Два пышных куста пламеника с шуршащей огненной листвой – под стать названию – согнули нещадно, соединив макушками. Лапы дымной лозы легли на них, подвязанные по хитрому замыслу, поверх этой буйной алой гривы как изящные серебристые рога с лёгким флёром позолоты. Образованную арку заполнила подстриженная до недостижимого идеала стена из можжевельника. Главный садовник с горделивым видом демонстрировал Серсее и окружившим её дамам плоды своих трудов, а она придирчиво осматривала задумку, поданную на блюдечке Петиром Бейлишем. Зализывал, хитрец, раны на своей репутации в королевских глазах, нанесённые самоуверенной неосторожностью. Чего только стоил бастард Роберта, припрятанный в рукаве!

      — Можете опробовать, Ваша Милость!

      Садовник отступил в сторону с глубоким поклоном. Серсея подошла к правому кусту пламеника и позвонила в подвешенный на кованом держателе колокольчик. Серебряные трёхпалые листья дымной лозы с золотой окантовкой закачались, зелёная гладь можжевельника пошла волнами и с шуршаньем явила руку, обтянутую белоснежной перчаткой, с тонконогим фужером арборского золотого. Серсея приняла вино, и рука спрятанного слуги втянулась в кусты обратно.

      — Какая прелесть! – воскликнула Изилла Редфорд и захлопала в ладоши. – Как изысканно! Можно теперь попробовать мне?

      Королева благосклонно кивнула, юная леди дёрнула за хвостик колокольчика и как по волшебству из нефритовой стены подали уже дорнийское красное. Затейник Бейлиш знал толк в развлечениях.

      — На именинах Томмена это произведёт фурор, — услужливо выразила своё восхищение Мина Редвин, разглаживая измятую от волнения складку голубой юбки. Бывшая Тирелл не смела надеть при Дворе ни клочка чёрной ткани. Носила лишь светлое, затаив скорбь, и вынужденно улыбалась, даже когда впервые пришлось пройти мимо головы брата Мейса, нанизанной на пику. Лишь муж мог видеть её слёзы.

      — Двадцать три колокольчика на именины будут развешены у подготовленных уже кустов, — отчитался главный садовник.

      — Может быть рога из дымной лозы украсить бубенчиками? – предложила леди Мина.

      — Ты ещё предложи золотыми розами украсить, — за жеманностью в голосе Изиллы таился яд.

      — А чем украшают рога на Востоке? Все знают, что твой Микель наставил тебе их с лихвой. Даже бастарда успел заделать с какой-то Мией.

      — Из какого рода эта Мия? — Серсея, пригубив арборское золотое, решила хоть как-то развеять скуку сплетнями. Эти две леди не переносили друг друга напрочь. И их взаимные колкости на грани приличий и страх перейти черту, вызвав гнев королевы, помогали Серсее отвлечься от мигрени.

      Изилла едва заметно закусила краешек подкрашенных губ, терзаясь в муках. И рассказывать про порочащую связь не хотелось, и отказать королеве было выше её сил.

      — Ни из какого. Бастардка она. От такой же непутёвой, как и она, девки. А отец и вовсе никому не известен. Поговаривают, что породил её горный козёл.

      — Может, и непутёвая, а Микелю она приглянулась больше, — злорадно шепнула леди Мина. — Ещё и родит, поди, ему сына вперёд тебя. А он и растрогается, увидев, как Мия прикладывает его к груди.

      — Не родит! Не позволю! — Изилла в сердцах даже притопнула туфелькой, забыв о присутствии посторонних, синие юбки всколыхнулись бархатными волнами. — Я велела отнести ведьме мешочек золота, чтобы она сотворила проклятие, и бастард вышел из неё с кровью! Пускай лишь тварей Преисподни грудью кормит! — Главный садовник с невозмутимым видом принялся поправлять одну из дымных лоз, тактично изображая глухого. — Чтоб она в небо отправилась раньше нас! Чтоб с собакой сношалась! Чтоб рог у её отца переломился!

      Древко капризного растения, пересаженного на днях, надломилось с хрустом. И лоза, изображающая монарший рог, с шуршанием осела на грудь побелевшего слуги.

      — Мы сегодня же пересадим сюда новый куст, Ваша Милость, к именинам всё будет готово! «Винные стены» будут радовать вас и ваших гостей на каждом празднике, — залебезил садовник, и королева с рассеянным взглядом милостивым кивком его отпустила. Садовник подвязал надломленную лозу, чтобы её можно было пересадить в другое место и спасти остатки, снял колокольчик с кованого держателя и поспешно скрылся.

      Пальцы Серсеи впились в изящную ножку фужера до красноты над косточкой. Уши будто снова царапал голос Мэгги Лягушки: «У короля будет двадцать детей, у тебя — трое. Золотыми будут их короны, и золотыми — их саваны. А когда ты утонешь в слезах, на твоей бледной шее сомкнёт свои руки валонкар [1] и задушит в тебе жизнь.»

      — Какая же ты дурочка, Изилла, что пошла к мейге. — Леди Мина всплеснула полными руками, голубые рукава клиньями с пурпурной подкладкой взметнулись до плеч. — Молись Семерым, чтобы она оказалась простой шарлатанкой, и твои деньги без последствий канули в кошель мошенницы. Все знают, что добра от мейги не жди. Ещё и грех на душу за нерождённого...

      Серсея приставила кончики пальцев свободной руки к вискам. Ломить начинало так, словно сдавливало тисками. Порой она пыталась обмануться, считая, что слова Мэгги лишь ветер. Но предсказание Меларе, посмевшей пойти к ведьме вместе с дочерью Хранителя Запада, сбылось.

      — А я выйду замуж за Джейме Ланнистера?

      — Ни за Джейме, ни за кого другого. Твою девственность получат черви. Ты умрёшь сегодня ночью, малышка.

      Утром тело Мелары нашли в колодце.

      Серсея стрельнула глазами в сторону белого плаща, стоящего в отдалении. Борясь с желанием в четвёртый раз за день справиться о местоположении короля и его охраны. Пусть Томмен читает сказки в садовой беседке дальше. Слишком нервной она стала в последнее время. Последних сил стоил сговор Маргери с Его Воробейшеством. Теперь юная розочка, посмевшая попытаться затмить её своей красотой и похитить Томмена, кормит червей, как и Мелара.

      — Я стану королевой? — спросила юная Серсея в землянке колдуньи.

      — Ты будешь королевой... пока не появится другая, моложе и красивее: она свергнет тебя и отнимет у тебя всё, что тебе дорого.

      Элейна и Джейн также посягнули на её Джоффри. Одна на любовь, другая на жизнь. Кровавой монетой заплатили Вестерлинги за их ошибку. Пусть каждой девке станет это уроком! Слезами и желчью умоется та, что посмеет перейти дорогу Серсее! «Плюнь на своё пророчество, старуха!»

      — Прекратите обе этот разговор о ведьмах! — процедила она двум мельтешащим рядом цветастым пятнам. Синий и голубой с пурпуром силуэты поспешно присели в испуганно-угодливом реверансе.

      — Говорят, «горшечни» Мизинца чуть ли не убытки терпят после того, как Сэмвел Тарли женился. — Леди Мина поспешно сменила тему, надеясь фривольной сплетней поднять настроение королевы. — Мол, все девки в них вздыхают по такой потере и отказываются работать с прежним запалом.

      — Вздыхают по Сэму? Пухлому сыну Хранителя Простора? — Изилла простодушно скривилась, выражая сомнение.

      — Ох, многого ты ещё не знаешь, милая. — Леди Мина покровительственно улыбнулась. — Мой Пакстер с годами не стройнеет. Не в красоте и статности мужчины счастье. Тут особое умение нужно. И знание женского тела.

      — Так уж и прекратил ходить по... «горшечням» ровно после женитьбы? — В тоне Изиллы прозвучала отчётливая зависть.

      — Я так слышала. — Леди Мина нарочито равнодушно повела плечом в пене кружев. — Но некоторых дам при Дворе теперь терзает любопытство опробовать его расхваленные таланты. Такой мужчина едва ли останется с холодной постелью в столице, оставив жену в родовом замке. Умён, знатен, искусен и нежен в любви. Как бы за звание его фаворитки леди не растерзали друг друга в клочья.

      — И такой мужчина достался бастардке, — тяжело вздохнула Изилла. — Я слышала, что его жена незаконнорожденная.

      Арья, задрав яркие травяные юбки почти до неприличия, летела по королевскому саду, кляня и дурацкое пышное платье в цветах её нового рода, и многочисленные ступеньки многоуровнего цветочного великолепия, и жмущие туфельки, расшитые барочным жемчугом. Лансель предусмотрел для их поездки всё — даже наряд и украшения в тон захватил из Рогова Холма. Замарашка в штанах вызвала бы в Красном Замке море вопросов что у знати, что у охраны. У ряженной служанки доступа и прав раздачи приказов ничтожно. А им обоим сейчас как никогда ценно было каждое мгновение. Оставили лошадей в королевской конюшне и разделились: Лансель понёсся в башню Белого Меча, Арья — в башню десницы. Вот только до неё нужно было ещё преодолеть этот рассадник пёстрых клумб, изумрудных арок и глупых фигурных кустов!

      На главной аллее в голос хохотал мужчина в окружении дам. С шапкой густых тёмных волос, крупнокостный, с покатыми плечами. Рукава его украшала искусная вышивка ветвей чардрева с кроваво-красной листвой, а плащ на спине — болтонский крест. Не желая столкнуться с тем, кого щебечущие девушки называли томно и с придыханием «лорд Рамси», Арья нырнула под своды крохотного коридора из жасмина и вылетела перед нелепо-красным кустарником, стриженном в форме львиной гривы с абсолютно дико смотрящимися на нём оленьими рогами из серебристой лозы. Уж насадили бы тогда убогому льву без морды уши!

      А рядом с этой сотворённой бессмысленной роскошью ворковали две леди вокруг королевы-регентши.

      -... Я слышала, что его жена незаконнорожденная, — донёс робкий ветерок слова прерванного разговора из уст девушки в синем бархатном платье.

      Зелёные Ланнистерские глаза королевы-регентши строго пронзили Арью, выскочившую на них из-под жасмина. Ещё и землю на носах кремовых туфелек явно отметили — она срезала путь как могла. Додумались же делать аллеи и мощёные дорожки не по прямой, а петляя! Хоть через многочисленные фонтаны сигай горной козой!

      Выпустив из пальцев юбки — с шелестом опал травяной атлас, прикрыв ноги — Арья незаметно сглотнула. В голове мельтешили наставления учителя этикета, приставленного к ней в Кастерли; видения меча палача, взмывшего над шеей отца; список из тех, кого она мечтала прирезать собственноручно, зачитываемый перед сном ещё до того, как она стала воспитанницей... и страх за Кивана. «Ланнистеры боятся не за себя» — так много было в этой фразе.

      Рука дёрнулась поправить скромную причёску, сотворённую впопыхах Ланселем перед въездом в город. Ноги не знали сложиться ли в скромный книксен или остаться стоять — за попытку удрать без приветствия и представления незнакомку точно велят поймать и допросить. Да и незнакомку ли? Не ошибался ли Киван: вдруг Серсея узнает её спустя четыре с половиной года?

      Несуществующая шерсть на загривке встала. Жаль Двор не место для животных инстинктов. Быстрые лапы и зубы уместнее в лесу и в детстве. Обыкаться бы сейчас учителю этики — Арья в упор не знала, как выйти изящно из затянувшейся до неприличия паузы. Да какое изящно — глотнуть бы позора поменьше! Чем меньше она напомнит дикарку Арью из своего детства — тем лучше. Ещё бы знать, как сыграть леди Тарли...

      Даже в отдалении праздно прогуливающиеся аристократы затихли. С неприкрытым любопытством глазели за разворачивающейся сценой. И под давящим взором в сокрушительной для неё тишине раздалась неспешная, но твёрдая поступь шагов. Полная мужская кисть взмыла слева от неё ладонью вверх в выжидательном жесте. На рукаве роскошного мшистого камзола золотом блеснула нить, складывающаяся в охотника стреляющего по оленю. С растерянностью Арья вложила свою руку в его. Он сжал её пальцы легонько, почти бережно, и уверенно двинулся вперёд, потянув за собой.

      — Ваша Милость, — звонко, так, чтобы слышали все, произнёс Сэм, останавливаясь перед королевой-регентшей, — позвольте представить вам мою возлюбленную супругу, леди Джой Тарли, в девичестве узаконенная Ланнистер.

      Он согнулся в подобающем поклоне, утягивая Арью, заставляя её присесть в дó‎лжном реверансе. Хорошо хоть юбки скрыли постановку ног — от смятения позабылось всё напрочь!

      — Вы не предупреждали, что ваша супруга последует вслед за вами... Или это её личная прихоть?

      В деланном смирении Арья разглядывала низкую вышивку нарядов расфуфыренных дам. Она ещё не готова так глубоко позапрятать в зрачках от Серсеи вызов.

      — Простите мою оплошность, Ваша Милость, мне следовало уведомить вас ранее, что я послал за своей женой в Рогов Холм.

      Подкравшийся ближе щегол с тиснёном кабаном на шевроне манерно взмахнул кистью, делая петлю, приложил тыльной стороной запястья ко лбу, а затем ладонью к сердцу, выражая своё восхищение.

      — Воистину вы привезли жемчужину в столицу. Преступление скрывать ото всех такое сокровище, — рассыпался он в комплиментах и, отводя от себя беду, развернулся к Серсее с вычурным поклоном. — Не зря говорят, что королевская кровь от Богов. И тому свидетельство наша королева. Несравнимый брильянт!

      — Льстец вы, лорд Десмонд, — с напускной строгостью пожурила его Серсея, позволяя ему поцеловать кончики своих пальцев.

      Сэм, пока она в благостном расположении духа и не воспылала снова к ним любопытством, потянул Арью подальше от них. Последнее, что она услышала — ехидное замечание от девушки в синем платье в сторону леди в цветах дома Редвин:

      — А платочек-то у вас чёрный!

      Миновав несколько поворотов из искусно подстриженных туй, Сэм остановился, наконец, у широкого фонтана с бронзовой статуей гарцующего оленя. В зеркальной глади воды с плывущими лепестками жасмина на фоне тёмных зарослей жимолости отразились две фигуры. Мощная и плотная мужская в мшистом камзоле. И девичья — угловатая и неказистая, в её понимании, в этом ярко-травяном атласном платье.

      — Здесь нас не услышат. Проблематично будет подкрасться незамеченными на открытом пространстве, — прошептал Сэм, не отпуская её руки. С удивлением она почувствовала, как его большой палец скользнул по её запястью, будто успокаивая. Будто он мог понять, как тяжко ей было предстать перед королевой в одиночку. Будто он мог предугадать испуг, нежданный даже для неё, который могла испытать дочь признанного предателя перед властью в окружении стражи. От белых плащей, охранявших Серсею, веером не отмахнёшься. Тяжёлый доспех крохотным кинжалом из рукава не проткнёшь.

      — Мне матушка прислала ворона о том, что ты с Ланселем сбежала из дома... — Сэм потупил взгляд, явно пряча не озвученные мысли. — Я не знал, что ты приедешь сюда. Что случилось, Джой?

      Вот так просто, без упрёков и обвинений? С такой искренней тревогой в голосе за неё. В её представлении скорее он мог проявить себя тираном, суля ей удвоенную охрану или занятие вышивкой под замкó‎м. Всё-таки жена, сбегающая от мужа без позволенья — пятно на репутации, коль прознают.

      — Я могу тебе чем-то помочь?

      Да лучше бы он кричал и ругался, как Киван! Привычнее было закатить глаза, выслушивая гневные тирады и пустое сотрясание воздуха. Вырвала бы руку и убежала. А вот что делать с таким вопросом? Она упёрла взгляд в пышные банты на его туфлях по последней моде, которые ему так не шли.

      — Джой, я клянусь тебе, что ты можешь мне доверять. — Он чуть крепче сжал её пальцы. — Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Я же знаю, просто так ты сюда не приехала бы.

      Чувствуя, что не имеет права больше колебаться — время течёт — она решилась.

      — В Роговом Холме я обнаружила отравленные пирожки, предназначенные для Кивана. Я отправила их в камин, испугавшись, уже потом сообразив, что они могли служить доказательством моих слов. Лансель помог мне отправиться в столицу, чтобы предупредить дядю. И в пути я узнала, что Оленна Тирелл жива. — Сэм охнул в неверии, но она с нажимом продолжила. — Мне сказал это тот, кому я мог доверять! Он не мог ошибиться. Это наверняка она подослала отраву! Киван в опасности. И король может быть тоже. И... твой отец предал мечу семью Тиреллов. Такое не прощают. Я не знаю, где Оленна сейчас. Мы гнали во весь опор, но вряд ли нам удалось её перегнать намного.

      — Где Лансель?

      — Побежал в башню Белого Меча пинками поднимать всех. Усилят охрану у короля и на всех постах, прочешут территорию...

      Сэм нахмурился и кивнул. Разжал пальцы. Арья с удивлением покосилась на свою руку, свободно лежащую на его раскрытой ладони. Неужели он поверил ей так быстро?

      — Киван сейчас в казармах золотых плащей, поспеши к нему. А я предупрежу отца.

      Растерянно кивнув, она подхватила юбки и полетела в сторону казарм. Хорошо, что не пришлось сначала бежать по бессчётным лестницам на самую верхушку башни десницы и обратно. Благодарность к Сэму за сэкономленное время и поддержку перед Серсеей быстро сменилась тревогой за Кивана. Лишь бы не опоздать!

***

      Четыре серебряные фигурки шагающих по кругу охотников держали на дужках поднятых луков горшочек с сургучом. Толстая свеча между ними послушно плавила содержимое горшочка и отбрасывала еле заметные в обед тени от тонкой ковки. Тень с одним охотником ложилась на голову вепря на стене, другая — на норвосский ковёр с тканной битвой. Третья танцевала вместе с огнём на острие свечи, извиваясь на аккуратной стопочке писем, подписанных мастером над войной. И последняя подчёркивала залёгшие тени под глазами хозяина кабинета. Лорд Рендилл размашистым и хищным, достойным маршала, росчерком пера подписал приказ, сургуч цвета хвои капнул вязкой каплей в уголок, и перстень-печатка вдавилась в него, оставляя тиснение герба рода Тарли.

      В кабинет постучался и вошёл слуга. Внёс ничем не примечательную шкатулку из розового дерева. На бочку́ разве что тускло поблескивало какое-то извивающиеся ужом украшение.

      — Это что? — сухо спросил Рендилл.

      — Вам велели передать, милорд.

      Отполированное донышко легло в его мозолистую ладонь. Точёные ножки беспомощно зависли в воздухе. Ногтем указательного Рендилл поддел замочек шкатулки, чтобы заглянуть внутрь. Откинул крышку. Со звонким щелчком из неё вылетело что-то. Шею будто пчела ужалила. С возмущённым удивлением он уставился на хитрый механизм на донышке и притаившуюся над ним записку. Женский почерк с завитушками складывался во фразу «У меня остались ещё шипы». То, что сказала ему Королева Шипов перед обвалом в сожжённом ныне Хайгардене. Буквы задвоились перед глазами...

      — Ты... — вместо твёрдых интонаций, готовых хлестать плетью, из горла вырвалось сипение достойное разве что старого пса. Слабость навалилась внезапно.

      Шкатулка выскользнула из его ослабевших пальцев и ухнула вниз. Ещё и по коленке заехала острым уголком, паршивка. Кабинет в глазах вдруг поехал вкривь и вкось. Рендилл не сразу понял, что это он сам завалился и упал со стула. В щёку впилась грубая вязь норвосского ковра, золотая лоза на боковой дощечке шкатулки поблескивала рядом ехидно. Грошовые башмаки замерли в трёх шагах от его носа, не спеша нести за помощью бестолкового слугу.

      Рендилл с трудом скосил глаза на замершего идиота. Дуралей, остолоп, дубина! Неужели он не видит, что хозяину плохо?!

      — По... мо... — с жалким хрипом выдавил из себя Рендилл. Носком сапога пошевелил с трудом и едва слышно стукнул по ножке стула. Раз, другой, третий.

      Слуга внимательно за ним следил. Будто изучая. А потом медленно поднял кисть, приложил палец к губам. И растянул их в улыбке. Аккуратно и бесшумно переставил от него стул на два дюйма. С тонкой издёвкой. И беззвучно вышел из кабинета. Мягко прикрыл за собой дверь. Даже ручку, засранец, опустил плавно без щелчка.

      Мышцы, сведённые окоченением, начинало печь. Вылетевший шип, заготовленный для него Оленной, жёг ядом место укуса нещадно. Он напрягал связки так, что впору криком было ободрать горло — будь он здоров, осыпались бы крошкой все витражи в замке. Но надсадное сипение стало пределом возможностей. Он снова пошевелил ногой — так близко и так далеко треклятый стул. Не дотянуться, не призвать стуком помощь. Голову приподнял и виском ударил с размаху об пол в отчаянной надежде на подобие звука. Тщётно. Клятый ковёр.

      Тень охотника от фигурки-подставки плясала на норвосской вязи, пока сам охотник лежал на ней неподвижно. Словно теряющий теплоту сургуч всё сильнее каменело тело, чёрная кисея рябила перед глазами. Кабинет закружился и канул в беспроглядную тьму.

***

      Нарядная пчела в глянцевом жёлто-чёрном камзоле и с меховой пелеринкой лакомилась нектаром. Белоснежные лепестки жасминового цветка служили её обеду роскошной оправой. Взмахнув перламутровыми крылышками, она полетела дальше. Закружилась средь стриженных замудрёно кустов и раскидистых крон словно в менуэте. На последнем «па» изящно опустилась на разворот пухлого тома под кровом беседки. Пробежалась в любопытстве тонкими, словно рождёнными для танцев, лапками по яркой картинке: две возвышающиеся плотины с воюющими друг с другом бобрами. Подпрыгнув, будто в народном бранли на ярмарке, она вдохновлённо поскакала по воздуху дальше. И, привлечённая медовым запахом, села на виноградную гроздь, искушающе выглядывающую тёмным бочком из корзинки. Усики зашевелились в предвкушении. Так дурманяще пахла сахарная пыльца, облепившая чёрную шкурку, так обещающе блестела роса выступившего сока на спелой ягодке под лапкой! Прикрыв все пять глаз от блаженства, она слизнула липкую пыльцу и вгрызлась в сочную мякоть. Шевелящиеся в довольстве усики замедлились и поникли, меховая грудка прекратила вздыматься. Никем не замеченная пчела соскользнула бездыханно на дно корзинки, которую несла по саду пожилая дама в платье голубых и пурпурных цветов. На груди её кровью блестела рубиновая брошь в виде виноградной грозди.

      Молодой королевский гвардеец, принявший белый плащ после бегства Сандора Клигана, беглым взглядом окинул дорогие ткани в родовых цветах Редвинов и пропустил гостью без вопросов. Устремил вдаль затуманенный мечтами о светлом будущем взгляд.

      Леди, элегантно придерживая юбки, поднялась по ступенечкам в охраняемую беседку и присела рядом со златоволосым мальчиком, склонившимся над книжкой. Приложила палец к губам, когда Томмен собирался поприветствовать её звонким голосом, назвав запретное теперь в Красном Замке имя.

      — Я пришла извиниться перед тобой за действия моей внучки, — негромким, не вызывающим желания прислушаться, голосом начала Оленна. — Если бы она обсудила всё со мной, то не случилась бы ваша затянувшаяся поездка и... многое могло сложиться иначе.

      — Вам нельзя здесь находиться. — Томмен потупил сочувствующий взгляд. — Если мама узнает...

      — Скоро меня здесь не станет. — Она улыбнулась и пригладила золотые вихры добросердечного маленького короля. — Позволь угостить тебя виноградом перед уходом.

      Она поставила между ними корзинку и откинула плетёную крышку. Заблестели бочка тёмных ягод в местах, не прикрытых тонким налётом матовой пудры.

      — Это особенный сорт, Томмен. Сладкий, как сказка перед сном. Легенды гласят, что попробовав его впервые, можно загадать желание — и оно обязательно исполнится.

      — И какое вы загадали желание, когда попробовали его впервые?

      Оленна оторвала аккуратно одну ягодку с припудренным бочком и поднесла к глазам. Будто рассматривая близоруким старческим взором.

      — Уснуть рядом с королём.

      Она слегка смягчила формулировку перед невинным вдовцом. Маргери уже её мечту не исполнить. Подумать только! Три венценосных жениха — и девственницей ушла в могилу.

      Оленна отправила ягоду в рот. На языке растворилась сахарная пудра, которую она нанесла на виноград самолично.

      — А я бы хотел, чтобы мама никогда больше не ругалась.

      Томмен отщипнул от густой грозди с бочка крупную виноградину и бесстрашно отправил её себе в рот.

      — Вкусная! Жаль, что желания сбываются только в книжках.

      Оленна подняла глаза к такому прекрасному лазурному небу. Невыносимо яркому до колкой тоски. Казалось, им невозможно насытиться.

      — Не всегда.

      Они оба потянулись к корзинке за добавкой.

      Ветер перевернул страницы тяжёлой книги. Вместо дружной бобриной семьи теперь открылась иллюстрация, как лисица обманывает оленёнка. Виноградная гроздь поредела. Томмен зевнул и голову положил на плечо Оленне, смежив густые ресницы. Из глубин пышного сада послышались крики и громыхание доспехов бегущей стражи. Королева Шипов улыбнулась в последний раз, кутаясь в наступающую бархатную темноту. Ей всегда шли невесомые и редкие ткани. Щёку опустила на золотой Ланнистерских мех. И ушла от погони красиво, с достоинством. Она уснула рядом с королём.