«…меня страшит, что мое желание посчитают неслыханной дерзостью и, вопреки обещаниям, я получу отказ. Но гораздо сильнее я боюсь согласия, если оно будет вопреки его воле…»
из дневника Старейшины Илин
Цзинь Гуанъяо ведет прием, степенно восседая на своем резном троне со спинкой в виде павлиньего хвоста. На подлокотнике сидит неизменное чучело этой же птицы, невероятно печальное и облезлое, даже слой позолоты не спасает, но лучше об этом помалкивать. Сюэ Ян как-то высказался насчет этой дохлятины, и больше ему не хочется упражняться в остроумии относительно чужих семейных реликвий. Хотя сейчас вся охрана отослана прочь и можно позволить себе некоторые вольности в общении.
— Я надеюсь, ты больше не драл оттуда листы забавы ради, — морщится глава Цзинь, спешно снимая с протянутого дневника Старейшины Илин вощеную ткань — кабы не эта тряпка, размокла бы книжонка от снега как пить дать.
— Повезло, что и без того находилось чем подтереться, — усмехается Сюэ Ян.
— Ты иногда слишком любишь покрасоваться, и когда-нибудь тебе это выйдет боком, — укоряюще цокает языком Цзинь Гуанъяо, осторожно, почти ласково проводя пальцами по истрепанной обложке.
— Да уже каким только боком мне это не вылезало…
— Мне не очень нравится, как ты стал вести дела. Из-за твоей тяги лезть на рожон мне предстоят разбирательства с кланом Вэнь, а также с кланом Не.
— Э-э-э, нет, — поднимает перед собой руки Сюэ Ян. — Если я выбрался из Цинхэ Не целым и невредимым и принес тебе эту сраную писанину — значит, я действовал ровно так, как нужно. А уж каким образом твой здоровенный дружок догадался, кто именно решил прибрать к рукам его добро — не моя забота! Да и какие там разбирательства: пощупай высокородный нефритовый стержень, и тебя тут же простят! До следующего раза…
— Не зарывайся, — шипит Цзинь Гуанъяо, опасно щурясь. — Помни, в чьих руках твоя слишком хорошая для жалкого босяка жизнь, Цзянцзай.
Приятельски-покровительственные отношения с его персоной проходят по тонкой грани, которую очень легко переступить и оказаться совсем не там, где захочется коротать деньки. Он крайне не любит намеки на его весьма запутанные отношения с главой клана Не, которые сам он гордо именует «братскими». У Сюэ Яна никогда не было семьи, но он сильно подозревает, что дражайших родственников обычно не пытаются обчистить, затащить в постель или под шумок прикончить — по настроению.
— Ладно, мне плевать, — отходчиво соглашается Сюэ Ян, не желая вступать в бессмысленные споры. — Но и с Вэнями тоже не ко мне. Я думаю, тебе Су Шэ уже все рассказал — и про нечисть со снегом, и про шлюх-предательниц, и про все остальное… Ты же понимаешь, что с таким дерьмишком я в жизни не стану связываться?
— Пожалуй, ты прав, — устало вздыхает Цзинь Гуанъяо. Видимо, у него действительно была весьма длительная и утомительная беседа со своим ближайшим кругом и советниками. Возможно, даже лично заглянул к лежащему в охраняемом лазарете Вэнь Чао, чтобы поговорить по душам. — Наверное, даже удобно, что все это всплыло, пока я еще могу с этим справиться… Но ты…
— Что «я?» — мигом набычивается Сюэ Ян. — Давай ты мне отдашь мои слитки, и я пойду гулять до того счастливого момента, пока тебе не приспичит сделать что-нибудь грязное не своими руками. Только сначала разгреби свои клановые помойные делишки.
— О нет, подожди, дорогой, — господин Цзинь растягивает губы в хитренькой улыбке, не предвещающей ничего хорошего. — Неужели ты думал, что я оставлю себя без интересной истории? Я верно понимаю, что вот настоящая причина, почему ты себя ведешь словно дурной юнец? — он указывает за спину Сюэ Яну, на понуро стоящего с опущенной головой Снежка.
Единственными словами, которые тот из себя выдавил с момента принятия своего безвыходного положения, были: «Меня не заботит ничто мирское», когда господин Цзинь полюбопытствовал, с каких это пор Цзянцзай таскает за собой свидетелей. Сюэ Яна такой ответ восхитил — Снежок потрясающе влился в роль равнодушного ко всему, кроме своей собственной блажи, даоса, — а Цзинь Гуанъяо, как ни странно, вполне удовлетворил. Как выяснилось, он просто собирался развлечься чуть позднее, а всем нежелательным лицам в любом случае можно пустить кишки по ветру, особенно каким-то безобидным кликушам.
— Ах, это… — закатывает глаза Сюэ Ян. — Просто временная забава — скучно мне, знаешь ли, на закате жизни стало, так почему бы не прибрать к себе на загривок скорбного? Неудобно порой, соглашусь, но сам понимаешь…
Цзинь Гуанъяо иронично хмыкает — нет, не понимает, но ему страсть как интересно, — и снисходительно велит:
— Представь мне… свой трофей. Ты же так его назвал, верно?
— Разлюбезный глава Цзинь, позвольте мне вас познакомить с почтенным даочжаном Сяо Синчэнем, — с глумливым смешком Сюэ Ян отходит в сторону, взмахивая рукой. И сквозь зубы цедит: — Шаг вперед и чтобы без глупостей.
Снежок послушно исполняет приказ и даже изображает приличествующее случаю корявое подобие поклона, старательно метя по полу рукавами. Когда он выпрямляется, на его лице выражение как у мертвеца, которого насильно выкопали из могилы и поставили на площади для потехи и назидания зевакам. Хочется тут же сунуть его под землю обратно и забыть как можно скорее.
— Серьезно? — вздергивает брови Цзинь Гуанъяо, с критическим прищуром разглядывая Снежка, как диковинного зверька, коим он на самом деле и является. — Его действительно зовут «Сяо Синчэнь»? Как из тех историй?
Глава Цзинь не раз имел удовольствие слушать скабрезные байки про похождения развратного охотника на нечисть в исполнении своего приближенного и даже сетовал, что сие наследие безвозвратно утрачено безалаберными крестьянами, живущими возле тухлого омута. Уж очень ему было любопытно, как там змей ловчей сношать, не иначе.
— Я просто не мог пройти мимо! — с жаром соглашается Сюэ Ян. — Аж тоска по родине взяла, вернуться бы туда и сжечь все…
— Не сомневаюсь. Но, тем не менее, я все еще удивлен: никогда бы не подумал, что тебя начнут волновать даосы. Хотя, следует признать, он весьма хорош собой, несмотря на увечья, — одобряюще произносит Цзинь Гуанъяо. И с азартом спрашивает: — И как же оно?
Снежок заметно дергается, ведь ему определенно не нравится чувствовать себя куском мяса на рынке, но смиренно молчит, только голову еще ниже опускает, словно в молитве. Забавно, однако: Сюэ Ян уже стольким людям наплел всякой распутной чуши про своего спутника, и это их отпугивало и отвращало, а у милого приятеля, наоборот, это вызывает трепетный интерес.
— Хочешь знать подробности? — ухмыляется Сюэ Ян. — По этому беленькому святоше и не скажешь, но в койке он просто дикий зверь! — Высотой по колено, с чудной пушистой шубкой и полной уверенностью, что из смертных выходит лучший на свете лежак.
— В самом деле?
— О да! Иногда такое вытворяет: я даже описать не смогу, а ты — представить… — И ведь снова ни слова вранья, Снежок так сам про себя говорил!
Цзинь Гуанъяо уважительно присвистывает и крепко задумывается — наверняка о том, не причаститься ли к блаженной братии, если вдруг заскучает и решит разнообразить жизнь новыми утехами. А Снежок же, кажется, готов сгореть от стыда вопреки своей холодной натуре — так еще его прилюдно не унижали. Аж покраснел весь и трясется от негодования, бедолага… А чего он хотел, спускаясь в мир к низшим существам — почета и любви? Пускай радуется, что Сюэ Ян решил оставить при себе, что кое-кто славится умением лизать свои мохнатые яйца, потому что слишком уж велик шанс приказа продемонстрировать.
Занимательную беседу прерывает тихий скрип двери в конце зала, и на пороге появляется фигура в золотистых одеяниях — один из советников. Судя по его обеспокоенному виду, с какой-то крайне важной информацией, которую требуется безотлагательно обсудить. Уважаемый глава Цзинь разочарованно вздыхает и обращается к Сюэ Яну:
— Пока что свободен. Задержись на пару дней, будь добр — мне позднее потребуется с тобой еще кое-что обговорить… И ах, точно, чуть не забыл: твоя плата.
— Приятно иметь с тобой дело, Цзинь, — Сюэ Ян ловко подбрасывает на ладони туго набитый кошель с вышитыми цветами и берет под руку хранящего гробовое молчание Снежка, чтобы вывести его прочь. На этот раз можно не кланяться.
***
— Так какое желание я должен исполнить, чтобы ты мне даровал свободу? — равнодушно спрашивает Снежок, опускаясь на колени возле высохшего насквозь развесистого куста, покрытого золотистой бумагой. Повязку он до сих пор не снял, но можно не сомневаться, что в его глазах плещется отвращение к этой насмешке над умирающей природой.
Когда Цзянцзаю следует провести некоторое время в гостеприимных землях Ланьлина, он всегда останавливается в небольшом доме на западной границе садов, окружающих Башню Кои. Среди господ ему места нет, среди слуг тоже — безопаснее держать отдельно от всех. Сюэ Ян мог бы оскорбиться, но его вполне устраивает такое положение вещей, особенно сейчас — можно заниматься чем угодно и никто не помешает.
— Нет-нет, Снежок, мы же не так договаривались! Сначала ты мне скажи, что считаешь достойной платой за свою жизнь, а я уже буду думать, так оно или нет, — с усмешкой качает головой Сюэ Ян, по-свойски присаживаваясь рядом на корточки. Он тоже глядит на изукрашенный куст и не разделяет презрения: на его взгляд, вполне красиво.
Снежок неохотно отрывается от созерцания и поворачивает голову, чтобы ответить:
— Больше я по твоей указке не стану никому причинять страданий. — Звучит скорее предупреждением, чем предложением.
— Не беспокойся, на Вэней при должном старании я бы сам управу нашел, потребуйся это, — кривит губы Сюэ Ян. Кажется, Снежка здорово выбило из колеи, что часть преследователей погибла: людей он еще не убивал, только с нечистью развлекался. Ну ничего, все когда-то случается впервые, чтобы горевать о такой ерунде.
— Я уже это понял. — И глубоко разочаровался, надо полагать.
— Тогда что у тебя еще для меня припасено?
Снежок вместо ответа протягивает руку и сжимает в ледяной хватке запястье Сюэ Яна. Перчатка покрывается сероватым налетом инея, который быстро тает. Он довольно долго молчит, рассматривая подрагивающую от волнения и охватившего холода чужую кисть, прежде чем делится соображениями:
— Когда тебя ранило, я смог забрать себе твою боль. Я думаю, у меня получится вернуть твой палец, если пожертвую своим, — он говорит спокойно и размеренно, словно речь идет о сущем пустяке, как угостить морщинистым яблоком или того меньше.
Сюэ Ян вырывает свою руку и сдирает с себя перчатку, открывая на обозрение до того спрятанный обрубок вместо мизинца. Покрасневшая от озноба кожа делает его еще более жалким в собственных глазах.
— Снова готов оторвать от себя кусок? — уточняет он. — Когда звери попадают в капкан, они иногда отгрызают себе лапу, чтобы вырваться… Очень похоже. И очень заманчиво.
— Может быть, — не спорит Снежок. — Правда, тебе снова придется меня отвести куда-нибудь, где Шуанхуа наберет сил, потому что без этого я и царапину исцелить не смогу. Можешь не волноваться — условий договора это не нарушит, и пока желание не будет исполнено, я в твоей власти.
— Я сказал «заманчиво», а не «согласен», — пренебрежительно фыркает Сюэ Ян. — Я жил без этого ублюдского пальца два с лишним десятка лет и проживу еще столько же, если повезет.
Снежок озадаченно хмурится — он явно ожидал, что такой лакомый кусочек примут с безоговорочным восторгом, и выйдет отделаться малой кровью. Для него-то лишиться пальца — действительно невелика потеря. Зато избавится от мерзкого смертного, надевшего на него ошейник.
— Тогда мне неведомо, что ты примешь в качестве подношения. Но что бы ты ни захотел от меня получить, с опустошенным Шуанхуа я бессилен, — напоминает он. — Мне нужно…
— Снежок, я уже говорил: мое желание очень простое, — раздраженно перебивает его Сюэ Ян. — И для его исполнения не потребуется ни единой частички духовной энергии, так что можешь пока не чаять очередного забега по лесам до ближайшей реки.
— Не жаждешь же ты попросту отпустить меня на все четыре стороны? — горько усмехается Снежок. Вот так и разбивается вера в людей даже у самых блаженных — уже не надеется ни на что хорошее.
Теперь приходит очередь Сюэ Яна надолго замолкнуть. Он не знает, когда четко осознал, какое именно желание хочет загадать, заполучив Шуанхуа, но сейчас как никогда уверен в том, что это самый правильный и одновременно самый безумный выбор в его жизни. Но как передать словами то, о чем он не имеет ни малейшего понятия?
— Отпускать просто так я тебя не намерен, — говорит он неожиданно хриплым голосом. От волнения, что ли?
— Прошу тебя, просто скажи и прекрати меня мучить.
Сюэ Ян задумчиво трогает ближайший к нему свернутый бутон, хрустко зашелестевший бумагой. Как же это сложно!
— Тебе наверняка это покажется дурацкой шуткой. Тьма, да мне самому так кажется!.. — в сердцах восклицает он, сжимая пальцы на цветке и сминая его. Он неотрывно глядит перед собой, на чужое настороженно замершее лицо, и с усилием заставляет себя начать: — Слушай мое желание, Снежок. Я хочу, чтобы ты выбрал меня своим человеком и оставался со мной до конца жизни.