Отвратительно.

А Намджун улыбается.

Много. Часто. Не к месту.

Кажется, что к уголкам рта привязаны невидимые ниточки — кто-то тянет их вверх и оскал расползается. Послушная куколка-марионетка — двигается и живёт по чьей-то мимолетной прихоти. Подними руки, покрутись пару раз, станцуй и скажи что-нибудь смешное.

Он откашливается вымученным смехом, слушая нелепые ответы Сокджина, который окончательно смущает молоденькую журналистку напротив, широко разводит руками — чего еще вы ожидали сегодня? — и снова улыбается. Голова чертовски раскалывается. Они шарнирные куколки или все-таки выдрессированные зверьки из клетки?

Намджун в сотый раз говорит о новом альбоме, подробно рассказывает о каждом треке и в миллионный раз благодарит всех слушателей. Будто продавец, торгующий счастьем. Бла-бла-бла. Да, новый альбом будет абсолютно не похож на предыдущие. Мысленно за каждое слово Намджун дает себе крепкий подзатыльник — конечно, новая музыка не будет похожа на старую, ведь они сменили давно намеченный курс. Отныне их лодочка мирно плывет в сторону благодатной Америки. Земля обетованная для музыкантов. Покажите хоть одного, кто будет против выступить на огромных площадках. Взамен только пару контрактов подписать с лейблами и душу отдать. И всё. Not a big deal really.

Поэтому он участливо кивает на монотонные вопросы журналистов, улыбается так ярко, как только может, придумывает всё новые и новые эпитеты, вытаскивая их практически из рукава, как фокусник, и сияет-сияет-сияет. Чтобы наверняка очаровались. Чтобы поверили. Чтобы купили. Заученный рекламный буклет, пропагандирующий что-то сладкое до приторности — текст выучен наизусть, отпечатался на обратной стороне век несмываемыми чернилами; от этого кажется, что звучит как-то неискренне и щербато, но Намджуну наплевать — он слишком устал.

Устал вчера. Сегодня. И устанет завтра.

Просто послушайте нашу музыку, пожалуйста. На этом всё. Простите.

Когда Намджун не выдерживает очередного глупого вопроса о концепте альбомов и чересчур красноречиво закатывает глаза к потолку, Хосок благородно тянет на себя внимание, пытается выглядеть мило и дружелюбно — старательно отвечает на все вопросы — подкупающе кивает, забавно дергая подбородком, как фарфоровый болванчик; беспокойно размахивает руками и растягивается белоснежной улыбкой в камеру. А в глазах пусто. Безжизненно. Намджун отворачивается.

Неприятно.

Их личное проклятие — одиночество, граничащее с безумием. Равноценная плата за известность. Тоска по простому диалогу с кем-то перерастает в одержимость. Растущая популярность неизменно чертит вокруг высокую стену — не перебраться.

Узкий круг. Как маленький тюремный двор с колючей проволокой по периметру. Душное пространство, где некому доверять. И не с кем поговорить откровенно. Несколько лет самые интимные разговоры — ночью. С самим собой.

В их дивном новом мире нет места для лишних людей, лишних связей, лишних эмоций. По-прежнему высоко. А стена все еще не построена до конца.

Намджун на мгновение жмурится, рассеянно слушая, как Чонгук бубнит какой-то вызубренный монолог о следующем альбоме. Самый младший заметно волнуется каждый раз, но упорно лезет вперед, выскакивая повсюду первым. Запоздалое подростковое бунтарство с догонялками на опережение. Чонгук трет нос и хитро щурится, отчеканивая заученное. Золотой мальчик. По-прежнему.  

— Мы хотим стать ближе к поклонникам по всему миру, — басит Чонгук, выученными движениями чуть наклоняясь вперед к журналистке напротив, — Поэтому нацелены провести большой гастрольный тур по крупным городам Америки. Мы постараемся сделать всё, от нас зависящее, чтобы наши драгоценные фанаты остались довольны.

Переводчик, сидящий позади, исправно переводит сказанное журналистке, и та удовлетворенно кивает, постукивая кончиком карандаша по раскрытому блокноту. Другого она и не ожидала услышать.

— Можем ли мы поговорить открыто? — вдруг спрашивает она, быстро взглянув на Сокджина, — Как насчет капельки откровенности? Не против?

Намджун спиной чувствует, как обеспокоенно заерзал Юнги. Мелкого хёна подобное бесит. Наверное, остальных шестерых не меньше. Кокетливо улыбаться и лезть под кожу с каверзными вопросами — кому такое вообще может понравиться?

— Между нами не может быть никакой лжи, — пытается вытянуть Хосок, но звучит слишком натянуто и фальшиво, поэтому он скатывается до обычного и формально-вежливого: — Мы всегда рады интересным вопросам.

Журналистка снова качает головой, от чего прядь волос игриво падает на ее плечи. Она мельком смотрит в свой блокнот, растягивая ненужную паузу, и заинтригованно поднимает взгляд, хватко всматриваясь в каждого сидящего напротив — скрупулезно анализирует любые промелькнувшие эмоции, намереваясь препарировать их чуть позднее. Намджун чувствует себя лягушкой в классе биологии.

      — Ранее вы говорили о предстоящем туре. Вероятно, он растянется на достаточно длинное время. Работа бок о бок друг с другом часто порождает конфликты, — она все еще постукивает карандашом, словно отбивая одной ей известный ритм, — Не возникает ли между участниками разногласий? Вы производите впечатление очень сплоченной группы и, кажется, подобное просто обходит вас стороной. Но что происходит на самом деле? Позволите ли вы нашим читателям заглянуть по ту сторону занавеса?

— Для нас это не проблема. У нас не возникает громких ссор. А если таковые появляются, то лишь по несущественным мелочам, и мы быстро решаем их вместе, — находится первым Сокджин.

Самый старший хён выпрямляет спину, держа безукоризненно ровную осанку, и улыбается только уголком губ. Он звучит уверенно и твердо, даже вполне дружелюбно, но Намджуну даже не нужно смотреть в его сторону — Сокджин взбешен. Покрасневшие кончики ушей. Крепко сжатые сплетенные пальцы. Определенный наклон головы к левому плечу и приторная ухмылка. Плохой знак. Нужно бы сворачивать это идиотское интервью и переходить к следующему. Словно почувствовав перемену, Тэхён тут же миролюбиво добавляет:

— Мы счастливы работать вместе.

Переводчик поспешно объясняет смысл сказанного, но, кажется, журналистка поняла всё без слов. Ей не нравится.

— У нас прекрасные отношения со всеми участниками, — вдруг произносит Чонгук и, медленно поворачиваясь к Намджуну, глухо и злобно цедит сквозь зубы: — Верно, хён?

      «Верно, хён?»

Золотой мальчик решил бить первым. Исподтишка. И сразу в цель. Намджун пару раз кивает, но надолго цепляется тяжелым взглядом к надменно усмехающемуся Чонгуку. У мелкого трясется подбородок, а глаза темнеют от тихо бурлящей внутри злости — он скалится и незаметно для всех по слогам беззвучно вышептывает издевательское — «верно, хён?». Чонгук глядит неотрывно — если бы так можно было убивать — в радиусе километра не осталось бы ни единой живой души. А Намджун стал бы эпицентром катастрофы.

— Мы как братья. И даже любим делиться вещами, — продолжает Чонгук, не обращая внимания на раздраженно цыкнущего Юнги, — Жаль, что не всеми вещами на свете принято делиться. Верно, хён?

      Сокджин замечает переглядки через несколько секунд и с силой дергает Чонгука за рукав, а потом что-то быстро шепчет ему на ухо. Младший кисло кривится и разочарованно фыркает. Намджун чувствует себя пойманным в капкан. На это нельзя ответить. Этот раунд за бесячим мелким.

Камеры всё еще записывают. Журналистка безрадостно качает карандашом в воздухе. Намджун слышит, как переводчик, уловивший грозовую атмосферу, слегка переиначивает ответы. Спасибо. Опережая новые вопросы, Тэхён проворно перехватывает инициативу в осточертевшем всем разговоре и спрашивает о какой-то ерунде саму журналистку. Та, не видя ни малейшего подвоха, флиртующе смеется. Хосок вклинивается в их диалог и интервью превращается в бессмысленные шутки по поводу и без. Сокджин всё еще строго глядит на Чонгука, нервно кусающего губу, мрачный Юнги, изредка поглядывающий в их сторону, тихонько барабанит кончиками пальцев по подлокотникам своего кресла.

Над ухом гулко басит Тэхён — еще раз напоследок расхваливает заглавный трек и изо всех сил пытается произвести впечатление на журналистку. Намджун мысленно посмеивается — не нужно стараться, она уже очарована: смущенно заикается, поглядывая в сторону Сокджина, и кокетливо опускает глаза, едва встречается взглядом с Юнги. Непрофессионально.

Намджун мельком глядит в сторону Чонгука, из-за спины которого совсем не видно сжавшегося и непривычно молчаливого сегодня Чимина, нервно трёт своё запястье, поправляя впившийся в кожу ремешок часов, и ругается на самого себя — уж точно не Намджуну судить о профессионализме. Сам такой.

Время растягивается сладкой патокой, а стрелки на часах будто замирают. Скучно. Бесконечные повторяющиеся вопросы и такие же бесконечно повторяющиеся ответы. Через три минуты следующее интервью. А на перерыв после — меньше десяти минут. Голоса сливаются в один нестройный, однообразный звук, доносятся будто из сломанного динамика — далеким эхом.

— Последний вопрос. Для Намджуна, — журналистка вертится на месте, словно побаиваясь продолжать затянувшийся разговор, но затем, пожав плечами, собирается с духом и почти скороговоркой тарабанит: — Если бы участники группы стали девушками, с кем из них ты бы отправился на свидание?

Намджун вздрагивает от неожиданности, удивленно приподнимая брови, а потом долго откашливается. Где-то слева прыскает от смеха Хосок — тихо давится воздухом, прикрываясь ладонью, а заскучавший Юнги, сидевший абсолютно безучастным ко всему происходящему, снисходительно похлопывает Намджуна по спине и скрипуче сообщает покрасневшей от неловкости журналистке:

— Нам давно не задавали подобных вопросов. Может, закончим?

— Но наши читатели хотели бы знать… — девушка наклоняет голову к плечу, снова стучит карандашом по блокноту с вопросами, и не собирается сдаваться, — Могу переадресовать этот вопрос кому-то другому.

— Нет. Всё в порядке, — Намджун хмыкает и притворно задумывается, — Я бы сходил на свидание с каждым.

Журналистка недовольно морщится и, тыкая кончиком карандаша в воздухе, отрицательно мотает головой. Не засчитывается.

— Хорошо, — Намджун сдается и устало опускает плечи, — Тогда…

Он обводит взглядом парней — рядом скучающий Юнги, который ждет окончания этой глупой беседы, улыбающийся Хосок, украдкой поглядывающий на часы, позади — притихший Тэхён, расслабленно навалившийся спиной к плечу Сокджина, все еще взбешенный Чонгук и — вмиг побледневший Чимин, который почему-то выглядит взволнованно.

Намджун пялится слишком долго, нервно сглатывает и почти говорит то, чего не должен. Но, вовремя опомнившись, быстро произносит:

— С Тэхёном. Пойду с Тэхёном.

Но смотрит все равно на Чимина.