«…пока что у меня не хватает духу сказать, каково мое желание. Но признаться, когда я держу Бичэнь в руках, мне просто хочется оставить его себе и не возвращать…»
из дневника Старейшины Илин
Сюэ Ян с величайшим трудом осознает смысл гневной речи Су Шэ, — а это именно ему посчастливилось (как посмотреть) первым обнаружить Цзянцзая, — который, судя по всему, решил вылить весь запас своего негодования разом. Кажется, он распаляется насчет того, что по кое-чьей милости его отправили за компанию патрулировать границы, и он тут бродит в ожидании неизвестно чего уже десятый день.
— Ты хотя бы не потерял дневник Старейшины Илин? — спрашивает он, не дождавшись покаяния, и чуть ли не в рожу рукой тычет. А говорит, не знает, зачем он тут! Хочет быть в доле, иначе отыскал бы достойную причину для отказа участвовать в этом балагане.
— Не потерял, — хрипло отзывается Сюэ Ян, невольно отшатываясь, что вызывает у собеседника закономерное раздраженное фырканье. Ага, нашли дурака, с заразным ручкаться!
Нешуточная угроза подхватить дрянную хворь отрезвляет, заставляя вернуться в суровую реальность. Шуанхуа, инстинктивно сунутый за пазуху, касается незащищенной кожи и дарит совершенно невероятные ощущения: будто Сюэ Ян сейчас не мокрой задницей по тающему снегу елозит, а наслаждается… как его… тем самым «прохладным ветерком», чтоб его! Ничего подобного он не испытывал, даже вдыхая дым благовоний из личных запасов Цзинь Гуанъяо, после которых порой пробирает на неуместный счастливый смех или желание отрастить крылья и куда-нибудь вознестись. Может, Снежок потому всегда такой блаженный, что свой шарик наглаживает да преисполняется благодатью?
— Уж надеюсь, — хмуро бросает Су Шэ, будто и впрямь полагал, что Сюэ Ян проколется на том, в чем он настоящий мастер, в действительности же его печалит невозможность еще раз приложиться к сокровенной реликвии — страничку донес, и хватит с него. Однако ему остается лишь смириться с этим — не полезет же отнимать, в самом деле? — и он громко восклицает, обводя вокруг себя рукой: — Но что здесь, тьма раздери, произошло? Откуда взялся снег, если до зимы еще три луны?!
Сюэ Ян оглядывается, рассматривая розоватую от уже занимающегося рассвета даль, покрытую хладным полотном, и нервно усмехается. Да уж, удивительное зрелище! Даже его, привыкшего к фокусам духовного создания, способного управлять стихией, в дрожь бросает, а чего уж говорить о том, кто в жизни чудес не встречал? Гуляли себе спокойно цзиньские гвардейцы вместе с Су Шэ, Цзянцзая дожидались, уже надежду потеряли и хотели обратно рвануть, а тут под носом такое началось! Но следует отдать должное их доблести — решились приблизиться и проверить, что да как.
— Да что б я знал! — огрызается Сюэ Ян и ядовито советует: — Вэней спроси, вдруг они посведущей!
— Вэней? — вздергивает бровь Су Шэ и бормочет: — Значит, это все же их тела нашли… Так вот про какое дерьмо ты говорил: собрал за собой хвост из псин! И почему я не удивлен?
— Да я как-то тоже, — передергивает плечами Сюэ Ян.
Тела, серьезно? А живые или мертвые? Впрочем, неважно: в любом случае задницы Вэнь Чао и его свиты неслабо так подморозило… И уже все равно, в каком виде их обнаружили, за вторжение на чужую территорию руку пожимать им никто не станет. Но Цзянцзая это уже мало касается, сами разберутся.
— Но это все еще не объясняет снег! — продолжает упорствовать Су Шэ. — Так быть не должно, это противоречит законам природы!
Что за настырный мужик, честное слово! Какого ответа он ждет? Не правду же ему говорить? А вот полуправду скормить вполне можно… По крайней мере, именно эта версия приготовлена на случай расспросов для Цзинь Гуанъяо, но почему бы не поделиться соображениями с его приближенным? Сюэ Ян кривится и неохотно, будто чего-то стыдясь, признается:
— Мне кажется, что во всем виновата нечисть.
— Нечисть? На территории Ланьлин и в приграничье истребляют всех темных тварей, — резонно возражает Су Шэ, однако ведется на поддельный испуг в чужом голосе.
— А это не местная. Ее Вэни с собой притащили, — начинает тараторить Сюэ Ян. — Повстречал я где-то с луну назад их шайку, они какую-то пакость ловили, которая им реку выморозила и тоже все снегом засыпала. Так вот, сдается мне, они ее изловили и приручили, да только не уследили… Бр-р-р, не знаю, каким дураком надо быть, чтобы связаться с чем-то подобным, — заканчивает он с неприязнью.
Су Шэ смотрит на него, как на умалишенного. Ну да, байка весьма сомнительная, но вместе с тем заставляет призадуматься. Если у нейтрального, — а ныне уже почти вражеского, — клана в руках есть такое оружие, пускай даже вышедшее из-под контроля, то это не сулит ничего хорошего. Что-то подобное может повториться и увенчаться успехом, и как воевать со стихиями — неизвестно. Наверное, стоит отыскать затерянных в снегах всех оставшихся Вэней, допросить и обезвредить. Они, конечно, будут все отрицать… Но у клана Цзинь хорошие дознаватели, они могут какие угодно признания выбить!
— Ладно, — наконец с трудом принимает ответ Су Шэ, встряхивая гудящей от переизбытка бреда головой. — А это еще кто? Не похоже на одежды клана Вэнь…
Он указывает на бессознательного Снежка, который все это время лежал белым кулем поперек колен Сюэ Яна. Его разметавшиеся волосы подобны чернильной кляксе на белом листе бумаги, а лицо трагичное и печальное, как и положено приличному даосу на пороге смерти. Только вот повязку на глазах следует поправить, а то перекосилась во время смены облика и портит весь образ. Сюэ Ян проводит ладонью по его груди, проверяя — дышит, — и отвечает:
— А это мой… будем считать, что трофей из странствий. Прицепился ко мне скорбный со своими даосскими проповедями, как-то рука не поднялась прогнать.
— Да неужели? У тебя-то не поднялась? — недоверчиво хмыкает Су Шэ. Это уже действительно звучит как первозданная ложь — все знают о безжалостном нраве Цзянцзая. Он даосам и просто так накостылять может, без всякого повода.
— Ладно, — закатывает глаза Сюэ Ян. И, понизив голос, говорит доверительным тоном: — Рука-то у меня поднялась, но вместе с ней и нефритовый стержень того… тоже поднялся. Потому за собой и таскаю: эти святоши такое, оказывается, творить умеют! А безглазые — вообще просто песня, руки у них ловчей, чем у зрячих…
Ожидаемо, у собеседника это заявление вызывает отвращение — он брезгливо поджимает губы и неодобрительно качает головой, но ему хватает осмотрительности обойтись без замечаний. Они не враги, но и не добрые приятели, чтобы Су Шэ позволял себе ввязываться в споры о том, как в койке ловчее. А вот Сюэ Ян, напротив, очень даже может высказаться:
— Морду не криви, любезный. Нам с тобой обоим по нраву увечные. Только вот от твоих колченогих шлюх бед в десяток раз больше.
Су Шэ дергается, как от удара, но бесстрастно интересуется:
— И каких же?
— Хозяйка веселого дома, где мы с тобой встретились, скорее всего, продалась Вэням. Так что дружеский совет: поищи себе развлечений в другом месте. Или избавься от предательницы.
На это можно лишь нахмуриться и кивнуть в знак благодарности, ведь напутствие и правда недурное. Немного помолчав, Су Шэ наконец говорит:
— Я пришлю кого-нибудь за тобой и твоим… кхм… трофеем. Как я понимаю, ты его пока не собираешься оставлять, верно? И не заботы ради, а из праздного интереса — у тебя яйца еще не отмерзли в снегу сидеть?
А не такой уж он и мутный тип, вполне ничего.
***
Снежок приходит в себя почти к полудню.
— А-Ян, что… это за место… Как мы здесь оказались?.. Что произошло?.. — заплетающимся языком вопрошает он, с трудом приподнимаясь на оббитой расшитой тканью лавке напротив. Он осоловело озирается вокруг, явно не понимая, где находится — путешествовать как принято у богачей ему еще не доводилось, — и наверняка трясущаяся крытая повозка навевает ему больше мыслей о клетке, нежели о роскоши.
Хотя не такая уж и роскошь, если честно: возница совсем не горел желанием катать Цзянцзая в компании какого-то дохляка, да и лошадей запрягли не самых резвых. Для кого-нибудь из настоящих Цзиней вывели бы из конюшни тех животин, корму которых позавидуют даже некоторые зажиточные горожане, а тут так… Клячи средней паршивости, даже обидно. Сюэ Ян невесело усмехается и, салютуя ему пожалованной от щедрот Су Шэ флягой с разбавленным вином, с ленцой тянет:
— Мы уже в Ланьлине, дорога в самом разгаре. В кои-то веки не пешком, Снежок.
— Значит, у нас все хорошо? — наивно уточняет тот, сдвигая на лоб мешающуюся повязку. А затем замирает натянутой струной — почувствовал, что здесь точно что-то не так, но что именно? — и крупно вздрагивает, настигнутый озарением. С его и без того бледного лица исчезают в одночасье все краски, а голос становится похож на хрип подбитой птицы: — Ты взял Шуанхуа.
— А я должен был его бросить валяться в поле? — хмыкает Сюэ Ян, растягивая губы в ироничной улыбке. Он под пристальным испытующим взором неспешно допивает вино и лишь после этого лезет в ханьфу, чтобы вынуть тускло поблескивающий серебристой пылью шарик. Он приятно давит на ладонь, разнося по всему телу трепетную прохладу — ничего общего с незримым морозным покровом, к которому было страшно приблизиться. — Разумеется, я его забрал, иначе бы ты остался без сил.
— Благодарю. А теперь можешь мне его вернуть, — Снежок тут же подается навстречу и разочарованно ахает, когда Сюэ Ян отдергивает руку и со смехом поднимает над собой Шуанхуа, не позволяя дотянуться.
— О, Снежок, неужели ты думаешь, что все так просто? Давай-ка сначала кое-что обсудим, — все еще посмеиваясь, говорит он, под явственный скрип чужих зубов пряча вожделенное духовное средоточие обратно за пазуху.
— Я тебя слушаю и отвечу на любые вопросы, — покорно и вместе с тем безжизненно отвечает Снежок, опуская голову. Скованный законами, выдуманными его дурацким Советом Старейшин, он не смеет возражать смертному, который захватил его духовное средоточие. Получается, легенды все же не врут… Но следует прояснить некоторые детали.
— Ты рассказывал, что в ваш мир когда-то явился смертный и все там изгадил, — начинает издалека Сюэ Ян, получая огромное удовольствие от почти осязаемого настороженного напряжения собеседника. — Для тебя это будет сюрпризом, но у нас сей заклинатель очень знаменитая личность, можно даже сказать, героическая… И его вещички — нынче одна из главных ценностей, которые можно только сыскать.
Снежок хмурится, не в силах предположить, к чему все эти предисловия, и он отрывисто кивает, призывая продолжить.
— Звали его Старейшина Илин, а вот здесь, — Сюэ Ян хлопает по своей неизменной сумке, — лежит один из его дневников, за который каждый встречный мне готов вырвать кишки, лишь бы его заполучить. И на удачу, в этой книжице сей славный человек излил душу, как удивительно повеселился с духовным средоточием, которое ему вручил в знак большой любви этот Сверкающий-или-как-его-там… Загадать любое желание, ну надо же! Выходит, у меня тоже теперь есть такое право?
Снежок снова мрачно кивает и подтверждает:
— Да, я должен искупить свою вину и подчиниться низшему созданию.
Ага-ага, жалкому вонючему смерду! А до того «А-Яном» величал… И куда все дружелюбие делось, неужто обиделся? С губ срывается смешок.
— А ты знал, что Старейшина Илин повелел своему спутнику открыть Врата, чтобы попасть в духовный мир? — между прочим любопытствует Сюэ Ян. Ему действительно интересен этот момент: а знают ли эти высшие святоши, что играли сами против себя?
— Я не стану открывать проход в духовный мир для порождения хаоса, даже если это принесет мне погибель! — гневно выдыхает Снежок, пораженный такой наглостью.
— Да на кой мне нужна эта дыра, я же не заклинатель, — отмахивается Сюэ Ян, а про себя отмечает: значит, все-таки за отказ от исполнения желания духовное создание ждет смерть. Как с девой-козой, которая рассыпалась прахом, когда послала ушлого любителя копыт куда подальше, — все верно. — К тому же, и ты тоже вряд ли туда сможешь попасть, даже если очень захочешь.
Снежок от этих слов застывает, как мешком пришибленный, а затем подавленно спрашивает:
— Что ты имеешь в виду?
Сюэ Ян услужливо дотягивается до заслонки окна повозки и отодвигает ее.
— А ты полюбуйся, какие здесь прекрасные цветущие сады, где вдоволь духовной энергии, на десяток Врат хватит и еще останется! — издевательски чеканит он каждое слово. — Красота! Эй-эй, только не вывались ненароком, за тобой должок!
Сюэ Ян хватает за рукав ринувшегося глядеть на мертвые золотые кущи, покрывающие земли Ланьлина, и заставляет сесть на место. Касаться его терпимо, но тело духовного создания все еще источает холод даже сквозь одежду — признаться, думалось, что будет иначе. Ведь мороз Шуанхуа теперь совсем не ощущается…
— Ты не собирался мне помогать вернуться домой. Ты меня обманул. Обманывал все это время. Ты заставил меня потратить всю энергию, чтобы беспрепятственно завладеть моим духовным средоточием и заставить себе служить, — спустя долгое мучительное молчание лепечет Снежок убитым голосом. Он обхватывает себя руками, словно в ознобе, и зажмуривается, прибитый осознанием, что его предали.
— Прямо как с таблички читаешь! — неподдельно восхищается Сюэ Ян. А он уже боялся, что потратит прорву времени, чтобы все по полочкам разложить… Это было бы довольно утомительно.
— Но я не понимаю… Зачем?.. Зачем ты хотел меня сюда отвести? Почему мы в этом ужасном месте?
Сюэ Ян молчит довольно долго, с брезгливой жалостью наблюдая за тем, как Снежок раскачивается на месте, будто надломленное дерево на ветру — того и гляди надвое развалится. Но он соврет, если скажет, что ему не нравится это зрелище.
— Если честно, сначала я собирался продать тебя в зверинец. Говорящая нечисть, как и пыльные писульки мертвецов — тоже недешевый товар, знаешь ли, и мой приятель, который и в самом деле хозяин этих земель, с радостью бы купил тебя в нагрузку для украшения коллекции, — делится он. — Но ты же у нас, как выяснилось, не нечисть, а существо другого толка! Гораздо ценнее всякой темной твари…
— Ты меня вел на продажу, как какое-то животное? — оскорбленно обрывает его Снежок. Он в ужасе: его грудь вздымается от частого прерывистого дыхания, а лицо искажено горечью и скорбью.
— Так ты же и есть животное! — смеется Сюэ Ян. — Белое такое и пушистое, которое любит спать у меня под боком и лизаться…
Приходится вжаться в стену, чтобы не получить по лицу кулаком. Однако Снежок так и не наносит удар, останавливает руку на полпути, словно врезавшись в невидимую преграду. Или просто не желает причинять боль подлому смертному, несмотря ни на что. Блаженный, как он есть.
— Ты передумал обменивать меня на золото и теперь желаешь воспользоваться тем, что завладел моим духовным средоточием, ведь так? — измученно говорит он с тяжелым вздохом. А после, дождавшись довольного кивка, холодно интересуется: — И какую волю я должен исполнить, чтобы освободиться от обязательств? Я не всемогущий, ты же понимаешь?
— Понимаю, — соглашается Сюэ Ян. — Мое желание довольно простое, ты с ним точно справишься.
— Пожалуйста, не тяни.
— Если я сейчас тебе его скажу, это будет скучно, — качает головой Сюэ Ян. — Давай сделаем эту игру интересней: ты подумай, что можешь мне предложить, а я уже буду решать — вдруг твое предложение окажется выгодней?
— Я думал, что стал тебе дорог за время, что мы провели вместе. Разве не так?
Это неожиданный вопрос, крайне несвоевременный. И Сюэ Ян не знает, что на него ответить, кроме как желчно выплюнуть:
— Ты мне зубы не заговаривай, а лучше раскинь своим звериным умишком, как было велено. Мы скоро приедем, я сперва отдам дневник господину Цзинь, а потом спрошу с тебя. И очень советую до того времени помалкивать.
И Снежок следует этому совету: до момента, как повозка наконец замедляется у ворот в Башню Кои, он больше не говорит ни слова.