Ник недовольно покосился на мать, ведущую машину. Она весело мурлыкала песенку и даже не думала о том, чтобы с ним помириться.

— Приехали, — довольно заявила мама, остановив машину в аккурат у дома тети Сэгги.

Собственно, с дня рождения тети Сэгги все и началось. Для матери она была сводной сестрой, для Ника — сводной теткой, но ему не нравились все эти посиделки, заумные разговоры об очередном политическом кризисе или скандале, которые вел ее муж, всякие сложные темы и полное отсутствие других детей и подростков. В пятнадцать как-то не интересно слушать о проблемах политики и хочется погонять в мяч со сверстником или получить в руки игровую приставку, но увы. У тети Сэгги все должны были сидеть за столом от звонка до звонка и даже в туалет выходить с извинениями и причитаниями. Мать считала это нормой, а вот Ник — нет.

Вот и в этот раз они подошли к помпезному дому, украшенному флажками и шариками по поводу теткиного дня и такому излишне позитивному, что Нику аж затошнило. Он ничего не имел против веселья и радости, но не тогда, когда это показное веселье, безразличная радость и деланое счастье. Он остро чуял ложь, и ему не нравилась ни тетка, ни ее муж, ни выражение лица матери, когда она с ними общалась.

В этот раз у дома уже было полно машин, гостей и каких-то помощников. Тетка не гнушалась нанять поваров по такому поводу и официантов из весьма неплохого ресторана, благо денежный вопрос у нее никогда не поднимался — все оплачивал муж.

Ник отвернулся от фальшивой улыбки какой-то женщины, которая начала обниматься с матерью. Какая-то кузина и та сюда же прискакала пожрать на халяву и перемыть кости всей родне. Мерзкие ухмылки окружающих его бесили. Ник равнодушно поздоровался и с кузиной, и с ее мужем — щеголеватым мужичком неопределенного возраста, и с еще какой-то староватой родственницей в платье такого тошнотно-сливового цвета, словно бы эти сливы сначала съели, а потом выблевали. Потом последовал чей-то дядя, какой-то пятиюродный брат и еще целая когорта жен, мужей, племянников и прочих людей, которые собираются раз в год, а то и реже вкусно пожрать по какому-нибудь праздничному поводу.

Когда Ник наконец попал в дом, то подумал, что станет полегче, но нет. Тетушка Сэгги блистала во всей красе в золотистом платье. Она накрасилась так ярко, словно бы собиралась на не собственный день рождения, а на встречу бывших путан, да еще и нацепила на себя дурацкое ожерелье с какими-то блестящими камнями — конечно же, настоящее золото и камни, никакой бижутерии. Но когда дело доходило до его, Ника, дня рождения, то дарила она просто открытки. В детстве еще могла прислать какую-то дешевую игрушку, а теперь и вовсе ограничивалась парой дежурных фраз по типу: «Мои поздравления, ты стал еще на год старше». Ник считал это скупостью, мать — обычным делом.

Гостей рассадили на столом по какой-то там теткиной схеме. Ник с матерью оказался почти у противоположного конца от тетки и ее родни, но так ему показалось даже лучше. Не придется позорно отпрашиваться выйти, когда это сборище уже будет ему поперек горла.

Сначала подарили подарки, по давней традиции передавая их через весь стол, что Ника всегда бесило. Над пустыми тарелками летали коробочки, коробки и целые упаковки чего-то явно дорогого. Мать подарила духи в маленькой коробочке и теперь с завистью смотрела на кучу добра, которая собиралась позади тетки. Сэгги же улыбалась, отвечала на комплименты, хихикала ровно в нужный момент и ощущала себя звездой праздника.

Когда, наконец, официанты расставили перед всеми блюда и насыпали еду в тарелки, стало полегче. Ник взялся с аппетитом уминать какое-то вычурное жаркое, наверняка приготовленное по французскому рецепту. Мать пыталась поговорить с теткой, но там все время отвечала кому-то другому, тискала за руку своего чернокожего мужа, то и дело прикладывалась к бокалу. Через несколько минут прибыли еще гости — на этот раз сотрудники мужниного офиса, и процедура подарков-комплиментов-хихиканья повторилась.

Ник старался делать вид, что все в порядке, но нет. Жаркое быстро закончилось, он не пил и откровенно скучал. От нечего делать он взялся рассматривать новоприбывших коллег и заметил нечто странное. За ними словно бы тянулся шлейф из тьмы, хотя в ярко освещенном зале, казалось, не было и места для тени. Эти парни и девушки расселись за столом поближе к супругу тетушки и тоже получили себе порции еды, но ели кое-как, больше болтали, пили и заговаривали остальных гостей.

Один из официантов заметил затруднения Ника и притащил ему целое блюдо хитро запеченной картошки с овощами и, конечно же, с очередным вычурным соусом. А еще здоровенную салатницу, чем несказанно порадовал парня. Уж на что нельзя пожаловаться у тетки, так это на плохую еду. Ее просто готовит не она.

Когда Ник наелся, наслушался всех этих тоскливых разговоров и деланого флирта, то все же потихоньку выбрался из-за стола и под гневный шепот матери пошел в туалет. Просто освежиться. По пути ему попалась какая-то празднично одетая женщина, он поздоровался, хотя не помнил, чтобы она была на празднике, ну да кто в такой кутерьме упомнит. Черное платье незнакомки зашуршало. Ник невольно оглянулся, желая оценить фигуру без палева, но тут…

Незнакомка оглянулась тоже. Вместо глаз ее на лице словно бы образовались черные провалы — омуты без век и ресниц, из которых плескалась тьма. Шлейф тьмы, до того почти незаметный усилился.

— Простите… — промямлил Ник и поспешно отскочил за угол, где и нашел туалет. Быть может, он съел что-то не то и у него галлюцинации? Иногда такое бывает при отравлениях… Но ни тошноты, ни позывов он не ощущал, как не ощущал и все увиденное бредом больного мозга. Он твердо был уверен, что видел.

Поплескав в лицо холодной водой и посидев несколько минут на закрытом унитазе, Ник пришел к выводу, что ему померещилось. Мало ли, вдруг это были просто черные тени такие, женщины же любят краситься, особенно на праздники.

Он решил возвращаться, пока мать не забила тревогу, и потихоньку выскользнул в коридор. Шум празднества перенесся уже по разным комнаткам, гости бродили туда-сюда, растрясая наеденное, несколько дам в таких же дурацких платьях рассматривали стоящие на подоконнике цветы.

Ник хотел было уже вернуться в зал к матери, как тут к нему подскочил один из кузенов — смутно знакомый. Ник поднял голову, здороваясь и пораженно замер. Ноги от страха стали ватными. У кузена тоже вместо глаз были черные провалы.

— Попался, малыш, — ухмыльнулся он и протянул руку к Нику. Тот дернулся, но вокруг стало очень пусто, страшно и больно…

***

Когда Ник очнулся, то оказался на том же месте, только кузена уже не было, да и обстановка в доме как-то незаметно переменилась. Пропал смех гостей, хотя все еще звучала музыка. Зато слышались голоса переговоров, будто на деловой встрече — таким тоном обычно разговаривают начальники, уж Ник-то слышал, как порой отчитывают нерадивых работников.

Он завернул в зал, но там никого не оказалось. На столе все так же стояли тарелки с недоеденной едой, кое-где остались и недопитые бокалы. Все выглядело так, будто все гости разом снялись с места и вышли куда-то, подышать, например. Матери тоже на месте не оказалось. Ник задумчиво обошел стол — тетка оставила подарки в коробках не распакованными, что на нее совсем не похоже.

Тогда он решил пройтись по дому и посмотреть, что будет дальше. В одной из комнат пара девиц красилась у зеркала, но когда они повернулись к Нику… с их глазами все было точно так же. Черные провалы с расползающейся за пределы глазниц тьмой. Ярко-алые накрашенные губы растянулись в улыбках. Ник поспешил выскочить прочь, пока это сумасшествие его окончательно не доконало.

Искомый кузен снова торчал в коридоре и все такой же безглазый, только теперь он обошел Ника по дуге, словно бы побаивался. Ник рванул на второй этаж, запнулся о ступеньку и едва не полетел носом в пол, когда в последний момент успел ухватиться за перила. На втором этаже у окна премило беседовали две старые кошелки, одна из которых была в уже знакомом сливовом платье. Ник даже не удивился, когда они обернулись к нему и синхронно уставились этими пустыми черными глазницами. Темнота в них была матовой, она словно поглощала свет. «Как в черной дыре» — подумал Ник и натолкнулся на кабинет супруга тети Сэгги.

В кабинете сидело человек шесть — Ник лишь мельком глянул и отвернулся. Все они были такими же, с черными пустыми глазницами. Хозяин дома повернулся к нему, но Ник уже поспешил дальше, раздумывая, где искать мать в этом кошмаре и не постигла ли ее та же участь. Но пока нигде не находил.

Зато за ним поспешил один из сотрудников, здоровый крепкий мужик в белой офисной рубашке и при галстуке, но лицо его было до того перекошенным злостью, что Ник едва не сиганул из окна от страха.

— А ну стой, малец! — крикнул мужик и как-то очень быстро, почти незаметно оказался позади бегущего Ника.

Тот затормозил у очередных дверей, но толкнуть их не успел. Тяжелая сильная рука ухватила его за плечо и буквально пригвоздила к полу.

— Стой, кому говорю. Хм… странно, что на тебя не подействовало. Ну что ж… — этот человек (человек ли?) задумчиво посмотрел на Ника, а потом словно толкнул его чем-то невидимым, заставил упасть на пол и распластаться, будто придавил здоровенным прессом.

Ник закричал. Воздух вокруг стал густым, похожим на дурной туман, контуры дома размылись, мужик на ним стал похож на черное дурное пятно.

— Эй, да ты сопротивляешься! — удивленно воскликнул тот. — Ну ничего, скоро ты станешь таким, как мы, скоро ты снова и снова будешь проживать этот день, снова и снова, жить и умирать в этом доме… Знаешь о временных петлях, а? Любишь фантастику?

Ник захрипел. Он понял, что тогда, когда кузен коснулся его, он умер. И умирать повторно он не хотел. Так сильно не хотел, что сопротивлялся насколько мог. Он сам не понял, почему, но вдруг ему стало жарко, невыносимо жарко, жар опалил тело и лицо изнутри, Ник снова заорал и выплеснул жар наружу, прочь из своего тела.

Вокруг заплясал огонь. Он лизнул деревянный паркет под Ником, тут же ринулся к перилам, а там и помчался по обоям, по картинам, по дорогим шторам и в момент взвился под потолок. Мужик пораженно охнул и отскочил, будто обжегся об Ника, а сам Ник медленно поднялся, растерянно оглянулся и натолкнулся взглядом на мужика. Его пробрала такая злость и ненависть, что аж глаза полыхнули золотом.

Он не видел, как его глаза превратились в два фонаря, испускающих мощный свет. Он видел лишь кусок тьмы, которую нужно было уничтожить. И жег, жег ее, визжащую, крутящуюся, воющую от боли. Шел по дому и жег.

Дом горел. Огонь полыхал так, что крыша уже начала проседать, вылетели стекла, и от притока свежего воздуха пламя разгорелось еще жарче. Ник спокойно смотрел на все это и так же спокойно вышел из дому. Свет в его глазах постепенно становился все слабее и слабее, он сменился обычным его нормальным зрением.

Когда Ник выбрался из дома, к дому уже прикатили пожарные. Он буквально выпал на грунтовую дорожку у крыльца и закашлялся от дыма. Один из пожарных оттащил его в сторону и вручил кислородную маску. Ник с благодарностью принял ее. Ни пожарные, ни любопытствующие соседи не заметили, как в глазах Ника постепенно пропадали золотистые яркие искры. На сегодня зло было уничтожено…