Макс уже раскурил трубку отличного табака с полчаса назад на крыльце полицейского участка и теперь рылся на столе в поисках листочка, куда он записал один важный номер. За этим его и застала Кабрера, которая жаждала рассказать напарнику о своих маленьких открытиях насчёт кулона и цветка. Вчера на месте убийства Колдуэлла им было не до этого. Макс и М’ма всегда приходили на работу самыми первыми в отдел, не считая, конечно, лейтенанта Почарда.

— Ма-акс! Доброе утро. Что ты ищешь?

— Здорóва, Кабрера! Да вот листочек, там был номер, шестьдесят два… И забыл дальше. Куда я его засунул, чëрт подери? — ворчал старый сыщик, ползая уже под столом.

— Случайно не этот? — спросила Кабрера снисходительно, вынув листок, торчащий у него из заднего кармана брюк. Манч удивлённо вылез из-под стола.

— Вот спасибо, Кабрерка! — обрадовался Макс. — А я, старый дурак, ищу, ищу! Вот спасибо, сеньора полицейская.

— Пожалуйста, офицер! Слушай, я же хотела поговорить с тобой насчёт скелета в нише музея. Пит нашёл кулон в останках девушки, смотри, вот такой… — Кабрера показала ему фото, сунув свой телефон перед лицом Макса.

— Я ни черта не вижу без очков, погодь… — тот достал очки из нагрудного кармашка и водрузил на свой большой горбатый нос. — Вижу. И что? По нему думаешь найти?

— Думала, что да. Но мои парни вчера умудрились потерять улики: в коробке был пакет с кулоном и остатки одежды девушки. Остались только фотографии, спасибо Питеру. На этом кулоне инициалы — наверняка имя девушки. «Э. А. М.» А с обратной стороны цветок.

— Да что ты? Хм, — произнес Макс, вглядываясь в фото кулона на телефоне М’ма. — Интересно.

— А самое интересное знаешь что? Когда мы с Питом были в этом музее и смотрели картины…

— Когда вы успели посмотреть там картины? — изумился Макс, глянув на М’ма. — Мы же только с останками этими возились да допрашивали свидетелей.

— Да нет. Мы на следующий день после работы ещё туда ходили, а потом в ресторан. Короче, свидание у нас было, — чуть смутившись, пояснила она.

— М-м. Вон оно как. Ну и?

— Там были три небольшие картины. Триптих. Северного рождения, что ли?

— Возрождения, — хмыкнул Манч снова подслеповато щурясь в телефон коллеги.

— Ага. Оно самое. Так вот. Там на триптихе этом было куча мелких деталей, цветочки, травинки, веточки — я стала рассматривать и, короче, увлеклась! И тут случайно увидела это… — она увеличила изображение на одном из фото, на фрагменте с уголком книги. — Ты видишь?

— Кхем. Вижу, — скептично произнёс Макс, хмуря густые брови. — Ты считаешь, что это изображение на картине идентично с изображением цветка на кулоне с останков?

— Да, вообще-то, именно так я и считаю, — сказала Кабрера, недовольная тем, что Манч явно не был впечатлён её открытием, как и Питер. — Это очень интересное совпадение, Макс. Да боже, неужели вы не видите, это не просто похожий рисунок или рисунок одного и того же цветка — они абсолютно одинаковые! Вот смотри, здесь стебелёк в сторону, и здесь. Здесь лепесток один так закручен, и тут тоже! Тут бахрома у края и тут!

— Ладно. Допустим. Ну и что с того? Какой вывод напрашивается? — почесал затылок Манч.

— Я не знаю точно. Не может ли быть такого, что эта девушка работала там тридцать лет назад и сделала себе такой кулон с таким же цветком? По мотивам этой картины, например.

— На черта ей такое бы делать? Это странно, Кабрера. Я лично предположу, что девушка просто купила себе кулон с популярным изображением цветка. Но если ты думаешь, что она связана с музеем, то можно поискать в их архиве сотрудников с такими же инициалами, как на кулоне.

— Возможно, — проговорила М’ма, задумавшись. — Спасибо, Макс.

— Не за что. Только вот один нюанс: мы сейчас расследуем убийство Колдуэлла. И ты же вчера сама мне сказала, что Почард обронил, что мы дело с останками особо не трогаем?

— Официально, видимо, нет. Но будет не лишним установить её личность. Кроме того, Артур Колдуэлл был искусствоведом. Это совпадение тоже не даёт мне покоя. Думала об этом почти всю ночь.

— А, опять совпадение? Просто совпадения нас не интересуют. Только факты. Сегодня надо съездить по списку друзей и коллег, который дали Ричард и Барбара…

— Доброе утро. Детектив Кабрера? — робко окликнул кто-то сзади М’ма, когда она хотела что-то ответить Максу. Обернувшись, они увидели Сэма и Люка.

— Доброе утро, мальчики, — кивнула им Кабрера. Оказывается, они давно стояли сзади них и слушали их разговор. — Вы что-то хотели спросить?

— Вы сказали, что на кулоне, который мы посеяли, были инициалы «Э.А.М»? — спросил Саймон и принялся торопливо листать какие-то бумаги в папке, которую ему тут же молча передал Люк.

— Ну да, — кивнула М’ма.

— Посмотрите-ка тогда, детектив Кабрера. Когда вы дали нам задание поработать в архиве, то попросили обратить внимание на пропавших без вести девушек. Как вы сказали, она была кошкой, — беспокойно говорил Саймон, протягивая Кабрере несколько копий страниц из дела. — В Дакбурге не было пропавших без вести кошек, был только мужчина и не молодой, а лет пятидесяти. А вот в Дакберри, откуда мы с Люком приехали, тридцать четыре года назад была одна такая. Эмили А. Мортон.

— Мы по приколу чекнули тогда наш Дакберри, — закивал Люк. — Увидели, что есть архив дел и по нашей деревне. Обычно там ничего не происходит такого. Стало интересно.

— Что-то не верится, — пробормотала Кабрера, но листы взяла. Она тихо охнула, увидев старое цветное фото, прикреплённое скрепкой к первой странице. С фотографии на неё смотрела рыжая кошечка с глазами цвета крыжовника и маленьким розовым носом. — «Эмили Айрис Мортон, тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года рождения, пропала без вести в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году в Дакбурге…» Айрис? Айрис. Ирис. Цветок ириса! На кулоне! Да ладно?! «Возбуждено уголовное дело по статье «убийство». Что вы за умнички!

— Это всë Саймон, — горделиво сказал Люк, хлопнув своего низкого приятеля по плечу. Тот смущенно заулыбался:

— Единственная пропавшая без вести за всё время существования нашей деревни. Она родилась и выросла там, а вот училась в Дакбурге в Академии искусств. Но в итоге это дело закрыли за неимением улик, и оно осталось висеть. Тело так и не нашли. В общем, всё что было, мы распечатали, даже фото. А я и не знал, что тогда уже были цветные фотографии!

— Ага, конечно, Сэм. Очень смешно. А я тогда вообще родилась ещё при динозаврах, — хмыкнула М’ма, жадно читая дело пропавшей тридцать четыре года назад девушки. — Прекрасно. Тут и имена свидетелей, и подозреваемых есть. Вы молодцы, мальчики. Хвалю вас. Теперь попробуйте найти снимок её зубов в архивах стоматологии во чтобы то ни стало, если он есть. Это будет самый лучший способ установить, кому принадлежат останки, на сто процентов. А если найдёте, бегите к доктору Скайларку в бюро и не уходите, пока он не скажет, она это или нет.

— Есть найти снимок зубов! — проорали Люк и Саймон.

— А ведь и правда теперь интересная картинка вырисовывается, ребятки, — задумчиво проговорил Макс. — Если останки принадлежат этой леди, то окажется, что мало того, что её замуровали в стенах музея, так ещё и вся её короткая жизнь была связана с искусством? Как вы сказали, студентка академии искусств Дакбурга?

— Так точно, детектив Манч, — кивнул Люк.

— Не может ли в итоге оказаться, что и её, и Колдуэлла спустя столько лет, убил один и тот же человек? — пробормотал Манч, нахмурясь. — Неужели и правда здесь есть связь?

— А я о чëм тебе толкую? Мальчики, ищите зубную карточку мисс Мортон и будьте на связи, а мы поедем по возможным свидетелям. Вчера Ричард и Барбара Колдуэлл дали нам список имён и адресов.

Оказалось, что мистер Артур Колдуэлл был весьма загадочным и скрытным человеком. Так как жил он один, в отдалении от города, уединённо, мало появлялся в последнее время на людях, то никто и знать не знал, с кем и где он мог встречаться накануне смерти. Как сказал Ричард Колдуэлл: «Отец не особо нами интересовался в детстве, вот и мы не можем рассказать о нём ничего интересного» А значит выяснить, кому он так насолил, было непросто. Список имён и фамилий, который дали детективам младшие Колдуэллы, был скромный. То ли они сами мало о ком знали, то ли их отец был не особо дружелюбен и общителен, но М’ма и Макс пришли к единому мнению, что имело место быть и то, и другое. Трудности начались уже при первом «старом добром друге» — оказалось, мистер Джерри Джонсон ушёл в лучший мир намного раньше самого Артура — три года назад. Его древняя вдова захлопнула дверь перед ними, проворчав что-то вроде «неудивительно» на новость об убийстве Колдуэлла, и открыть дверь второй раз категорически отказалась.

— Спасибо и на этом, — хмыкнул Макс, вынув трубку изо рта и пустив облачко дыма.

Следующая коллега, Миранда Гуд, которая работала с ним на кафедре искусствоведения в Академии искусств лет двадцать, была дама очень преклонных лет и достаточно общительная. Одна незадача — оказалось, та не видела «старика Артура» лет десять, и вообще они поссорились из-за какого-то её любимого студента, которого тот «завалил». Третий джентльмен по имени Адам Мур явно страдал амнезией или вроде того. Сначала он очень огорчился, узнав о смерти старого приятеля, затем ударился в воспоминания. М’ма терпеливо слушала его устные мемуары, делая пометки в блокноте, а Макс попросту уснул на очень удобном кресле и даже сладко всхрапнул. Но в итоге выяснилось, что мистер Мур к концу своих рассказов уже позабыл, что делают у него дома двое копов, и вообще «А? Что? Артур помер? Убили? Ну и дела-а…». Кабрера, мысленно выругавшись на испанском, похлопала по плечу задремавшего коллегу, и Манч, подскочив, поспешил прочь из дома мистера Мура ещё быстрее неё.

— Кто там следующий? — проворчал Макс, выезжая на дорогу.

— Некий Уоррен Стюарт, шестьдесят пять лет. Художник и тоже якобы старый друг, с которым Колдуэлл близко общался, — вздохнула Кабрера, закрывая свой блокнот.

— Худо-ожник, вон оно что, — удивленно сказал Макс. — Но зато моложе всех остальных, почти мой ровесник, хех.

— Ещё совсем молодчик, — ухмыльнулась Кабрера, и они с Максом на пару похихикали. Макс заявил, что не чувствует себя стариком несмотря на то, что носит почётное звание дедушки пятерых внуков, и хотя «наша мелкая Сью» зовёт его «дедуля», он ещё крепкий, а под конец своих рассуждений закашлялся и получил от Кабреры мятную конфетку.

— Конечно. Ты у нас ого-го, — утешительно добавила М’ма.

— А тебе-то сколько, Кабрера? — полюбопытствовал Манч. — За сорок ведь?

— Сорок пять будет в следующем году, — подтвердила М’ма.

— Так вы с Питом ровесники, — зачем-то посчитал нужным отметить старый детектив. — Молодёжь ещё! Успевайте.

Что должны «успеть» Питер и она как ровесники, Кабрера не успела уточнить, так как они подъехали к нужному адресу. К несчастью для них, мистер Стюарт жил за городом, а погода стояла который день сырая и мерзкая, крапал мелкий дождь, и на подъездах к сёлам было грязновато. Домишко Стюарта оказался скромным, совсем маленьким и обшарпанным, не под стать особняку Колдуэлла. В головах детективов одновременно промелькнула одна и та же мысль — что же у них могло быть общего? То, что мистер Стюарт, без всякого сомнения, был настоящим художником, они поняли тут же, отворив калитку. В саду, под одним из небольших скрюченных заскорузлых и голых деревьев, стоял пожилой мужчина в старой куртке с порванным рукавом и видавших виды вязаных перчатках без пальцев. Художник, сгорбившись над этюдником, увлечённо тыкал кисточкой в небольшой холст.

— Добрый день. Вы мистер Уоррен Стюарт? — вежливо спросила Кабрера, пока её коллега с интересом уставился в холст. М’ма показала свой жетон и удостоверение, Манч сделал то же самое.

— Добрый день. Да, это я, — удивлённо ответил мужчина, взглянув на незваных гостей тёмными глазами-пуговками из-за стёкол своих очков в старомодной черепаховой оправе. Из-под растянувшейся шапки торчали тёмные колечки волос с проседью, а его чёрный нос блестел. Макс обрадовался, когда увидел, что Стюарт оказался его видовой принадлежности. Даже его хвост благодушно завилял, хотя делал он так, в отличие от Сьюзен, очень редко.

— Здорóво, старик, — Макс протянул ему свою большую ладонь с шершавыми мясистыми подушечками, и Уоррен, всё ещё удивляясь, пожал её, отложив кисти и палитру. — Детективы Манч и Кабрера, полиция Дакбурга. Нам бы побеседовать.

— Полиция? Что стряслось? — тут Уоррен совсем струхнул, видимо решив, что что-то случилось с кем-то из его близких.

— Артур Колдуэлл. Нам бы про него узнать, — пояснил Макс и мистер Стюарт немного успокоился. Он покивал и принялся собирать этюдник.

— Колдуэлл? Ладно, ладно. Пойдёмте в дом. Состояние всё равно упустил, небо другое, да и вороны разлетелись, — пояснил, вздохнув, Уоррен. М’ма и Макс помогли ему занести этюдник в дом, а сам он взял ещё сырой холст, сплошь усеянный серо-голубыми мазками. На холсте был изображён кусочек его сада: дерево с причудливо сплетёнными ветвями и чёрные вороны на них, а фоном служило пасмурное небо. Никаких автографов-цветков, как заметила М’ма.

Дома у художника было хорошо, уютно, но немного грязновато. На стенах висела разнообразная живопись, завершённая и не очень. Картины также были распиханы повсюду: за диваном, за шкафом, просто у стен. «А Питер говорил, что всё это дорого стоит, что-то не похож мистер Стюарт на богача, хотя картины вроде сносные», — подумала М’ма. Словно подхватив эту мысль, Макс вежливо сказал, усаживаясь на диван:

— И как, живопись нынче в цене?

— Конечно, детектив. Искусство вечно, — философским тоном заявил Стюарт. Под потрёпанной курткой у него оказался вытянувшийся свитер крупной вязки, буйные кудри торчали во все стороны, а треугольные уши с опущенными концами покачивались каждый раз в такт его головы, пока он расставлял чашки с кофе на журнальном столике перед детективами.

— Спасибо, мистер Стюарт, — поблагодарила его Кабрера, с наслаждением пробуя горячий крепкий кофе. — Мы, как уже сказал детектив Манч, по поводу Артура Колдуэлла. Вы с ним знакомы?

— Как же-как же. Очень хорошо знаком, — с пренебрежением проговорил Стюарт.

— Отлично. Значит, сможете про него многое рассказать?

— Ну-у. Смотря о чëм вы хотите узнать?

— Мы расследуем его убийство, сэр, — вежливо пояснила Кабрера. Тут Уоррен едва не подавился кофе.

— Что? — охрипшим голосом проговорил Стюарт, вскидывая тёмные круглые глаза то на Кабреру, то на Манча. Казалось, он с трудом смог справиться с эмоциями, и растерявшись, схватил салфетку со столика.

— Да, старик. Вчера мы были у него дома. Убит, — подтвердил Манч, достав трубку, ручку и блокнот из недр карманов своего пиджака. Мистер Стюарт принялся взволнованно крутить в пальцах салфетку. Манч мельком глянул как тот быстро сворачивал салфетку в трубочку и разворачивал обратно.

— Тут я, по правде говоря, и не знаю, что сказать, — растерявшись, пробормотал Стюарт и салфетка замерла в его пальцах. — Я давно о нём ничего не слышал, лет десять. А не общался и того дольше.

— Но вы дружили с ним когда-то? — с нажимом спросила М’ма. Тот утвердительно кивнул, но как-то не очень уверенно. — Близко?

— Дружить — ну не знаю, но часто и много общался и сотрудничал, — неохотно признался Уоррен. Он почесал свою кудлатую с проседью голову и задумчиво уставился в окно. Кабрере показалось, что Уоррен будто бы стеснялся, или даже стыдился признать своё близкое знакомство с покойным.

— Сотрудничал? Как именно? — Макс уже раскурил свою трубку и приготовился писать. Он посмотрел на художника тепло, дружелюбно, и тот слегка обмяк, решившись снова посмотреть на детективов.

— Картины ему продавал, — по лицу пожилого мужчины пробежала тень — было видно, что он сожалел об этом. В голове М’ма тут же появились новые недостающие паззлы.

— Вот как? Много картин? Когда? Хорошо ли мистер Колдуэлл платил за ваши работы? — атаковала она его новыми вопросами, стараясь не упустить желание Уоррена рассказать хоть что-то.

— Пятнадцать картин или около того. Ну-у, примерно с восьмидесятый по девяностый, в этот промежуток. Платить-то платил. Правда потом перепродавал совсем за другие деньги и под другим соусом.

— Под другим соусом? Что вы имеете в виду? — кашлянул Макс, глянув на М’ма; её сердце замерло от волнующей догадки.

— Например, под другим именем. Знал, что кто-то ищет определённую работу какого-то известного в узких кругах художника, заказывал копию якобы для себя, а потом продавал за бешеные деньги как оригинал. Я узнал об этом случайно.

— Вот это сюрприз. Это серьёзные обвинения, мистер Стюарт. Вы можете это как-то подтвердить? — негромко спросила М’ма, пока Манч очень быстро строчил свои каракули в блокноте. Стюарт почесал бородëнку. В его карих глазах снова появилось сожаление, только теперь явно из-за того, что он, возможно, наговорил лишнего.

— Не-а. Подтвердить не могу. Давно это было, сейчас уж и не знаю, где эти картины и у кого, — он горделиво приподнял голову, оглянув свои картины на стенах, добавив: — Но если увижу, узнаю свою работу непременно.

— Так-так. Значит, вы считаете, что мистер Колдуэлл был непорядочным человеком? — попыталась подловить его М’ма.

— Про мертвецов не принято говорить плохо, мэм. Но то, что я вам рассказал, так оно и было. Он ведь именно так и сколотил своё состояние, — он наконец оставил в покое салфетку и решительно положил её, изрядно потрепанную, обратно на журнальный столик. — Вот по такой схеме.

— То есть, это значит, у него было много врагов? — Кабрера вперила в него тяжёлый взгляд. Макс, причмокивая своей трубкой, тоже глянул на художника.

— Я его врагов не знаю. Но ведь он обманывал людей. А люди не любят, когда их обманывают, мэм, — назидательно произнёс Стюарт. — Так что враги могли у него быть. Вполне.

— А такие враги, кто решился бы на столь ужасный шаг, как убийство, могли быть?..

— Так откуда же мне знать, мэм? Как бы дороги мне ни были мои картины и принципы, я вряд ли ради них буду мстить кому-то таким образом, — с достоинством заявил художник и чуть понизил голос: — Но я слышал, что иной раз он такое искусство впаривал и очень серьёзным людям, влиятельным. И среди его клиентов был, например, один известный старый мафиози-итальянец.

— Что вы говорите? — с деланным любопытством спросила Кабрера, не отрывая свой взгляд от него. — Что за мафиози?

— Вито Чирилло. Слышали о таком? — прищурился Стюарт.

— Нет, — пожала плечами М’ма.

— Я слыхал, — отозвался Макс.

Когда детективы уселись в служебную машину и тронулись в обратный путь, Макс коротко рассказал о Вито Чирилло.

— Здоровенный котище, этот Чирилло. Его каза когда-то держала целый квартал в Спуннервилле. В начале восьмидесятых. Я тогда молодой совсем был. Ох и гоняли мы с напарником эту свору. Да что там, вся наша полиция гоняла. Всё время откупался, чëрт проклятый. Любил шикарную жизнь. И наркотиками торговал, и притон целый держал. Убийства, куда без них. Потом один серьёзный конфликт внутри их фелино каза случился, деньги не поделили. И пропал. Залёг на дно. А он, оказывается, тут засветился. Ну этот мог прикончить не то что за поддельную картину, он мог грохнуть и за громкий чих в свою сторону. Но только древний очень уж сейчас. Неужто жив и взялся за старое?..

— Надо справки навести. Если бы он в Дакбурге что-то подобное творил, я бы об этом знала, — уверенно сказала Кабрера.

— Может, просто поскромнее стал в запросах, чтобы то, что осталось, сохранить. Ну и чтобы не убрали свои же.

— Может и так, — кивнула М’ма.

На следующее утро офицерка полиции М’ма Кабрера с трудом оторвала свою растрёпанную голову от подушки. Выбранная накануне зажигательная мелодия ламбады для будильника казалась приятной только вечером, сейчас же она не вызывала ничего, кроме ненависти и желания раздолбать телефон о стену. Она глянула в окно и, заметив хлопья снега, очень удивилась. Второй снегопад в Дакбурге за декабрь, это что-то новенькое. Поторговавшись с собственной совестью добрых десять минут, Кабрера наконец встала и пошла в ванную. Ледяная вода, которую она щедро плеснула себе на лицо, отлично взбодрила, но только крепкий кофе мог сейчас прогнать остатки сна. Спустившись вниз на кухню, М’ма изумлённо воскликнула «ох!» представшей её глазам картине, — за кухонным столом сидел худощавый паренёк в сиреневой рубашке и вязаном жилете.

— Фентон?!.. — поникшие плечи её драгоценного сына вздрогнули, и он стремительно обернулся, его волнистые вихры радостно взметнулись.

— ¡Mamá! ¡Mamá, hola!исп. — Мама! Привет, мам!

— ¡Buenos días, pollito!исп. — Доброе утро, птенчик! — радостно проговорила М’ма, судорожно пригладив свои торчащие в разные стороны кудри, и, запахнув поплотнее пушистый халат, кинулась обнимать сына.

— Mamá… — Фентон прижался щекой к материнской груди и обнял в ответ.

— Ты мой маленький птенчик! Что-то случилось, мой хороший? — спросила проницательная Кабрера, оторвавшись от объятий и заглядывая в тёмные глаза сына.

— Нет, mamá… Ничего не случилось. Всё хорошо, — фальшиво бодрым голосом сказал Фентон, натянуто улыбаясь.

— Прекрасно, — ответила М’ма, подозрительно изогнув бровь, и снова очень крепко прижала его к себе. — Ты что, думаешь, пожил отдельно от мамы и считаешь, что теперь можешь меня обманывать? Если ничего не случилось, почему ты здесь, в полседьмого утра, сидишь на моей кухне?

— Mamá, ты меня задушишь… Твоя кухня? Я думал, это наша кухня, — попытался возразить Фентон и одновременно вырваться из её крепких объятий. — И правда, ничего не случилось. Ничего такого, поверь.

Кабрера отпустила сына и уселась рядышком.

— Поссорились с Гендрой?

— Ну… Да. Немного, — нехотя признался Фентон. М’ма тут же включила все свои актёрские способности, запричитав с укором.

— ¡Madre ganso, Santos Guardianes! Lo sabía.исп. — Матушка-гусыня! Святые хранители. Я так и знала. Рано я обрадовалась, что дождусь твоей свадьбы, а затем внуков, Фентонито!..

— МАМ! Ну я прошу тебя. Во-первых, мы всего лишь немного поспорили, а не расстались. Во-вторых, какие свадьба и внуки! Мы такое и не планировали, мы ещё даже года не знакомы. И ты у меня ещё слишком молода для внуков, — попытался ввернуть лесть Фентон. Но М’ма пропустила это мимо ушей.

— Эй! Мы с твоим отцом встречались всего полгода и тут же поженились!

— Ну, наверно, это случилось так быстро, потому что вы уже ждали меня, — снисходительно проговорил Фентон, слегка улыбнувшись. Увидев выражение лица своей матери, которое не предвещало ничего хорошего, он тут же пожалел, что ляпнул это вслух.

— Что?! Что за бред! Слышал бы сейчас это твой отец, Фентонито. Да с чего ты это взял вообще? Всякие сложные штуки программируешь, а посчитать в пределах девяти не можешь! — возмутилась М’ма, резко встав. Чтобы скрыть неловкость, она принялась раздражено греметь посудой.

— Ладно, это же совсем, вообще, совершенно не важно, мам, — виновато проговорил Фентон. — Я знаю, знаю, вы любили друг друга и…

— Неважно, потому что не было такого, — перебила она сына. — Кофе и тосты будешь?

— Угу…

Пока они ели поджаренные тосты и запивали их ароматным кофе с молоком, М’ма решила ещё раз атаковать ненаглядного ребёнка расспросами.

— И всё-таки я не поняла. Хорошо, вы просто «немного поспорили», но ты почему здесь? Разве можно сбегать при первой же недомолвке? Лучше сходи купи Гендре цветы и извинись. Надеюсь, она тебя не выгнала?

— Нет, ну мам… Гендра уехала в командировку. Я проводил её в аэропорт. Мы немного повздорили накануне из-за проекта. Вообще мы должны были ехать вдвоём, но затем выяснилось, что наш проект должен представлять кто-то один. Решили, что поедет она… — слегка уныло произнёс Фентон, но тут же бодро продолжил. — Ну я и подумал, что тогда лучше эти две недели поживу с тобой! Аренда квартиры у нас оплачена, я туда просто буду забегать, смотреть, что всё в порядке, пока она не вернётся. А там уже куплю цветы, и мы помиримся.

— Жи-ить?.. Со мно-о-ой… — протянула М’ма, выпучив глаза на сына и рассеянно макая тост в кофе. — Две недели-и?..

— Ну да. И тебе повеселее будет. Скучно же тебе одной всё время, моя мамочка, — беззаботно сказал Фентон. — А что, ты против?

— Нет, милый, ну что ты, — быстро ответила М’ма, опасливо подумав про себя «лишь бы тебе такое не понравилось, чуть что бегать к моей юбке». Пронекоторые перемены в своей личной жизни М’ма Кабрера умолчала. Заметно повеселевший Фентон, съев все тосты и выпив остатки кофе, радостно умчался на работу. Едва сама М’ма, приведя себя в порядок и переодевшись, собралась перед сменой глянуть серию любимого сериала, как услышала стук в дверь. «Фентон забыл что-то и ключи, видимо, тоже» решила М’ма, заметив на диване его сумку. Но это был не Фентон.

— Питер! — изумлённо воскликнула М’ма. Увидеть с утра на пороге своего дома доктора Скайларка она явно ожидала ещё меньше, чем родного сына на кухне. Русые волосы доктора стояли торчком, пальто было распахнуто, а шарф криво намотан на шею.

— Доброе утро. Я доделал заключение по Колдуэллу, — заявил Питер, слегка запыхаясь. — И ещё, вчера ко мне под вечер снова пришли твои стажёры…

— Доброе утро. Неужели они всё-таки нашли снимки зубов этой Мортон? А как ты узнал мой адрес?

— Сьюзи сказала. Извини, что так ворвался. Надеюсь, ничего, что я заехал? Я не спал почти всю ночь, изучая слепки и снимки зубов, которые принесли твои ребята, и снимки черепа и челюсти нашей незнакомки. Советовался с коллегами, кто занимается этим. И могу сказать, что на девяносто девять и девять процентов это она и есть, — Питер показал слегка обескураженной М’ма стопку листов. Наконец она пришла в себя и, чуть замешкавшись, пропустила Питера.

— Да ла-адно?! — ахнула Кабрера. — Какие умнички, и ты, и стажёры! Проходи. Не спал, значит… Давай сварю тебе кофе. У меня классная гейзерная кофеварка. Вмиг проснёшься.

— Ой, а это удобно? — вежливым тоном спросил Питер, переступая порог и снимая ботинки, хотя у самого глаза явно заблестели с любопытством.

— Что же тут неудобного? — недоуменно проворчала М’ма, усаживая незваного гостя на тëмно-оливковый диван. — Сейчас, буквально десять минут, и будет готово…

Питер кивнул и принялся послушно ждать, всё так же сжимая в руках стопку листов и рентгеновских снимков. Он с любопытством озирался вокруг, попутно умиляясь всему, что видел. Степень его влюблённости дошла до такой степени, что доктор Скайларк явно был бы в восторге, даже если бы М’ма жила в трейлере или разваленной хибаре. Но дом Кабреры был наполнен теплом, уютом и воспоминаниями. У него, как и у его хозяйки, совершенно точно был характер и история… Ах, какая чудесная лампа — её руки каждый день включают и выключают эту лампу, дëргая за шнурок. Ах, какая дивная накидка на диванчике — она выбирала её сама. Ох, какой милый фарфоровый слоник!.. Ах, это что, такие огромные кактусы, она что, их сама вырастила?! Она, она, её руки, её глаза, она сама везде и всюду, и даже лёгкий сладковатый аромат её духов и кофе — всё пропитано ей. Тут его взгляд зацепился за фотографии в рамках на стене, и утиное сердечко Питера Скайларка пропустило удар. Офицерка Кабрера, такая юная, такая красивая, кудрявая и длинноволосая, смеющаяся, в белом свадебном платье и фате, стояла рядом со своим женихом. Таким же юным, бесподобным красавчиком с белоснежным оперением и лихим насмешливым взглядом. Питер отложил в сторону бумаги и снимки, и будто завороженный, не сводя глаз, встал с дивана и приблизился к фотографиям на стене. Непонятные смешанные чувства захлестнули его: жалость, восторг, лёгкий укол ревности, удивление. Он подумал, что до сих пор не знает, как и когда погиб её муж и что же могло случиться с таким юным и пышущим здоровьем статным селезнем. Тут его взгляд упал на фото рядом — на нём семейство М’ма Кабреры увеличилось — теперь их было трое. Маленький мальчик со светло-коричневым оперением и забавным волнистым чубчиком над большими тëмными глазëнками на руках своего гордого отца удивлённо смотрел на Питера с фотографии. Его мать явно хотела в этот момент поправить сынишке воротничок рубашки, протянув к нему руку. «Какой хорошенький малыш. Наверно сказали, что «вылетит птичка», вот и ждёт», — ласково подумал доктор Скайларк. Питер направился вдоль стены гостиной, рассматривая семейные фото, и уже оказался почти у входной двери, как она вдруг, щёлкнув замком, внезапно открылась. Юноша, с такими же жгучими глазами, как у самой Кабреры, и отдалённо напоминавший пухлого малыша с фото, негодующе уставился на Питера. И не успел растерянный доктор вставить хотя бы слово, как получил достаточно мощный удар кулаком в глаз.

— …Ты совсем озверел, Крякшелл-Кабрера?! — зло шипела М’ма на сына, прижимая пакет со льдом к правому глазу Питера.

— Ну мам! Mamá! ¿Cómo lo sabía?исп. — Откуда я знал? Откуда я знал, кто это? Я подумал, это грабитель! Я вернулся за сумкой спустя минут двадцать, а тут уже кто-то чужой!

— Грабитель?! Ты шутишь?! Посмотри на это лицо, какой же это грабитель! — трагично заявила М’ма, отбросив лёд и схватив лицо Питера за щеки. Тот, беспомощно захлопав ресницами, проговорил:

— Приятно познакомиться, Фентон, прошу прощения, что напугал вас. У вас такая быстрая реакция, прямо как у вашей мамы.

— Спасибо, я очень извиняюсь… Физиогномика лженаука, мам, что мне смотреть на лицо? Ты сама всегда говорила, что преступники могут выглядеть по-разному! — развёл руками Фентон, с любопытством рассматривая утреннего гостя своей матери. — И потом, я впервые в жизни вижу в нашем доме постороннего мужчину, откуда мне было знать…

— Это не мужчина, это наш судмедэксперт! Мой коллега, он принёс мне важные документы по делу! — завопила М’ма, снова прикладывая лёд к припухшему глазу Питера.

— Вот сейчас прямо обидно было, Мария, ну что ты такое говоришь, — попытался с упрёком возразить Питер, а Фентон вдруг подозрительно прищурился.

— «Мария»? Никто не зовёт так маму! Прямо чудеса какие-то! Коллеги, значит, мам? — в голосе парня явно чувствовалась обида, и Питеру стало неловко, хотя, казалось бы, куда больше. — И это ты мне вечно говорила, что я всё время что-то скрываю от тебя?

— Успокойся, Фентон, — вдруг понизив голос, изумлённо произнесла М’ма. — Что с тобой? Сначала ты бросаешься с кулаками на человека, теперь выговариваешь мне! Я тебя не узнаю! Ко мне в гости не может прийти коллега на утреннюю чашку кофе и занести заключение по делу? И вообще! Что за смешные претензии?

— Ладно, извини, мам, — уныло пробормотал Фентон. — Я поехал на работу, а то опоздаю… Ещё раз прошу прощения, мистер, э-э…

— Скайларк, — подсказал Питер виновато.

— Э-э, да… До вечера, мам, — Фентон неловко клюнул мать в щеку, расстроено махнул рукой Питеру и, чуть снова не забыв свою сумку, выскочил из дома.

— До вечера, дорогой, — проговорила М’ма ему вслед. Она захлопнула за ним дверь и озадаченно уставилась на Питера и его опухающий глаз. — Ну и ну. Прошу прощения за это. Вообще-то он у меня замечательный мальчик. Не знаю, что на него нашло, грабитель, ну надо же такое придумать. Все в округе знают, что это дом офицера полиции, никто сюда не полезет. Поссорился с девушкой, и пока она в командировке, решил пожить со мной. Сюрприз на сюрпризе.

— Ерунда, парень же просто ошибся, всё хорошо. Так ты теперь у нас тоже мамочка с ребёнком? — заметил Питер. Кабрера хмыкнула. Она не думала, что Питер был способен на иронию после удара в глаз.

— Получается так. Надеюсь, Гендра по приезду заберёт его обратно.

— Почему ты так сказала сыну, что я просто коллега? — смущённо пробормотал Питер. — Я разве только «ваш судмедэксперт»?

— А что я должна была сказать? «Это дядя Питер, он мой друг, Фентонито?» Я не знала, что сказать, я растерялась. Прости. Я ещё не говорила ему, что за мной кто-то… — она вдруг запнулась, но всё-таки закончила фразу, — … ухаживает. Я с сыном и раньше такое не обсуждала, а когда он стал жить отдельно, тем более. И ситуация ещё такая дурацкая.

— Ладно, — покладисто сказал Питер, чуть болезненно поморщившись. — Понимаю. Я и сам ещё не говорил Мэдди, что мы… То есть. Э-э. Что я за тобой… Ухаживаю.

М’ма снова обхватила ладонями его лицо, крутя голову в разные стороны, скептически цокая языком и разглядывая нанесённый урон.

— Под перьями почти ничего не будет видно, — замерев, пробормотал Питер. Его сердце забилось чуть чаще от того, что её декольте было слишком близко от его клюва, и от осторожных прикосновений её мягких пальцев.

— Кофе-то будешь? Давай сварю ещё, — спросила его М’ма наконец выпустив его лицо из своих рук. — Тот уже остыл.

— Давай, — улыбнулся Питер. — Только можно я теперь с тобой пойду?

— Пошли, — усмехнулась она. — Бедняжка мой, получил ни за что… Ох, Фентон-Фентон.

На кухне, наконец получив порцию крепкого кофе, Питер принялся увлечённо рассказывать о том, как ему удалось совместить снимки и понять, что они идентичны. Эмили Мортон носила и скобы, и брекеты до восемнадцати лет, а также на паре зубов у неё были небольшие пломбы, что тоже значительно облегчило задачу.

— Ну, а что покойный мистер Колдуэлл передавал детективам? У него ты нашёл что-то интересное? — спросила М’ма.

— Мистер Колдуэлл передавал привет детективам и сказал, что его задушили тонким шнуром, сложенным вдвое! А ещё мистер Колдуэлл был, вероятно, пьян и очень неплохо поужинал накануне своей кончины, — серьёзно проговорил Питер. — Ну и я что-то там собрал с него, всё снял, шерстинки и пылинки. Ещё какой-то ус или шерсть, не знаю. И то, что было под ногтями, так что в лаборатории скажут поточнее, что я там нашёл. Может, они обрадуют вас.

— Был пьян?.. Но точно ужинал и пил не дома. Бутылка с виски не открыта. Значит, надо будет найти, где и с кем… И по Колдуэллу это всё? — печально спросила Кабрера.

— Пока всё, симпапусечка, — виновато ответил Питер, но тут же затараторил снова. — Но! Я ведь что ещё хотел рассказать — ты случайно не хочешь получить личную консультацию у одной первоклассной экспертки в области искусствоведения по поводу тех картин, что тебя заинтересовали? И тебя заодно угостят вкусной едой и никаких скользких гадов, и непонятных столовых приборов, как в том ресторане! Как тебе такая идея?

— Конечно хочу! — возмущённо откликнулась М’ма. — Спрашиваешь. А что для этого нужно сделать?

— Просто прийти в субботу ко мне домой на ужин! К нам с Мэдди приезжает моя сестра, Нэнси. Её пригласили провести лекции в академии, в Дакбурге, она пробудет здесь несколько дней. Нэнси, хотя она ещё и не в курсе, расскажет тебе всё, что знает и про тот цветок ириса, и про картины.

— Я приду обязательно, — ответила М’ма. — Gracias, Pedro.

— De nada, María.исп. — Не за что, Мария.

— О, ты уже учишь испанский? — игриво рассмеялась Кабрера. — Может, дать тебе пару индивидуальных уроков?

— Ради индивидуальных уроков испанского с тобой я готов на всё что угодно, — вполголоса проговорил Питер и, придуриваясь, смешно заскулил.

— Я это запомню… Ох, нам надо уже выходить. А не то опоздаем на работу.

После утренней планëрки детективы, кто бодро, а кто едва шевелясь, разбрелись по своим рабочим местам, а М’ма поспешила нагрузить своих стажёров работой. Они с Максом решили сегодня съездить по друзьям Эмили Мортон, которые были упомянуты в старом деле, а Люку и Саймону было велено ехать в их родной Дакберри и поискать там возможных свидетелей тех лет. Кабрере удалось убедить Пинтейла и Почарда, что связь между убийствами Эмили Мортон и Артура Колдуэлла вполне вероятна, поэтому на сегодня им дали добро для выяснения обстоятельств произошедшего тридцать четыре года назад.

— Не знаю, будет ли толк? — ворчал Манч, заводя машину.

— Надеюсь, — откликнулась Кабрера, застёгивая ремень безопасности. — С Колдуэллом пока всё равно маловато зацепок. Надо ждать, что лаборатория по образцам интересного покажет.

— Вито Чирилло — вот отличная зацепка, М’ма, — заявил Макс, выезжая на дорогу. — Я бы к нему поехал. Поговорить, посмотреть.

— Матёрый преступник, бывший главарь бандитов будет с тобой разговаривать без ордера и веских на то оснований? — фыркнула Кабрера. — Не думаю.

— И то верно, — кивнул Макс, спустив очки себе на глаза. — Ну, куда едем первыми? На Мэй-стрит?

— Кто ближе, к тому и первыми. Мэй-стрит ближе. Там проживает Трой Брюэр. В старом деле написано, что он был парнем Эмили.

— Тоже кот, выходит?

— Нет. Вообще-то, селезень, — усмехнулась Кабрера, заглядывая в страницы дела Эмили.

— Её парень? Селезень и кошка? Содом и Гоморра, — печально покачал головой Макс. — Сколько ему сейчас лет, кстати?

— Пятьдесят пять. Они ровесники. Учились на одном курсе. И к их подруге Лаванде Бишоп заедем после него.

— Наверно, мужик этот будет в шоке, когда двое копов припрутся к нему напомнить о глупостях, которые он творил по молодости тридцать четыре года назад. Подикась забыл он про эту кошку давным-давно.

— До их взаимоотношений нам нет дела. Если, конечно, это не будет частью преступления. Самое главное, что такого произошло с Мортон, что её спустя столько лет в стене музея раскопали, — проговорила М’ма и с улыбкой добавила. — А ты оказывается, вообще не толерантный, Манч, а? Кошек на дух не переносишь?

— Дело тут не в кошках. Ты будто такие отношения считаешь нормальными, Кабрера? Она — кошка, он селезень, что за бред? Что за пара? Не, не одобряю, — помотал головой Макс под смех Кабреры. — Каждой твари по своей паре. А не это вот непонятно что.

— Ладно-ладно, я поняла. Между нами говоря, я на твоей стороне, Манч, — развеселилась Кабрера. — Только среди молодёжи в отделе наши взгляды не раскрывай, а то будут считать нас дремучими.

— А мне плевать, пусть считают, — продолжил ворчать Макс и включил ретро-радио. — Я не собираюсь менять свои взгляды на мир из-за нескольких молодых копов в нашем отделе и слушать ту лапшу, которую вешают эти утята и щенки про «разную любовь» друг другу на уши.

— У утят нет ушей, — снова засмеялась Кабрера, и на этот раз Манч рассмеялся с ней. — Нам лапшу можно только затолкать в уши.

На Мэй-стрит они приехали спустя минут пятнадцать-двадцать как выехали из участка. Селезень Трой Брюер, чью прошлую личную жизнь детективы так активно обсуждали, проживал в небольшом, зеленоватого цвета двухэтажном доме с серой крышей и каминной трубой. От калитки до крыльца вела дорожка, вымощенная камнем. Манч подëргал хлипкую калитку на символическом крючке, пошумев ею, но за жалюзи окон дома никто не отреагировал. Тогда Кабрера бесцеремонно просунула руку сквозь промежуток между досками и откинула крючок. Они поспешили по дорожке к крыльцу.

— Надеюсь, дома кто-нибудь есть, и мы не зря приехали, — заметила она и очень громко постучала в коричневую дверь. Макс, заметив небольшой звонок, с силой нажал на него. Спустя минуту послышались шаги и дверь распахнулась. Им открыл явно не Трой Брюэр, так как это была женщина. «Наверно, его жена», — подумала Кабрера — леди с виду была ровесницей Брюэра. Манч благодушно кивнул. Видимо то, что жена мистера Брюэра оказалась не кошкой, а уткой, наладило его душевное равновесие.

— Добрый день. Чем могу помочь? — любезно спросила хозяйка, вытирая руки о фартук и поочерёдно глядя то на Кабреру, то на Манча.

— Добрый день, мэм. Полиция Дакбурга. Здесь проживает Трой Брюэр? — спросил Макс, демонстрируя жетон. Кабрера сделала то же самое.

— Да, здесь. Я его жена, — испуганно кивнула женщина и пропустила их внутрь. — Что случилось?

— Не переживайте, мэм, всё хорошо, — успокоил её Манч. — Мы просто пришли расспросить его по одному очень старому делу.

— Вот как, — промолвила миссис Брюэр и провела их в гостиную. — Я Лаванда Брюэр. Трой сейчас на работе, но должен прийти на обед через полчаса. Подождёте?

— Да, мы подождём, — откликнулась Кабрера, присаживаясь на диван морковного цвета рядом с Манчем. — Простите, вы сказали, вас зовут Лаванда? А ваша фамилия в девичестве была случайно не Бишоп?

— Случайно да, — ответила Лаванда и сняла фартук. Под ним была простая клетчатая рубашка и джинсы. Светло-русые волосы миссис Брюэр были забраны в пучок, а серые глаза очень внимательно смотрели на детективов. Она села на кресло напротив. — Я, кажется, начинаю догадываться, зачем вы здесь.

— Да, мэм. Нас интересует история Эмили Мортон, — кивнула Кабрера, подтвердив её догадку. — Удачно мы заехали. Думали посетить вас после мистера Брюэра, а оказалось, вы замужем за ним и живёте вместе.

— Даже не знаю, удачно или нет. Спустя столько лет вряд ли я или Трой расскажем вам что-то новое. Да, мы дружили вместе в студенческие годы, но в один день Эмили словно растворилась, исчезла, — Лаванда тяжело вздохнула, покачав головой. — И мы больше никогда ничего не слышали о ней, к сожалению.

— Зато мы теперь можем кое-что рассказать вам, — забасил Макс. — Слыхали, может, недавно нашли останки в музее искусств? Несколько дней назад.

— Нет… — покачала Лаванда, а глаза её испуганно распахнулись.

— Так вот, нашли. И эти останки, скорее всего, принадлежат вашей подруге, пропавшей тридцать четыре года назад. Наш судмедэксперт установил идентичность по стоматологическим снимкам и слепкам мисс Мортон из архива. Останки отлично сохранились, — заметил Макс, очень пристально взглянув на Лаванду. Её глаза внезапно наполнились слезами, и она запричитала слабым голосом:

— Поверить не могу, спустя столько лет?! Эмили была моей подругой. Мы с ней вдвоём снимали квартирку неподалёку от Академии. Учились на одном курсе — я и Эмили, только моей специализацией была графика, а у Эмми живопись. Трой, мой муж, учился на факультете искусствоведения. Мы знали друг друга с детства, все трое из Дакберри. На последнем курсе, это было в сентябре, я ушла рано утром на пересдачу зачёта, а она осталась. Я ещё звонила ей, просила принести мне акварель, я забыла её в спешке. Это был последний раз, когда я говорила с ней, слышала её голос. Полиция тогда так ничего и не нашла. Но что с ней случилось? Её нашли в музее, вы сказали? Как так? Где? Её убили?

— Мы не можем сейчас разглашать подробности в интересах следствия, мэм. Однако у нас есть основания предполагать, что смерть носила насильственный характер, — пояснил Манч. — То есть да. Её убили, а тело спрятали. Нашли её останки случайно благодаря директрисе музея, которая решила сделать ремонт.

— Ужасно! Бедная, бедная моя Эмили! Полиция всюду искала её. Да и мы тогда искали её с Троем! Мы так переживали. Не было никаких зацепок, ничего… — Лаванда всхлипнула, и Кабрера любезно протянула ей бумажный платок из своего кармана. — Благодарю, офицер…

— Я хочу задать вам вопрос, он несколько бестактный, но тем не менее имеет значение для следствия, — проговорила Кабрера, глянув на Манча. — В материалах старого дела указано, что Трой Брюэр и Эмили Мортон были в отношениях. Это действительно так?

— Нет! Нет, это не так. Это ошибка, — изумлённо воскликнула Лаванда, и даже перестала всхлипывать, убрав платок от глаз. — Не было у них никаких отношений. Это у меня и Троя были отношения. Верно, это какая-то путаница, ошибка. Во-первых, Трой ведь селезень! А Эмми была кошкой. Какие отношения? Только тёплые, дружеские, скорее даже приятельские. Во-вторых, Эмми заботила только учёба, искусство и будущая карьера. У неё вообще не было никаких отношений ни с кем из парней, никогда. Это я вам говорю как её подруга! Она доверяла мне если не всё, то многое, и это в том числе.

— Понятно. Спасибо, миссис Брюэр. Ещё раз прощу прощения, — вежливо улыбнулась Кабрера и скосила взгляд на коллегу — тот уже вовсю строчил заметки в своём блокноте. — А вы кем работаете, мэм?

— Я раньше рисовала иллюстрации для детских книг на заказ, — проговорила Лаванда и махнула рукой на стены. На них висели всюду небольшие картинки акварелью и цветными карандашами разных милых зверушек в белых рамках и пастельных расцветок паспарту. — Сейчас уже редко беру большие заказы, пару раз в год. В основном занимаюсь домом. Иногда приходят небольшие гонорары за переиздания книг с моими рисунками. А так работает и обеспечивает в основном Трой. Мы поженились спустя пару лет после того, как пропала Эмми. Он всегда поддерживал меня, всегда был рядом.

— Вот как. А дети у вас есть? — спросила Кабрера, хотя уже знала ответ — среди милых рисунков на стенах не было ни одного детского фото.

— Нет, к сожалению, — ответила Лаванда, правда в голосе особого сожаления не было. Видимо, этот уютный мир с мужем, картинками и ароматами домашней выпечки вполне устраивал её.

— А кем работает мистер Брюэр? — встрял Макс, не отрывая глаз от своих каракуль в блокноте, воспользовавшись задумчивой паузой Кабреры между вопросами. — Он искусствовед?

— Нет-нет. Он сейчас занимается внутренней отделкой в домах и квартирах и не только, у него своя небольшая фирма, — вдруг заявила Лаванда, и Кабрере с Манчем пришлось приложить некоторые усилия, чтобы выражения их лиц остались равнодушными. Лаванда продолжила. — С искусствоведением у него не сложилось ещё тогда. Он так и не окончил последний курс. Ну и знаете, эта работа ему по больше по душе, и он хорошо зарабатывает. Уж вряд ли бы он смог столько получать, читая лекции по искусству…

— Дорогая, я пришёл! Что-то случилось? Почему дверь.? — раздался голос от порога. Все трое обернулись и увидели мужчину, который на ходу снимал куртку. С виду совершенно обычный селезень, невысокий, но плечистый и крепкий, хоть и с солидным животом. С очень простым лицом — в Дакбурге таких селезней сотни. Увидишь на улице и не запомнишь особо. Одет он тоже был просто — джинсы и толстовка.

— Трой! Дорогой, у нас гости. Полицейские. Насчёт Эмили, — сказала Лаванда. Лицо мистера Брюэра слово окаменело от изумления. Он моргнул и чуть недоуменно спросил:

— Эмили? Какой ещё Эмили?

— Боже, Трой. Эмили Мортон. Моя подруга! Которая пропала без вести!

— А. Вот как. Эта Эмили. А я подумал, ты о нашей соседке, — криво улыбнулся Трой и подойдя к детективам, протянул им руку. — Я Трой Брюэр. Добрый день. Мэм. Сэр.

— Детектив Кабрера, — отвечая на крепкое рукопожатие, сказала М’ма.

— Детектив Манч, — представился и Макс.

— Ну что же, приятно познакомиться, — промолвил Трой, продолжая как-то очень натянуто и фальшиво улыбаться. — И что же вам нужно?

— Хотели узнать у вас о Эмили Айрис Мортон. Как она пропала и при каких обстоятельствах, — ответила Кабрера.

— А где же вы были тридцать четыре года назад, а? — вежливо проговорил Брюэр, и его жена слегка удивлённо уставилась на него.

— Трой, — начала она, но М’ма подняла ладонь в успокаивающем жесте.

— Всё нормально, миссис Брюэр. Если вы задаëте вопрос нам лично, то мы можем ответить, — холодно заявила Кабрера. — Лично мне в восемьдесят пятом году было десять, и я жила на Кубе со своей семьёй. А что касается детектива Манча, он работал тогда в департаменте полиции Спуннервилля.

— Простите, мэм, — стушевался Трой. — Я имел в виду полицию Дакбурга в общем, не вас конкретно.

— У полиции Дакбурга тогда не было достаточного количества улик, — снова парировала М’ма. — Тело не было найдено.

— А теперь, выходит, есть улики? — хмыкнул Трой.

— Мистер Брюэр, теперь есть останки вашей подруги. И нам необходимо провести расследование, — ответил на этот раз Манч. — Нам бы хотелось узнать, что вы помните об Эмили и её исчезновении? Возможно, у неё были враги? Или появились какие-то новые знакомые перед тем, как она пропала?

— Враги? Какие могли быть враги у девчонки, студентки академии искусств? Мы с Лавандой ничего не знаем. И не помним ничего подозрительного. Ведь так, милая?

— Да. К сожалению, — грустно кивнула миссис Брюэр, когда муж приобнял её.

— Я уже спросила вашу супругу, но вам тоже задам этот вопрос. Вы были в отношениях с Эмили Мортон? — спросила М’ма, и Макс глянул на неё осуждающе.

— Что за бред? Нет, конечно. Мы встречались с Лавандой. А Эмили была просто нашей подругой, в основном подругой Лаванды, конечно, — холодно улыбнулся Брюэр.

— А этот кулон вы помните?

— Кабрера вдруг достала свой телефон и показала им фото с кулоном.

— Впервые вижу. Не знаю, — сказал Брюэр, мельком взглянув на фото.

— Ох! Я помню. Это же кулон Эмми, он у неё появился незадолго до того, как она пропала, — сказала Лаванда.

— Она вам не говорила, где взяла его?

— Сказала, что подарила мама. Это её инициалы, а это цветок ириса. Её второе имя — Айрис.

— Спасибо, миссис Брюэр. Может быть, у вас что-то осталось от Эмили? Какие-то её вещи? Блокнот, дневники? Рисунки? — спросила М’ма.

— Почти всё, что было, забрали ещё тогда. У меня остался только один альбом. Но там ничего особенного, просто рисунки. Я хотела оставить что-то на память о ней, — неуверенно сказала Лаванда, посмотрев на мужа. Тот махнул рукой, мол, «делай что говорят».

В машине на обратном пути Кабрера молча листала альбом, который отдала ей Лаванда. Его плотные шероховатые листы давно пожелтели. Ничего особенного там и правда не было: зарисовки, эскизы, маленькие этюды разных вещей — фрукты, цветы, кружки. Она задержалась на предпоследней странице — чтобы внимательно рассмотреть несколько эскизов ириса: один был очень похож на изображение цветка на кулоне Эмили и триптихе Хуберта ван дер Гуса. Её теория, с которой она пока не спешила делиться со всеми прямо, находила всё больше подтверждений.

— Ну и как тебе эта парочка, а, Кабрера? — спросил Макс. — Трой Брюэр занимается ремонтом и внутренней отделкой помещений. Уж не начал ли он свою карьеру с того, что закатал в стену девицу тридцать с лишним лет назад?

— Такая мысль мелькнула и у меня. Только вот за что он мог бы так поступить с подругой своей девушки? Странно. И вообще, Трой Брюэр вëл себя странно. Ты заметил, что он даже не спросил, как и где нашли её останки?

— Мда. Думаю, пока что здесь мы сделали всё, что могли. Вряд ли сейчас, спустя столько лет, нам удастся найти железные доказательства чьей-то вины и докопаться до правды. Надо сейчас продолжать расследовать дело Колдуэлла. Искать всех, кому он там что продавал. Может, трясти его детей, последить за ними, несмотря на их алиби, и Стюарта этого.

— Будем трясти, — вздохнув, кивнула М’ма и закрыла альбом. Её телефон зазвонил, когда они уже подъехали к участку, — это были стажёры. Они звонили сообщить, что в Дакберри остался дом Эмили, где она родилась и жила с родителями когда-то. Однако дом был заколочен, отец Эмили Мортон умер двенадцать лет назад, а мать совсем недавно — прошло всего лишь около полугода.

— Поспрашивайте у соседей что-нибудь, — сказала Кабрера. — Ищите всех, кто может что-то помнить о ней.

— М’ма, да мы уже, — ответил виновато Люк. — Здесь кто живёт неподалёку, все новые, никто о Мортонах не знает.

— Dios mío. Тогда попробуйте разузнать о Трое и Лаванде Брюэрах. Лаванда до замужества носила фамилию Бишоп, — отчеканила Кабрера и скинула звонок. Они уже подъехали, и Манч припарковал служебную машину на стоянке у участка. Выходя из автомобиля, он спросил у М’ма, немного замявшись:

— Слушай, Кабрерка. Не прикроешь меня до конца смены? Мне бы сгонять в одно место.

— Без проблем. Что-то дома случилось?

— Не-а. В госпиталь к другу надо, — признался Макс. Кабрера удивлённо глянула на него. — Давно собирался.

— Что за друг? Что с ним случилось, заболел? — вежливо спросила М’ма.

— Старая история. Добрый друг и напарник. Джек Грэм. Он лежит в госпитале Сент-Розмари Дакс. Почти пятнадцать лет уже как в коме. Никто к нему не ездит. Жена уехала лет пять назад и живёт где-то в Европе. Сын его тоже далеко, пишу им иногда открытки, что Джеки жив ещё.

— Dios mío, qué horrible…исп. — Боже, какой кошмар… Ужасно, Макс, — Кабрера сочувственно похлопала Манча по плечу. — Почти пятнадцать лет в коме? Что с ним случилось?

— В аварию вместе попали. На деле были, вели расследование. Я на пассажирском был, переломами да ушибами отделался, а он вот так, — Макс нахмурился, оперевшись на служебную машину, но затем встрепенулся. — Ладно, поеду тогда, сеньора. Спасибо, Кабрерка.

— Не за что благодарить, Макс.

Они попрощались, тепло обнявшись, и Макс поспешил к своему чёрному «жуку».