Старая дорога шуршала под подошвами; очередная узкая улочка, украшенная протянутой промеж домов гирляндой с порванными бумажными фонариками, вывела нас к проспекту пошире, где уже можно хотя бы идти рядом, а не друг за дружкой, и даже пошевелить локтями было не страшно. На дороге стояло несколько брошенных машин, с распахнутыми дверцами и оголенными проводами на местах, где должны торчать руль и всякие прочие кнопочки и рычажочки, необходимые для управления штуковиной; вокруг них росли домики, похожие на сложенные друг на друга деревянные ящики с окнами, вентиляторами в коробках и еще более разнообразными вывесками: теперь к символам прибавились и картинки. Мне чудилось, что я могу различить запах города, шумного, многолюдного, пряного, могу услышать, как его жители торгуются, смеются, общаются, влюбляются и умирают, что в окнах-дырах на ящиках до сих пор по вечерам зажигается свет, а сейчас их жители просто спят, отдыхая перед новым тяжелым днем...

А еще на этой улице стояло несколько хилых черных деревьев с тонкими лысыми веточками, грустными и печальными, и мне от их вида стало радостно — хоть что-то живое и не пытающееся меня съесть!

— Отлично, здесь есть магазин, — сказала Ти И, осмотревшись. — По крайней мере, мне кажется, что он здесь был.

— Правда? Где?

Я обернулась и обомлела. Мы так долго петляли по путанным узким уличкам, что я совсем перестала соображать, где мы находимся, и никак не ожидала, что прямо за моей спиной высилась громадина небоскреба. Да как так вышло? Они же были так далеко, что, кажется, за день не доберешься, а теперь вот он здесь, так рядом, так близко; высокий, стеклянный, серый из-за облачного неба, с широченным основанием, скрытым за крышами домиков поменьше, уходящий так высоко в небо, что верхушку скрывали тучи, и мощный, пугающий, грозный, вот-вот, кажется, готовый упасть на меня, как подрубленное дерево...

Я попятилась подальше от этой громадины, потому что мне казалось, что она в самом деле надо мной нависает и в любой момент обвалится; Ти И удивленно проследила за направлением моего взгляда и потянула мудрое: "а-а-а".

— Не бойся, Кью, эти штуки стоят довольно крепко. Ну, я ни разу не видела, чтобы небоскребы сами по себе падали.

— Они ужасные! Зачем такое строить?

— Сама не знаю, а людям, видимо, нравилось. Приближало их к небу. Знаешь, люди вообще очень любят стремиться туда, куда им не надо: вверх или под землю, или в океан, например...

Мы уставились друг на друга, и мне очень хотелось залюбоваться ее глазами, но над моей головой склонялся ужасный небоскреб, и желание убежать было сильнее всего прочего.

— Пошли, — она взяла меня за руку и потянула подальше от стеклянной громадины. — Вижу, что ты боишься... я думаю, это нормально. Мне тоже было не по себе, когда я оказалась здесь впервые.

— Оно больше дракона!

— Да, и больше любого великана. И это создали люди, представляешь?

Нет, не представляю, просто мысли такой допустить не могу — но об этом я решила не говорить.

Тот самый магазин оказался в середине улицы, рядом с одним из брошенных автомобилей — или это автомобиль был рядом с магазином? Ну, не важно; мы увидели витрину, разбитую неизвестным вандалом, какие-то товары, присыпанные битым стеклом, и темное помещение позади, заполненное поваленными и побитыми полками. Рядом с витриной была и дверь, но ее кто-то подпер досочкой.

— Дверь заклинило, поэтому мы грохнули витрину, — сказала Ти И.

— А досочка зачем?

— А, это, наверное, кто-то просто забыла забрать. Ноги береги.

Беречь ноги? Я неуверенно взглянула на кучу осколков, слабо поблескивавших в пасмурном свете; нужно было протиснуться через небольшую дыру в витрине, затем пройти по битому стеклу, а в конце еще и зарыться по локоть в разбросанные по полу кучи товара, в призрачной надежде отыскать там хоть что-то съедобное...

Наверное, я уж слишком сильно проголодалась и устала, чтобы пойти на такое. Не подумайте, я не сдалась, нет-нет, ни за что! Просто с меня хватит. Не сегодня. Вот поем, помоюсь и высплюсь, тогда хоть к дракону под хвост полезу. А сейчас!..

— Ти И, да черт с ним. Я устала. Мне только порезаться не хватало.

— Что? — она окинула меня изучающим, но теплым взглядом. — О, ясно. Извини. Ты же весь день трудилась, потом еще ночью, со мной... само собой, ты устала, Скиталица.

— Пойдем домой? — с надеждой спросила я, но Ти И покачала головой.

— Что же мы, зря проделали весь этот путь? — взяв меня за локоть, она мягко потянула мою руку вниз, и пришлось мне послушаться и присесть. — Подожди тут, я что-нибудь придумаю. Я-то весь день отдыхала.

Не отдыхала она, а тоже работала, пусть и умственно, я точно знаю! Мне сестры сказали, что Ти И в кабинете с бумажками. Но может быть, это ее способ досуга? До... до-сука? До-зуга?

Задумавшись над тем, как же произносится это слово, я расселась на асфальте, прячась от всех за брошенной машиной, подперла голову рукой и сосредоточилась. Досуха?..

За спиной слышала, как Ти И бегает по магазину и ищет еду. Надежды особой я не питала, понимая, что вероятность поймать хоть что-то съедобное в давно уже (и нами же) разграбленном магазине, как выразился бы Ти Фей, стремится к нулю, но если уж Ти И так хотелось побегать и посуетиться, то пускай себе...

А по асфальту на этой дороге тоже кто-то бегал, причем крупный: на нем остались глубокие борозды от звериных когтей.

Ти Фей должен был уже добраться до Пекина. А если принц Ли его тут же и прирезал? Нет. Нет. Нет. Ти Фей нужен ему живым.

А если он его обижает и мучает? Пытает? Терзает? Запер?

Нет. Нет. Нет. Это Ти Фей. Взрослый мальчик. Сильный некромант. Мастер переговоров — ну-у, в некотором смысле. Все будет хорошо. Не колотись, сердце! Успокойся! А почему в животе-то все в узел завязалось, ну, черт возьми, что же это делается!..

И клочки рыжей шерсти на лежащих вокруг осколках так сильно напоминают кровь...

— Бинго! — воскликнула Ти И за моей спиной, и я почти взвизгнула от испуга, но успела зажать себе рот руками. — Извини, вернее... Джек-пот! Как там его... клондайк?

— Просто скажи, что случилось, хватит эф-миазмов!

— Даже не представляю, что за "миазмы" ты имеешь в виду. А я нашла, что нам поесть!

Вот это новости! От удивления я даже забыла о Ти Фее (ну вот, вспомнила!) и повернулась к ней всем корпусом. Ти И стояла, улыбаясь самой счастливой на свете улыбкой, и держала в руках сеточку, наполненную консервными банками. Срок годности, наверное, истек лет двести назад.

— А точно безопасно?

— О Кью, если что-то пахнет нормально, выглядит нормально и на вкус нормально, то я не вижу никакой причины это не употребить. Ни малейшей.

Ну так-то она права!

Ти И села рядом, соблюдая дистанцию, хотя мне чудилось, будто я ощущаю тепло ее тела. Разложив свою сеточку между нами, она показала мне несколько банок с местными жучиными надписями и предложила выбрать любую. Сама же взяла одну продолговатую жестянку с кольцом на крышке и вскрыла, надавив, отчего банка весело зашипела, почти как кошечка.

— Это что? — уточнила я.

— Коктейль. Хочешь попробовать?

Я послушно взяла "коктейль" и хотела уже глотнуть, но успела почувствовать запах — хотя в основном, конечно, несло ананасом и еще чем-то сладким, чувствовался в букете легкий привкус спирта. Как алкоголичка со стажем вам говорю — чувствовался!

— Ой, да это же алкогольный.

— Ну, конечно... ох, прости, я совсем забыла, что ты не пьешь, — улыбнулась Ти И. Правда забыла, что ли? Ну, не знаю... — Серьезно, извини, память у меня такая дырявая!.. Слушай, ну если тебе очень интересно попробовать, может, от глоточка ничего не будет?

— Коснусь алкоголя хоть губами — и буду пить неделю беспробудно, — возразила я, возвращая ей банку. — Есть у тебя тут что-то без градуса?

— Вот, газировку попробуй. Она очень даже ничего, со вкусом личи.

Газировка со кусом лича звучала странно, но я подумала, что, может быть, это поможет мне лучше понять Струт'Гада и подобных ему, так что решила все-таки отпить. Интересно, но личи оказались очень сладкими.

— А вот мясо, — Ти И вскрыла другую банку, предварительно проткнув крышку мечом и подцепив сбоку. Интересное применение холодному оружию!

— Только есть нечем, — заметила я, взглянув на темные, волокнистые куски, погруженные в густую коричневую жидкость. — Руки в зомби.

— Как же нечем? А вот, — из-под еще одной банки своего коктейля она достала бумажный пакетик с парой деревянных палочек внутри, и я спросила бы, как эти недолговечные материалы выдержали столетия, но вовремя вспомнила, что в Лесах Смерти ничему удивляться нельзя.

— Ты так быстро научилась пользоваться палочками, — нежно сказала Ти И. — Я была... удивлена. Ты очень умная девушка.

— Неправда! Я непроходимая дура, — отозвалась я серьезно и уверенно, как будто мне во что бы то ни стало нужно было убедить ее, что я именно такая. Но зачем? Обычно я людей скорее в своей непревзойденности убеждаю...

— Почему ты так говоришь?

— Потому что это все знают! — кто все, Кью? — Потому что меня даже из школы выгнали!

— А ты ходила в школу? В Облачной женское образование было отменено вскоре после рождения империи. То есть когда-то оно было, очень даже неплохое, наверное. Женщины работали наравне с мужчинами, получали дипломы и всякие такие штуки, а затем и зарплату приличную. Но империя посчитала, что ей нужнее жены и домохозяйки, чем работницы заводов и офисов. И все изменилось. Нет, работать-то мы меньше не стали! Просто теперь нам можно не платить.

Мясо из банки неплохо пахло, а во рту растворялось как будто бесследно, оставляя после себя лишь легкий мясной привкус.

— Извини, Кью, — Ти И сконфуженно улыбнулась, — ты ведь рассказывала, а я тут начала со своими мыслями об империи...

— Я уже все рассказала.

— Неправда! Почему тебя выгнали из школы?

— Почему? Ну, как бы... почему? Учительница долго-долго пыталась научить меня читать, но никак не выходило. И в итоге она вызвала маму и сказала, что мне нужна специальная школа, школа для тупых детей. Мама разозлилась, кричала долго, всякие обидные гадости, а в итоге сказала, что не собирается платить за мое обучение и возить меня куда-нибудь в соседний город, чтобы я, дура набитая, читать научилась. И послала меня работать. А я и пошла...

— Сколько тебе было?

— Совсем немного, лет сорок.

— Как сорок?! — Ти И удивленно ахнула, и я не сдержала улыбки, заглядывая в ее распахнутые глаза; а она постепенно все-таки поняла.

— А-а, ну конечно... эльфы... не могу привыкнуть.

— Это я не могу привыкнуть к тому, что тебе всего сорок, а ты уже такая взрослая.

— Я молодо выгляжу, — усмехнулась Ти И. — И вообще красавица, каких свет не видывал!

— Это точно! — рассмеялась я. — Знаешь, почему солнце за облаками прячется? Твоего очарования стесняется!

Так, что такое я несу и как с этим бороться?

Когда опустела банка с мясом, Ти И предложила мне вторую, но я помотала головой — от этой еды сильно хотелось пить, а употреблять внутрь воду из Леса Смерти я бы не стала даже после очень долгих аргу-ремонтированных уговоров. Мы, конечно, носили на дежурство маленькие фляги, но воды туда влезала пара глоточков, и я собиралась сохранить ее до того момента, пока не станет совсем тошно.

— Ладно, тогда попробуй вот это, — Ти И протянула мне другую банку, на боках которой еще можно было разглядеть изображения разнообразных фруктов. — Утоляет жажду.

— У меня на лице написано, что я хочу пить?

— Нет, но мы одну и ту же консерву ели, и я подумала...

Под крышкой этой железки оказался прозрачный сладкий сироп, в котором плавали гладкие и блестящие кусочки разнообразных фруктов и даже одна вишенка странного ярко-розового цвета. Наверное, фрукты окрасились из-за того, что долго плавали в сиропе? Точно ли это можно есть?

Я посмотрела на Ти И; та уминала свою порцию, и если уж нежный человеческий желудок мог справиться с такой едой, то мой точно совладает!

Вкус был яркий, свежий, летний, и сладкий сироп в самом деле приятно смочил рот. А если еще и газировкой с личем запить, то вообще отлично.

— Ты так и не научилась читать? Я могла бы помочь тебе с этим, Кью.

— Мне уже помог Ти Фей. Он так старался! Даже если у меня ничего не получалось, он никогда не кричал на меня, не злился, ну, может только самую чуточку. Терпеливо раз за разом повторял одни и те же буквы, а когда у меня все-таки получалось, то радовался сильнее, чем я сама... он даже купил мне книжку, да только она потерялась где-то, когда меня посадили в тюрьму Струт'Гада.

— Если бы не знала наверняка, подумала бы, что ты не про моего брата рассказываешь, — призналась Ти И. На ее щеках появился легкий румянец от коктейля, глаза загадочно заблестели, но ей очень шло. — Наверное, ты меняешь людей.

— Это делает время.

— Нет, ты. Ты и меня уже изменила, — она рассмеялась. — Старая, "настоящая" Ти И ни за что бы не стала сидеть вот так, на земле, пить алкоголь и болтать с тобой, как с подружкой. Старая Ти И сказала бы, что это бездарная трата времени, и что нам нужно немедленно заняться чем-то полезным, расчетами, планированием, да хоть бы сражениями с мертвецами, и плевать, что их нет! Ты меняешь людей, Кью. Ты и правда... Непревзойденная. И знаешь, что?

У меня в животе завернулся какой-то странный комок, надеюсь, не заворот; и что-то защекотало в глубине, в теле, под ребрами, таким странным и необычным чувством...

— Что? — спросила я, стыдясь того, каким мягким зазвучал голос.

Ти И вытянула руку, осторожно коснулась самыми кончиками пальцев отметин от встречи с медведем на моей щеке, заглянула мне прямо в глаза и почти шепотом произнесла, вырезая эти слова навеки на моем сердце:

— Тебе очень к лицу шрамы.

Что это была за магия, что за волшебство? Мне стало так легко и весело, как не бывало даже после пары бутылок водки; я улыбалась, смеялась, и в уголках глаз стояли горячие, счастливые слезы, и кровь бурлила, и тряслись руки — мои железные, никогда меня не подводившие руки! И Ти И была столь же весела, хотя у нее причина чуть более уважительная, все-таки коктейли; и мы сидели, наблюдая за тем, как серый рассвет перетекает в бесцветный весенний день, как безмолвный мертвый город просыпается, мигает редкими уцелевшими окнами домов, шепчет нам свои приветствия ветром, блуждающим по узким улочкам. Мы съели и выпили все, что Ти И для нас нашла, а после я, осмелев, сказала, что хочу залезть в магазин и поискать добавки, и Ти И согласилась; она взяла меня за руку, ее пальцы сомкнулись вокруг моей ладони, теплые, немного пухлые, красивые пальцы со спиленными как можно короче ногтями и жесткими мозолями от тяжелой работы, прекрасные пальцы. Мы пролезли в глубину магазина, долго рассматривали кучи товара, валявшиеся вокруг нас, и я пыталась угадать по надписям на упаковках, что это, а Ти И хохотала от души — ни разу не попала в цель!

А после мы нагрузились едой, которая казалась пригодной для питания, и вышли, и двинулись в сторону нашего города; солнце, прятавшееся за облаками, улыбалось нам в спины, освещало дорогу нетвердым серым светом, совсем слегка грело воздух, как будто намекая, что короли королями, злодеи злодеями, катастрофы катастрофами, но весна — весна все равно наступит, все равно осветит жизнь и вдохнет в сердце предвкушение нового начала.

Наш — уже совсем наш, да? — городок пока еще только просыпался, хотя доярки уже брели к своим коровушкам, печально мычавшим в отдалении. Но большинство жительниц все же спали или по крайней мере еще не покинули домов; по воздуху плыл нежный аромат лепешек, приготовленных кому-то на завтрак, свежего чая, жареных кофейных зерен. Просторные улицы, полные красивых, гордых красных домов с изогнутыми крышами уже успели стать мне родными, пусть я и не заметила, в какой момент это произошло; высокие крылечки будто зазывали меня заглянуть, помочь, перекусить, передохнуть, и мутный пасмурный свет начинающегося дня ложился полупрозрачной вуалью на окна. Было холодно, было пасмурно, но так хорошо!..

На пороге нашего, самого большого, дома мы встретили крошку Ти Шиэр, выбежавшую навстречу нам в ночной рубашке. Ти И вышла вперед меня и осторожно подняла ее на руки, и девочка прижалась щекой к ее шее, как будто к материнской.

Ти И заговорила на местном, и ребенок отвечал ей детским лепетанием, в котором я могла лишь смутно различить некоторые знакомые слова. Ти Шиэр прикрыла мутные черные глазки, вздохнула сладко; на ее пухлых щечках гулял румянец, крошечные ручки цеплялись за плечи Ти И, а голосок звучал звонко, громко, но так нежно и устало, что от этого звука щемило сердце. Или не от звука? Так странно видеть Ти И, обнимающую ребенка, так приятно оказалось смотреть на ее бледное, красивое, ласковое лицо, освещенное изнутри безграничной материнской нежностью...

Она взглянула на меня с той же негой, и я заулыбалась в ответ. Ти Шиэр открыла глазки, протянула мне маленькую пухлую ручку, и я схватилась за нее со всей возможной осторожностью, и Ти Шиэр улыбнулась мне открытой, детской улыбкой, и Ти И улыбалась тоже; улыбки у них были очень похожие, почти одинаковые, яркие, и я поняла, что во мне что-то вдруг переменилось — и навечно.