Буйный искусственный ветер вблизи моря дул еще сильнее, чем обычный, именно поэтому те, кто до умопомрачения любит катание на лошадях, даже в самую жаркую погоду одеваются потеплее. Копыта вполовину проваливались в песок, отчего было скакать труднее, но Питер не сдаваясь несся вперед на своем мускулистом и быстром скакуне бурого цвета, зачем-то сильно подгоняя его. Чуть выше, по зеленеющей траве, Эдмунд скакал верхом на Изабель. Его лицо, в отличие от брата, было менее серьезным и более расслабленным, можно было даже сказать, что он был внимателен и счастлив одновременно. Стефани сказала, что ее любимая лошадка может удивлять и делать сюрпризы, и не соврала. Изабель и правда с ловкостью переставляла копыта, вне зависимости от того, какой под ней рельеф.

Увидев, что брат его обгоняет, да еще и украдкой показывает язык, Питер лишь закатил глаза и решил, что сократить дорогу через пляж было плохой идеей. Но кто ж знал, что Изабель может так ловко бегать по скалистому рельефу? Питер еще сильнее вжался в седло и схватил узду до боли в руках. Наконец-то стал виден лес. Король повернул коня туда, и скакун наконец-то почувствовал себя увереннее. Он перестал так громко и недовольно фыркать и наконец разогнался во всю прыть.

Увидев издалека, как Питер его обгоняет, Эдмунд вскинул брови и начал спускать Изабель с холмов рысью, что еще более замедлило ход. Вскоре лошади прибежали к узкой тропинке, где вокруг было много пней и опавших после недавней бури веток, и теперь Эдмунд был уже впереди, потому что Изабель была более изворотливой, но вот стоило попасть на луг, как лидировать снова начал Питер. Так, с небольшим отрывом он взял верховенство и в гонке. Оба брата спрыгнули с лошадей, подвели их реке и привязали к сучку, выпирающему из бревна. Скакуны начали жадно глотать воду и долго не могли напиться. Питер и Эдмунд ушли чуть выше по холмам, умиротворенно легли на траву под березой и не поднимались еще несколько минут, не рискуя даже заговорить.

— М-да, давно я так не развеивался, — сказал Питер, положил полусогнутые руки под голову и закрыл глаза. — Но признай, в этот раз я первый.

— Ты, главное, не зазнавайся, — посоветовал Эдмунд, сделав то же самое, — ты не обогнал меня настолько, чтобы можно было гордиться. Всего-то жалкий метр, и мы были бы наравне.

— Ты просто не умеешь проигрывать, — Эдмунд получил локтем в бок. — Ты не сильно расстроен, что не нашел пророчество? Мне кажется, вы из Орландии вернулись не самыми веселыми.

— Мы просто устали. Поначалу я разозлился, а потом подумал, что мы нашли больше хорошего, чем плохого. Во-первых, мы узнали, откуда взялось пророчество, во-вторых, намечается еще одно приключение, в-третьих, мы точно знаем, что Мечи здесь не ради войны, в-четвертых, мы неплохо отдохнули, в-пятых, мы знаем, что кроме этих предсказаний есть еще, которые могут помочь нам в будущем, — порассуждал Эдмунд, скорее сам с собой, чем с братом. — Только я не понимаю, с каких это пор Хасан решил у нас поселиться и почему они с Люси вдруг стали так дружны?

— Переговоры затянулись, в Тельмаре знают, что мы не хотим войны, и поэтому стараются смягчить свое наказание… — ответил на первую часть вопроса Питер, а потом его, словно молотком, ударило по голове. — Что, Люси и Хасан?! Когда? Где?

— Да он вьется вокруг нее, я уже пару раз замечал, но как только они видят меня, то сразу расходятся. Мне кажется, или он хочет ее в себя втюрить?..

— Пусть только попробует… — прошипел Питер. — Я сам сказал в случае чего быть вежливой, от этого зависит мир меж нашими странами, но… Эд, ему двадцать два года! Двадцать два! Он пытался нас всех убить чужими руками! Она еще молодая, Эйлерт далеко, а вдруг?.. — казалось, что Питер задыхался от злости и братской ревности. — А что если будет, как с Дереком?! Она ведь этого не переживет…

— Спокойно. Ты ведь знаешь Люси, она умная и верная, тогда это был нужный и отчаянный шаг. Если Хасан и ухаживает за ней, то она не позволит ему ничего лишнего. Она ведь повзрослела, не маленькая, — подумал Эдмунд, но отчасти опасения старшего брата разделял. — Но надо за Хасаном присматривать. Похоже, это он отравил Алессандро. Алессандро я тоже не доверяю, но он хотя бы не пытался нас убить.

— Согласен, — кивнул Питер и нехотя встал с травы рывком. — Ладно, пора собираться. Мы с Касом должны переговорить по поводу кораблей, он хотел мне рассказать, что он там напридумывал.

Когда короли спустились с холма, то не обнаружили лошадей у реки. Седла с дорожными сумками были сброшены на камни и разграблены. Эдмунд подошел ближе и проверил всё. Ничего не пропало, кроме пары золотых монет, которые он на всякий случай прятал в дорожной сумке. И как это они не услышали конского ржания или хотя бы намека на него? Или шаги?

— Если вернусь без Изабель, Стефани мне голову оторвет… — недовольно протянул Эдмунд и нервно сглотнул. — Нам в любом случае придется их искать. Разбой у нас недопустим.

— Меч с собой? — осведомился Питер, нахмурив брови.

— Всегда.

*****

Когда Алессандро уехал, Доротее стало отчего-то грустнее. Впервые за пару лет они стали вновь так близки и дружны. Сейчас Кардоссо по его приказу взял двухнедельный отпуск, разумеется, без ведома короля Армандо, и стало хоть чуть-чуть свободнее. Сейчас принцесса рисовала палочкой на земле, скучающе подперев рукой голову, и ждала Юстаса, чтобы пойти прогуляться. Он был на уроке у Корнелиуса вместе со Стефани, и ждать его пришлось больше двух часов, да еще и времени ни с кем не проведешь приятно. Мерседес сама была как в воду опущенная, поэтому пыталась что-то найти в библиотеке про эти самые кольцо любви, державу чести и посох мужества. Люси то и дело вилась около Хасана, хотя думала, что этого не замечают. Будто кто-то околдовал, честное слово. Алисия заболела и на прогулку пойти не смогла, а во дворце находиться совсем не хотелось.

К счастью или несчастью, но мимо как раз шел Джон. Он устало растирал шею и спину после разгрузок кораблей, видимо, очень много сегодня работал. А сейчас он, кажется, направлялся в конюшню. Юноша заметил Доротею и быстро отвернулся, надеясь, что она его не увидит. Только вот ни врать, ни притворяться он не умел.

— Джон! — окликнула Доротея, и Джон по неволе остановился. Он всё еще был обижен за тот обман. — Ты сейчас сильно занят? Есть время поговорить?

— Ваше Высочество, мисс, — низко поклонился Джон, и принцесса тут же поспешила его поднять. — Простите, но нам не следует общаться больше…

— Ну что ты такое говоришь? — совсем поникла Доротея. — Пожалуйста, я просто хочу объясниться, а простить меня или нет — решай сам. Просто я думала… Раз ты сказал, что тебе нравится общаться со мной, как с Алисией, то чем тогда Доротея в обвертке принцессы, а не ее фрейлины, хуже нее?.. — она тяжко вздохнула, видя, что друг всё еще смотрит на нее недоверчиво. — Если не сильно занят, то мы можем прогуляться? Уже вечереет, а мне не помешает проводник.

— Ладно, идемте, — слегка улыбнулся Джон. — Хрупких принцесс, таких как вы, Ваше Высочество, нужно защищать.

— Хватит меня так называть! — усмехнулась принцесса и взъерошила ему волосы. — Просто Доротея. Ты ведь мой друг, правда? — Джон немного подумал и неуверенно кивнул, тогда Доротея поняла, что теперь просто обязана объясниться. — Понимаешь, я просто не хотела тебя смущать своим положением, вот и всё. Мне показалось, что если я открою тебе правду, то ты будешь меня бояться, вернее, моего положения. Я не играла с тобой, чтобы вызвать ревность у Юстаса, и не издевалась из-за твоей работы, просто так получилось. Прости меня, пожалуйста.

— Просто еще я видел, как вы… То есть ты. Я видел, как ты часто ф-флиртуешь, — словно пробуя слово на вкус, фыркнул Джон, — с королем Эдмундом, и я подумал, что… Что мы оба с Юстасом — просто способ вызвать ревность. Прости, что я так подумал.

Доротея остановилась и прилипла к одному месту, тяжело вздохнула и посмотрела в голубые и добрые глаза Джона. Ей казалось, что если она и дальше будет скрывать свою тайну, то просто не выдержит и в какой-то момент сделает глупость. Почему-то Доротея никому так не доверяла, как этому забавному матросу. Рассказать Стефани, Эдмунду или Юстасу о том, зачем ее сюда прислали? Она больно их всех ранит, а ведь они все отнеслись к ней с теплом и добротой…

Сама не зная почему, принцесса расплакалась и уткнулась головой другу в плечо. Он, как маленький мальчик, испугался женских слез. Раньше Джон видел только, как плачет мама, когда безумно скучает по отцу, а более не доводилось кого-то успокаивать. К тому же он понимал, как дорога ему Доротея, и не хотел, чтобы она расстраивалась.

— Ты можешь рассказать, что с тобой происходит, — даже не додумавшись обнять ее ввиду растерянности, тепло сказал Джон. — Я… я постараюсь помочь…

— Ты не можешь, — еще больше разрыдалась Доротея. — Никто не может мне помочь, кроме брата. Он старается, но отец такой упрямый, такой несносный. Зачем он меня заставил это делать? Почему я должна нравиться тому, кто не нравится мне? Я ненавижу быть принцессой, лучше бороздить по морям и быть свободной, чем всё это…

— Ты… мне кажется, тебе не нужно никому нравиться специально, — тщательно начал подбирать слова Джон, чувствуя, что сам готов расплакаться, если ему не удастся ее успокоить. — Ты ведь принцесса, а принцессы всем нравятся, они красивые… и ты красивая…

— Нет… — была иного мнения Доротея. — Я некрасивая. Я понравилась Юстасу, но не могу быть с ним из-за отца. Он отправил меня сюда, чтобы я влюбила в себя короля Эдмунда для военной помощи, но я не хочу… Я вынуждена врать, играть на публику, рискуя всеми, кто мне дорог, пока Алессандро ищет выход. Какая я жалкая!

— Я обещаю, я не выдам твоей тайны, Доротея. Спасибо, что мне доверяешь, — Джон слегка прикоснулся к ее волосам, но тут же отдернул руку, боясь усугубить то, что и так душу терзало. А именно то, что он относился к принцессе больше, чем просто к принцессе, и больше, чем просто к другу. Он влюбился в нее и только что понял это окончательно.

Внезапно что-то громко треснуло в кустах, и Доротея с Джоном рывком подняли головы. Уже почти стемнело, нежные фиолетовые сумерки, сопровождающие их до этого, пропали. Теперь послышались шаги, но какие-то не людские, какие-то даже будто бы не настоящие, бесшумные. Если бы не сломавшаяся ветка, то ничего бы не выдало присутствия постороннего. От страха Доротея вцепилась пальцами в запястье Джона, а он нервно сглотнул. Они мысленно рашили оставаться на месте, чтобы не быть замеченными. В темноте без свечки или фонаря нельзя было различить даже очертаний предметов, не говоря уже о чьем-то присутствии. Чем сильнее сгущалась тишина, тем отчетливее стало слышно эти шаги, которые теперь больше напоминали цоканье. На волосы Доротеи упало несколько капель за раз, потом на Джона. Он, даже не глядя на небо, понял, что вот-вот начнется буря. Это он определил еще днем, когда тучи стали нещадно сереть.

— Я потерялся… — услышали Джон и Доротея сзади себя, и их сердце ушло в пятки. — Вечно со мной то-то происходит… — еще больше заплакал кто-то и начал вытирать глаза кулаками. Сердце принцессы сжалось, и она подошла к маленькому фавну, очертания которого различила, когда оказалась близко, чтобы успокоить.

— Ну чего ты, малыш? — всхлипнув от недавних слез, улыбнулась Доротея, хоть и улыбки ее видно не было, но она была слышна в голосе. — Сейчас мы отведем тебя в замок, а завтра разыщем твою маму, хорошо?

— Я сейчас хочу к маме… — еще больше заплакал он. Вскоре послышался удар камня о камень, потом еще один. Через пару минут Джон уже стоял с оторванным фрагментом одежды и импровизированным факелом в руке. Он, как мог, прикрывал его рукой, чтобы дождь всё не испортил.

Вовремя сориентировавшись, Доротея подняла край плаща настолько высоко, насколько позволяла длина ее руки, накрывая огонь. Матрос сказал, что здесь недалеко и правда есть небольшое поселение фавнов, куда и нужно было отправиться. Наверняка мальчик живет там. Как выяснилось по дороге, дождь успокаиваться не хотел, и повезло, что они успели заметить то самое селение, в домах которого еще горели окна, перед тем, как факел безвольно потух. Фавн с радостью указал на свой дом и рассказал, как не так давно попал на речку со льдом, из которой его вытащил Питер. Доротея слабо постучала в дверь кулаком, и ей открыла заплаканная женщина-фавн.

— Мама! — кинулся ей на шею фавн.

— Эдгар! — обрадовалась она и заключила сына в самые крепкие объятья. Он тут же начал лепетать о том, как его спасли Доротея и Джон, как довели сюда через ливень, и женщина вежливо пригласила их в теплый дом, пока не закончится дождь или хотя бы не стихнет.

Доротея и Джон сидели под пледами у теплого камина и грели закоченевшие руки. Скоро им был подан ужин из чисто вегетарианского салата, неизвестно, правда, откуда набралось столько зелени, но зато было очень вкусно. Иногда Джон и Доротея болтали и украдкой улыбались друг другу. Они даже успели обсудить масти лошадей и уход за ними, пока Реджина, мама-фавна, укладывала сына спать в своей комнате. Она зачем-то, правда, заходила на кухню, совмещенную с гостиной, за пергаментом, чернилами и пером, а потом снова убежала.

— Мне кажется, в замке за нас волнуются, — предположила Доротея, которой отчего-то было на это всё равно.

— За тебя — точно, за меня, думаю, не очень, — пожал плечами Джон, допивая свой чай. Ему захотелось еще, но скромность просить не позволяла.

— Я послала письмо в замок, мой голубь хорошо летает даже в дождь, — улыбнулась Реджина, но выглядела несколько озадаченной и даже нервной. — Я сказала, где вас искать, поэтому, я думаю, никто волноваться не будет. И спасибо вам за то, что вернули сына, я искала его везде, уже вся извелась.

— Это вам спасибо, что приютили ненадолго. У вас очень вкусный чай, — искренне поблагодарил Джон. — Извините, вы не нальете мне еще кружечку?

— Да, конечно, сколько угодно, — Реджина взяла чашку, налила в нее ароматный чай и подала юноше. — Ну, пока вы ждете, чем бы вас развлечь?.. Вы когда-нибудь слышали нарнийские колыбельные?

— Да, я слышал однажды, это потрясающе. От них и правда засыпаешь!

— А я ни разу, — слегка застенчиво сообщила Доротея и заправила прядь волос за ухо.

— Тогда нужно это исправить! — улыбнулась Реджина, спешно достала из шкафчика флейту и села напротив гостей. Они готовились слушать, Доротея с любопытством, Джон — с предвкушением.

Реджина поднесла флейту к губам, и из нее скоро полилась музыка. С первых нот у принцессы побежали приятные мурашки. Сначала она слушала с улыбкой восхищения, а потом уголки ее губ начали смещаться вниз. Казалось, каждый маленький фрагмент этой мелодии проникал под кожу и впивался в вены, разнося мурашек по крови, которые заставляли вибрировать и постепенно закрывать глаза. Джон уже почти что спал. Он ощутил, как от какой-то странной нехватки дыхания у него защемило в грудной клетке. Он бросил взгляд на расплывающийся в поле зрения огонь, и ему показалось, что там начали играть маленькие фавны и кружиться в хороводе, затем он увидел, как странно сощурились глаза Реджины, когда она продолжала играть, и в окне пронесся темный силуэт.

Доротея уже спала, уткнувшись Джону в плечо, а он сам хотел было что-то сказать, но слова поднялись к горлу и застряли где-то там. Теперь музыка стала казаться каким-то сладким подобием пытки. Чашка полетела на пол и разбилась на три огромных кусочка, а дальше мир окутала тьма. Как только оба гостя заснули, Реджина перестала играть, и в дом вошло двое человек в мешковатых капюшонах. Они рассмотрели Доротею с веселым смехом и связали ей руки за спиной, на всякий случай, то же самое они сделали с Джоном, как со свидетелем.

— М-да, он будет доволен, такой случайный улов, — хохотал один, без половины зубов. — Гальма нам много отвалит за эту спящую царевну, да еще и дело сделаем. Может, удастся даже немного развлечься и поприставать к ней.

— Да-а-а, а потом привяжем ее вместе с остальными лошадьми общей веревкой за руки и за шею и погоним в штаб. Посмотрим, что ради дочурки готов сделать король или его нудный наследник цесаревич. Скоро им всем секир башка, — хихикая, подхватил второй, а потом взглянул на Реджину, которая так и сидела с флейтой в руке, преодолевая в себе желание спасти несчастных. — А ты чего сопливчик повесила? Вставай давай! Нам завтра будут нужны еще лошади, погоним их в Тельмар.

— Тс-с! Зачем ты ей всё рассказываешь? — шикнул первый, беззубый. — Она нас может сдать!

— Не сдаст! — был уверен второй.

— Делаю это только ради мужа и сына, — загорелась огнем ненависти Реджина и тут же получила больную пощечину, а затем упала на пол. Надев на голову Доротее и Джону мешки, парочка негодяев удалилась, а женщина побежала к сыну, чтобы проверить, всё ли с ним в порядке.

*****

— Доротея! Доротея! — уже в который раз пытался перекричать ветер Юстас, вплоть до срыва голоса, и блуждал в окрестностях дворца. — Доротея, ну где же ты?!

— Юстас, я обыскала уже всё, — подбежала к нему Джил с фитилем в руке. — Ее нет в замке, нет в конюшнях, нет в садах, даже на кораблях спрашивала. Их с Джоном видели недалеко от пляжа несколько часов назад, а потом они исчезли. Питер и Эдмунд тоже не вернулись, нам нужно попросить помощи.

— Нет! Если мы попросим помощи, то кто-нибудь узнает, что мы ее потеряли, и ее заберут, когда найдут! — закричал от отчаяния Юстас. — Кто-то уже рассказал о походе, и ей прислали Кардоссо! Я сам должен ее найти! — Вред упрямо развернулся к лесу, но почувствовал, как сильно подруга дернула его за руку.

— Ты думаешь, что ты самый умный и смелый?! Что найдешь ее в лесу ночью и в дождь?! Что ее не могут убить, пока ты будешь геройствовать и думать только о себе?! — закричала теперь она, сама себе не признаваясь, что это даже не ревность, а простое волнение за человека, который тебе до безумия нравится. — Ты безрассуден, никого не слушаешь, ни с кем не считаешься! А ты не подумал, что, например, я буду волноваться за тебя?! — Поул поджала губы и осеклась.

— Ну и что будешь делать? Кэрол расскажешь? — хмыкнул Юстас. Ее слова отчего-то произвели на него теплое впечатление и задели за живое.

— Пойду с тобой, и мы найдем ее, — твердо заявила Джил. Она потащила Юстаса к конюшням и велела ему выводить коня, так как она сама верхом ездить не умела. — Залезай, чего глазки лупим?

Юстас быстро кивнул, залез на лошадь, посадил сзади себя Джил и поскакал вперед, навстречу опасностям, во имя приключений, во имя спасения любимой девушки, во имя долга и подвига!