В кабинете у директора пахло розами. На стенах висели хвалебные грамоты, фотографии и рисунки. Алла Дмитриевна сидела во главе стола, слева от неё сидела завуч Виталия Витальевна, справа — психолог Маргарита Ивановна. Все трое были в цветастых пиджаках и напоминали светофор. Перед каждой лежали папки и бумаги.

Мать сидела в противоположной части стола. Матвей — справа от неё. Он чувствовал, что настроена она была максимально решительно. Это будоражило. Он знал, что она сейчас порвёт этих дамочек, как бобик грелку, если они попробуют сказать хотя бы слово поперёк. Однако, начавшаяся вакханалия с таким же успехом могла закончиться не самым лучшим для него образом. Поэтому Матвей сидел ровно и внимательно следил за происходящим.

— Как вы понимаете, ситуация, мягко говоря, неоднозначная. Нам нужно вместе решить, что делать дальше, — сказала директор.

— Для меня всё предельно понятно, — начала мать. — Во-первых, нужно наказать того, кто распространил это видео. Это просто незаконно вытворять такие вещи.

— С Эдуардом Снежко у нас будет отдельный разговор, безусловно, — кивнула психологиня.

— Во-вторых, — мать не обратила на её слова ни малейшего внимания, — мне нужно быть уверенной, что мой сын может продолжать учиться в школе и ему ничего не угрожает. То, что произошло сегодня — не его вина. Он жертва, а не зачинщик этого безобразия.

Женщины на другом конце стола переглянулись.

— Юлия Александровна, ваш сын — гомосексуалист…

— Не гомосексуалист, а гомосексуал. Правильно говорить «гомосексуал», — с напором сказала она.

— Хорошо, ваш сын — гомосексуал…

— Это преступление? — снова перебила мать.

Алла Дмитриевна поджала губы и стала похожа на жабу в очках. Матвей закатил глаза. Господи, какой отврат. Он уже не хотел учиться в этой школе.

— Нет, полагаю, это не преступление…

— Вы полагаете?

— Можно я договорю? — директор раздула ноздри, как бык. — Выложенное видео, с участием вашего сына, оставляет неблагоприятный след на репутации нашей школы.

— Какой ещё след? — сдержанно спросила мать. — Почему вы защищаете того, кто в защите не нуждается? Тот, кто распространил видео нарушил личные границы моего сына. Это он, а не Матвей, оставляет неблагоприятный след на репутации вашей школы. Матвей не сделал ничего плохого.

— Да, но несколько родителей уже возмущены увиденным. Они считают, что наша школа это притон, в которой происходит разврат и непотребства.

Матвей услышал, как мать резко втянула воздух от возмущения.

— Вы считаете, что мой сын развратник? Ему семнадцать, о чём вы.

— Репутация школы страдает, — встряла Виталия Витальевна.

— Мне плевать, страдает ли ваша репутация, Матвей пострадал больше, и возможно пострадает ещё. Можете ли вы дать гарантии, что подобного больше не повторится, и он может спокойно закончить школу?

Директор продолжила вещать про то, как важна репутация учебного заведения, и Матвей понял, что разговор ушёл не в то русло. У этой школы могла бы быть репутация самой продвинутой школы в Москве, если бы директор и придворная рать имели более прогрессивные взгляды.

Хотя нет, подумал Матвей, утро сегодня выдалось эпичным. Подобного никто не мог предугадать. Это было легендарно и войдёт в историю, если администрация не решит замять конфликт.

Эдик слил видео, но не на следующий день, а через два дня после их разговора. Матвей успел расслабиться. Однако, утром в пятницу, он взял телефон и там было пятьдесят семь уведомлений. Ему даже батя позвонил.

— Это ты? — спросил он осторожно.

— Я, — ответил Матвей.

— М, — сказал батя. — Мать уже видела?

— Думаю, нет, потому что она бы уже стояла в кабинете директора с топором наперевес.

— Согласен. Ты это, — батя помолчал, — если что, приходи. Политическое убежище тебе обеспеченно.

Видео было коротким. При других обстоятельствах, Матвей счёл бы его возбуждающим, но сейчас, когда их увидели сотней людей, он чувствовал себя звездой жёлтой прессы. Хотелось помыться и никогда больше не читать комментариев, которые были оставлены под видео. Матвей видел только часть и понял, что все разделились на два лагеря: те, кто поддерживали его и те, кто считал, что всех геев нужно гнать из страны ссаными тряпками.

«Фу»

«Как так можно»

«Пидорасы»

«Я бы расстреливал за такое»

Матвею этого хватило, и он больше не открывал комменты. Он написал Владу, что отправляется на урок и поставил телефон на беззвучный режим.

По школе летали надувные презервативы. На кабинетах на втором этаже стоял гвалт. Когда он зашёл в один из них, то увидел, что несколько человек стояли на партах и выкрикивали несуразные лозунги. Одна девочка держала на вытянутых руках альбомный лист, на котором было написано Go Gay! Учитель сидел за столом, обхватив голову.

— Главный педик пришёл! — крикнул кто-то.

— Сам ты педик!

— Заткнись!

— Сам заткнись!

— Котов, уйди отсюда!

— Котов, иди сюда! Я хочу сфоткаться с самым гейским человеком в этом здании!

— Котов, а ты ему отсасывал или он тебе?

— Фуууу, заткнись, извращенец!

— Я так и знал, что эта серёжка означает это.

Матвей попятился и наступил на кого-то. Он медленно повернул голову: сзади стоял щуплый мальчишка, в его руке был лист бумаги и пустая трубочка от ручки. Он направил трубочку в лицо Матвею, и что-то белое ударилось о его щёку.

— Педик! — крикнул мальчишка и убежал.

Матвей заморгал и потёр лицо.

— Ваш сын стал причиной, не побоюсь этого слова, раскола не только в классе, но и во всей школе. Более того, от его рук сегодня пострадало трое, — меж тем тем разглагольствовала Алла Дмитриевна. — Нам поступили жалобы…

— Естественно! — перебила мать. — Что они думали? Что он будет стоять и обтекать?

— Мы будем вынуждены принять меры.

— Какие меры? — возмутилась она.

— Матвей будет отстранён от уроков минимум на месяц. Кроме того, нам придётся сделать пометку в личном деле.

— А дальше что?

— Матвей сможет вернуться в школу после нового года. Мы будем смотреть по обстановке, — директор стала перебирать бумаги на столе. — Возможно, придётся сменить комнату в общежитии. Будет лучше, если некоторое время он поживёт один.

— Я уже спрашивала, вы меня проигнорировали, поэтому я спрошу ещё раз, — сказала мать холодным тоном. — Школа гарантирует безопасность после того, как Матвей вернётся к учёбе?

— Что вы подразумеваете под безопасностью? Наша школа — одна из лучших школ в городе. Здесь соблюдаются все меры безопасности.

— Матвея избили две недели назад. Сегодня утром он подвергся физическому и психологическому насилию со стороны других учеников. Они обзывали его пидором, гнойным педиком, заднеприводным уродом…

— Достаточно, — перебила психологиня.

— Видите? — мать наклонилась вперёд. — Вам не нравится. А теперь поставьте себя на место семнадцатилетнего мальчика, который не сделал абсолютно ничего плохого. Он просто был собой, — она выдержала паузу. — Матвея сегодня пинали, ставили подножки, плевали в лицо, — её голос задрожал. — Вы считаете это нормально?

Никто не ответил. Директор опустила глаза, психологиня смотрела на ладони сцепленные в замок. Завуч сидела тихо и прямо, словно проглотила кол.

— Поэтому я спрашиваю, сможет ли администрация школы обеспечить безопасную среду для дальнейшего комфортного обучения? Я не хочу, чтобы подобное повторилось.

— Юлия Александровна, к сожалению, мы не знаем, как будут реагировать дети после возвращения Матвея, поэтому мы можем предложить…

— Я поняла, не продолжайте, — она поднялась. — Давайте сделаем проще для вас и для нас. Подготовьте документы, мы уходим из этой школы.

— Подождите, мы не хотим скандала…

— И сегодня же я напишу жалобу в вышестоящие инстанции. Может быть, тогда что-то сдвинется с мёртвой точки.

— Подождите, давайте решим проблему полюбовно, — Алла Дмитриевна тоже встала.

— Вы только что сказали, что не знаете, как отреагируют дети. Для меня это значит, что сегодняшняя ситуация может повторится и вы точно также снимете с себя всю ответственность.

— Мы попробуем что-нибудь сделать, — директор всплеснула руками.

— Вы попробуете что-нибудь сделать? Что именно? Введёте уроки, на которых будете рассказывать, что сексуальная ориентация, это как цвет глаз, и за неё не стоит гнобить человека?

— Нет, мы…

— Вот видите, — мать взяла сумку. — Готовьте документы и готовьтесь к проверке. Может быть, даже налоговой, — она обвела троицу пальцем. — Пойдём, Матвей.

Матвей понуро поднялся и пошёл за ней. В коридоре он встретил толпу народу: здесь был Эдик и его родители, Влад с мамой, Вася, Рома, Лёха — соседи Матвея по комнате. Они-то здесь зачем, подумал Матвей. Будут спрашивать, не домогался ли он их по ночам что ли. Диана стояла у стены и разговаривала с грузным мужчиной, который был отдалённо на неё похож. У неё на щеке до сих пор красовался радужный флаг. Все ждали очереди, чтобы пройти в кабинет директора.

Матвей улыбнулся Владу и кивнул Диане. Она подняла кулак в знак поддержки.

— Матвей, — позвала мать: оказывается она ушла далеко вперёд.

— Я напишу, — сказал он Владу. — Тебе тоже, — он повернулся к Диане.

Мать молча вела машину. Матвей смотрел в окно. Он чувствовал, как она искрилась от злости. Он закрыл глаза. Утренние выкрики и лица, на которых было написано омерзение, всплывали в сознании. Несмотря на мощную поддержку от матери, ему стало грустно, что он настолько отличается от остальных. Общество никогда не примет такого, как он, на него всегда будут криво смотреть и перешёптываться по углам о том, что он гей. В том, что он таким родился добавлялась обречённость на дополнительные страдания. Он не просто гадкий утёнок, он всегда будет гадким утёнком в обществе, где правили холёные лебеди.

Дома он молча разделся, прошёл в кухню и сел на диван. Мать пыхтела, снимая сапоги.

— Я им ещё покажу, — приговаривала она. — Недоумки. Я на них такую жалобу напишу, мало не покажется. Будут отмывать свою репутацию ещё лет десять, — бубнила она. — Не знают они что делать, посмотрите на них! А кто знает? Кто несёт ответственность? Чёртов бардак, а не школа. Да что там школа — страна! Никакого уважения…

— Мам, — тихо позвал Матвей.

— Что? — она повернулась к нему. — Что такое? — она подошла к нему и села рядом. — Что такое? Почему ты плачешь?

Матвей вытер щёки и почувствовал, как глаза снова наполняются слезами.

— Они своё получат, я обещаю, — продолжила она. — А мы с тобой уедем отсюда туда, где уважают права человека. Да?

Матвей мотнул головой. Две капли упали ему на футболку. Он шмыгнул носом.

— Я не хочу уезжать. Давай просто сменим в школу? Давай я пойду в ту, которая здесь, во дворе? — он посмотрел на неё. — Или у Патриарших? Папа сказал, что я могу у него пожить…

— Папа! — она презрительно фыркнула. — Жить с папой это хуже, чем ты можешь себе представить.

— Я буду хорошо себя вести, пожалуйста, давай останемся, — он опустил голову. — Почему так радикально, почему мы… почему я такой…

Она обняла его одной рукой и прижала к себе. Он спрятал лицо в её плече и всхлипнул. Горячие слёзы текли по щекам, нос заложило.

— Это из-за Влада, да? — спросила она, Матвей кивнул и снова всхлипнул. — Мы что-нибудь придумаем.

— Что здесь можно придумать? — голос у него стал хриплый, словно надломленный. — Я уеду, он останется, и я больше никогда не найду такого, как он.

— Пусть приезжает к нам. Сколько ему лет?

— Восемнадцать.

— Он в этом году выпускается, да?

— Угу, — он шмыгнул носом.

— Поговори с ним. Пусть сдаёт экзамены и поступает в универ в Уппсале.

— Ага, конечно, так он и согласился.

— Вдруг согласится, откуда ты знаешь? Он же тоже к тебе неравнодушен.

— А вдруг не согласится?

— Ну тогда, — мать пожала плечом и замолчала.

— Что тогда? Всё? Он меня не любит, да? — спросил Матвей, но мать лишь опустила глаза. — Я не хочу в Уппсалу, мам, — он снова уткнулся в её плечо. — Не хочу. Почему я должен его бросать?

Она поцеловала его в макушку и покачала из стороны в сторону до тех пор, пока он не перестал всхлипывать.

— Понимаешь, нет смысла здесь оставаться, — тихо сказала она. — Ну останемся мы, а дальше? Ты думаешь, ты спокойно сможешь строить отношения с Владом? Ни фига. Здесь не люди, а дикари, ты сам сегодня видел. Ты хочешь, чтобы тебе вечно тыкали, что ты гей? — Матвей мотнул головой. — Тогда нужно уносить отсюда ноги.

Через некоторое время Матвей почувствовал, что успокоился. Хотелось спать. Он поднялся и поцеловал мать в щёку. Она была мокрая от слёз. Матвей заглянул ей в глаза. Она грустно улыбнулась.

— Всё будет нормально, — кивнула она. — Ты справишься. И я тоже.

Матвей внимательно посмотрел на неё, и на мгновение, на долю секунды его охватило ощущение, что именно так и будет.