Не то чтобы Куникида не хотел заниматься этим делом, но, по правде говоря – он предпочёл бы не браться за него вообще. К сожалению, у него не было возможности отказаться, потому что отпускать Дазая с кем-то ещё… откровенно? Не позволит бюджет и ценность сотрудника.

В первый день прибыли к вечеру. Сославшись на утомившую дорогу и долгий день, Дазай с восторгом занял место в горячем бассейне, откинувшись на камни. Через некоторое время, когда, видимо, температура ударила ему в голову, он оживлённо начал описывать выбранный им самим комплекс: мол, тут и океанариум есть, тут не просто на берегу озера, где чудная вода и лес подступает к краю, тут и тракты, и национальный парк, и поле для гольфа, и воздух чудесный, а в нескольких километрах отсюда есть внушительный развлекательный комплекс… Раздражённый Куникида уже открыл было рот (снова), чтобы напомнить о цели их пребывания (а так же о выделенных несколько ограниченных средствах), как напарник вдруг осёк себя и переключился полностью на процесс наслаждения приятной водой.

С утра, конечно, первой задачей стало увидеть байкальских котиков и провести осмотр местных сувениров, начинало даже казаться из того, как крутится Дазай, что он и вовсе не желает покидать место. Неизвестно, чем его соблазнили, ведь он и к воде только пару раз «случайно» порывался – снять на камеру милое чудо природы (будучи сам одним из них, только больше: чудоВИЩЕМ (по мнению Доппо, но он был уверен, что его чувства не неразделённые с парой-тройкой других человек)). Впрочем, половину дня удалось посвятить поискам пропавшей невесты, что уже было неплохо. Дазай возвращался в отель с видом загадочным, будто он понял больше, чем сказал, и на подходе к территории заставил пройтись с собой через лес, меряя шагами коряги и умиляясь встреченным цветочкам-птичкам. Вчера позднее прибытие не позволило впитывать окружающие красоты, а сегодня к вечеру с озера поднялся туманный дымок, и, приближаясь к гостинице, Дазай шёл уже молча, слушая шорохи, вышел на берег, а потом, словно призрака в тумане увидал, запнулся об воздух и выкинул руку в сторону, призывая напарника тоже затормозить.

Куникида, шедший позади, глянул за его плечо, и по тому, как закаменели плечи напарника, он сделал вывод, что Дазай знает, как реагировать на ситуацию, но не может решиться.

Тихая пара была под зонтиком, в сгустившихся сумерках и тумане конечно легко было принять их за привидений – девушка так и вовсе была в белом, трава скрывала их ноги, отчего могло показаться, что люди парили. Однако не потенциальная цель смутила Дазая, а её спутник. Неизвестно почему, но Дазай для пущести задержал дыхание, чтобы не выдать себя. Пропавшая девушка пусть и была связана с преступным синдикатом, не было никаких связующих нитей, никаких предпосылок, чтобы встретить здесь… его. Столь яркая прядь волос могла лежать на чьём угодно плече, но если Дазай осторожен, значит, вариант единственный, с неудовольствием признал Доппо. Сам он не был уверен, что по столь малым данным смог бы узнать в случайном встречном конкретного человека, пусть даже тот прежде проводил с ним много времени. Но даже если Дазай ошибается… Возможно, Доппо не прав, но из всего, что он почерпнул из слов Дазая, его манеры речи, его внутренней натянутости сейчас – складывалось предположение, что подспудно, втайне от самого себя, он желал, ждал этой встречи.

Поэтому, когда Дазай вышагнул им навстречу, сам Куникида скрылся за деревом, не желая вмешиваться без необходимости, наблюдая за всем со стороны. Разговор вышел оживлённый, но короткий. Девушка не была им знакома, но была гостьей «Принца Хаконе», Чуя же выбрал отель по другую сторону национального парка, тот самый, в котором с недавних пор появился бассейн с красным вином (кошмарно нерациольнальное использование природных ресурсов, о чём сошлись за совместным ужином Чуя и Доппо (Чуя хотел бы отказаться, но идею провести вечер за одним столом предложила его спутница, перед которой, очевидно, никто не выказал враждебной настроенности, что уже само по себе удивительно)).

Дазаю, правда, удалось вывести захмелевшего Чую слегка из себя. Тот прошипел сквозь сцепленные зубы, поддерживая голову подставленной рукой, когда бывший напарник полез очаровывать его подружку своими непристойными предложениями о двойном суициде: он говорил ей о самой романтичной и, возможно, он уверен, – безболезненной смерти, приглашая на свидание под северным сиянием, вызывая тем самым подкожную, иррациональную боязнь перед солнечным ветром. Сперва Чуя просто хрипло окликнул, предостерегая:

– Maquereau*…

Девушка в изумлении ахнула, отняв протянутую было руку и прикрыв рот рукавом.

– Kisama**, – сверкнул он глазами в сторону Дазая, однако стоило признать, что, хоть он выглядел легко поддающимся буйству, но со сжатыми в кулачки замшевыми перчатками, слегка растрёпанный и раскрасневшийся от жара и алкоголя, выглядел Накахара… довольно мило.

– «Kiss me***»? – Дазай не расслышал, повернул лицо к нему, рассеянно переспрашивая: – Ты просишь поцеловать тебя?.. Крошка Чуя ревнует? – Дазай похабно расплывался в ухмылке, выходящей за пределы его лица: – Наверное, коли бы не распирающие тебя эмоции, ты был бы ещё более крошечным, Чу-у-у-уя! Cherry, – Дазай резко изменился снова. Теперь он щурился, тон приобрёл воркующие нотки, лукавость украсила лицо. Он указал на тон волос и пурпурное от румянца из-за алкоголя и злости лицо, так стоило его понимать, ведь он звучал снисходительно, но по-настоящему его услышал только Чуя. Chérie****, из-за особенностей звучания получалось совсем иное слово, совсем иное значение. Куда более тёплое, чем сгустки пенных цветов, похожие на трубчатые кости. Неожиданный «комплимент» сбил с толку, осадил гнев и придал Накахаре вид глуповатый и романтичный.

Что-то во взгляде не совсем трезвого Дазая стало тёмным и опасным, что-то неизвестное, что прозвучало, словно действительно слышимый хлопок, за которым последовал взрыв, при этом нельзя было сказать, что первым на Дазая набросился Накахара – как раз он был вторым, кто бросился навстречу. Дазай сшиб столик между ними, снёс собой рыжего, прижав своим телом к полу, из-под разметавшей полы юкаты показались две светлые тонкие, но весьма изящные ноги, нечаянно раздвинутые телом Дазая («Эй, ты уже успел искупаться в их новом бассейне с красным вином?! Это нечестно, я хотел испортить тебе этот сеанс, мелкий вредный Чуя!»); Чуя зарычал под ним, извиваясь и пытаясь выбраться, потом замер, вздрогнул, вздрогнул крупнее, дёрнулся, словно раздавленное насекомое, охнул и снова завозился. Половину этого Конако, конечно, не увидела, от непристойной картины Доппо закрыл ей обзор ладонью перед её лицом, а после позволил себе смелость развернуть девушку за плечи и предложить свою компанию, сопроводить в мирное место, подальше от безумствующих мужчин, выясняющих отношения. Куникида не мог бы сказать, как он должен воспринимать, если увиденное было тем, чем являлось на самом деле, но, вероятно, он смог бы пережить наличие у напарника чувств высоких и низменных в сторону столь… очаровательного хамоватого цветка. Напоследок он позволил себе задержаться в проёме отодвинутой фусума и обернуться, чтобы увидеть, как тонкие ноги сучат по полу, то сгибаясь в коленях и поджимая пальцы в белых таби, то выпрямляясь, как тонкие руки-лапки впиваются в плечи, не то отталкивая, не то удерживая, чтобы попытаться дышать, как алеет укус под ошейником, и услышать, как придушенный хриплый голос помрачённо зовёт: «Оса-му…»

Произошедшая на глазах Куникиды история не поддавалась логике, но, тем не менее, она происходила и требовала принять её, даже если целью её рождения было – пошептаться наедине о секретах мафии.

Нет… Как раз поэтому он должен был их остановить! Поэтому, едва проводив девушку до энгавы с уютно расставленными столиками и фонарями, он сказал, что забыл сигареты и сходит купить новые. Вернувшись по коридору до нужной комнаты, он услышал только звуки того самого характера, которые бы сам захотел скрыть от любого постороннего. Но это не должно было его провести, они всё ещё могли быть нарочитыми! Приоткрыв щёлку, он заглянул… Чёрные ладошки-кулачки сжимали рыжие волосы, острыми пиками искусно вылепленные локотки молили о спасении, припухли искусанные поцелуями губы, открытые в серии задыхающихся вздохов, полуобнажённое тело притягивало взгляд порочной совершенной красотой, а Дазай… Поклонялся ей, стоя на коленях с опущенной головой к чужим точёным бёдрам, властно объятым его жадными руками. Всухую сглотнув, Доппо отодвинулся, со стыдом обнаружив, что его очки начали запотевать. Не в силах сделать шаг – ноги ослабели в коленях, он прислонился к стене, дыша в одном ритме с рыжим сухими губами. О, нет, он совершенно точно не думал о том, чтобы представить себя на месте одного из любовников или ощутить одного из них с собой! Но, будто идеально выверенные ноты, голос пленял своим построением. И Доппо всё ещё должен был убедиться, что Дазай не шепчет Накахаре на сахарное ушко секреты их Агенства! И… наверное… не допустить, чтобы им помешали?.. Позаимствовав с одной из комнат нужную табличку, он поместил её перед дверью в занятую, рассеянно спрашивая себя, что это он делает, ведь сам он остаётся здесь же, присматривать за ними. Дазай в это время довольно облизывал покрытое белым лицо, помогая себе рукой, хищно поглядывая на Чую, беспомощно закрывшегося локтями. Смущённый, истомлённый, расплавленный, он походил на распятую бабочку, часто дышал грудью, утонувший в чужой страсти в глазах напротив и тонко звенящий внутри; уронив голову к плечу, пряча лицо, он вжал беззащитный живот и пытался свести ноги, между которыми всё ещё стоял Дазай. «Должен ли я вмешаться?» – подумал Куникида, ведь отчасти это походило на насилие. Но если он войдёт, то потеряет шанс получить информацию о их разговоре. Он всё ещё не мог поверить, что Дазая вот так просто переклинило и он сорвался. Смутно испытывая чувство вины перед спутницей Накахары, которую оставил на попечительство хозяйки, он придвинул голову ближе к щели, чтобы лучше слышать происходящее в комнате. Ему даже не пришло в голову, что всё, что могло быть сказано, было сказано в период, когда он уходил и возвращался, как и то, что пропавшая невеста – и есть спутница Накахары, способная менять свой облик при помощи способности до неузнаваемости (Накахара так вовремя не дал Дазаю коснуться её руки). Картина, развернувшаяся перед ним, разила глубоко в сердце, вплавляясь драгоценным камнем, и это было так идеально – принятие желания не отказывать себе далее в очевидно взаимном скрытом притяжении, не разрушать своё сердце и ловить каждый удобный для слабости момент! Тяга Дазая к разрушению проявлялась даже сейчас, становилось очевидно, что он имеет конкретные предпочтения, «я так долго мечтал сорвать вздох с твоих губ», говорит он, прижимаясь губами к бархату чёрной перчатки. Таким образом, используя его зависимость, можно было получать выгоду для Вооружённого агентства... И-де-ально.

«Эй, если я стану звать тебя «сяо*****», ты всё равно продолжишь на меня обижаться? Хи-хи! Это ведь такое ласковое слово!»

В будущем Куникида использует этот компромат, чтобы надавить на Дазая и заставить его делать то и это, проявившаяся работоспособность изрядно удивляет окружающих, но только Ацуши юн и догадлив настолько, чтобы полюбопытствовать, подтачивая кремень выдержки Куникиды, хранящего чужую тайну. После первого же невинного вопроса о том, что случилось с Дазай-саном, Доппо принимает максимально нейтральный и непричастный вид, на что Ацуши многозначительно кивает и поддакивает:

– В целом, я понимаю вас, Куникида-сан. Я бы тоже не смог удержаться на вашем месте.

– М, – рассеянно кивает занятый расчётами коллега, а после подрывается: – Что?!

– Что? – вид у Ацуши, будто он явно не при чём, и если по справедливости, он ведь ничего такого не говорил! Доппо всё сам придумал о их общеизвестном совратителе! Предъявить нечего. – Я бы тоже гордился, если бы смог заставить Дазай-сана усердно работать!

Но поздно вечером, наедине (Куникида дежурит, Ацуши только вернулся с вылазки с Рампо, чтобы забрать оставленные вещи, и задержался на чашку горячего чая) они согласно вздыхают, что вот же их угораздило, и не признаются, что хотели бы так ещё, но всё читается по окрашенным смущением лицам. Ацуши про себя смеётся, представляя, как эмоциональный Куникида пробует делать незнающий вид при встрече с избранником Дазая. Тот и не обязан был их извещать, однако новость всецело шокирующая. Ацуши же думает, что это должно было быть очевидно. Неужели нашёлся бы тот, кто смог устоять перед тем, чтобы увидеть эту хищную пантеру в положении беззащитности? Издавна люди сажают их в клети и на цепи, так что Дазай наверняка не отличается от них и гордится тем, что его кот не гуляет сам по себе; он не приручён и в ошейнике, наверняка цепь невидимая глазу, но он не кусает дёргающую руку (Ацуши просто не видел, как порой тянутся цепочки из крови от разбитого лица до бархатного чёрного кулачка). Он всё ещё не может спокойно спать, желая увидеть, как Чуя-сан будет плавиться под невинною ласкою, прикрывая глаза и подставляясь щекой, согретый солнечным светом. Ацуши представляет свои руки на нём и перед сном, благословляя, целует его нежно в лоб. Тигры не умеют мурлыкать, но Ацуши частично человек, подобные фантазии сами собой порождают урчание в гортани. Дазаю знать не обязательно, что он тоже однажды видел их с Чуей, и это делает их с Ацуши отношения лучше, чем они могли бы стать, изменись это. Он надеется, что прекрасно умеет хранить тайны даже от самого себя. Дазай мог видеть влюблённость Ацуши, ему не обязательно знать, что было кое-что ещё (но ведь он понимает, что сколь запах ни маскируй, от обоняния животного его не скрыть?). Он не был уверен, что влюблённость спасёт его при прямой атаке, если они с Чуей столкнутся врагами. Отчасти… он жаждал ощутить на себе этот пылающий взгляд разошедшейся бури, незамутнённой, чистой ярости. Мальчика пугали подобные фантазии, ведь он едва ли смог бы выстоять в схватке один на один. Но… Если бы у него получилось… Он бы наверняка позволил себе прикоснуться к очеловеченному божеству. Так нежно, как обжигает его в мечтах.

________________

* Maquereau (франц.): 1) Скумбрия; 2) сутенёр; 3) жиголо

** Kisama (яп.): Грубое ругательство, «мразь, ублюдок»

*** Kiss me (англ.): Поцелуй меня

**** Cherry (англ.) – вишня. Chérie (франц.) – дорогая.

***** 小 [xiǎo; сяо] (кит.) – является префиксом уменьшительно-ласкательных слов, в том числе применяется для обозначения тёплого отношения к человеку (как правило, младше вас по возрасту). В переводе означает «маленький».

В истории упоминаются два реально существующих комплекса, которые находятся недалеко друг от друга, всего несколько километров. «Принц Хаконе» взят из манги, и он стал катализатором того, чтобы я всё-таки куда-то пристроила термальный комплекс «Юнессан» с бассейном из красного вина.

https://diary.ru/resize/180/-/2/7/1/1/2711121/IYer-.jpg

https://diary.ru/resize/180/-/2/7/1/1/2711121/vK7J6.jpg

15/05 – 23/06-22

© Copyright: Натали-Натали, 2022

Свидетельство о публикации №222081301156