Первый раз Матвей услышал песню Clocks от Coldplay, когда ему было лет десять. Тогда он уже два года играл на фортепьяно. Однажды он спросил у учительницы музыки, можно ли ему научиться играть эту песню. Учительница Анна Ивановна, высокая, грузная женщина, посмотрела на него, как на имбицила и сказала, что она не знает никаких «колдплеев».

— Вот тебе Брамс, играй его, — ткнула она пальцем в ноты.

Спустя пять лет Матвей начал самостоятельно разучивать некоторые композиции. Clocks была одна из самых сложных, но так как она безумно ему нравилась, он не жалел сил. Когда он играл её, его распирало от красоты этого мира.

Сейчас он сидел в кабинете музыки и десятый раз пробовал сыграть переход от куплета к припеву. Звучало значительно лучше, чем несколько недель назад, но Матвей хотел добиться совершенства. Чтобы было не отличить, кто играет — он или Coldplay.

— Привет.

Матвей поднял голову: в дверях стоял Влад. Он был в белой рубашке и чёрных брюках, и Матвей опять подумал, как стильно на нём смотрится обычная школьная форма. Он не мог отвести от него глаз.

— Не помешал?

— Нет, я просто… тренируюсь, — он почесал нос и попытался вспомнить, на чём остановился.

— Что ты играешь?

— Coldplay — Clocks.

— Не знаю такой.

— Серьёзно? — Матвей нахмурился. — Не разбивай мне сердечко.

— Наиграй, может, я вспомню, — улыбнулся Влад и подошёл ближе.

— Ты не можешь её не знать, её все знают, — пробормотал он и сосредоточился на нотах.

Он блестяще сыграл вступление и остановился на переходе к куплету. Довольный собой, он взглянул на Влада и поднял брови:

— Ну?

— Да, знаю песню, но не знал, кто её исполняет.

— Ты поёшь?

— Я? — Влад опешил. — Обычно нет.

— То есть, ты можешь сделать исключение? — Матвей кокетливо захлопал ресницами.

— Не факт.

Влад сел рядом и уставился на клавиши. Матвей заметил, что он слегка покраснел. Ему захотелось наклониться и поцеловать его щёку, туда, где была ямочка.

— Что ещё ты умеешь играть? — спросил Влад.

— А что ещё ты хочешь услышать?

Влад задумался. Матвей поджал губы, чтобы не улыбнуться от его серьёзного вида. Он повернулся к фортепьяно и наиграл первое, что пришло ему в голову. Он чувствовал себя влюблённым Моцартом.

— Вау, что это? — спросил Влад, когда он закончил.

— Просто импровизация, — Матвей пожал плечами. — Ничего особенного.

— Охренеть.

— Наверное. Слушай, — он облизнул губы, — насчёт пятницы. Я хотел сказать, что…

Он замолчал, заметив, что лицо Влада застыло. У Матвея свело желудок от неожиданности, потому что он снова уловил его сходство с Эдиком: в одно мгновение Влад отстранился, закрылся так быстро, что казалось, где-то хлопнула дверь. Матвей ожидал совсем другой реакции.

— Да, я тоже хотел сказать, — начал Влад, — что это ничего не значило. Давай забудем об этом. Просто… это вышло случайно, да?

Матвей заморгал и отодвинулся от него. Какое, на хрен, «случайно», хотелось крикнуть ему. Как можно «случайно» пять минут целоваться с языком? Матвей покачал головой. Ему срочно нужно на свежий воздух.

— Но я хотел бы, чтобы мы продолжали общаться, — тихо попросил Влад.

— Хорошо, — Матвей поднялся, не в силах больше терпеть. — Прости, мне пора.

Он подхватил рюкзак с пола и быстрым шагом направился к двери.

*

Последующие три дня Матвей старательно избегал Влада. Если он видел его вдалеке, то забегал в первый попавшийся кабинет или разворачивался и шёл обратно.

Его не покидало ощущение, что его предали. Господи, ну почему, что плохого в том, чтобы нравиться друг другу, быть больше, чем друзья? Матвей уже был в подобной ситуации: после поцелуя с мальчиком, который, к слову, больше не учился в этой школе, и Матвея терзали смутные догадки, что это произошло из-за того самого поцелуя. Тогда ему сказали:

— Давай забудем. Давай сделаем вид, что ничего не произошло.

Это убивало Матвея. От этого он чувствовал себя так одиноко, как будто его отпинали гомофобы и оставили умирать на грязной улице. Ему было больно осознавать, что возможно такие ситуации повторятся ещё много раз потому, что кто-то будет бояться признаться себе, что он гей. Он понимал, что гомофобия способна разрушить многое, но не собирался идти на поводу у ограниченных идиотов. Он знал, что недалёк час, когда все в школе узнают, что он гей и готовил себя этому. Он понимал, что кто-то будет кричать «фу» и обзывать его пидором, и он был готов к этому тоже. Он был относительно спокоен потому, что часть людей, в том числе родители, знали о его ориентации и принимали её. Это вдохновляло. Отмазы в стиле «давай забудем об этом», наоборот, убеждали его в том, что скоро произойдёт кое-что такое, о чём долго не смогут забыть.

Несмотря на убеждения, Матвей болезненно вспоминал о случившемся с Владом. Он ругал себя за то, что он, как дурак, решил, что в этот раз всё будет по другому. Зачем он вообще полез к нему с этими поцелуями, ведь он знал, точно знал, что ничего не выйдет. От этих мыслей Матвею становилось так грустно, что хотелось плакать.

Они пересекались на утренних тренировках, и это было максимально неловко. Влад реально пытался делать вид, что ничего не произошло. У Матвея получалось хуже. Всё, на что он был способен, это кивнуть в знак приветствия. Пару раз Влад спросил его о чём-то, но Матвей мычал в ответ и ретировался.

На четвёртый день, в пятницу, он долго принимал душ, потом долго одевался и собирал вещи. Всё раздражало. Когда он достал эйрподсы, один из них упал и укатился под скамейку. Матвей выругался и встал на четвереньки, чтобы его достать. Наушник лежал в самом дальнем пыльном углу. Кряхтя и проклиная всё на свете, он дотянулся до него.

— Тебе помочь?

Матвей ударился головой об скамейку, и это было больно. Потирая шишку, он поднял глаза и увидел Влада.

— Здрасте, — пробубнил он, собираясь встать с колен.

Влад подал ему руку. Матвей вздохнул, помедлив пару секунд. Потом взял его ладонь и встал.

— Что ты делал под скамейкой?

— Разгружал поясницу, — огрызнулся он. — Шучу. Доставал наушник, видишь? — он демонстративно вставил его в ухо и достал второй.

— Твои родители приходят завтра?

— Да, а что? Хочешь с ними познакомиться?

— Может быть, — Влад улыбнулся, и Матвей подумал: ну нет, не поведётся он больше на эти ямочки-улыбочки.

— Ладно, — он пожал плечами и взял сумку с вещами.

— Сначала будет фуршет, а после него почти все разъедутся по домам.

— Да, я в курсе. Зачем ты мне это рассказываешь? — Матвей вообще не понимал, почему он до сих пор стоял здесь и разговаривал с ним.

— Я… — Влад отвёл глаза, на его щеках выступил яркий румянец; Матвей почувствовал, что в шаге от капитуляции. — Я просто останусь здесь.

— Да? Почему?

— Родители в отъезде, и мне тупо некуда ехать. То есть, я могу поехать домой, но там никого нет, и… короче, лучше здесь остаться.

— М, — Матвей покусал губу: ему стало стыдно за то, что он так резко разговаривал с ним. — Сочувствую.

Это был лучший момент, чтобы уйти, но он почему-то остался. Влад переступил с ноги на ногу и посмотрел на него исподлобья. Матвей нахмурился.

— Что?

— Я просто подумал, что может быть, ты тоже останешься и мы сможем потусить вместе на этих выходных? Где-нибудь? У меня в комнате, или у тебя? Здесь почти никого не будет, и…

Что, подумал Матвей и уставился на него.

— Я правильно тебя понял? Ты хочешь, чтобы я не поехал домой, а остался здесь, с тобой?

— Да.

— Почему?

Влад посмотрел на него, как тогда, перед поцелуем. Матвей опустил глаза, чтобы он не заметил, как сильно он волнуется. Он хотел услышать ответ, он хотел, чтобы между ними опять всё было хорошо.

— Я много думал, — начал Влад, — и решил, что не могу так.

— Как?

— Как-то тупо, — он усмехнулся. — Я подумал, что может быть, на выходных я как-то смогу восстановить… наши отношения?

— Наши отношения? — Матвей поднял брови. — А что насчёт той случайности?

— Я думаю, нам нужно повторить.

Влад напряжённо смотрел на него, его глаза блестели, и Матвея так непреодолимо тянуло к нему, что хотелось бросить всё и пойти с ним в комнату сейчас, а не на выходных.

— Хорошо, — Матвей улыбнулся. — Я останусь.

Влад выдохнул с облегчением и сделал странный жест, будто хотел обнять его, но остановился на полпути.

— Я пойду, — он шагнул в сторону.

Матвей повернулся и посмотрел ему вслед. Эти выходные обещали быть головокружительными.

*

Каждый месяц администрация школы организовывала родительский день. Это делалось для того, чтобы у родители смогли обсудить успеваемость с учителями, поговорить с классным руководителем о поведении отпрыска — одним словом, убедиться, что они отдали ребёнка в правильную школу. После устраивался небольшой банкет со всевозможными представлениями: Матвей снова играл «Оду к радости», кто-то пел, кто-то танцевал.

Все были празднично одеты, блестели украшения. Матвею пришлось нацепить галстук-бабочку цвета «шампань»: мать специально купила её для этого события. Она всегда приходила на родительский день. Батя о нём даже не знал.

— Ты выглядишь, как английский джентльмен, — она взяла его под руку, и они прогуливались по школьному коридору. — Наталья Сергеевна похвалила тебя. Сказала, что ты стал очень хорошо заниматься по алгебре.

Матвей рассеянно кивнул. Что он будет делать на выходных? Нельзя же просто запереться в комнате и целоваться. Или можно? Лучше сначала погулять вокруг школы, поболтать, а потом пойти в комнату и… У него слабело под коленками, когда он представлял, как они целуются где-нибудь на кровати. А вдруг поцелуи перерастут в большее? От таких мыслей у него начинала кружиться голова.

— Матвей?

— А? — он покосился на мать.

— Я сказала, что с твоей учёбой всё в порядке, это очень хорошо. Я рада.

— Угу.

— Ты занялся спортом?

— Да, хожу на тренировки по утрам. Перед уроками.

— Шикарно. И физическое, и интеллектуальное здоровье в порядке. Как твоя личная жизнь?

— Что?

— Понятно, — она остановилась и посмотрела ему в глаза. — Я спросила, как твоя личная жизнь.

— А, — Матвей избегал встречаться с ней взглядом. — Нормально, — он пожал плечом: не рассказывать же матери, что он планирует целоваться с Владом до умопомрачения в ближайшую субботу. — Если что-то изменится, я тебе сразу сообщу.

Мать помолчала и внимательно смотрела на него, видимо взвешивая, задавать ли ещё вопросы. Матвей улыбнулся и похлопал ресницами.

— Ладно, — она выдохнула и, помедлив спросила другим, мягким тоном: — Тебя никто не обижает? Никто не говорит тебе, что ты какой-то не такой? А то знаешь, я иногда думаю, что нужно срочно собирать вещи и уезжать куда-нибудь в Швецию. Там никому дела нет, гей ты, лесбиянка или трансгендер. Все относятся к человеку по-человечески.

— Господи, мама, всё хорошо, не надо никаких швеций. По крайней мере пока, — он вздохнул. — И почему вы все думаете, что меня кто-то обижает? Никто не меня не обижает, а если обидят, то я могу за себя постоять.

— Все думают? Кто это «все»? — мать сощурилась, и Матвей подумал, о нет. — Ты виделся с отцом?

— Нет, — он сделал шаг назад, прикидывая, что будет, если он сейчас убежит.

— Матвей.

— Ладно, да, я виделся с ним, — сдался он.

— Зачем?

— Просто, — Матвей не представлял, что бы началось, если бы мать узнала, что он встречался с батей ради алкоголя и травки.

— Ох, Матвей, Матвей, привыкни к мысли, что он для тебя — чужой человек. Чем меньше с ним контактов, тем лучше.

Ему не нравилось, когда она так рассуждала: в этом было что-то пугающее. Он не хотел считать отца «чужим человеком». Безусловно, у бати были недостатки, но Матвей чувствовал, что между ними была определённая связь, которой не было ни с кем другим. Но убеждать в этом мать ему не хотелось. Он это уже проходил. Это всегда заканчивалось тем, что она расстраивалась и переставала писать ему сообщения по вечерам. Спустя дня два наступала вторая волна: мать заваливала его звонками, рассказывала, что она надумала за два дня, пока не разговаривала с ним. Это было очень утомительно, бессмысленно и беспощадно, и поэтому Матвей выбирал промолчать и делать вид, что всё понял.

— Кстати, — сказал он, когда мать закончила тираду насчёт отца, — я хочу остаться на этих выходных здесь. Ты не против?

Она посмотрела на него, высоко подняв брови. Матвей снова улыбнулся в стиле «я хороший мальчик, я не буду делать ничего плохого».

— У меня, конечно, миллион вопросов, но я сдержусь, — по её глазам было видно, что это давалось ей с большим трудом. — Я его сегодня видела?

— Мама!

— Молчу, молчу, но, пожалуйста, держи меня в курсе, — она снова взяла его под руку. — Учёба и спорт это, конечно, замечательно, но я так хочу, чтобы у тебя всё сложилось в личной жизни тоже, — она сжала его предплечье.

Матвею передалось её искреннее волнение за его благополучие, и он улыбнулся. У матери тоже были свои недостатки, но он был рад, что ему досталась именно такая.

*

После ужина общежитие опустело наполовину: большинство разъехалось по домам. Матвей знал, что остальные уедут в ближайший час-два. Он вышел из столовой, дожевывая огурец, и достал телефон. На экране появилось сообщение от Влада:

«Мы можем встретиться около лестницы буквально на две минуты?»

Хоть на все десять, подумал Матвей, но на душе у него стало беспокойно. Странно. Он должен радоваться этому мини-свиданию, а не тревожиться. Он спешно отправил ответ и отправился на встречу.

На территории школы было три здания, которые стояли полуовалом. В центре — школа, слева — общежитие для мальчиков, справа — общежитие для девочек. Школа была трёхэтажная и коричневая, общежития — двухэтажные и белые. Путь из школы в общежитие занимал меньше минуты. Поздней осенью и зимой это растягивалось до пяти, потому что нужно было надевать куртку, шапку, шарф, менять обувь. Матвея это раздражало, особенно сегодня.

Влад сидел на подоконнике и листал что-то в телефоне. Матвей подошёл ближе, и тот поднял на него глаза. Он улыбнулся, но Матвей уловил напряжённость, которая читалась в его позе, жестах, повороте головы.

— Эдик остаётся в школе на выходных, — со вздохом сказал Влад.

— Вот оно что, — Матвей нахмурился. — Откуда ты знаешь?

— Я стоял рядом, когда он разговаривал со своей мамой и услышал, что она сказала, что ни сегодня, ни завтра уехать не получится, — Влад качнул головой. — Похоже, в его семье какие-то проблемы.

— По нему заметно, — пробормотал Матвей.

Он прислонился к стене и начал грызть ноготь на большом пальце.

— Если Эдик останется, это значит, что он постоянно будет где-то рядом и разнюхивать, чем я там занимаюсь.

— Да, я понял, — сказал Матвей и мысленно распрощался с возможностью поцеловать Влада в ближайшие двадцать четыре часа.

— Но…

— Но?

— Я подумал, что… — сказал Влад и снова замолчал. — Я подумал, что, может быть, мы могли бы поехать к тебе?

— Ко мне?

— Да. Это реально?

Матвей мгновенно представил, как они играют во что-нибудь на компе, смотрят ютьюб, смеются, едят чипсы, валяются на кровати, смотрят в потолок и рассказывают всякую ерунду. При таком раскладе Матвей точно его поцелует. Этот вариант развития событий устраивал его гораздо больше, чем предыдущий. Мать, конечно, с ума сойдёт от любопытства и будет бесконечно расспрашивать его после, но во-первых, оно того стоило, а во-вторых, она точно не будет им мешать.

— Твои родители не будут против? — Влад вернул его из мира грёз.

— Я живу с мамой, и она будет всеми конечностями за.

— Правда?

— Правда.

— Я видел её сегодня, — Влад смущённо улыбнулся. — Она показалась мне очень весёлой, и ты на неё очень похож.

— О, да, весёлости ей не занимать, — Матвей слегка закатил глаза.

— Через сколько она сможет забрать нас?

— Сейчас напишу ей и дам тебе знать, но думаю, что не раньше, чем через час.

— Круто, — сказал Влад и спрыгнул с подоконника.

Они вышли из школы вместе. Матвей думал о том, что может быть, попросить маму поменять бельё в его комнате? Нет, господи, Котов, уйми свой пыл. Он улыбался, когда заметил двух парней и девушку, которые стояли напротив входа в школу. Это были одноклассники Влада. Они перешёптывались и поглядывали на них, как будто знали о них страшную тайну. Матвей перестал улыбаться. Ему стало не по себе. Он покосился на Влада и увидел, что он изменился в лице.

Что происходит?

Матвей оглянулся вокруг и заметил двоих: странно смотрели на них и отворачивались. Перед входом в общежитие — ещё трое. Что, мать их, произошло? Почему они смотрят на них, как на неизлечимо больных? Неужели кто-то узнал, что он целовался с Владом и теперь все в курсе, что в школе завелись геи? Матвей поймал себя на том, что он к этому не готов. Он был не готов к тому, чтобы его <i>обвиняли</i> в том, кем он являлся. Пока это не их дело. Если кто-то узнает, что он гей, то только тогда, когда он этого захочет.

Когда они зашли в общежитие, к ним подошла Наталья Сергеевна и тихо произнесла:

— Влад, подойди, пожалуйста, в кабинет директора.

У Матвея скрутило живот. Что там говорила мама насчёт того, чтобы уехать в Швецию? Но стоп, попытался успокоиться он, почему вызывают только Влада? В такую поздноту? Может, это вообще никак не связано с тем, что он гей. А вдруг связано? Что тогда? Их обвинят в пропаганде гомосексуализма? Наложат штраф? Посадят в тюрьму?

Когда Влад ушёл, Матвей заперся в комнате и стал непрерывно пялиться в телефон. Давай, напиши мне, приговаривал он, расскажи, что случилось. Если это связано с его ориентацией, то нет проблем: он звонит маме, и они первым рейсом выезжают в Стокгольм. Или Нидерланды. Или где там ещё спокойно относятся к ЛГБТ. Если это что-то другое, то… Матвей чуть не завыл от беспокойства.

Спустя двадцать мучительных минут, он не выдержал и вышел на поиски новостей. Наверняка, те, кто рассматривал их на улице, знали, что произошло. Матвея разрывало от тревоги, злости и нетерпения. Какого хрена все что-то знают, кроме него?

В холле, на диване сидел Эдик и смотрел перед собой невидящими глазами. Заметив Матвея, он моргнул и с трудом нацепил привычную высокомерную гримасу. Было видно, что сейчас ему не до братства, футбола и развлечений.

— Что случилось? — требовательным тоном спросил Матвей.

— Батя Царьгородцева в реанимации, — глухо ответил Эдик. — Влад улетает в Сочи.

— Когда?

— Скоро. Сегодня ночью.

— Сегодня ночью? — тихо переспросил Матвей: он лихорадочно соображал, как и где может перехватить его.

— Да. Он уже на пути в аэропорт.

Матвей сел рядом и схватился за голову.

— Но почему он в реанимации? Что случилось?

— Хз, тромб что ли оторвался, я не понял, но короче, там всё плохо, возможно не доживёт до утра.

Они посидели несколько минут в тишине. Затем Матвей поднялся и на негнущихся ногах пошёл в комнату. Хотелось плакать.

Он лёг на кровать, набрал Владу сообщение:

«Пожалуйста, пиши мне, как у тебя дела»

Помедлил полминуты и отправил. Затем отвернулся к стене, притянул коленки к себе и закрыл глаза.