Мы остановились возле старинного особняка, заброшенного и с облупившейся краской, но все еще довольно симпатичного. Как-то не так должны выглядеть дома с призраками.

— Поверьте, я не вру, — фотограф — высокий бородатый мужик неопределенного возраста — действительно был напуган. — Я видел… то, что видел.

— Я верю вам, — я еще раз окинула взглядом дом. Да, что-то в нем определенно было.

— Здесь была фотосессия одной звезды… Может, вы знаете, тезка нашей певицы эстрады, Виктория Пугачева.

— Нет, не знаю. Я не интересуются звездами, — я покачала головой. В голове только всплывали мутные образы клипов и песен.

— Это модель, — почти оскорбился фотограф.

— Мне все равно. Так что там с фотосессией?

— Звезда потом умерла. Говорят, она видела нечто такое, что видеть не принято. Мы сначала списали это на прием наркотиков, ну, знаете, тяжелый напряженный график, перелеты, постоянные показы и съемки для рекламы… — он говорил сбивчиво, будто цеплялся за эту реальность. Боялся перейти к главному.

— Видения, значит, — поторопила я его. Следовало управиться с этим домом до того, как сядет солнце. Призраки больше всего активизируются именно ночью, а чаще всего после полуночи. Моя задача — сделать так, чтобы до полуночи они уже успокоились, а в идеале вообще убрались прочь. А если я управлюсь до захода солнца… Нет, вряд ли. Слишком большой дом. Слишком много тайн.

— Да, так вот, ее нашли здесь, в кустах, — фотограф махнул рукой в сторону густого кустарника, — она была ободрана до крови колючками и мертва. Ран не нашли, а потом в морге сказали, что она умерла от ужаса. От разрыва сердца…

— Что ж, спасибо за информацию, — я со вздохом посмотрела на мужчину. Слишком напуган. Он не составит мне компанию. Ну что ж… справлюсь сама. Я либо справляюсь, либо отправляюсь в эти места столько раз, сколько нужно. Не скажу, что я рада этому, но все же. Приношу хоть какую-то пользу. Сама как почти забытый призрак.

— Вот ключ от дома, — фотограф дрожащими руками достал из футляра обыкновенный неприметный ключ и отдал мне. — Если… если все будет хорошо, отдадите арендодателям, если нет… он всегда будет лежать там, под ковриком. Всегда лежит.

— И почему же он сейчас не под ковриком, а у вас? — мой холодный вопрос заставил его немного прийти в себя.

— Потому что… я был бы следующим, если бы не вы. Но к счастью, я выберусь отсюда, — он стиснул мою ладонь с ключом и поспешил прочь, не прощаясь.

Я посмотрела ему вслед и устало кивнула. Вот так всегда, сгрузят свои дела на меня и надеются, что спасутся. Фотограф еле сумел завести машину и так быстро выехал на дорогу, что едва не врезался в столб. Спешит. Боится. Посмотрим, чего именно.

Я разжала руку. Ключа в ней уже не было. Мастерски провернули. Молодцы. Подойдя к порогу, заглянула под коврик. Вот и он — тот самый ключ, приглашающе блестит на утреннем солнце. Я подняла его с крыльца и взвесила на ладони. Нет сомнения — тот самый. Маленький, аккуратный, слегка затертый ключ. В замок он вошел идеально. Скрипнула давно не смазанная дверь. Ну вот и приключения, чтоб им.

Ключ выскользнул из моих пальцев и улегся на подоконнике.

— Так не пойдет, — заявила я и сгребла его обратно. Сунула в карман штанов и застегнула молнию. Пусть только попробует куда-то деться. Там в кармане амулет, должно помочь. Если нет… ну что ж, дом окажется мне не по зубам.

В доме было темно и сумрачно в противовес яркому солнечному дню. Электричество в нем давно отключили — я поклацала выключателем и не добилась никакого результата. Сразу за входом тянулся длинный коридор, заканчивающийся лестницей, ведущей вверх и вниз. Я пошла вниз. В подвалах чаще всего проще найти какую-то хрень.

Внизу внезапно зашелестела вода. Что ж, начало многообещающее. Вода так быстро заполнила подвал и ступеньки к нему, что я едва успела отшатнуться и вернуться в коридор. В ней что-то забулькало — большое и неуклюжее. Через мгновение из воды появилась большая косматая и грязная голова, а за нею и все тело. Я невольно замерла на месте — так быстро призраки появлялись только в очень сложных и слишком загаженных смертями местах.

— Прорыв… — провыл призрак и ткнул рукой в ракушках вниз.

— Ага, — только и кивнула я, наконец заметив на нем истрепанную некогда синюю, а теперь вылинялую серо-грязную робу. Сантехник или рабочий. Похоже, погиб как раз в этом подвале во время потопа и теперь постоянно с ним борется.

— Не разговаривай с ним, а то утащит, — послышался звонкий девичий голосок позади меня.

Сантехник недовольно забулькал и стал медленно погружаться вниз.

— Пойду ликвидировать прорыв, — пробулькал он в последний миг.

Я наконец смогла оторвать взгляд от его несуразной гротескной туши в ракушках и грязи и повернулась на голос.

Напротив меня стояла девочка в белом платьице с алыми розами по подолу.

— Я тебе покажу что тут и как, — весело прощебетала она, мотнув головой. Две косички с белыми ленточками взметнулись как змеи.

— Ну, показывай.

— Только пообещай ничего тут не пить и не есть. Здесь все не настоящее, гнилое, — девочка весело попрыгала на лестнице вверх.

Я оглянулась в сторону подвала — воды не было. Сухо, только грязно и подтеки такие, будто вода недавно схлынула. Без единого звука.

Поднявшись вверх по лестнице, я попала в огромную залу. Эта зала дала бы фору концертной, но ее предназначение было несколько иным. На миг я задумалась — где во вроде бы обычном доме могла уместиться такая зала на втором этаже — но потом поспешила за девчонкой. Девчонка расплывалась перед глазами, скакала вокруг старинных деревянных круглых и квадратных столов. И чем больше я присматривалась к девчонке, стараясь навести резкость, тем больше изменялась зала. Зазвенела посуда, послышались голоса. На столах возникли скатерти, сверху — хрустальные бокалы и кружки, такие красивые, чистые, блестящие в свете больших люстр. А вот и электричество пожаловало.

Девчонка усмехнулась во весь рот — неожиданно красный, будто окровавленный. Я на миг заметила ее острые зубы, но потом она захлопнула эту пасть и ухватила с полки пирожок. Пышный, красивый, с густой, почти стекающей из него начинкой. Я понадеялась, что это варенье, но судя по тому, как она его зачавкала, там могло быть не совсем варенье.

— Пирожки — горячие, свежие, только из печки, — вдруг над самым моим ухом произнесла пухленькая женщина в форме поварихи. А вас, миледи, только что тут не стояло.

Я взяла в руки пирожок и разломила пополам. Из него потекло что-то густое, темно-красное и ни капли не похожее на вишневое варенье. На миг мне показалось, что пирожок весь покрыт плесенью. Я вздохнула и вернула его обратно. Не это моя причина этого визита. Следующим я взяла в руки большой хрустальный кувшин, придирчиво осмотрела со всех сторон, словно бы он мог дать ответы на мои вопросы. Что здесь происходит и как это прекратить?

— Милая девушка, не старайтесь, — слева от меня проскрипел старческий мужского голос.

Я обернулась в его сторону. Передо мной стоял сухонький старик в малиновом пиджаке и классических черных брюках. Под мышкой он зажал какую-то папку, старинную, бумажную еще, пожалуй, советских времен или около того.

— Почему? — спросила я, глядя на старика.

Он усмехнулся и протер лысину белоснежным носовым платком.

— Потому что изменить законы мироздания невозможно, — платочек аккуратно отправился в нагрудный карман.

Рядом зазвенели стаканы. В них оказался ярко-зеленый напиток. Я бы сказала, что это желе или лимонад, но типичного запаха лимонада не было. Старик взял бокал и отхлебнул этой зелени.

— Мы здесь живем уже очень давно. И, поверьте, не все любят так поболтать, как я.

— А вы бы хотели… — он не дал мне договорить.

— Уйти отсюда? Конечно, хотел бы, только это невозможно. Из дома нет выхода, только вход, — старичок гаденько захихикал и ушел прочь, попивая свой лимонад.

— Не слушай этого старого хрыча, — махнула полотенцем повариха. — Мы, может, и хотим выйти, но не можем. А ты — можешь. Вопрос в другом — сможешь ли ты вывести нас отсюда или нет.

— Боюсь, я буду пытаться столько раз, сколько необходимо, — со вздохом ответила я, начиная припоминать этот дом. Кажется, я была уже здесь. И тогда тут случилось кровавое побоище. Ну, точно, медсестра с ножницами и скальпелями. Она где-то здесь. Прячется в укромных уголках.

— Понимаю. Ты тоже из привязанных? Хотя ты не совсем мертвая, — повариха покачала головой. Я чуть развернулась и заметила, как в ее голове покачивается в такт движениям длинный тесак. Таким обычно нарезают мясо на кухне. Ну вот и ответ на все вопросы. Кажется, дом пополнился новыми жертвами. И душами. В прошлый раз их было меньше или мне только кажется.

— Я не совсем живая, — тяжко вздохнув, отошла в сторонку.

Надо подумать, крепко подумать насчет происходящего. Призраки не стесняясь белого дня творят свои странные дела. Но если так посудить… Повариха привыкла готовить и сама себе придумала этот огромный зал, как в столовой. Старинные стаканы и пирожки… лимонад, который не лимонад… возможно, она работала в какой-то столовой, когда ее убили. И не может уйти до тех пор, пока ее убийца не сядет или не сдохнет, что более вероятно.

Старик умер наверняка в конторе, вон даже папку свою никак не бросит. Девочка… а девочка погибла уже давно, сейчас дети таких платьев не носят. Да и вряд ли это цветы на ее подоле, скорее кровавые разводы, которые она успешно выдает за цветы. Хочет показаться лучше, чем она есть.

Я прошла по залу дальше, в самый закуток, оставив повариху греметь склянками. В углу стоял стол, за которым сидел представительный мужчина в бежевом пиджаке, покрытом пылью аж до серости. Отросшие волосы спадали ему на лицо, почти закрывая его.

— А, пришла оформить бумаги, да? — криво ухмыльнулся он, показав на миг острый зуб. Еще не клык, но почти.

— Не совсем, — я окинула его внимательным взглядом, подмечая пятна от чернил на рукавах. Из какого столетия этот раритет вообще? Из девятнадцатого? Хотя пиджак смотрится более современно, может быть, из начала двадцатого, когда как раз стало больше бюрократии и бумагомарания?

— А, я знаю, ты хочешь узнать, как отсюда выйти, — он тоже мерзко захихикал, а после истерично рассмеялся. — Никак, никак отсюда не выйти! Никак! И жалобы с прошениями не принимают! — он саданул кулаком по столу, аж подпрыгнула чернильница. Несколько капель чернил расплескались по столу. — Я все пишу и пишу прошения о переводе, а они молчат, — он показал мне какой-то документ, исписанный мелким витиеватым почерком, а после гневно стукнул по нему печатью так, что печать смазалась. Рассмотреть, что на ней написано, я не успела.

Я отошла в сторону. Еще один истерик на мою голову. Девчонка как на зло куда-то запропала… Я села за стол, стоящий поодаль от организованной поварихой столовой и уставилась в стену. Какой может быть план? Нужно найти то, что удерживает здесь всех этих призраков. Нужно. В прошлый раз я облажалась, раз они до сих пор здесь. Такой разный набор. Два клерка, повариха, ребенок… медсестра… Кто еще? Сантехник в подвале. Все они умерли в этом доме или окрестностях. Но где тогда умершая здесь же звезда эстрады или подиума? Не верила в загробную жизнь? Не смогла задержаться в доме и бродит в саду? Хрен ее знает.

— Осторожно, медсестра вышла на охоту, — передо мной появилась повариха и положила на стол одноразовые белые резиновые перчатки и заокругленные ножницы. Хирургические, но названия их я не знала.

— Спасибо, — бросила я в спину призрака. — Я вам очень благодарна.

Тесак в голове поварихи заколыхался.

Призрак медленно повернулся в мою сторону. На лице поварихи отразилось изумление вперемешку с облегчением. А потом ее силуэт развеялся. Столовая со столами, напитками и пирожками исчезла. Я осталась сидеть на колченогом стуле посреди небольшой залы в доме. Света снова не было. Да его и не могло быть.

Значит триггер поварихи был в отсутствии благодарности за ее труд. Быть может, надо поблагодарить медсестру? Но поди успей это сделать, когда тебе режут скальпелем глотку. Я натянула перчатки на руки и взяла ножницы. Проверила на обивке стула — острые. Хм, может быть, это мне предстоит сыграть медсестру? Проверила одежду — как была в старых джинсах и растянутом свитере, так и осталась. Ну что ж, сыграем в двух медсестер. Если тебе нужно поймать маньяка, ты должен мыслить как маньяк.

Я с ножницами направилась к клерку, все еще шлепающему печати на свои записки. На документе уже не осталось живого места, все было залито чернилами из чернильницы и печати.

— Эй, где мне найти медсестру? — спросила я, перекидывая из руки в руку ножницы.

— А зачем тебе ее искать? Она и так уже здесь, — раздраженно ответил клерк и снова смачно поставил печать на документ.

Я выдернула у него из рук измочаленную бумажку. Что-то прочесть на ней было абсолютно невозможно.

— Может быть, скажешь нормально? — скомканная бумага отправилась в урну, откуда тут же исчезла. Да, похоже, клерк никогда не задумывался об уборке, по его мнению, все исчезало само собой.

— Я не знаю, — он устало посмотрел на меня глазами загнанного в угол человека. — Я так устал, я денно и нощно пишу эти записки, я все прошу возможности выбраться отсюда, мне надоело сидеть в этом темном вонючем месте!

— Так не сиди, выйди, — я распахнула окно, возникшее за его спиной. Окно вместо стены. Отлично, я тоже могу влиять на эту сраную реальность дома. Быть может, я тоже призрак?

Клерк посмотрел на меня, как на сумасшедшую, но послушно выглянул в окно. Снаружи светило солнце, летали птички, зеленела трава. Он отчаянно дернул себя за длинные сальные волосы, нервно оглянулся на темную залу с где-то вдалеке хихикающим дедом. И рискованно шагнул вперед, вскочил на подоконник и бросился с него вниз. Шлепка не послышалось. Я выглянула из окна — призрака не было, как не было и его тела. Что ж, если не появится снова через несколько минут, значит вышел он удачно.

— Не по параграфу работаешь, милочка, — проскрипел старик. — Нельзя так просто все сделать.

— Почему? — спросила я, развернувшись к нему. Свет от окна пропал — там снова была стена, глухая, кирпичная и совершенно непробиваемая.

— Потому что мироздание не терпит легкости, оно сложное и непостижимое. А ты хочешь, чтобы раз — и все? — он пораженно уставился на меня.

— Так может быть, перестанешь все усложнять? Тебя здесь никто не держит, ты даже умер не здесь, я права? — мой равнодушный тон подействовал на него не хуже оплеухи.

— Не здесь, а где же тогда? Я умер… — он забормотал себе что-то под нос.

— Не знаю, но в этом доме никогда не было ни столовой, ни конторы. Это гребанный старый жилой дом. Я не знаю, почему вы все здесь застряли, — я нервно потянула свитер. Опасность приближается.

— Я умер не здесь, — пробормотал старик и тут же ухнул сквозь пол вниз. Куда-то далеко-далеко.

Я тяжело вздохнула. Возможно, еще один нашел выход из дома. А мне придется заняться той, которая подглядывает из-за стены за этим безобразием.

— Эй, ты хочешь выйти отсюда? — спросила я, скосив взгляд в ее сторону.

— Не-ет, — ее голос прозвучал как звук пенопласта по стеклу. Резкий, похожий на взвизг.

— Чего же ты тогда хочешь? — устало спросила я, повернувшись на этот вой.

— Убивать! — завыла медсестра и рванула в мою сторону со скальпелем наизготовку.

Ну, вот и поговорили.

Я рванула прочь из залы, где была отличной мишенью. Медсестра скользила рваной тенью над полом, почти потеряв форму. Черт, я и забыла, как это сложно — убегать от того, кто спокойно проходит сквозь предметы. Она, похоже, убила уже немало. Возможно, именно ее видела та звезда. Или кого-то еще. Девчонку в кровавом платье, например.

Скальпель вжикнул в опасной близости от моей шеи. Вот скотина, привязалась! Я отмахнулась ножницами и вдруг попала во что-то мягкое, теплое и… живое?

Теплое и липкое потекло по руке. Медсестра завыла где-то далеко. Я непонимающе уставилась на толстяка, держащего в руке свечу. Одет в большую белую ночнушку, старинную, наверное, века эдак восемнадцатого, если не ранее. Из живота торчат мои ножницы, течет кровь…

— Вы меня ранили, вообще-то, — прохрипел он и растворился. Ну да, убить призрака невозможно. Но на время избавиться от него можно.

— Ни хрена се вы тут реалистичные, — выкрикнула я.

Вой медсестры звучал так дико, будто ее кто-то потрошил. Дом содрогнулся. Он словно бы стал идти волнами, пространство расширялось и сужалось, колыхалось. Пол становился стеной, а после и потолком. Я вцепилась за какой-то шкаф и повисла на нем, стараясь не отвалиться. Если сейчас придет медсестра, мне будет туго. Но она лишь выла вдалеке…

А потом дом будто бы сузился и схлопнулся. Я упала вниз со шкафа и оказалась… прямо перед входной дверью. Ножницы валялись на полу без единой капли крови. Вой стих, но все еще эхом отдавался в моих ушах.

Ключ от двери нашелся в кармане как по заказу. Я не понимала, все или не все, но все же открыла дверь. Если тебя выгоняют — не задерживайся. Другого шанса может и не быть. На следующий раз дом будет не таким милосердным.

Стоило мне захлопнуть дверь с той стороны, как ключ из моей руки испарился. Я привычно приподняла коврик — лежит, родимый. А после взглянула в окно. За окном стояла девочка в окровавленном платье и размазывала кровавые слезы. Позади нее скорчила гримасы медсестра. Скальпель торчал у нее в горле, но кровь уже давно не текла… Что ж, как минимум три души еще остались здесь.

Я поспешила прочь от дома, отряхивая штаны, покрытые многолетней пылью — видимо, испачкалась о шкаф. В саду по земле кто-то тащил тело модели с неистово-зелеными волосами. А вот и пропущенная сцена. Модель взглянула на меня, в ее глазах появился такой дикий ужас, словно бы она и правда увидела призрака. Девушка обмякла в руках похитителя, тот злобно выругался. Я шагнула ближе, но картинка смазалась. В кустах оказалось пусто. Что же она увидела перед смертью?

Я вышла к дороге. На обочине припарковался фотограф. Он нервно дергал руль и старался не смотреть в мою сторону.

— Эй, ты почему не уехал? — я постучала в окно, и он аж подпрыгнул на месте.

— Вы… живая? — он недоверчиво уставился на меня.

— Пока да, но работа еще не закончена. Думаю, я приду сюда еще не один раз, — я открыла дверь и только сейчас заметила в зеркале заднего вида свое лицо. Лицо почти мертвеца — бледное, с кругами под глазами и тонкими губами.

На моих руках все еще были резиновые перчатки с каплями крови…