Примечание
Проекция собственных переживаний
— Ты придёшь ко мне сегодня? — Феникс взглянул на закат, а затем на Художника.
— Приду. После полуночи. Уверен, что не уснёшь к тому времени?
Феникс пожал плечами. Он ни в чем не был уверен.
***
Стук в дверь не заставил долго ждать. Феникс открыл ночному гостю.
— А я надеялся… — Художник зашёл в дом.
— Надеялся, что я сплю?
— Именно.
— Я рад, что ты здесь.
Феникс поставил чайник на огонь, Ворон устроился рядом за столом. Он приметил, что постель уже была приготовлена, а Феникс даже не пытался уснуть.
— Я хочу поговорить со Смертью.
— Думаешь, он что-то прояснит?
Чайник истерически засвистел, вынуждая хозяина дома приостановить диалог.
— Он мудрый советчик и добрый друг. Тем более, я не помню уже, когда мы с ним последний раз беседовали, — Феникс начал разливать кипяток по чашкам. — К тому же, только он благословил меня, когда я последний раз решал стереть себе память.
Ворон замолчал, тщательно обдумывая услышанное и отпивая из своей чашки. Они долго молчали. Сколько — неизвестно. В комнате Феникса не было часов. Они его в тоску вгоняли в периоды между вспышками. По крайней мере на данный момент старые часы с маятником собирали пыль в чулане.
— Фень, расскажи о своей прошлой жизни, а?
— Прошлой вспышке или..?
— О стёртой памяти.
— Тяжело, — Феникс покачал головой и сел на стул, подняв колени к груди. — Я попробую, но не обещаю, что расскажу много.
— Мне интересно то, что ты захочешь рассказать.
— По правде говоря, я мало чего помню. Помню только, что этот опыт мне не хотелось бы повторять. Я был… Писателем каким-нибудь, может быть. Или нет. Каким-то творцом. И мне было тяжело во всём.
Ворон слушал не перебивая. Между прочим, он уже тихонько достал из своей сумки альбом и кусочек угля. Художник принялся за работу.
— Я тогда много молился.
— Молился? — Ворон в изумлении поднял глаза.
— Молился, — повторил Феникс, — Только знал, что молиться мне некому.
— Отводил душу?
— Вроде того.
— А что ты просил? О чём молился?
— Не знаю, — Феникс пожал плечами, — Мне, по правде говоря, тогда было просто очень грустно и одиноко.
— И тебе это помогало?
— Наверное.
— Вот оно как? — Художник не стал допытываться и дал Фениксу продолжить рассказ.
— В один момент я не выдержал напряжения.
Художник замер и внимательно посмотрел на Феникса. Сердце его пропустило удар, грозясь разбиться.
— До того мне было страшно… Когда я решил уйти, Смерть, как и полагается, пришёл за мной. Хотя, за такими, как я, он мог бы и не приходить.
Феникс замолчал, неторопливо выпивая свой чай. После выдохнул и продолжил:
— Когда всё закончилось, я ещё спал, как бы выразиться. Моя память не пришла сразу. Зато я понял людей. Моя человеческая душа была в руках Смерти. И за всю свою человеческую жизнь я почувствовал себя частью Всего. Безопасность, блаженство, бесстрашие, облегчение. Но этот горький осадок… Возможно, я тогда даже не до конца понимал, что происходит.
— А что было дальше? — Осторожно спросил Ворон, когда продолжения не последовало.
— А потом, — ответил Феникс, — Я вернулся в свою привычную оболочку. Смерть сказал, что я ещё долго плакал, пока ещё не пришёл в себя. «Когда кончаешь жизнь самоубийством, — говорил он, — всё происходит иначе. Жалко мне таких. Мучаются долго и понапрасну».
Феникс покачал головой. Ворон положил руку на его плечо и развернул свой альбом. Наконец-то Феникс расплылся в улыбке.
— Красиво… — Он с грустью и нежностью прикоснулся к своей нарисованной щеке, — Неужели я правда так выгляжу?
— Дружище, ты давно не смотрелся в зеркало, — Художник улыбнулся. — Слушай, может, попробуешь поспать?
Феникс молча вздохнул, вернул творцу альбом, встал на ноги и потянулся.
— Думаешь, получится? — спросил он, укладываясь в кровать.
— Надеюсь, — Поправил Ворон. — сколько ты уже не спишь? День? Три? Неделю? В чём причина бессонницы?
— Чья-то бессовестность, — парировал Феникс, — А может, не чья-то, а просто моя.
— Тебе бы думать поменьше, — Художник подвинул кресло к кровати, — Я почитаю у тебя что-нибудь?
— Дом в твоём распоряжении.
— Ты только озвучивай, если застрянет какая-то надоедливая мысль, хорошо?
— Хорошо.
— Значит, договорились, Спи, мой хороший, до радуги дорастай.
— Где-то я это слышал, — буркнул Феникс, натягивая на голову одеяло.
— Какая-то песня. Я уже и не вспомню.
— Во сколько ты пойдёшь?
— Я останусь с тобой до рассвета.
— Спасибо.
И Феникс отвернулся к стене. Он знал, что его не оставят вплоть до пробуждения. И даже после, когда его друг покинет дом. Что-то такое туманное прокрадывалось в усталый разум.