«…меня очень печалит, что после моей кончины Ченмэй останется наедине с миром, который его ненавидит, и я больше не смогу его защищать и удерживать от дурных деяний…»
из личных записей Сяо Синчэня
Парный надсадный хрип свидетельствует о том, что Ченмэй подавился костью, а Сюэ Ян за неимением ничего подходящего — воздухом. Он же первым в себя и приходит, категорически заявляя:
— Быть такого не может! С чего ты вообще взял? Только не заводи снова про то, что все люди с темной гнилью — с таким же успехом меня можно Слепышке в братья записать!
— А-Цин родилась в совсем другой провинции, — спокойно возражает Сяо Синчэнь. У него уже заготовлено по ответу на все каверзные вопросы, даже на такой, который вроде бы отношения к делу не имеет. Несмотря на долгие разлуки, он очень хорошо изучил своего спутника жизни и его возможные отговорки, хотя и втайне надеялся, что доказывать ничего не придется. — А ты родом именно из этих мест, где Ченмэй провел большую часть своей жизни.
— Это еще не повод считать меня невесть кем, — фыркает Сюэ Ян. — Я обычный человек без всякой нечистой дряни.
— Который не сгинул в омуте, будучи еще ребенком, который едва ползать научился?
Это воистину жуткая история о том, насколько жестокими и отвратительными порой могут быть смертные, если способны так относиться к своей крови, до сих пор заставляет вздрагивать. Не в малой степени и оттого, что рассказана она была словно между прочим — ничего странного, такое сплошь и рядом происходит. То есть убивают ненужных отпрысков, разве что они обычно не всплывают, и это уже повод для удивления.
— Дерьмо не тонет, знаешь ли, — с непривычным для себя самоуничижением говорит Сюэ Ян. — И вообще, может и не топила меня мамашка в этой луже, а так, с пьяни выдумала…
Он пренебрежительно передергивает плечами, однако в его голосе нет уверенности. Сложно утверждать обратное тому, что до того считалось для всех истиной — прозвище в честь этого чудного местечка у него появилось не просто так.
— Вы оба готовы убить за эти проклятые конфеты, — все так же не ведя бровью начинает перечислять сходства Сяо Синчэнь.
— Из всех, кого я знаю, только ты их не любишь, — отбивает Сюэ Ян.
— Я знаком с Ченмэем всего два дня, но иногда мне казалось, что я говорю с тобой.
Пускай речи нечисти не так разнообразны, а повадки на порядок сильней пропитаны инстинктами хищника, но… Уверенность росла с каждой шуткой про смерть, и следует отметить, что остроты были довольно забавными, однако у Сюэ Яна выходит все-таки смешнее (о чем ему знать не следует, дабы не возгордился). Главное различие же в том, что Ченмэй умеет искренне выражать свою любовь, без всякого стеснения и попыток увильнуть. Наверное, нехорошо завидовать покойникам, да?..
— Снежок, просто у тебя от скуки ум за разум заходить начал, вот и чудилось. Неужто ты наконец от местного вина нос воротить перестал? Очень на то похоже…
А это уже оскорбительно, между прочим! Прозвучит высокомерно, но Сяо Синчэнь никогда не уподобится смертным, которые ищут ответы на все вопросы на дне кувшина с пойлом, не имеющим ничего общего с дарующим легкость дум нектаром из духовного мира. Ему не по нраву и то, что Сюэ Ян как раз большой любитель приложиться к этой гадости — в такие дни он особенно шумный и вызывает желание запереть его в подполе похолоднее, чтобы успокоился. Но ему достался невероятно терпеливый и доброжелательный спутник жизни, который не способен на подобные зверства.
— Ну в самом-то деле, — чувствуя, как силы неуклонно иссякают, стонет Сяо Синчэнь, — посмотри сам: вы же на одно лицо просто!
— С этой образиной скользкой?! — уязвленно восклицает Сюэ Ян. — В каком месте?!
— Во всех! Нос, губы…
— Еще скажи — глаза! У него вся рожа в какой-то пакости, что ты там разглядеть умудрился?
— Это защита от света, скоро пройдет! И хватит уже отпираться, у тебя даже пальца того же нету, что и у него!
— Ага, вот это как раз то, что передается по наследству! — в голос хохочет Сюэ Ян, поднимая перед собой искалеченную руку и вертя ей перед лицом. — Твой зубастый дружок — прародитель всех увечных! Эй, слыхал, червь, тебе скоро такую прорву родственничков найдут по Поднебесной, сожрать не успеешь…
С этими словами он поворачиватеся к подозрительно хранящему молчание Ченмэю — быть не может, что ему нечего сказать на столь провокационные заявления! И Сяо Синчэнь тоже, опомнившись, оглядывается через плечо с возмущенным ахом: за время жаркого спора предмет этого самого спора успел бесшумно раскрутить хвост из колец и отползти к краю берега, и сейчас полон намерений скрыться в воде, подальше от безумных смертных.
— А-Ян, держи его, а то уйдет! — приказным тоном кричит он, и первым бросается вдогонку, скидывая с себя мешающуюся меховую накидку.
— Да не хочу я его держать, на кой он мне сдался! — отзывается Сюэ Ян и, вопреки своим убеждениям, роняет меч на землю, чтобы ринуться вслед за нечистью.
Слепота Ченмэя играет на руку, и потому вдвоем его поймать и не позволить нырнуть, оказывается не так уж и сложно. О нет, от Сяо Синчэня еще никто не уходил! Точнее, от Яркой Луны, Прохладного Ветерка — может, он никого и не ел, но тоже в прошлом был хищником, охотничья сноровка еще при нем! А Сюэ Яна учить обездвиживать жертву не нужно, с его богатым жизненным опытом чего он только не умеет…
— Ничему меня жизнь не учит, — горестно вздыхает Ченмэй, уткнутый лицом в землю. Он поворачивает голову на бок и в очередной раз дергает зажатым под чужими телами хвостом. После длительной голодовки его тело недостаточно окрепло, и кролик с недогрызенной курицей не особо помогли в оказании достойного сопротивления. — Один раз возьмешь у смертного конфету, и все — считай, попался! Только в этот раз никакой радости… Чего вам от меня нужно?
— Понятия не имею, — признается Сюэ Ян, для верности упираясь пойманной нечисти рукой в между неравномерно покрытых чешуей лопаток. На его щеке красуется длинная царапина, за которую нужно будет обязательно со всем тщанием извиниться. — Это Снежку что-то прищемило, с него и спрос.
— Я хочу, чтобы хотя бы ты признал ваше родство, — важно говорит тот.
— Чего признавать-то? Я ж тебе еще вчера сказал — не было ничего! — гневно щерясь, шипит Ченмэй. — Хватит меня об этом спрашивать! Не родич я твоему дуралею, отстань от меня, проклятый человек! Погубить меня вздумал! — начинает выть он, с новой силой стараясь вывернуться из плена.
— Вот-вот! — вторит ему Сюэ Ян. — Чего привязался? Раз говорит, что ни при чем, то и хрен с ним! Давай просто забьем его к демонам и забудем. Так и быть, я сам его вспорю, а ты, главное, вцепись покрепче… Грех такую шкуру крепкую упускать — отнесем сапожнику, на две пары хватит! — с азартом заканчивает он, похлопывая ладонью по извивающемся хвосту.
У Сяо Синчэня перехватывает дыхание от негодования, как и у Ченмэя, который, похоже, уже не знает, что хуже: сознаться во всех грехах или стать чьей-то обновкой. Раздосадованно встряхнув спутанными в пылу борьбы волосами, он укоряет:
— Что у тебя за тяга: меня на воротник хотел пустить, а его на обувку? Даже не смей думать об этом!
— Тогда просто выкинем и уйдем, пусть подыхает от голода.
— А-Ян, умолкни, — цедит Сяо Синчэнь, подавляя недостойное желание отвесить ему подзатыльник, и ласковым терпеливым тоном обращается к трясущейся нечисти: — Ченмэй, не волнуйся, никто тебя не тронет. Так что просто скажи правду и мы тебя отпустим… Своего человека тоже можешь не страшиться, его же здесь нет, а мы ему ничего не скажем.
— Ты это про кого? — вскидывает брови Сюэ Ян. — Про настоящего Сяо Синчэня, что ли? Ну, вестимо, ничего не скажем, этот извращенец давно должен был…
Едва удается заткнуть ему рот на полуслове, иначе беды было бы не миновать. Ради такого Ченмэй наплюет на то, что преимущество явно не на его стороне!
— Не слушай его, он иногда несет такие глупости!
Ченмэй морщится, не впечатлившись бесталанным наигранным смехом своего пленителя.
— Я уже заметил, — буркает он.
— Снежок, какого хрена? — отплевавшись, спрашивает Сюэ Ян.
— Он думает, что его смертный до сих пор жив, и очень злится, если пытаться его переубедить, — едва слышным шепотом делится с ним Сяо Синчэнь, склонившись к его уху настолько близко, насколько это возможно. — И, похоже, тот был очень ревнив, потому что Ченмэй не желает при нем что-либо говорить.
— Только не говори, что он на дне хранит сгнивший труп и выволакивал его наружу, чтобы ты полюбовался… — бормочет Сюэ Ян, и нельзя не подивиться его догадливости. Можно ли в будущем рассчитывать, что он так же бережно отнесется к хладному телу своего спутника жизни?.. Если тот умрет раньше, конечно, чего не очень хотелось бы. Идеальным вариантом будет закончить свой путь в один день… Надо будет поставить этот вопрос на повестку дня в ближайшем будущем!
— Я видел только череп, — отвлекаясь от неуместно радостных мыслей, отвечает Сяо Синчэнь, не повышая голоса.
— Какая больная мерзость!
— Ты ничего не понимаешь в любви.
— Ну да, куда уж мне — я же всего лишь просрал из-за тебя все на свете! — желчно отзывается Сюэ Ян. И вдруг решительно заявляет: — Ладно, ты меня уговорил: если ему есть, что скрывать, то сейчас все как на духу выложит!
Сяо Синчэнь не успевает понять, откуда в руке его подельника по допросам взялся нож — похоже, что тот все время таился в рукаве, — но спустя мгновение лезвие уже прижимается к шее распластанного по земле Ченмэя.
— А-Ян, прекрати, это лишнее!
— Если будешь меня хватать, то у меня может дрогнуть рука, — буднично отзывается тот, и с кровожадной улыбкой вопрошает: — Ну что, будем говорить, любезный?
Ответом ему становится протяжный стон, полный отчаяния:
— Умотал ты меня, паскудник! Будем говорить, будем, только железку убери…