— Значит, она в Пекине, — произнес Ти Фей, не поднимая головы с моих колен. — Ну, туда и отправимся.

— Отправимся, — подтвердила я довольно неуверенно. Его волосы отросли настолько, что уже сваливались с постели, и комната уж слишком напоминала ту, во дворце Струт'Гада, в которой я его нашла. Перебирая пальцами черные пряди, я старалась спрятать глаза, не смотреть на него, но куда бы ни упал мой взгляд, там непременно лежали волосы; Ти Фей был везде, совсем везде, и одновременно с этим сам себе казался созданием крайне ничтожным. Так мне и сказал. Ничтожным. Еще и крайне.

— Ты уверен, что в силах сейчас куда-то отправиться? — решилась уточнить я, хотя от вопроса стыла в жилах кровь.

Он вздрогнул и повернул голову, посмотрел на меня снизу вверх. На его бледном лице залегли глубокие черные тени, стирать соленые дорожки со слез он уже не пытался.

— А ты думаешь, у меня есть выбор?

У нас у всех всегда есть выбор.

Лучше бы я выбрала оставить его в покое и отправиться в Облачную одной. Я должна была лучше его защищать. Я должна была подумать...

— Ты попробуй для начала выйти из дома, — предложила я, возможно, немного резковато. — Неделю уже нос не высовываешь, солнца не видишь!

Какого еще к черту солнца, Кью?

— Ну, то есть неба. Мне сказали, что твою страну раньше называли Поднебесной. Ну и вот, сидишь в Поднебесной, а на небо ни одним глазком...

Она закатил глаза и снова повернулся на бок, щекой вжимаясь в мои колени.

— Не хочу, — пожаловался он. — Не хочу на улицу. Мне там все напоминает о маме.

— Ну нельзя же так убиваться!

— И почему это нельзя?!

Примерно так заканчивался любой наш разговор, касающийся выхода из дома.

За окном началась какая-то возня, кто-то шептал и стучал не то молотком, не то камнем; судя по тому, что один из голосов был явно мужской, это был Хотару, и он наверняка что-то выдумывал, чтобы повеселить Ти Фея, подключив к делу кого-то из сестер.

— Знаешь, если ты хочешь поехать в Пекин, то тебе придется выйти отсюда, — напомнила я. — В женском городе до тебя хотя бы никому нет дела. А в мужском на тебя ведется охота...

— Что еще за охота?

Я хлопнула себя по лбу ладонью: мы забыли ему об этом сообщить! Забыли ведь!

Встала, подошла к окну, приоткрыла геометрическую решетку, украшенную пыльными деревянными цветами; прямо у нашего дома Хотару и Ти Ба прибивали полку — почему-то снаружи — и при моем появлении присели сконфуженно, словно пойманные с поличным преступники.

— Да делайте, что хотите, — фыркнула я, не дожидаясь взволнованных оправданий. — Только, Хотару, дай тот проспект, который ты мне в первую ночь показывал.

— Да у меня его нет с собой, — смущенно отозвался Хотару, одетый в чистенький шелковый костюмчик, пошитый любящими руками Ти Сан на замену его потрепанной рубахи.

— Хота-ару.

Смутившись, покосившись на хихикающую Ти Ба, он сунул руку за пазуху и смиренно подал мне потрепанный листок. Молодец.

Я закрыла окно, вернулась к постели-комнате; Ти Фей лежал поперек, вытянувшись, и страдальчески смотрел в расписанный поблекшими от времени красками кроватный потолок.

— Что они там творят?

— Полку вешают. Наверное, чтобы каждое утро ты видел из своего окна свежие цветочки в вазе.

— Я в то окно даже никогда не смотрю.

— Не будь букой, Ти Фей, молодежь старается, — фыркнула я, протягивая ему листочек. — Вот, оцени.

Он взял бумажку, развернул, уставился; пару мгновений смотрел спокойно и равнодушно, пока не вчитался в текст, а затем встрепенулся, словно птица, подскочил над кроватью, сел и перечитал короткое сообщение еще как минимум три раза.

— Пять миллионов?!

Я весело рассмеялась. У него даже волосы на голове зашевелились от такой суммы!

— Пять миллионов!

— С ума сойти, Скиталица! Да я дороже тебя!

Ладно, больше я за него не радуюсь.

— Мама была бы счастлива, если бы узнала, что ее сын стоит пять миллионов, — сказал Ти Фей; я могла поклясться, что он ошибается, ведь для любой мамы ее ребенок бесценен, но промолчала.

— Пять миллионов!..

— Что-то я уже начинаю жалеть, что дала тебе эту бумаженцию, — заметила я насмешливо. — Сколько-сколько там миллионов?

— Ну Кью, это наверное первый раз, когда кто-то так высоко оценил меня, — засмущался он. — Само собой, меня проняло!

— Первый раз? Ой ли? А не ради тебя ли под окном один мальчик прибивает полку?

— А, Хотару, — он посмотрел в ту сторону и как-то странно покачал головой, — с ним, конечно, неприятно получилось.

Ну не знаю, если бы вокруг меня так вился симпатичный парень примерно моего возраста, мне бы точно было не неприятно. А очень даже наоборот.

— Пойми, просто я не люблю его, вот и все, — пожаловался Ти Фей. — А он на меня серьезно запал, и у меня не хватает силы ему сказать, что все, что было в Петербурге, было просто так, без планов на будущее.

— Чем дольше ты тянешь, тем хуже делаешь, — сказала я вдумчиво. — Может быть, конечно, меня только с натяжкой назовешь эксперткой в отношениях, но я точно знаю, что в них необходимо открыто говорить все то, что у тебя на сердце. Иначе однажды оно вырвется, да еще и в самый не подходящий момент, и принесет много боли.

— Но Кью! Посмотри на него! Двадцатилетний парнишка ослеплен любовью, и как я могу сказать ему, что не испытываю ответных чувств?

Я прилегла на кровать; Ти Фей подобрался поближе и примостил голову на мой живот, чтобы я снова могла гладить его по голове и перебирать волосы. Как собачка, ищущая ласки.

— Ты вот говоришь так, будто тебе не хочется делать ему больно, — задумчиво произнесла я. — Но спорим, дело на самом деле в том, что тебе нравится принимать его заботу?

— Ой, Кью...

— А что? Зная тебя, я готова об заклад побиться, что если бы он попытался ранить тебя или как-то где-то надавить, ты бы сразу же заявил, что на самом деле все было ложью, что вас ничего не связывает, и Хотару сам все не так понял и вообще редиска. А пока он только заботу проявляет, то пожалуйста, то без проблем, да ты еще и повздыхаешь трагично, чтобы он понял, как тебе тяжело.

Странно, но хотя я говорила довольно неприятные вещи, Ти Фей не обиделся, не оттолкнул меня, даже головы не поднял, только лишь нашарил на постели листок со своим портретом и снова прочитал текст про пять миллионов.

— Маме бы это не понравилось, — сказал он после длинной паузы, во время которой я молчала и разглядывала рисунок на потолке кровати. — Она бы сказала: "Играть с чувствами другого человека подло, а я не воспитывала тебя подлецом, Ти Гоубицзы".

— У тебя очень мудрая мама, — заметила я. — А что это значит, Гоубицзы?

— А, ну, это вроде как детское имя. Такое специальное имя, которым называют человека, пока он маленький, чтобы злые духи не прослышали его настоящее имя и не могли проклясть. Мое значит "Собачий Нос".

Я развеселилась:

— Ти Собачий Нос?!

Выхватив из его рук листок с портретом, я выкарабкалась из мягкой постели, добежала до письменного стола, схватила чернильницу и мизинцем нарисовала поверх портрета Ти Фея черный овальный носик с двумя полосочками ноздрей, примерно на том месте, где был его нормальный человеческий нос, только чуть в сторону скосила.

И повернулась к нему, демонстрируя свое творение.

— Вот! Смотри! Ти Собачий Нос!

Он высунулся из кровати, посмотрел, расхохотался так, что слезы снова брызнули из глаз, но на этот раз в них не ощущалось отчаяния; подманил меня рукой, взял листок, посмотрел на себя еще раз и с тройной силой засмеялся. Я стояла рядом, глупо и победоносно улыбаясь — смогла рассмешить!

— О Кью, — задыхаясь от смеха, произнес он, — о Кью, моя Кью, ты просто удивительная...

— А ты чертовски... прав!

Снова посмотрев на листок, на размазанный собачий нос, и перечитав пару раз надпись про пять миллионов, Ти Фей повернулся на бок, взглянул в мою сторону, затем вниз, на свои колени, а после снова на меня; я чувствовала, что в его мозгу идет какая-то ожесточенная борьба с самим собой, и пока молчала, давая ему необходимое время.

И наконец он сказал:

— У меня есть план.

Я плюхнулась на его кровать и развалилась на мягких бархатистых подушечках.

— Слушаю с нетерпением.

— Если Леди Хуа, легенда, находится в Пекине, то с вероятностью восемьдесят процентов из ста она будет спрятана где-то в Запретном городе. Это такой дворец, — он улыбнулся, наблюдая, как я напрягаюсь, чтобы его понять. — Я отправлюсь ко двору принца Ли и найду ее.

— Что? То есть, что? — наверное, мне послышалось! — То есть, без меня?

— Подумай сама, Кью! За мою поимку назначено пять миллионов. Любому жителю страны выгоднее схватить меня живым, а не убивать. А вот ты — другое дело. Тебя могут счесть помехой и попытаться убрать с пути.

— Да замучаются убирать! Не родилась еще та швабра, которой...

— Подожди, не перебивай! Дослушай! Во-первых, мне самому будет сложнее, потому что придется все время думать и волноваться за твою безопасность. А пока ты сидишь в женском городе, мне спокойно.

— Но Ти Фей...

— А во-вторых, принцу Ли нужна темная материя из моего тела. Потому он и назначил такую безумную награду — без этой материи он не сможет полноценно существовать. И пока я буду производить ее, то буду в безопасности. А рядом с тобой эффективность моей некромантии падает.

— Это почему? — обиделась я.

— Это потому, что моя магия сильно завязана на негативных эмоциях и переживаниях, — пояснил он. — Мне должно быть грустно и страшно, чтобы я мог качественно колдовать. А ты, Скиталица, меня и мертвого бы развеселила!

— Это будет нетрудно, ведь ты после смерти станешь личем.

Повисла пауза, и мы уставились друг на друга довольно напряженно и мрачно. Я это ляпнула просто так, не подумав, но если подключить мозги, то возникнет вопрос: а что в самом деле ждет моего ближайшего друга на той стороне? Может ли человек, запачкавший руки некромантией, просто тихо-мирно умереть?

— А об этом... я предлагаю... поговорить при свете солнца, — пробормотал Ти Фей после раздумий. — Сейчас куда важнее мой план.

— Ладно. План. Я понимаю, — я бросила взгляд в сторону окна, потому что действительно понимала, что у него на уме. — Ну допустим ты попадешь к Ли и даже сможешь договориться о взаимопомощи на приемлемых условиях. Но что ты будешь делать, когда найдешь леди Хуа? Сунешь за пазуху и сбежишь? Она же полноценная девушка, еще и очень могущественная. А вдруг она окажется такой же доброй и сговорчивой, как Зия Легендарный? Я не смогу прибежать и помочь тебе, я же не узнаю, как обстоят дела!

Он призадумался, однако, совсем ненадолго.

— Я постараюсь с ней договориться и сбежать вместе, но если все пойдет не по плану, обращусь к тебе. Я буду посылать тебе сигналы, Скиталица. Не совсем простые, конечно, а хитрые, чтобы нас не раскрыли: мертвых птиц, — увидев ужас на моем лице, он поспешно добавил: — Имеется в виду: "оживленных" птиц. Увидишь голубя — все нормально, я прибыл к Ли и нахожусь в безопасности. Увидишь воробья — все идет по плану, не нужно ничего предпринимать, Хуа найдена и готова к сотрудничеству. А когда прилетит ворон, значит, дело плохо, ты должна быстро собраться и направиться в Пекин, меня спасать. Как тебе?

Мне понравился тот факт, что он все-таки добавил вариант событий, при котором ему нужна помощь Скиталицы; но в целом уверенности это мне не прибавило.

— Не знаю, Ти Фей, не знаю. Отпускать тебя одного? Прямо в лапы к чудовищу?

Он подался вперед, схватил меня за руку — запрещенный прием! — заглянул мне в глаза — еще более запрещенный! — и тихо, вкрадчиво сказал бархатным, нет, шелковым голосом:

— Прошу тебя, Скиталица, если ты меня любишь, ты должна мне доверять.

И я сдалась — да, вот так легко меня поймать на мани-полицию!

— А ты, Кью, останешься с Хотару, договорились?

— Договорились...

— За сестрами приглядишь, за Ти И особенно.

— Хорошо...

— Ну, не делай такое лицо, — он тоже повелся, выпустил мою руку и тут же обнял за плечи, прижался мокрой от слез щекой к моей щеке. — Все будет хорошо. Я пока помирать не собираюсь. А принц Ли — слишком мелкая сошка, чтобы меня достать.

— Просто я волнуюсь, что не смогу за тобой присматривать.

— Думаешь, я не понимаю? Понимаю вполне; но ты должна мне доверять, а то иначе у нас не дружба, а какие-то детско-родительские отношения получаются.

Сказав это, он вздрогнул, и я на всякий случай положила ладони ему на пояс.

— Знаешь, если бы моя мама была сейчас с нами, она сказала бы: "Тебе с этой девушкой очень повезло, пожалуйста, не подведи ее", — прошептал Ти Фей. — И я бы ни за что тебя не подвел.

— Потому что я на нее похожа?

— Ты — полная противоположность, — рассмеялся он. — И твоя ко мне любовь доказывает, что я чего-то стою. И я намереваюсь это доказать. Тебе. Себе. Всем. Хотару.

И я отступила; если уж он о чем-то там намеревается, то сопротивляться себе дороже.

Видимо, нас все-таки было слышно с улицы, и уже к вечеру того же дня, и без того весьма тяжелого, на пороге комнаты Ти Фея начали появляться сестры. Кто нас сдал, они не сказали, но я почему-то уверена, что это была Ти Ба!

— Не могу поверить, что ты решил нас оставить, — Ти Эр, сестра номер два, появилась первой, хотя я по понятным причинам ожидала увидеть первым делом Ти И. Они и тут соревновались за первенство? — А если ты там погибнешь?

Ти Фею от всех этих разговоров становилось лишь горше и хуже; он забился под одеяло, как в нору, и только голова торчала, чтобы я могла по ней гладить и пряди волос перебирать, потому что без этого контакта он бы, по собственному признанию, сразу загнулся.

— Слушай, сейчас не время, — попыталась намекнуть я, но Ти Эр от меня отмахнулась.

— Ты наш брат, и каким бы ты ни был, мы тебя любим, — продолжала она давить. — Отправиться прямо в пасть к злодею — это равноценно самоубийству...

Ну точно Ти Ба нас сдала, Хотару если бы услышал такие подробности, то не за сестрами бы побежал, а бросился сразу к нам, крича и плача.

— Ти Эр, — послышалось чуть слышное и гнусавое из-под одеяла, — я все решил.

Снова плачет. Надо гладить активнее.

— Если тебе так хочется умереть, то мне плевать, — процедила Ти Эр сквозь зубы. — Но подумай о Кью!

Так, это уже наглость.

— А можно я сама о себе подумаю? — фыркнула я. — Мне чужая забота не нужна.

— Но ты же так его любишь, — Ти Эр выпучила глаза.

— Люблю, и именно поэтому доверяю. Если Ти Фей говорит, что справится в Пекине, значит, он справится.

Поверженная, но не сломленная, Ти Эр покинула нас, ворча, и Ти Фей нащупал мою руку и долго держал ее — пока не пришла Ти Сы, сестра номер четыре. Они решили ходить через одну? Хотя да, Ти Сан сейчас скорее всего утешает Хотару.

— Так ты серьезно намерен отправиться прямо в руки принца Ли?

Слушайте, ну с такими вопросами мы нескоро сдвинемся с мертвой точки! "Ты намерен" то, "ты намерен" это...

Завалившись на его кровать, я приобняла Ти Фея и волком посмотрела на Ти Сы, изо всех сил стараясь выглядеть как можно более грозной.

— Послушай...

— Кью же так тебя любит, — давила она. — Ты только посмотри!

Да что же они, сговорились со своей любовью, что ли?

— В любом случае, — Ти Сы шагнула к постели, — если ты правда решился, то есть несколько вещей, о которых тебе необходимо знать.

— Прямо-таки необходимо? — нахмурилась я.

— Во-первых, хотя принц и был воскрешен с помощью сильнейшей в мире некромантии, его тело несовершенно. С момента гибели до момента воскрешения прошло слишком много времени.

Ти Фей высунулся и вопросительно посмотрел в мою сторону, мол, а она откуда все это знает?

— И я не знаю наверняка, зачем Ли ищет тебя, да еще и за такие деньги, но судя по рассказам Ти Ба его интересует так называемая черная материя.

Я уже хотела повернуться и сказать ей, что мы и сами все это знаем, но Ти Фей знаком остановил меня, вылез из своей норки и сел, оставив только ноги под одеялом.

— Продолжай, Ти Сы.

— Темная материя — это энергия самых ужасных и болезненных воспоминаний. Чем больнее тебе, тем чище она. Если ты не сможешь вспомнить какой-то достаточно ужасный эпизод, принц Ли вполне может постараться сделать так, чтобы что-то подобное появилось в твоей жизни...

— На этот счет можешь не волноваться, у меня есть немало поводов, чтобы пострадать. Смерть моей мамы, например.

Лицо Ти Сы вытянулось, и мне показалось, что реакция какая-то странноватая, но с другой стороны, в доме Ти все несколько... своеобразное.

— Главное, что нужно иметь в виду: для твоего тела черная материя токсична. Чем больше ты ее прольешь, тем слабее станет организм. А для Ли наоборот, с каждым днем он будет становиться все сильнее и сильнее... Насколько мне известно, он уже убил нескольких некромантов, сожрав их жизненные силы.

Молчать стало невмоготу, и я спросила:

— А ты откуда все это знаешь, Ти Сы?

Она неопределенно пожала плечами, вздохнула, покосилась на дверь, словно собиралась сбежать, но все-таки осталась и решилась ответить:

— Я много знаю о некромантии, потому что служила одному некроманту из Союза Гор и Фьордов последние лет пять.

Мы растерянно переглянулись; я приподняла брови, а Ти Фей дернул плечами, давая понять, что в первый раз об этом слышит.

— Ну да. Ну а что? С таким именем у меня и не могло быть другой судьбы, — меланхолично заметила Ти Сы. — Сы значит "четыре", но "смерть" звучит почти так же. Поэтому наш народ не любит, когда чего-то четыре или что-то четвертое... А я, а я четвертой родилась вообще!

— Но я не помню, чтобы ты поступала в обучение, — растерянно произнес Ти Фей. — Ты ведь... женщина.

И вот откуда в нем это периодически возникает, я не понимаю? Как будто каждому мужчине при рождении куда-то засовывается мешочек мерзкого поведения, чтобы порой оно оттуда просачивалось и портило всем вокруг настроение, а мне в особенности.

— Не в обучение, а в услужение, Ти Гоубицзы, это очень разные вещи, — усмехнулась она. — Как рожденная под нашей сферой, я не могла обучиться некромантии, стать могущественной и поразить своего хозяина, поэтому меня и выбрали. Среди не очень богатых некромантов распространена практика иностранных прислужниц... Но если я не могла колдовать, это не значит, что я не могла слушать!

— Как же ты попала домой, Ти Сы? — растерянно, испуганно спросил Ти Фей. — Без магии, без поддержки?

— О друг мой, — я почти шептала, — она сказала "не могла", а не "не могу"...

Ти Сы бодро рассмеялась.

— Я заметила, что твой посох с птицей — некромантский, — сказала она брату. — Я даже думаю, что видела его прежде, так что, вероятно, ты забрал его у Струт'Гада. Значит, ты довольно сильный волшебник, раз решился на такое. Но я не уверена, понимаешь ли ты, в какую игру собрался сыграть. Я изучала некромантию пять лет, пусть и только в теории, но у тебя на все про все было всего полгода...

— А я очень талантливый, — скромно сказал Ти Фей.

— Хорошо, но за такой срок... Знаком ли ты хотя бы с проекцией? Если ты собираешься искать леди Хуа, то эта практика тебе очень пригодится.

Он растерянно захлопал ресницами — явно впервые об этом слышал. Но просить помощи не стал — не у сестры же, в самом деле!

— Расскажи нам про проекцию, — попросила я вместо Ти Фея, тем более, что мне тоже было интересно послушать, пусть я и не могла пользоваться никакой магией.

— Для начала ты должен закрыть глаза, — сказала Ти Сы, присевшая с другой стороны на ту же кровать, и мы с Ти Феем оба послушались. — Представь, что твоя душа — вовсе не душа, а что-то вроде листка бумаги, только с очень неровным, волнистым краем.

Разве бывает бумага не прямоугольной формы? Или типа я — салфетка?

— А затем мысленно разорви душу, — продолжала Ти Сы. — Оторви от нее кусочек, как если бы рвал бумагу, и отпусти от себя.

Я подключила всю свою фантазию, изо всех сил попыталась представить себя бумажкой, но в итоге у меня зачесалась спина, я почесала и из-за этого совершенно сбилась с мысли.

— Бред какой-то, Ти Сы.

— Самая главная часть — нужно выпустить оторванный кусочек в мир, подальше от себя, и этим кусочком смотреть на все как бы искоса, как бы под углом, потому что только так можно разглядеть мир духов...

Я растерянно моргала — ну что это за бред, в самом деле, ну? Мир духов... порванные души... Порвать можно штаны или связки, а вот душа — она неделимая!

— Что скажешь, друг? — обратилась я к Ти Фею. — Ерунда, не правда ли?

Он не ответил.

— Ти Фе-ей?

Он лежал, откинувшись спиной на подушки и запрокинув голову, так что острый подбородок оказался высоко задран. Длинные черные волосы окружали его фигуру нефтяным морем, струились по плечам и сложенным на животе рукам; губы разомкнулись, словно в глубоком сне, но лицо было бесстрастным, безжизненным и очень бледным, как будто мертвым...

Не мог же он взять и умереть здесь? Ведь не мог же?!

Испуганная, я начала трясти его за плечо, но он не очнулся, а голова его безвольно качалась туда-сюда, совсем как кукольная. Ти Сы вздрогнула, словно пришла в себя, и посмотрела на нас; я ответила ей перепуганным взглядом.

— О, похоже, у него получилось! — воскликнула Ти Сы победоносно. — Какой способный ученик!

— Что получилось? Да зачем получилось? Ти Фе-ей! — ладонью я держала его за затылок, чувствуя кожей шелк его волос, ощущая биение сердца у себя горле и задыхаясь от паники, накатывавшей с каждым мгновением все сильнее. — Открой глаза, пожалуйста! Это не смешно! Ти Фей!

— Кью, его душа... — начала было Ти Сы, но я так зыркнула на нее, что бедняга смущенно замолкла. Нет, не говори мне, что его душа повреждена, не говори, что он теперь...

Ти Фей медленно приоткрыл глаза, как будто кукла. Мгновение его взгляд оставался мутным, расфокусированным, а затем остановился на моем лице.

— Кью, — голос звучал очень бодро, без хрипотцы.

— Ти Фей! — я отпустила его голову и бросилась ему на шею. — О, богиня, Ти Фей...

— Прости, что напугал тебя.

— Да пропади ты пропадом, ты, ты... Ти Фей...

Ти Сы внимательно смотрела на то, как мы обнимались, и неприятно посмеивалась, но мне совсем не хотелось с ней разбираться.

— Держи в голове, что душа — бумага, — сказала она, прожигая взором руки брата, прижатые к моей талии. — Если склеить порванный лист, навсегда останется стык. И рано или поздно лист будет разорван на столь большое число кусочков, что собрать его воедино уже не выйдет.

— Понял, — отозвался он, щекоча дыханием мое ухо, — фантомами не увлекаться. Ну, ну, Кью, ну что же ты расклеилась?

— Именно. Что же ты расклеилась?

Его бледная кожа, его безвольно повисшая голова; безжизненный шелк волос в моей руке, и мой оклик, в ответ на который лишь тишина...

Я чистила зубы огнедышащему дракону, я оседлала гигантскую птицу рух, я вдоль и поперек обошла этот мир, много раз рисковала собой и смотрела в лицо смерти; но только в тот день я по-настоящему поняла, что такое страх.

— Ничего, я просто... испугалась.

— О Кью, — нежно и ласково, прямо-таки не своим голосом произнес он, ласково поглаживая меня по затылку, — клянусь, я ни за что не умру.

— Чем клянешься?

— Своей жизнью!

— Очень смешно, Ти Собачий Нос.

Он рассмеялся, и я из вежливости похихикала, хотя мне и не было совсем весело. Мы все еще обнимались, и я чувствовала тепло его тела, запах его волос, к которым так привыкла и привязалась, что и представить себе не могла жизнь без них, без него; Ти Фей нежно заглянул мне в глаза и прошептал:

— Ты — самое дорогое, что у меня есть.

— Кхм, — раздалось рядом, и я запоздало поняла, что те слова: "Именно. Чего же ты расклеилась?" сказала не Ти Сы, а какая-то другая женщина, присоединившаяся к нам недавно. — Какая гадость... то есть, прелесть.

Я выпустила его из объятий, его прохладные шелковые волосы скользнули по моей коже будто на прощание; в дверях стояла Ти И.

Скрестив руки на груди, плечом прижавшись к косяку — поза недовольной, угрюмой женщины. Матриарха.

— Я думала, ты уже на пути к смерти, — процедила Ти И сквозь зубы. Ти Фей смотрел на меня и улыбался, а в сторону сестры даже не взглянул. — Не затягивай с этим.

— Сразу, как соберусь, так и отчалю, — мягко сказал он, и я, не выдержав, улыбнулась тоже, заразившись его лучезарным видом.

— Не подведи, — фыркнула Ти И. Ее сестра заметила, что атмосфера накалилась, встала с кровати, поправляя одежду, потупила взгляд и семенящей походкой поспешила прочь из комнаты. Кажется, она боялась Ти И, а вызвать страх у женщины, играющей со смертью, не так-то просто. — Скиталица, идем со мной, для тебя есть работа.

Мне уйти? Мне правда надо уйти?

— Я... я лучше побуду с Ти Феем, — собственный голос прозвучал так слабо и мягко, что я засмущалась. Непревзойденная Скиталица так не разговаривает!

— Ски-та-ли-ца, — Ти И посмотрела на меня так, словно по лицу вмазала да еще и по почкам добавила, — для тебя. Есть. Работа.

Я бросила растерянный взгляд на Ти Фея — он улыбнулся и пожал плечами. Посмотрела волком на Ти И, но ее не проняло — мои взгляды не могли тягаться с ее в смертоносности.

— Ладно, — сказала как напуганная ученица, подчиняющаяся воле слишком строгой учительницы. — Ладно, э... Ти Фей? Ты только не уходи не попрощавшись, ладно?

— Ну что ты, — на прощание он схватил меня за руку и сильно-сильно сжал своими влажными ладонями. — Ни за что. Непременно. Кью, ты...

"Самое дорогое, что у меня есть" — было написано на его лице, но он отмолчался, повернулся к Ти И, затем снова ко мне и наконец сказал:

— Кью, ты — Кью.

Мне стало тоскливо, горько, печально, и когда я поднялась с его постели, чтобы пойти к Ти И, мне чудилось, будто мои ноги сделаны из ваты; но я не упала, но я пошла, протиснулась мимо старшей и остановилась в коридоре, дожидаясь, когда же она придет со своими распоряжениями.