Из кофейни они выходят вместе. Ëжик оставляет какие-то неоправданно огромные чаевые официантке Ане (Нюше, если верить крошечной приписке простым карандашом в самом углу еë бейджика, она сама вряд ли это видела), и в целом ощущает себя как заново выпотрошенный. Нет, сожжённый. Самовозгорание одна из его характерных черт, но когда это пытается провернуть с ним кто-то другой, Ëжик злится. Так что, он злится, определённо.

Ангел-полудурок — Крош — плетётся рядом как заколдованный. Ëжик совсем немножко натянул на его личину иллюзию, потому что невозможно. Крош смирно топает под боком, но глаз — всех, Ëжик их чувствует и он этому не рад, — не сводит с картонного стаканчика в руках. Там плещется жизнеопасно переслащенный капучино с чудовищной порцией мяты. У Кроша буквально трещит хлебало, он хочет и не может выпить это прямо сейчас и мучается, как грешники на всех кругах. Ëжика это немного веселит, оказывается, соблазнять ангелов забавно.

Локтя касается огромный как лопата, мясистый язык. Ëжик подскакивает. Вол, торчащий из плеча ангела, таращится на него как глупая корова и лижет снова.

Дерганным жестом Ëжик заворачивает ангела в иллюзию поглубже и продолжает идти. Он не знает куда, но ноги несут его сами. Крош плетется следом. Кофе воняет

***

— О, — наконец отмирает ангел, отводя хотя бы человеческие глаза от стаканчика. Кофе давно остыл, Ëжику даже представить жутко, каким он окажется на вкус, но ангел баюкает стаканчик у груди и расставаться с ним явно не намерен. — Тот двор. Почему?

— Не знаю, ноги сами привели.

Ангел вскидывает бровь и задумчиво смотрит на обтянутые узкими чёрными джинсами длинные ноги Ëжика. У него такое лицо, будто он хочет задать им пару вопросов. Ангел точно с прибабахом, но вопросы есть и у Ëжика.

Крылатое недоразумение он встретил впервые именно здесь. Ëжик предаётся воспоминаниям, когда они по лестнице шагают на верхний этаж.

Тогда он стоял на крыше и следил за парнем, уныло околачивающимся у качелей. Качели старые, железные, крашеные не один десяток раз, краска сыпалась с них большими хлопьями, и парень помогал им, расколупывая краску ещё больше, обдирая пальцы и ногти.

Ëжик не умеет читать мысли, но он и так видит, что человек мается, ест себя поедом и страдает.

Ангел появился вслед за небесным мелодичным переливом телепортации — Ëжик чуть не сиганул с крыши от неожиданности, — и вид имел будто с Небес его скинули пинком под зад. Взъерошенный, дикий, это сейчас он периодами в подобии разума, а тогда он пялился на Ëжика так, словно существование вооружённого нейтралитета для него ещё не придумали. В каждом его голубом глазу вращалось по дюжине зрачков, чёрных, острых и мёртвых, мертвее всех почивших старых цивилизаций. Его руки, кончающиеся сведенными судорогами ладонями и когтями, рвано двигались в сторону Ëжика.

Тогда Ëжик вроде, — когда перестал стоять охреневшим столбом, — сказал ему притормозить и подышать воздухом. Невменяемый ангел что-то булькнул, вдохнул полной грудью и опрокинулся спиной назад как стоял, в полный рост и с неожиданным грохотом. Передоз, понял Ëжик. И свалил, удирая чёрной дымкой с крыши.

На этом всё могло бы и кончиться, думает Ëжик, пока чертовым чудом ломает замок на чердак. Он всегда его ломает, это доставляет мелочное удовольствие и восстанавливает баланс в его природе, а сам замок Ëжик после себя совершенно точно не восстанавливает, но тот каждый раз встречает его на железных дверях как новенький.

Какой-то загадочный замочный круговорот в природе. И не только он. Сопящий и обжимающийся со стаканчиком ангел дышит ему в затылок. Он молчит, без каких-либо вопросов всю дорогу и четыре этажа покорно шёл за ним по лестнице и даже сейчас, когда они выбираются на крышу, он ничего не спрашивает.

Ëжику жутко и жутко задавать свои вопросы.

— Он опять здесь, — наконец открывает рот Крош, и Ëжик чуть не хватается за сердце.

Он знает, что их не видно с крыши, Ëжик, кажется, выполнил недельную норму чудес не для себя — скрыл не только своё присутствие, но и ангела, потому что тот даже не почесался, а люди не перестали нервно реагировать на себе подобных на краю чего-либо. Ëжик знает, что их не видно, но всё равно оттаскивает ангела за плечо подальше.

А он и правда здесь. Как и день до этого, и два, и неделю, месяц, Ëжик наблюдает за этим парнем почти полгода, но так и не понял, зачем. Парень всё так же уныло качается на качелях, мнет в руке очередной микроскопический букет и одним своим мрачным лицом отбивает всякое желание жить в радиусе квартала.

— Да, — Ëжик вздыхает и не знает, что делать. Поэтому касается пальцами стаканчика в руках ангела и подогревает кофе.

Крош улыбается ему сквозь пар, и это так плохо, что даже хорошо.