с трудом взобрался на шипастую спину. Аша пихнула его плечом под зад, помогая приподняться, чтобы перекинуть ногу. Затем поднялась сама, балансируя на цепи и зажав её между бёдер, схватила ворот Тириона и с силой притянула к себе, почти столкнулась носами.

      — Я тебя сама придушу, если посмеешь снова рискнуть своей задницей! Ты понял?!

      Она впилась в его рот яростным кусающем поцелуем. Кричащем об испытанных ею боли и терзаньях волненья за него. Потом отпустила и лихо взлетела на седло позади него. Вдела носки в стремена, до которые сам полумуж не доставал короткими ногами.

      — Гони его!

      Ещё бы знать как... На кроткую лошадку или дрессированного слонёнка дракон не тянул.

      Из темнеющего прогала в стене — прохода колоссальной вышины — повеяло ветром свободы. Визерион шумно вдохнул и начал неспешно разворачиваться в его сторону. Седло заходило ходуном.

      — Предусмотрительные, гады, эти Гарпии, — проворчала Аша, заметив ремни. Шустро она опутала ими себя и Тириона, затянув туго все пряжки.

      Рысцой Визерион понёсся по коридору. Белая точка в его конце разрасталась, превратившись в приоткрытые створки ворот. Со скрежетом когти ударили в бронзу, створки яростно распахнулись, грохнули по стенам со звоном их массивные ручки. Дракон оттолкнулся лапами и взмыл в бесконечном прыжке.

      Дневной яркий свет резал до слёз после темени подземелий. Тирион зажмурился до цветных пятен и остервенело вцепился в луку седла. Холодный шквал пытался сбить его и отбросить прочь, трепал волосы и одежду, пот на спине словно заледенел, пряжки ремней впивались в тело нещадно.

      Скромный завтрак и выпитое перекатывались в животе, подступая порою к горлу. Подсказывали безошибочно, на какое крыло ложилось чудовище, рисуя свой танец в небе.

      — Мачту мне в задницу! — восхищённо проорала Аша над его ухом, перекрикивая неистовый свист. — Это лучшее, что я испытывала в жизни!

      С предельным неверием он разжал мокрые ресницы. За левым чешуйчатым боком мелькали величественные барханы. За правым — сверкающие воды залива Работорговцев. С опаской он обернулся назад и увидел стремительно уменьшающиеся верхушки пирамид в окружении города и толстых стен, и уменьшающуюся в точку тварь над макушками далёких гор. С такого расстояния они смогли бы рассмотреть нечто воистину гигантских размеров. Вот куда делся Рейгаль... Вырвался, видно, в одиночку, вспугнутый Сыновьями Гарпии.

      Левые когтистые лапы задрались выше правых, внутри Тириона булькнул ром, перекатываясь с завтраком в сторону. Дракон круто спустился до самой воды. Выступающая косточка на крыле коснулась глади, выбив мириады сверкающих брызг. Пышная кипенно-белая пена шла теперь по волнам за ними, крупные капли усеяли золотой бок, загорелись тысячью звёзд. Несколько попали на губы Тириона, и он ощутил соль моря.

      — Я лечу! — крикнул он, окрылённый зарождающимся восторгом. Оторвал несмело пальцы от луки, расправил руки. Рукава раздулись, гремя и хлопая складками, не хуже перепончатых крыльев. — Я лечу-у-у-у-у!

      Нос Визериона разрезал стайку медлительных, по сравнению с ним, чаек. Они окружили Тириона и Ашу, заполошно хлопая белоснежными крыльями и отлетая назад. Одна даже врезалась мягким пухлым боком в грудь Тириону, и он с испуга её обнял. Они заглянули друг другу в глаза, меряясь удивленьем, и Тирион выпустил её в потоки морского ветра. С истошным криком она унеслась, обделав напоследок драконий задок.

      С щелчком хвоста Визерион изогнулся в воздухе, свернул на восток к горам, пики которых виднелись на горизонте. Под брюхом его снова замелькали раскалённые пески, тени от дюн походили на змеистый узор.

      Горы выросли впопыхах, лишь дальние успели надеть снежные шапки. С громким хлопаньем дракон грузно опустился на площадку ближайшей — словно великан стесал некогда острый пик, создав террасу, а она поросла травой за много веков. Потоптался немного по кругу, сворачиваясь в уютный клубок. Ткнулся носом себе же в бок и морду прикрыл шипастым хвостом.

      — Кажется, мы вынуждены задержаться здесь, — с сожалением резюмировал Тирион. — Странно, Визерион сонный, будто сон-травы наелся накануне.

      — Я всю задницу отбила себе в полёте, — проворчала Аша, избавляя их обоих от тугих ремней. — Но это того стоило.

      Она осторожно вылезла из седла и попробовала пройтись по спине до ближайшего шипа. Присела на корточки и ладонью с нежностью провела по громадному медовому гребню.

      — Красивый.

      — Жаль, что в горах за пределами нашего славного лагеря ужин не подают.

      Аша пожала плечами, выпрямляясь.

      — Не надо было выкидывать чайку. Сейчас бы развели костёр и пожарили.

      Ступая уже уверенно по чешуе, приноровясь, как к скользкой палубе и качке в неистовую бурю, Аша вернулась назад к Тириону. Кожаный жилет она стянула с себя и перекинула через наплечную сумку ещё в подземельях, и морские брызги заставили рубаху облепить её небольшую, но высокую грудь. Ореолы вставших от прохлады сосков угадывались сквозь тонкую белёную ткань, потемневшие глаза горели неукротимой тягой к приключениям, а на губах блуждала озорная и искушающая улыбка.

      — В полёте ты обмолвилась, что это лучшее, что ты испытывала... — заметил Тирион с наигранным оскорблением. — Ты заставляешь меня усомниться в моих любовных талантах.

      Начищенный до блеска носок опустился на луку седла между его ног. Аша медленно потянула шнуровку на высоком сапоге, распуская её, и также медленно и соблазнительно спустила голенище почти до задника.

      — Я позволю тебе отыграться.

      Тирион с чувством припал поцелуем к округлой девичьей коленке перед ним. Кажется, они нашли чем заняться на спящем драконе.

***

      Огонь в чудовищно огромной масляной чаше окружала ажурная золотая решётка. Тончайшая ковка складывалась в замудрёный узор из переплетенья животных, птиц и насекомых. В самом низу, словно низвергнутые в зловеще шипящее пламя, подобное языкам Преисподни, умелый творец изобразил гадов — скорпионы, василиски, львоящеры... Венчало же решётку воздушный обод-кружево из животных-богов и их приближённых — крылатых гарпий, леопардов, дельфинов и скарабеев. Рыжие всполохи танцевали свой загадочный дикий танец и отбрасывали фигурные тени на грандиозной площадке из глянца жёлтого мрамора, коей оканчивалась главная лестница Великой пирамиды Миэрина.

      Миссандея неспешно вышла со стороны королевских покоев к самому большому светилу тридцать третьего яруса. Сандали остановились на дрожащей тени летучей мыши. В руках наатийка сжимала сухие стебли, напоминающие колючки, с крохотными голубыми лепестками. Когда Герион только протянул ей эти цветы, Миссандея сначала растерялась. Зачем кому-то обрывать беззащитную жизнь, пьющую соки земли? Но ведь в поступках этого странного мужчины всегда ранее находился смысл. Он поражал её своим свободомыслием, изворотливостью ума и почти наплевательским отношениям к устоям, что делало его, даже в оковах и в окружении стен каземата, свободнее многих Господ.

      Миссандея приняла сплющенное высохшее растение из его рук с чувством, словно он вручает ей загадку-испытание. Словно женщина, которую он хочет видеть подле себя, должна проявить не меньшую, чем у него, гибкость мысли. Чувствуя себя донельзя несмышлёной, Миссандея под его пытливым взглядом осмотрела мёртвые цветы. Может, они на деле съедобные? Или являются лекарством, а Герион нашёл в ней первые признаки болезни?

      Её лицо озарила улыбка, когда она всё же углядела то, что он спрятал в цветах. Среди ветвистых стеблей и застывших, чуть крошащихся, листьев поблёскивал золотом короткий вьющийся волос с груди Ланнистера. Сначала дар мангуста, теперь это... Никто никогда в жизни Миссандеи, после того как её увезли силой с родных берегов, не интересовался так живо традициями Наата. Торговцев плотью волновало сколько марок можно извлечь из её продажи, господ — её тело и низменные утехи, а после — способности к языкам, ставшие её избавленьем от их грязных игрищ. Дейенерис стала первой, кто слушал Миссандею без притворства, интересовался её мнением. Серый Червь разглядел в ней девушку. Это смущало и бередило незнакомые чувства, названье которым она не могла подобрать. Ей казалось, что повезти сильнее уже не может. Что она недостойна даже той малости, который послал ей Владыка Гармонии. Но в Великую пирамиду принесли Ланнистера в коробочке. Этот мужчина, вылетевший из своей скорлупки и боднувший лбом первую ступеньку перед подножьем трона, перевернул все представления Миссандеи о мире. Он смеялся устоям и шутливо сотворял собственные. Он из темниц всколыхнул всех членов Малого Совета. Он показал Миссандее, что мужчина не всегда должен пленять женщину силой. Серый Червь просил руки наатийки у королевы прежде, чем спросил её мнения. И не увидь она Ланнистера, она бы не углядела в том дурного. Но Ланнистер был. И, хотела она или нет, но он менял её, и других, и словно весь мир вращался вокруг его наглых зелёных, словно проникших в её душу, глаз.

      С детства она видела, как всё её племя купалось под водопадом. Боги даровали человеку тело, и было дикостью видеть в нём нечто дурное или стесняться. Наатийцы смеялись и плескались под небом, ничуть не пытаясь скрыть от друг друга свою наготу. Это было естественно и прекрасно. Увидев обнажённого Ланнистера, она почувствовала то, что было недоступно восьмилетней девочке у водопада. Но годы в рабстве не проходят бесследно. Выжженные словно на изнанках век инстинкты быстрее мыслей. Она вся сжалась в его руках, закоченела. Не знавшее удовольствий тело нутром ждало лишь подвоха и унижений. Миссандея малодушно понадеялась, что Герион этого не заметит. Что он преодолеет все барьеры за обоих, даст ей познать, каково это, когда пальцы мужчины касаются лаской без боли. И испытала жгучий стыд, когда он обо всём догадался. Отпрянул от неё с жалостью, а она почувствовала себя грязной, недостойной его.

      Она терзала саму себя весь день тревожными мыслями. А он успокоил её, вручив то, что она, покинув родные берега, уже и не надеялась получить однажды. Наатиец, желая связать себя с избранницей, даёт ей свой волос — нити бога, продолжение и частичка его души. И наатийка, если согласна на это скрепление душ, лентой вплетала его в свои кудри. Чужестранец, видно, не знал, что волос должен был быть с головы. Но он многое делал по-новому для всех, на свой манер.

      В своей скромной комнате Миссандея зажгла лучину, отыскала в ящике шнурок. Глядя на отражение в воде в умывальном тазу, она обвила тонкой полоской кожи свою прядь, сплетая крохотную косичку. Короткий вьющийся волос с груди сверкнул в потёмках золотом и спрятался ото всех в хитром плетении.

      Миссандея задула лучину, стащила через голову тунику и забралась под покрывало. Носом уткнулась в чуть царапающиеся колючки, пропахшие за весь день крепким мужским телом. Смежила веки. Перед ними как наяву встала залитая знойным солнцем терраса, сверкающие струйки воды, сбегающие по гранитным плечам и широкой груди, подтянутый влажный живот, упругие на вид бёдра...

      Сухой лепесток сорвался со стебля. В лунном свете он закружился неторопливо, качаясь будто волшебная лодочка в такт мерцающих звёзд. Коснулся плетенья восточной циновки. Дыхание наатийки стало ровным. Сон, в котором могучий лев плещется под водопадом, укрыл её пуховым одеялом.

***

      Узкое чёрное копытце изящно встало на почти незаметный каменистый выступ отвесного склона. Горный баран наклонился к сухому надтреснутому стеблю, пустившему корни глубоко в паутины трещин. Длинными резцами сорвал его и с блаженством истинного гурмана принялся жевать.

      Необычные хлопки заставили дёрнуться его пушистое ушко. Баран повернул голову, венчанную увесистыми витыми рогами.

      Колоссальная гора по правое копытце от него шла уступами, полоски пород перемежались, мешая цвета мёртвой древесной коры, тёмной шерсти и глины. И на фоне тёмного склона в светлых наростах соли метались вечерние тени. Двигались яростно, будто в борьбе. Дробя чистый до скрипа воздух высот влажными шлепками.

      Жёлтой черешней солнце макало бок в винные воды залива. Облако цвета бренди, выдержанного в дубовой бочке, ажурными кончиками пылко оплетало его. Сусально-ромовые лучи омывали подтянутое женское тело: очерчивали влажные угловатые плечи, заставляли светиться каждую росинку пота на её рифлёном позвоночнике, выделяли тенью две очаровательные ямочки на пояснице. В приливе нежности Тирион накрыл эти ямочки подушечками больших пальцев, продолжая исступленно вбиваться в Ашу и сжимая до белых костяшек её влажную кожу. Широко раскрытой ладонью он провёл до лопаток, вбирая в себя изысканный рельеф. Она сводила его с ума — на ощупь, вкус и запах. Её бархатистая ароматная кожа словно впитала густые сливки с карамелью. И Тирион, рождённый с золотой ложкой во рту, привыкший к изыскам, не мог оторваться от такой услады.

      С тяжёлым хлопаньем два широких крыла поднялись из-за ломанного края их каменного ложа. Затмили собою золотые пески и винные воды залива. Закатные лучи пронзили тонкие маховые перепонки с проявившейся сеточкой сосудов, заставили их засиять подобно гравировке фужера с игристым на просвет. Солнце насадилось на медовые рога ровно над головой Аши. Её взмокшие тёмные волосы взмыли, затрепетали и мягкой волной опустились на блестящие плечи вместе с осевшим Визерионом. Морда в кровавых разводах опустила перед ними бездвижного барана. Длинная и тонкая струя огня ударила в меховой бок с завитушками. Тёмный дым с клочками пепла взвился, закрыл сусальные кончики облаков серовато-коричневыми щупальцами. В ноздри ударил запах палёной шерсти.

      Аша прогнулась, как ящерица, влюблённая в небо; её пронзительный крик и тлеющие алым шерстинки подхватил ветер и унёс в вышину, превращая в первые звёзды.

      Дракон отполз от них подальше и устроился перед горкой из шести баранов. По искривлённым тельцам и шеям думалось, что он их хватал зубами и, резко встряхивая, ломал позвоночник. Визерион придирчиво осмотрел всё заготовленное, а потом, удовлетворённый, принялся поливать его струями пламени.

      — Кажется, наш дружок позаботился об ужине и для себя, и для нас.

      Тирион опустился на ворох сложенной ими одежды, любуясь из-под ресниц, как Аша медленно поднимается и потягивается. Последние лучи солнца и отсветы бараньего костра облизывали её ничем не прикрытое тело, тёмное на их фоне. Будто поклоняющийся Богине сладострастия мастер выточил ладную фигурку из эбенового дерева.

      — Тогда не медли. Я настолько голодна, что могу и всего барана съесть в одиночку.

      Она положила руку на бедро и вытянула кинжал из ножен — тонко-выделанная кожа ремешков, держащих их, служило ей единственной одеждой. Босиком прошла по жухлой траве и плавно опустилась на коленки перед бараном. Остро заточенным лезвием она отхватила себе здоровенный кусок. Как завороженный Трион наблюдал за тем, как её белые зубы впились в сочное мясо. Дымящееся, с корочкой снаружи и непропечённое с кровью глубоко внутри. Мясной жирный сок напополам с кровью потёк по её пальцам, шее, розовой дорожкой пробежал в ложбинке между грудей до самого холмика, скрытого лоскутком естественной шерсти. Было что-то дикое и первобытно-привлекательное в этой сцене.

      — Сегодня ты ненасытна во всех смыслах, — поддел её беззлобно Тирион. — Отрежешь и мне кусочек?

      Она откромсала ему кусок позажаристее, а он сдул с него серый пепел — всё, что осталось от густого меха.

      — Кажется, что я знаю, как запомнить этот чудный вечер. Я дам ему имя «Пик на пике».

      Аша достала из сумки, брошенной рядом, бутылку вина, которую Тирион умыкнул из пирамиды по пути. Опустилась рядом с ним и глотнула прямо из горла.

      — Пик на пике? Зная тебя, это очередная скабрезная острота.

      — Мы на вершине одной из гор... и я довёл тебя до вершины блаженства.

      Она громко хмыкнула и протянула ему бутылку.

      — Я думала, приручение дракона более достойно упоминания.

      — О, так это событие дня, а не вечера. Когда мейстеры будут строчить летописи, то этот день увековечат названием «кража века».

      — Ты так жаждешь попасть на пыльные страницы? Скучные до дурноты.

      — Однажды в мои руки снова попадут «Свидетельства Грибка» [4], и я оспорю твою нелюбовь к истории. «Дейрон унёс Рейниру на Драконий камень ночью. И стоя на скалах в брызгах солёных волн под звёздами, показал ей, как может женщина любить мужчину ртом».

      Аша звонко засмеялась и шутливо стукнула его по плечу.

      — Если какой-нибудь Грибок опишет твои похождения без меня, то любить ртом у тебя будет нечего. Сама отрежу.

      Красноречиво она оплела пальцами потёртые ножны кинжала на своём бедре.

      — Повезло, что нас никто не увидел в пирамиде, кроме попугая. Мёртвые Сыны Гарпии не в счёт.

      — Меня больше удивил твой способ приручения.

      — А ты думала, я порежу ладонь и дам лизнуть дракону или прочту заклинание? — Тирион покачал головой. — Визерион почуял во мне родную кровь. Уж не знаю, как они это делают... Хотя мог меня и отвергнуть. Но если дракон делает свой выбор, то будет предан до последнего вздоха хозяина. Никто не сможет оседлать Визериона, покуда бьётся моё сердце. Таргариены клали яйца в колыбели своим детям. И когда дракон вылуплялся, то кроме дрессировщиков к нему допускали только предназначенного ему Таргариена, пока у них не образуется магическая связь.

      — А если он переживёт дракона?

      — Всадник умер — да здравствует новый всадник. — Тирион отсалютовал бутылкой и сделал большой глоток. — Когда, например, Лейна Таргариен не смогла разрешиться от бремени и покончила с собой, отдав приказ «Драккарис», то её дракониху приручил второй сын Визериса I — Эймонд. Опередив Бейлу, которая хотела оседлать Вхагар после смерти матери. Мальчик прокрался без разрешенья в Драконье Логово и забрался на шипастую спину. Так в десять лет он приручил старого, большого и самого опасного дракона на тот момент.

      Тирион придирчиво осмотрел свои кисти.

      — Жаль нет ручья, чтобы ополоснуться или хотя бы умыться. Мы приедем в пыли и измазанные жиром и кровью.

      — Если Визерион насытился и действительно принесёт нас в лагерь, а не решит скитаться по горам... — Аша поднялась и начала одеваться, нисколько не заботясь о чистоте одежды. — ... то явиться с победой и умытые чужой кровью — это достойно.

      Тирион попытался вытереть руки о свои бёдра, но лучше не стало. Поднял бриджи из пыли, усеянные теперь крохотными прилипшими травинками и вцепившимися колючками. Брезгливо встряхнул и, под насмешливый взгляд Аши, всё же оделся.

      С её помощью, подпихиваемый безжалостно под зад, он забрался снова в седло, и Визерион взмыл над горами. К счастью, он не стал сворачивать к Миэрину и пронёсся восточнее от него. Бледно-голубые, как талый лёд, барханы мелькали по левое крыло огромного чудища; угольные, будто сожжёные дотла под звёздами, горы — по правое. Где-то под пузом зазмеилась, наконец, Дорога Демонов. Глаз трижды кольнул яркий блик — разведка Золотых мечей, расставленная среди скалящихся пород, послала цепочку лунных зайчиков до Станниса. Мол, встречайте летучего гонца на крыльях ночи. Тирион успел продрогнуть в вышине до костей, когда между тёмных скал показался прогал усеянный шатрами и освещённый огнями.

      Визерион плавно опустился на место утренних сборищ. Его морда оказалась прямо перед естественной каменной террасой, облюбованной королём. Железнорождённые, золотые мечи и жёлтые плащи окружили дракона. Кончики стрел, арбалетных болтов и копий нацелились на него. И, видимо, знакомые им всадники являлись пока единственной причиной отсутствия молниеносной атаки.

      — Ваша Милость, — Тирион вычурно изобразил поклон в седле. — Теперь в нашей армии на одного дракона больше.

      Визерион выдохнул белёсое облачко пара, обдав им три фигуры на каменном уступе перед собой.

      Станнис выглядел так, что впору было решить, что он сам сейчас выдохнет облачко, которое накроет целого дракона в ответ. Тайвин с бесстрастным лицом изучал пригнанную в лагерь тварь, а Давос, не скрывая волнения, решил всё же справиться о наездниках:

      — Лорд Тирион, вы с капитаном Ашей в крови... Вам нужна помощь?

      Интересно, что делал бы бывший контрабандист, если бы они действительно в ней нуждались?

      — О, это не наша. Мы с капитаном Ашей охотились в горах на моём драконе.

      Беседа через длинную шею с гребнями и рогатую макушку имела свои особенности. И громкие фразы прекрасно слышали все собравшиеся. С нарочито невозмутимым видом полумуж приосанился, довольный собой. Не каждую ночь триумфально въезжаешь в лагерь на добытом собственноручно драконе и заявляешь, что изволил охотиться на нём.

      — Вы молодец, лорд Тирион, — разжал, наконец, сведённые от потрясения челюсти Станнис. — Можете разместить вашего дракона в пещере ниже по ручью.

      — Как хорошо он тебя слушается? — сухо спросил Тайвин, с ходу рубя по самому больному. — Дикая тварь принесёт одни лишь беды.

      Тирион едва удержался, чтобы не поморщиться. Скрыл недовольство за кривой улыбкой. Иной бы подрал отца задавать неудобные вопросы при всех. У Станниса нашлось слов благодарности больше.

      — Визерион кроткий, как ягнёночек!

      «Ягнёнок» словно в «подтверждение» его слов выстрелил резко головой в сторону. Сомкнул челюсти посередь тела стреноженной кобылы. Тряхнул её со всей дури, ломая позвоночник. И, поджарив слегка струйкой огня, принялся лакомиться на глазах у поражённой публики.

      — Дрессировать сам будешь, — процедил Тайвин и крикнул приказ солдатам: — Вынесите припасы из пещеры! Не хватало ещё, чтобы их спалили дотла. Каждый мешок с зерном на счету.

      Тирион с досадой дождался, пока кончик отцовского плаща скроется за полами шатра, и лишь тогда обратился к солдатам под правым чешуйчатым боком:

      — Кто-нибудь может приставить к дракону лесенку?...

      И тут же охнул от тычка Аши под рёбра. Ухо обдало горячим сердитым шёпотом.

      — Спускайся по цепи так. Не позорься!