Натаниэль не удивляется ни решению Капитолия на запрет протаскивания с собой родных и близких, ни их решению не дать даже возможности поговорить с кем-нибудь. Никаких прощаний. Может только одно последнее переглядывание в коридоре перед тем, как стащить с пьедестала, или пробормоченное «прощай» прежде, чем назовут имя, но никаких официальных «увидимся в лучшей жизни» ни для кого из трибутов.

Может, это и не было увековечено на скрижалях истории, но Натаниэль не шибко-то и надеялся и вовсе не возражал против отсутствия всего этого. Он не страдал от всяких теорий, но вполне мог догадаться, в чём дело. Капитолий был ничем иным как жестокостью и злом. Тащил людей, которых отправляют на смерть, в поезд, будто они какие-то мешки с мукой, мм.

Поезд прочный, скорее всего, изготовлен в шестом дистрикте. Натаниэлю не посчастливилось побывать в нём, но он знает, что его мать хотела посетить его в какой-то момент своей жизни, до того как отец поймал её и убил. Впрочем, это уже не важно.

Лола встречает их уже внутри, не имея вокруг себя этих миротворцев а-ка аксессуаров или охранников с загребущими лапами, которые притащили сюда Жана и Натаниэля. Разодетая во всё лучшее, она представляет собой образ роскоши второго дистрикта, также выпендриваясь своим положением «домашней любимицы». Натаниэль удивляется, что глаза у него ещё остались при себе после разглядываний всех этих стразов, вшитых в её платье.

Хотя, с другой стороны, Лола настолько уродлива, что один лишь взгляд на неё может подпоганить зрение. А может, он просто проецировал собственные ощущения от её личности на представление о ней в целом. Разумеется, только его ошибка.

Натаниэль предпочитает молчать, пока она велит ему и Жану идти за ней. Ожидаемый быстрый тур по поезду. Помимо всего прочего, он ещё и просторный, именно такой, каким его можно было ожидать от капитолийских стандартов. Натаниэль ненавидит его чисто из принципа.

Его комната, комната Жана, комната Лолы, столовая. Встретиться позже. Это вся информация, которую Натаниэль готов держать в памяти, прежде чем отправиться в комнату, отделавшись от всего, не спеша раздеваться. В шкафу его комнаты запасена одежда, там же находится душ с его именем. Его кожа зудит от пристальных взглядов, а шрамы горят фантомной болью.

Он думает о том, сколько неприятностей ему грозит, если он сожжёт поезд, особенно если они не смогут отыграться на нём за это.

Он решает поразмыслить над этим, пока принимает ванну, втирая в кожу роскошное мыло, а волосы — различные вариации шампуней. У них есть и другие средства: масла, ароматизированные гели, лосьоны, бритвы, другие вещи, которыми, Натаниэль уверен, они будут обмазывать его, когда придёт время для встречи с Кэти или кем там ещё.

К сожалению или к счастью, ему пока не хочется превращаться в куклу. Он выключает воду и заворачивается в один из висящих халатов, не глядя в зеркало по пути из ванной. Он уверен, что в любом случае не увидит своего отражения из-за всего этого пара. 

Вместо этого он смотрит на часы, обнаруживая, что у него есть ещё немного времени перед обязательной встречей с Лолой, Жаном и остальными в вагоне-ресторане. Он подумывает о том, чтобы развалиться на кровати вместо того, чтобы начать одеваться, но догадывается, как это вспримется Лолой, и решает вести себя хорошо. Пока что.

Он встречает их, вовремя, одетый примерно так же, как обычно. Намеренно избегает их яркой одежды, предпочитая более тёмные оттенки, и не обращает внимания на взгляд, которым провожает его сопровождающая. Жан, очевидно, поступил так же, и он знает, как они к этому относятся.

Отсутствие вкуса и чего там ещё. Натаниэлю было на это насрать.

Он решает устроиться рядом с Жаном, что также является местом не рядом с Лолой. Он не то чтобы жалуется на это, не так ли?

На столе в беспорядке расставлены блюда, на которые Натаниэль смотрит и не может понять, хочет ли он пробовать или нет. Ни одно из них не похоже на деликатесы из его дистрикта, скорее же из разных. Устрицы и омары из четвёртого, какой-то суп, как ему кажется, из десятого или вроде того.

Он решает, что для меня будет лучшим вариантом, и берёт его с кусочком хлеба. Тарелка Лолы забита с горкой, и сама она смотрит так, словно ожидает, что он скопирует это, но Натаниэль встречает её взгляд, когда отрывает кусочек хлеба и макает его в тарелку. Кривая усмешка пересекает его лицо, когда он смотрит на неё. И это ему тоже не особо-то нравится.

Их напряжённая трапеза заканчивается довольно быстро, наполненная молчаливыми переглядками и броскими взглядами, а также тычками, которые Жан делает в его сторону. Возможно, предупреждение, а возможно, и нет. Натаниэль не знает, Натаниэлю плевать.

Он оставляет тарелку на месте и не просит извинить его, прежде чем исчезнуть в комнате.

━━━━━━━━━━━━━━━━━━

Когда они добираются до башни, сначала должен быть день для отдыха, а затем уже тренировки. Натаниэль это знает. Тем не менее, в поезде сон ускользает от него, что, похоже, происходит, когда кто-то из подручных отца находится слишком близко, слишком близко, слишком близко. Лола нависает над ним словно угроза, как и время, которое будет проведено на арене.

Если б только его мать была немного быстрее, он мог бы избежать игр. Может быть, он умер бы раньше, а может быть, у него был бы шанс прожить полноценную жизнь. В любом случае, это было бы лучше, чем с головой нырять в этот ад.

Натаниэль выходит из своей комнаты босиком. Пол холодный, но он-таки пробирается к комнате Жана. Это не первый раз, когда они вдвоём проделывают нечто подобное. Именно об этом он напоминает себе, когда три раза твёрдо стучит в дверь.

Эту ночь они тратят скорее не на сон, а на обсуждение стратегии. Они пересматривают жатву, начиная с первого и заканчивая двенадцатым дистриктом. Никто из них не выглядит на экране особо угрожающим, особенно когда кто-то из них плачет или переживает за кого-то, кто им дорог.

— Подождём, пока не увидимся с ними. Тогда и посмотрим, какие они, — решает Натаниэль.

— Ложись спать.