— Так ты согласна или нет? — потребовал он, почти рявкнув на нее. Она вздрогнула от его резкого голоса. Да разве у нее был выбор?

— Хорошо, я согласна! Только, если вы скажете мне где он сейчас.

Возможно это было большой ошибкой. Оставалось только надеяться, что они сдержат слово и расскажут где Вандер. И что отпустят ее после всего этого.

Рыжий ухмыльнулся. Похоже другого ответа от нее он и не ожидал. Несмотря на то, что Глория долго жила в Розариуме, ей все еще приходилось бороться с дискомфортом, который доставляли ей некоторые мужчины. Эти типы были одними из тех, кто мог заставить ее нервничать в самом плохом смысле этого слова.

— Я буду нежен, — пообещал рыжий. Глория была уверена, никакой нежности здесь не будет.

Он довольно грубо взял ее под локоть и повел в соседнюю комнату, где стояла одна единственная лежанка, а его дружки вошли следом. Глория с ужасом смотрела на стены с обсыпавшейся штукатуркой, а в окна пробивался ядовитый туман, позеленив тусклое освещение. Ядовитых паров было немного, — даже убогая безопасная-мембрана этого старого дома защищала помещения от яда, — но его было достаточно, чтобы у Глории закружилась голова.

Она не смотрела на тех троих, пытаясь отгородиться от самого их существования. Только чувствовала, как они грубо сдирают с нее остатки одежды, как мнут ее тело, без остановки. Руки требовательные ползущие там, где им не место (она с такой ясностью это осознала!), были неосторожны. Их подобия поцелуев вызывали омерзение и оставляли смердящий след на ее коже, зудящей от неприязни.

Она вдруг разучилась быть собой и отдавала то, что от нее еще осталось во всей несносной простоте. Кажется, всё чему она научилась это укладывать немеющее тело в молчаливой покорности, как они хотели.

Слова задевали за живое, пачкали ее. Нескончаемые смешки, шепоты и утробный несвязный говор — были осязаемы кожей, потому она мечтала их заглушить. Вместо этого она ощутила тяжелую руку на своей шее, начала задыхаться, так сильно ее сдавили. Она расцарапала ногтями до крови руку державшую за горло. Судорожно вдохнула, когда хватка внезапно ослабла.

— За это я тебя накажу, — впервые она услышала протяжный голос того, третьего, которого так боялась. Он почти под нос сунул ей свою окровавленную руку. Она отчетливо увидела его мрачный взгляд и оскаленные желтые зубы. Он рывком развернул ее лицом в лежанку и удерживал так до боли, а второй рукой больно шлепнул ее по ягодицам сначала один раз, а потом второй... Ей было больно. Она пыталась ему сказать, остановить, но это продолжалось. Кажется ему это нравилось. Она давилась своими слезами, но терпела. Пока он делал с ней что хотел.

Позже она обнаружила себя на спине, расстеленной в угоду чужих желаний, как вещь.

Чтобы пережить все унижения ей пришлось притвориться вещью... промокшей насквозь простыней, сбитой в бесформенный ком периной, изношенной скрипучей лежанкой — в них сохранилось раза в два больше достоинства, чем в ней, но она никогда больше не будет собой.

Грязь и смрад впитались в ее собственную кожу с промасленными взглядами, обдававшими её тело, они с ней словно породнились, может так оно и было. Одинаково похабные. Злые. Она их ненавидела и не могла сдержать звуки, рвавшиеся наружу. Их было трое, а она совсем одна.

Ей хотелось только покоя и тишины, от которых она отвыкла. Все это длилось целую вечность. Рокот и стоны. Боль и прикосновения. А умиротворение всё не приходило. Тусклый свет был словно живой, тени постоянно издавали звуки, сливавшиеся в ритмическое покачивание и шевеление. Казалось тысячи жуков копошились на ней, не давая покоя.

********

Утром она не помнила, как все закончилось. Но хотя бы она в комнате была совсем одна. Она медленно поднялась с лежанки, все тело болело... Она тяжело выдохнула и едва не расплакалась от понимания того, что наделала. С трудом натянула то, что осталось от ее нарядной когда-то одежды. Всё пришло в негодность, как и она сама. Как в таком виде покажется Вандеру, она не представляла. И как будет смотреть ему в глаза.

У нее было множество других мужчин, но никогда еще она не ощущала себя настолько грязной и использованной самым гнусным образом. Ей хотелось все это забыть, словно какой-то кошмар привидевшийся под влиянием ядовитого смога. От его паров голова была тяжелой, а глаза слезились.

После Глория осторожно выбралась из комнаты и побрела к выходу.

— Эй! — окликнул ее юноша. — Ты же хотела знать, где Бронскаль, или уже передумала?

Глория посмотрела на него дикими глазами, не зная шутит он или всерьез готов поделиться с ней информацией. Видя ее состояние, белобрысый протянул ей клочок бумаги.

— Вот, по этому адресу ты его найдешь. Только не думай, что он будет рад тебя видеть. На этом он скрылся в проеме.

Глория вышла на улицу сжимая клочок бумаги в руках. Она не знала, хочет ли вообще кого-то видеть.