Немногочисленные надгробные камни, выстроенные ровными рядами за озером, свидетельствовали о недолгой, но гордой истории семейства Ти. Черные, безликие, они теснились друг к другу, сияли каким-то своим потусторонним сиянием даже под дождевыми облаками и как будто кричали о том, что смерть уравняет всех: и мужчин, и женщин, и старых, и молодых. Я старалась не замечать того, что некоторые камни покосились, а земля вокруг была разрыта изнутри. Ведь если не замечать страшное, то его как будто бы и нет?

Ти Фей сидел на одной из могил, согнутый, недвижимый, руками обвивая черный камень, лицо прижимая к золотым символам на нем. Обезумевший дождь стекал с его волос и шелковой одежды, впитывался в оскверненную землю, словно небеса скорбели вместе с блудным сыном — а он ничего не замечал.

Сердце екало от одного лишь вида этой картины, но я сжала до белизны кулаки и строго-настрого запретила себе показывать какую-либо слабость.

Не решаясь ступить на могилы, я брела между них, хотя из-за влияния Ночи на мертвые тела границы захоронений стали очень размытыми, и наверняка пару раз я все-таки ступила, куда не стоило; мокрая земля всасывала мои ноги, будто и меня хотела погрести, дождь заливал глаза и помогал ветру пробирать до костей. Ти Фей не замечал ничего, ни моих приближающихся шагов, ни воды, текшей за шиворот. Даже когда я встала рядом и кашлянула, он не шевельнулся; я обошла его кругом и заглянула в лицо: глаза были открыты, но взгляд ничего не выражал. Пустой, кукольный. Я стояла прямо возле его носа, а он никак не реагировал; я наклонилась, а он даже не шевельнулся. Ливень смыл слезы с его лица, но красные опухшие глаза говорили, что он плакал, и немало; губы потрескались из-за целого дня без питья, волосы потемнели от грязи.

Я чувствовала, что горе Ти Фея настолько глубоко и всесильно, что утешать его просто неприлично; нужно дать ему время, позволить побыть наедине с отчаянием и погрузиться в гремучую боль, и лишь так этот человек смог бы найти в себе еще хотя бы крошечную крупицу жизни. Но я не могла спокойно на это смотреть. Не могла оставить его. Не сейчас.

Я попыталась обнять его за плечи и поднять на ноги, и лишь теперь он словно заметил меня, дернулся, будто обжегся о мои пальцы.

— Ск... — он проглотил это слово, подавился им и закашлялся, а из его глаз прямо-таки брызнули горячие слезы. — Кью.

— Ну-ка, кто тут отчаялся? — оседлать дракона было легче, чем придать своему голосу бодрости в тот момент! — Кто напрашивается на воспаление легких?

Я снова попыталась поднять его, но Ти Фей выбрался из моей хватки и бездушным мешком упал обратно на могилу, погрузившись в размокшую землю, пропитанную духом его матери.

— Не трогай меня.

Он дрожал то ли от холода, то ли от печали, а я стояла над ним и чувствовала себя такой... такой... беспомощной. Такой бесполезной. Такой слабой.

Превзойденной.

— Если ты заболеешь и умрешь, то кто спасет мир?

Я чувствовала себя отвратительным и мерзким созданием, опустившимся до шантажа в самый тяжелый момент; Ти Фей, наверное, разделял мои чувства, ведь поморщился, как будто от боли, и именно я причинила эту боль:

— Я не спас ту единственную, кто была достойна спасения.

Но его же слова как будто показались ему такими же ужасными, как и мои.

— Само собой, кроме тебя, Кью. Но ты сама себя спасешь.

Я развела руками и бесцеремонно уселась прямо рядом с ним — не было сил стоять.

— Лучше расскажи мне, какой она была.

С величайшей лаской и нежностью Ти Фей протер камень от потоков дождя прямо собственным рукавом и снова прижал к нему лицо.

— Она... была... самой лучшей. Самой доброй и самой заботливой. Она любила меня, чтобы я ни делал, всегда стояла на моей стороне, всегда заботилась и ценила... даже если я ошибался, даже если я вел себя плохо, на нее всегда можно было рассчитывать.

Не сдержав вздоха, я придвинулась ближе и обняла Ти Фея за плечи; он задрожал и обмяк в моих руках, на этот раз не попытавшись оттолкнуть.

— Она была хорошей матерью.

— Самой лучшей.

Его холодные руки легли на мои бока и впились так сильно, что я чудом удержала испуганный вскрик.

— И вот, чем я ей отплатил!

— Чем?

— Ты не поняла? — его голос вдруг зазвучал замогильным. — Она умерла после начала Ночи. Я убил ее. Я виноват.

Я взглянула на могилу, но из символов на ней невозможно было понять, в каком году произошла трагедия. С другой стороны, случись это раньше, Ти Фей бы наверняка знал, значит... он прав.

— Мне очень жаль.

А что еще я могла сказать? Утешить, найти какие-то причины жить дальше, какие-то способы справиться с горем? Не смешите! В моих руках находился человек, абсолютно раздавленный скорбью, и не существовало на свете слов, которые смогли бы хотя бы немного подлечить его раненное сердце.

Поэтому я не сказала больше ни слова; только осталась сидеть рядом, обнимая его холодное тело и прижимаясь щекой к мокрым ледяным волосам, пахшим землей и смертью. По нам барабанил дождь, по нам бежало горе, и серое проклятое небо давило сверху всем своим весом, но в моем сердце еще теплилась надежда, что пока я рядом, его отчаяние может отступить ну хотя бы на полшажочка.

Железная хватка, которой он держал мою спину, немного смягчилась. Он перестал впиваться ногтями и просто обнимал; затем, постепенно, прекратил прижиматься к моей груди головой, потом нашел в себе еще немножечко сил и вообще слегка отстранился, но всего на миллиметр, продолжал цепляться за меня, как за спасительный круг на море.

— Кью?

— Что? — я тоже не разрывала объятий, пусть сделает это первым, когда будет готов.

— Пойдем домой, Кью.

Признаюсь, это предложение меня немного удивило.

— Ты уверен?

— Я уверен, — кивнул он и всхлипнул. — Если я заболею и умру, кому от этого будет хорошо?

Неловко двигаясь и покачиваясь из стороны в сторону, мы встали, так и не разорвав объятий, и побрели к дому.

Посиневшими губами Ти Фей улыбнулся пятой сестре, Ти Ву, попавшейся нам у входа; она сидела в прихожей, благодаря маленькому росту уместившись в кресле почти целиком, и читала книгу. Поймав ее перепуганный взгляд поверх очков, я покрепче прижала Ти Фея к своему боку и объявила:

— Идем отмываться! Никого к нам не пускать!

Она что-то спрашивала, что-то там говорила, но мне было все равно — я занималась Ти Феем и только им. Все остальное подождет, человеку нужна помощь.

Бедняга трясся от холода и стучал зубами, а мне еще предстояло нагреть воды; ругаясь на Ти И и ее нежелание прокладывать водопровод, я засучила рукава и взялась за дело. Товарищ мой не то что не помогал, а скорее даже мешал, трясущимися руками пытаясь цепляться за мои плечи и с ужасом глядя на горячую ванну, но я и с этим справилась. Согретый, вымытый и обстриженный по корень, он уже совсем скоро сидел в столовой, поближе к очагу, и пил чай из маленькой кружки.

— Чай ты завариваешь просто отвратительно, Кью.

Отлично! Пришел в себя!

— Что теперь с нами будет?

Я опустилась на стул напротив него. Мои ноги ощутимо гудели, намекая, что и мне бы не помешали ванна и отдых, одежда, высохшая прямо на теле, казалась неприятно твердой, в горле першило немножечко; но я собрала волю в кулак и игнорировала эти очевидные звоночки.

— Я считаю, ничего не изменилось.

— Моя мама!..

— Да, да, и я очень сочувствую тебе, — надеюсь, прозвучало не слишком равнодушно! Я действительно понимала и разделяла его боль, просто нельзя же из-за этого так убиваться! — Но ты-то жив. Оценила бы твоя мама, если бы ты сложил ручки и отказался решать возникшие проблемы?

— Она — да. Она всегда просила меня не рисковать и не бросаться на рожон, — он меланхолично улыбнулся, разглядывая отвратительный чай. — Но я знаю, к чему ты клонишь. И потом...

— Что?

Ти Фей тяжело вздохнул и выглянул через арку в сад, поливаемый бесконечными струями воды.

— За этот год я ни разу ее не вспомнил. Даже кольца как-то раз продал...

— Это ведь из-за меня было.

— Разве я не мог найти другой способ? Мог. Ты же вот нашла... Знаешь, я думаю, дело не в маме.

— В кольцах, что ли?

— Да нет! Как вот ты умудряешься быть такой понимающей и непонятливой одновременно?

— Ну, я очень талантливая женщина...

— Кью! Дело в том, что я боюсь.

А вот это уже интересно.

— Мамы? Меня?

— Того принца. Принца Ли.

— Тьфу ты, его-то чего бояться? Клоун как есть...

— Я боюсь идти в Пекин. Боюсь встречаться с ним, — он говорил, не поднимая на меня глаз, и его руки, державшие чашечку, заметно подрагивали. — Когда я узнал, вернее, догадался, про маму, мне кажется, я понадеялся, что моя скорбь отдалит тот день...

— Знаешь, мы туда и не собираемся идти завтра, — я бросила короткий взгляд на свое истончившееся за недели голода запястье. Да, нам нужно время. — Но мой опыт показывает, что если ты чего-то боишься, то чем дальше оттягиваешь, тем сильнее становится твой страх.

— Да знаю я! Но влезть прямо в самое сердце врага... Нас поймают и вздернут...

Мне почудилось, что я слышу какое-то движение в саду, но я поспешно убедила себя, что это птица или вроде того.

— Ты прав. Нам нужен хороший план — даже офигенный, я бы сказала! Необходимо все как следует продумать, просчитать возможные варианты развивания событий...

— Развития событий.

— Ну да. И потом! Тебе-то бояться нечего, разве нет?

Ти Фей сдавленно всхлипнул и зажал ладонями рот, пытаясь сдержать рыдания.

— Это еще почему?!

— Принцу Ли нравится твоя эта темная энергия, или как там оно называется. Мертвая тушка Ти Фея не умеет производить эту энергию. А можно ли заставить тебя сотворить ее насильно?

— Под пытками кого угодно к чему угодно можно принудить, Кью.

— Под пытками? Не смеши мои коврижки. Во-первых, так можно и убить, а на такой риск наш некропринц вряд ли отважится. А во-вторых, сможет ли человек, которого подвергают пыткам, сосредоточиться достаточно, чтобы произвести много черной материи? Я вот сомневаюсь! А ты?

За аркой снова хрустнула ветка бамбука — значит, птица улетела. Но я не слышу хлопанья крыльев?

— Что ж, возможно... возможно, ты и права, — признал он несколько неохотно. — Он вряд ли убьет меня. Но может схватить и запереть! И что тогда?

— И тогда ты сбежишь.

— Каким образом?

— Ну, я же сбежала из тюрьмы Струт'Гада? И ты сможешь.

— Не сравнивай! Непревзойденная и... и...

— И ее самый лучший друг?

Его губы дернулись из-за того, как он пытался сдержать улыбку, и по моему сердцу разлилось тепло — слова достигли цели.

— Ах, Кью, ты невыносима! Как бы мне ни было плохо, ты всегда придешь и переубедишь... Можешь ли ты хоть раз со мной согласиться?

— Да пожалуйста! Скажи: Непревзойденная Скиталица Кью — самая сильная и умная женщина на белом свете.

— Непревзойденная Скиталица Кью — самая сильная и умная женщина на белом свете.

— И я абсолютно с тобой согласна, Ти Фей!

Мы оба рассмеялись, хотя его смех все еще звучал немного надрывно. Я видела слезы на его щеках, но чувствовала, что это слезы облегчения; мне самой тоже немножечко хотелось заплакать, но я впилась ногтями в ладони и удержала себя. Не показывать слабость. Не сейчас. Не в момент, когда ему так тяжело.

— Вы будете целоваться или нет?

Моя синяя птичка из бамбуковых зарослей стояла в арочном проеме и нетерпеливо смотрела на нас: Ти Ба.

— Что? — Ти Фей недоуменно на нее уставился. — А тебе чего?

— Да ничего! Я уже полчаса тут, типа, стою жду, когда поцелуи будут... А вы все болтаете и болтаете! Скукота!

Что она слышала из нашего разговора? Неужели все? И про черную материю? Что Ти Ба может знать о некромантии? Позволит ли она некроманту Ти Фею остаться в доме, если его магия так тесно связана с той катастрофой, что постигла мир?

А может ли Ти Фей с помощью искусства некромантии воскресить свою мать?

Пока я раздумывала и мучилась размышлениями, Ти Фей встал, ловко сграбастал сестру в объятия и расцеловал ей все лицо и волосы, хотя бедняжка истошно визжала и пыталась вырваться всеми силами.

— Не понимаю, чем ты недовольна? — голосил Ти Фей. — Ты же просила поцелуи! Так вот они, получите!

— Я же хотела — чтобы вы — о нет, Гоубицзы, ну не в губы же!

— А ты не вертись и не будет!

— Ты мокрый и пахнешь мылом!

— Это не худшее, чем может пахнуть мужчина!

— Фу! Фу! Фу!

Я, может быть, и вмешалась бы, если бы ситуация вышла за грань; но размахивая кулаками и крича, Ти Ба улыбалась, и короткие взгляды, которые на меня бросал Ти Фей, тоже говорили, что все в порядке. Он восемь лет не видел сестру — не удивительно, что хочется ее потискать!

Не у всех же такие натянутые отношения, как у меня с моим братом, правда ведь?

Признаюсь честно, остаток того серого дня я запомнила довольно плохо. Мы сидели в столовой, болтали с приходящими и уходящими сестрами, ели и пили, а Ти Фей при этом все время держался поближе ко мне и нервничал, если мне приходилось отойти от него. Затем я уложила его в постель и держала за руку, пока он не уснул, а после ушла к себе; проснулись мы оба рано, причем почти одновременно, и сразу же прилипли друг к другу. Ти Фей жаловался на то, что плохо спал, что ему снилась мама; я выслушивала его, утешала и старалась приободрить, насколько могла.

Мы снова засели у стола, и день, казалось, грозился пройти так же серо, как и вчерашний вечер, тем более, что дождь так и не прекратился. Заявилась Ти И, глазами меча молнии, попыталась призвать меня опять к общественным работам, но Ти Фей воспротивился и вцепился в мою грудь, как коршун. Их горячая дискуссия очень быстро перешла на местный язык, так что я понятия не имею, о чем они там разговаривали, но кричали громко, а Ти Фей даже немного плакал, не справляясь с кипящими в душе эмоциями; итогом этой грызни стало то, что Ти И признала поражение и удалилась, осыпая нас непонятными моему уху ругательствами.

— Она больше не придет, — заявил он, вытирая слезы о мое плечо. — Что за наказание? Почему у всех нормальные сестры, а у меня это безобразие? Так нечестно!

Но он ошибался, и довольно крупно: Ти И не собиралась сдавать позиции и во что бы то ни стало хотела нас разделить.

Вскоре к нам явилась Ти Ба и первым делом обняла брата за шею; я подумала было, что это итог вчерашних поцелуев, что наглые ласки Ти Фея растопили лед в их отношениях, но после стала понимать, что она пришла к нам не с чистой совестью, и этими объятиями хотела немножечко себя обелить.

Она села напротив меня и сперва завела неловкий, не клеящийся разговор на отвлеченные темы, а поняв, что поговорить не получается, сразу пошла ва-банку:

— Кью, ты ведь любишь сражаться?

— Это правда, — я не стала отрицать очевидное. — Сабля — моя лучшая подруга! А что?

— Я иду сегодня на ночное дежурство к Стене. Буду рубить мертвецов, ну, типа, сжигать их к чертовой бабушке, — Ти Ба стрельнула глазами в Ти Фея и снова взглянула на меня. — Это очень весело! Их бывают прямо-таки толпы, а мы тебе выдадим респиратор, Ти Ву уже его изготовила под твою голову. И ты будешь прекрасно чувствовать себя у стены, и сможешь как следует помахать своей саблей! Ну, пойдешь со мной?

Признаюсь, ее предложение разожгло во мне неожиданно сильное пламя: в последнюю нашу встречу у стены я не лучшим образом себя показала, и теперь хотела реванша, да и просто возможность как следует размять мышцы и порубить головы мне показалась ужасно привлекательной. Что ни говори, а прежние мои приключения бывали куда более насыщены боями: там встретишь банду разбойников, тут оказываешься пойманной при попытке кражи и выносишь стражу... вот это была жизнь! А сейчас, когда все попрятались от мертвяков? Фу!

— Шутишь, Ти Ба? Конечно, я пойду! Я прямо жду не дождусь!

И сказав это, я запоздало вспомнила, что вообще-то здесь был кто-то третий.

Ти Фей смотрел на меня щенячьими глазками и мял в пальцах рукав моего халата.

— Ты уйдешь, Кью? На всю ночь? Оставишь меня вот такого?

Сердце кровью обливалось от одного взгляда на это несчастное лицо, а у него еще и голосок дрожал! Ну как тут вынесешь?

— Нет, нет, ну что ты, — выдавила я из себя, хотя все внутри противилось этим словам. — Конечно нет. Тебе сейчас тяжело, я останусь с тобой.

Ти Ба виновато вздохнула, поерзала на месте, покосилась в сторону двери и неуверенно произнесла:

— Это как-то типа неправильно получается. Не по-дружески. Кью и так тебя вчера успокаивала, Ти Гоубицзы, и за ручку держала, весь день, все дела... а ты ей вот так? Посмотри сам, она типа очень хочет пойти!

— Это правда? Ты очень хочешь?

Богиня, да они издеваются надо мной!

— Все нормально, Ти Фей. Меня впереди ждет еще куча зомби, которых можно будет порубить. А ты у меня один, — я осторожно прочесала пальцами его волосы и заметила, что от прикосновения его, беднягу, бросило в дрожь. — Никуда я не пойду сегодня.

Ти Фей улыбнулся, кивнул благодарно и сказал:

— Хорошо. Тогда иди.

Ну спасибочки, теперь я вообще ни-че-го не понимаю!

— Да я же только что сказала!..

— Я слышал, слышал, не кипятись, — он схватил мои взметнувшиеся руки. — Просто я вижу, что ты отказываешься только ради меня. А Ти Ба верно сказала, это как-то неправильно выходит. Ты уже сделала для меня больше, чем нужно делать подруге в такой ситуации. Иди и повеселись как следует! А мне не помешает пара часов наедине с собой.

— Пара часов? Дежурство выйдет типа на всю ночь, — возразила Ти Ба.

Ти Фей замялся, но все же решил:

— Ну и ладно, все равно ничего страшного. Хоть на всю ночь, хоть до следующего утра. Кью заслуживает развлечься как следует! Кью хорошая подруга.

Ну и в кого он такой милый?

Ти Ба обошла стол и повисла у него на шее, крепко-крепко прижавшись щекой к его щеке.

— Ты такой хороший человек, Ти Гоубицзы! Ти И ошибается на твой счет. Ой, я этого не говорила!

Нет, очарование явно передается генетически!

Оказалось, что мое участие в ночном дежурстве даже не ставилось под сомнение: Ти Ву не только изготовила для меня маску, чтобы я могла дышать возле стены, но и сшила целый комплект специальной одежды, разработанной Амазонками для зачистки мертвецов. И это все маленькая, почти полутораметровая женщина в прямоугольных очках изобрела за каких-то полгода?!

— И это за полгода? — удивленно спросил Ти Фей, разглядывая изобретения, разбросанные по столу в комнате Ти Ву, расположенной в одном из флигелей, подальше от всех остальных, чтобы мимикризировать последствия потенци-ональных взрывов. Здесь не было кровати, поскольку, по словам самой Ти Ву, спала она по большей части сидя за рабочим столом, зато почетное место в центре помещения занимал огромный генератор, чьи провода питали электричеством пять компьютеров с черными экранами, в которые можно было смотреться, как в зеркало; еще я заметила какую-то штуковину по имени "Центр-фуга", наверное, что-то рыбное, и похожую на пистолет принадлежность под названием "электро-шурупо-вертушка", которую Ти Ву при нашем появлении поспешила отключить и убрать в наполненный электрическими приблудами ящик. У моей мамы тоже была похожая штуковина, называлась "дрель", но ту нужно было крутить за ручку, и с ее помощью мы вешали на стены картины. Это же был совершенно другой уровень!

— Ну, почему же за полгода, — усмехнулась Ти Ву, поправляя насаженные на нос очки, и я заметила, что восхищение брата ей по душе. — Я всегда этим занималась. Еще когда ты был ребеночком, ты как-то раз забрался в мою комнату и сломал мой портативный водонагреватель...

— Чего сломал?

— Такую штуку, с помощью которой можно нагреть чай и сварить суп, не разводя огня. Если бы не твоя непоседливая маленькая задница, мы бы уже не нуждались в очаге!

— Ой, знаешь что, Ти Ву? Ты всего на два года меня старше! И если моя непоседливая задница была маленькой, то твоя была не намного больше!

— Зато насколько умнее!

Я вышла из-за винтажной ширмы, изображавшей павлинов на водопое, и смерила их обоих испепеляющим взором:

— Лучше бы кто-нибудь из вас, умных задниц, соизволил сделать в доме водопровод, а то невозможно же вот так жить, как вы живете!

Они не ответили; Ти Ву принялась разглядывать меня и дергать за одежду, проверяя, должно быть, качество своей работы, а Ти Фей удивленно открыл рот:

— Ого, Кью, ты выглядишь так... так... женственно.

Я прыснула.

Ти Ву изготовила пепельно-черную, слегка блестящую ткань, холодную на ощупь, но достаточно теплую изнутри. Все прелести этого материала она продемонстрировала тут же, схватив со стола ножовку и проведя ею по моему предплечью; Ти Фей взвизгнул от испуга, да и я дернулась, но ни боли, ни кровотечения не последовало: лезвие прошлось по ткани, не оставив даже крошечной дырки. Тут уж я выхватила ножовку и сама принялась себя пилить, и о чудо! Мне не удалось даже поцарапаться!

— Великолепная вещь, — признала я.

— Ага, я тоже так думаю, — Ти Ву разве что не лопалась от гордости. — Еще перчатки и ботинки тебе дадим, и будешь готовая!

— Может это просто тупая ножовка? — предположил Ти Фей чуть слышно, испуганно моргая.

— Ну вот! — весело усмехнулась Ти Ву, несильно пихнув брата в локоть маленьким кулачком. — Опять пришел и все испортил!

Из волшебной ткани был сшит комбинезон, довольно плотно облегавший тело, на лодыжках и запястьях предусмотрительно вшили резинки, наверное, чтобы никто не смог пролезть мне в штанины или в рукава. Поначалу я немного волновалась, прилично ли в таком вообще ходить по улице, но Ти Фей, оценив вид на мою спину, сказал, что там все не более откровенно, чем в обычных брюках, разве что талия и грудь немного видны. А внизу так точно все пристойно.

— И вообще, не беспокойся, — утешал он мою невесть куда смотавшуюся самооценку, — тебе и стесняться нечего, и это же не латексный комбинезон, все вполне в рамках.

— Конечно, в рамках, — Ти Ву вернулась к нам с перчатками и показала, как нужно спрятать их край под резинки в рукавах. — Для нас главное — удобство! Все остальное вторично! Вот, наколенники и налокотники тебе тоже не повредят. А еще маска... а еще сестры предпочитают надевать какие-нибудь аксессуары, чтобы не выглядеть совсем одинаковыми. Ти Ба, например, носит свою синюю жилетку. А ты бы хотела что-нибудь такое?

— Я надену свой эльфийский плащ.

— Да нет, плащ — это слишком громоздко для скакания по стене.

— Эльфийский плащ зачарован особой магией, с помощью которой делает своего владельца легче и воздушнее, что помогает...

— А вообще интересно, почему эта магия работает вне сферы, — произнес Ти Фей, рассматривая мой респиратор.

— Потому что это творение великих эльфийский умельцев! — гордо произнесла я, но оба Ти, кажется, не особо удовлетворились этим объяснением.

Настало время прощаться с Ти Феем до самого утра, ведь Ти Ба уже ждала меня в воротах дома и нетерпеливо постукивала ногой. Я очень долго расспрашивала его, точно ли он не боится остаться один, а он, бедняга, так же долго уговаривал меня не волноваться и хорошо провести время. По его словам, он собирался взять какую-нибудь книжку в библиотеке и завалиться с ней на кровать, что может быть лучше в такой серый и дождливый день; я почему-то в его слова не слишком верила, могла поклясться, что он будет страдать и плакать по маме, но спорить не решилась. Зачем? Едва ли его удастся переспорить, да и в мои планы все равно не входит отказываться от дежурства, не после всех подарочков от Ти Ву. На прощание мы долго обнимались и жались друг к другу, раздражая и веселя сестер; Ти Фей взял с меня обещание вернуться невредимой, и это я могла обещать с чистой совестью.