Как бы Ти И ни пыталась вздохами и бормотанием убедить меня, что я зазря бунтовала, моя уверенность в своем решении крепла с каждым днем.

Немного подремав, я снова отправилась на поиски полезных вещей, и надо сказать, лес в этом плане оказался очень щедр. Уже на второй день нашего там пребывания я смогла набрать охапку листьев и травинок, пусть вялых, но пригодных для рукоделия, и мы сняли с навеса мой плащ, а вместо него я устроила там зеленый покров, даже с дверью, прикрытой длинными цепочками из травинок (Ти И долго думала, к чему прицепиться, но в конце концов признала, что это даже симпатично).

То, что у нас не было соли, это, конечно, проблема, и я запланировала на ближайшие дни вылазку до города, пускай даже и мертвого, где смогла бы найти мешочек-другой; но в то же время Ти И, по собственному признанию, вполне привыкла к мясу, запеченному в травах и корешках, и даже начала наслаждаться его вкусом. Вот так, со всех сторон неожиданно, мои сомнительные навыки готовки вдруг стали исключительными — магия, не иначе!

Ну и было еще одно обстоятельство, не слабо повлиявшее на атмосферу в нашем крошечном лагере: весна, так робко начинавшаяся, вдруг решила разойтись и показаться во всей красе. Так странно: вокруг царили смерть и запустение, холод и влажность, небо не озарялось светом дня, а ночную тьму не нарушал ни единый луч лунного света. И при этом всем весна — вы бы видели ту весну! Деревья покрылись почками размером чуть ли не с кулак, и такого зеленого цвета, что от одного взгляда на них глаз радовался. А затем появились и листья, нежные свежие листочки, которые я тут же и использовала для своих целей. Из холодной, затвердевшей земли подняли свои головки первые цветы и травинки, которые приятно и сладко жевать; а однажды утром нас и вовсе разбудило то, что мы обе уже даже не надеялись услышать: соловьиная трель. И откуда только в таком крошечном пернатом тельце взялись силы, чтобы запеть вопреки погоде? Вот уж не знаю, но факт есть факт: птицы запели, как настоящий сифилитический оркестр, вселяя в наши сердца робкую надежду на лучшее.

И вместе с цветением леса расцветали и наши души. Ти И несколько дней пролежала в лихорадке, то ослабевая и затихая, то, напротив, впадая в болезненное возбуждение, при котором я едва могла удержать ее на месте — бедняга все рвалась в свой женский город, требовать справедливости и винегрета. Осмотрев ее (восхитительное) тело, я заметила только несколько синяков и кровоподтеков, появившихся во время драки с сестрами, поэтому мы обе пришли к выводу, что суть ее болезни действительно в банальной простуде. Так что те несколько дней я провела подле нее, без конца варя что-то в своей кастрюле — то травяной чай от болей в теле, то новые порции супа — а затем Ти И почувствовала себя лучше, и я даже смогла немного отдохнуть. А то до этого мне отдых даже не снился, ведь я старалась не спать.

Ти И задумчиво поглядывала на меня и иногда качала головой, но не спешила говорить что-то обидное. В меру сил своих она перенимала часть бытовых обязанностей на себя: ходила на охоту, срезала ветки с деревьев, пригодные для укрепления нашего лагеря, и даже построила отдельный шалаш в нескольких шагах от стоянки, в который мы могли ходить как в туалет. И даже ее взгляд несколько переменился, ну, или мне так казалось — где-то спустя неделю нашего отшельничества в ее глазах появилось что-то глубокое, загадочное, что нашло пристанище в ее душе и плотно там поселилось. Выбрало, так сказать, Ти И своим постоянным местом жительства.

И тогда, видимо, объятая этим новым чувством, она решила со мной заговорить:

— Знаешь, Кью... я никогда и нигде себя вот так не чувствовала.

Мы сидели у костра, пока в кастрюле кипело рагу из дичи и корешков, которое я помешивала деревянной ложкой, вырезанной нашими усилиями с помощью сабли из банальной ветки. Мы с Ти И так давно не разговаривали ни на какие темы, кроме самых-самых необходимых, что я даже растерялась сперва, будто забыла, как вообще надо языком во рту шевелить, чтобы слова получались.

Густое, ароматное и пряное рагу щекотало нос и немножечко сводило с ума; может, именно из-за этого ее потянуло на откровения?

— Ну, пожалуйста, — произнесла она жалобно, — не делай такую рожу... ой, извини! Кью, я все поняла. Честно...

Если бы я еще могла верить ее слову! Хотя вот даже интересно, на что она сорвется на этот раз. Не так сижу? Не так держу ложку?

— Как "так"? — спросила я.

— Что "так"? — удивилась Ти И.

— Ты сказала, что никогда...

Она перебила меня, но так естественно, что я даже не обиделась:

— Так легко и свободно! Так уютно и радостно... И никогда вокруг меня не было такой красоты, — она окинула взглядом нашу поляну, взглянула с умилением на журчащий ручеек, а затем и на меня, словно я была частью декораций. — Ты была абсолютно права, когда вытащила нас в лес.

Я подавилась слюной и постучала себя по уху, подумав было, что его заложило, вот мне и слышатся всякие глупости.

— Что ты говоришь?

Ти И пододвинулась ближе. За эти дни наша одежда вся перепачкалась и стала буро-серой от пыли и грязи; мы ежедневно тщательно отмывали в ручье свои лица и руки, однако спустя пару часов снова ходили чумазые, а о чистоте волос и говорить нечего. Я ожидала, что от Ти И будет неприятно пахнуть, однако же нет — она придвинулась, и меня захлестнуло странное, нездоровое, неприличное чувство эйфории. Или как там это называется? Эй-Мария?..

— Мне здесь очень хорошо, — прошептала Ти И, заглядывая мне в глаза. — Хотя дело и не в лесе.

— А в чем же тогда? — тупо спросила я, хлопая ресницами.

— В тебе, Кью. Знаешь, я поняла, что где бы мы ни очутились, если ты рядом со мной, то мне будет хорошо.

— Такое смелое заявление необходимо проверить, — заметила я. — Давай махнем куда-нибудь на Северный полюс, и там посмотрим, как тебе будет хорошо. Без курток.

— А ты все еще злишься, — заметила она, лукаво улыбаясь, и была права.

— Да, я все еще злюсь.

— Но ты ведь так трогательно обо мне заботилась все это время! И это несмотря на обиду? Зачем?

Зачем? Да просто потому что подруги не бросают друг друга в беде!

— Не знаю, — буркнула я сухо.

— А я знаю, — Ти И широко улыбнулась. — Потому что ты меня любишь.

Деревянная ложка стукнулась о борт кастрюли и пропала под булькающей поверхностью рагу. Я замерла, выпучила глаза, а мои щеки чудом не стекли по плечам от смущения.

Шумно задышала, не в силах найти слов на ответ; улыбающееся лицо Ти И было так близко, что даже казалось пугающим.

— И я давно это поняла, — она перешла на загадочный и интимный шепот. — Ты меня любишь. С первого взгляда.

Я немедленно обрела дар речи:

— Ну уж нет, ну уж дудки, и совсем не с первого!

— Со второго?

— С двадцать второго! Только после того, как мы вместе готовили карри, я почувствовала к тебе что-то. И то это была еще не любовь!

Это что, я только что согласилась с ее словами? Вот черт!

— То есть...

Глаза Ти И заволокла задумчивая пленка, да и передо мной как из воздуха возникли картины того вечера, когда ушел Ти Фей. Кухня. Запах корицы и помидоров. Ти И.

Она легла на спину рядом со мной и задумчиво взглянула на огонь.

— А я — с первого взгляда, — произнесла она, не признаваясь, впрочем, в своих чувствах напрямую. — Стоило мне тебя увидеть — и все. Потом я наблюдала за тем, как ты возишься и нянчишься с моим младшим братом, и сходила с ума от вопроса: почему? Для чего? Откуда взялась в Непревзойденной Скиталице эта бессмысленная...

— Ти И!

— ...но трогательная привязанность. Я хотела узнать тебя получше. И я узнала. И пропала окончательно...

Нет, если она не скажет, то и я не стану говорить.

— Ты такая сильная, такая храбрая и прекрасная женщина, — медовым голосом повествовала Ти И, устремив взгляд в холодные небеса. — Обо всех заботишься, всем сопереживаешь... как же тебе удалось выжить на дорогах нашего мира, если судьба каждого несчастного замухрышки тебя так трогает?

Обмотав руки плащом, я сняла кастрюлю с огня, поставила на камни рядом с собой и всерьез задумалась о том, как достать оттуда ложку.

— Потому что я не всегда была такой.

— В самом деле?

— О да. Я была озлобленной, грубой, агрессивной женщиной, и ничуть этого не стыдилась, — рагу обжигало пальцы.

— Ну, и нет ничего плохого в том, чтобы быть злой.

— Если ты ненавидишь весь мир, Ти И, то не стоит удивляться, что и мир тебя ненавидит. Я не задумывалась о всяких там мелочах вроде добра и зла, я не смотрела, кому помогаю. У меня был заказчик, и я считала само собой разумеющимся, что его задание должно быть исполнено, не важно — какой ценой.

— Но ты говоришь так, словно это все как-то неправильно, хотя по мне именно так и выглядит достойная работница!

— Если бы я хоть иногда, хоть немножечко включала голову, Ночь бы не наступила. Зия Легендарный пытался втолковать мне, но я не слушала...

— И опять во всем виноват мужчина, а ты обвиняешь себя! — Ти И дотронулась до моей спины, и ее прикосновение обожгло сильнее горячей подливы. — Только Ти Фей несет ответственность за то, что случилось.

Я промолчала — спорить с ней казалось уже бесполезным занятием. Она же восприняла мое молчание как согласие и продолжила напирать:

— Поэтому мне очень жаль... мне очень жаль... я хотела бы увидеть ту Скиталицу, какой ты была до встречи с моим бестолковым братом. Ту сильную, самовольную, жестокую женщину, перед которой весь мир готов был склониться в почтительном поклоне!..

Прикрыв глаза, я попыталась вспомнить образ той, о ком говорила Ти И. Какой была Кью, решившая взять себе имя Непревзойденной Скиталицы? От выпивки гудела голова, а от очередной кулачной драки саднили костяшки. Ноги болели от долгой ходьбы, а совесть впивалась зубами в сердце при малейшем воспоминании о предыдущем дельце, и приходилось топить это воспоминание в алкоголе. Конечно, я успела помочь очень многим, заработала неплохую славу и немало денег, вот только деньги пропиты, слава забывается, а я сижу в лесу рядом с женщиной, в чувствах к которой не могу разобраться, и пытаюсь вытащить ложку из кастрюли — вот куда привела меня та жестокая, агрессивная и во всех смыслах немилая Скиталица.

— Ти И, вы бы никогда не встретились. Никто мне не платит за то, чтобы сидеть тут и разговаривать с тобой. Никто не платил мне за заботы о тебе, пока ты болела. Та Скиталица бы не стала ничего делать бесплатно, не пошла бы в Облачную, не пыталась бы остановить Ночь. Единственная причина, почему я взялась за все это — Ти Фей и мое желание помочь ему.

— Значит, ты совсем не хочешь в этом участвовать, — констатировала Ти И. — А чего ты, Скиталица, хочешь?

Напиться? Забыться? Если бы я сама знала...

— Понятия не имею.

— Может, поцеловать или потрогать меня? — Ти И нащупала мою руку и положила ее себе на бедро. — Может, ты меня хочешь?

Это касание дарило, конечно, прекрасные ощущения, но как-то я не поверила в тот момент, что именно близость Ти И — то, чего я желаю. Слишком уж она меня пугала, смущала и с толку сбивала. Не смогу я рядом с ней расслабиться. А значит, не надо и начинать.

— Нет, не этого, — я попыталась отнять свою руку, но Ти И меня удержала.

— Значит, хочешь потрогать Мака?

— А он откуда тут взялся?!

— Он же тебе нравится, Кью. Если он тебе нравится, скажи, я все пойму.

С одной стороны, я страшно взбесилась в тот момент, потому что, во-первых, она не была уж совсем неправа, а во-вторых, ее немного высокомерный тон прошелся мне по мозгам. Видите ли, она соглашается все понять, ишь ты, какая щедрая женщина!

А с другой стороны, если она и в самом деле сможет понять, тогда, может быть, и есть смысл ей признаться — вдруг я признаюсь, и мне станет легче?

— Никто мне не нравится, Ти И.

— И даже мой брат? Тоже нет?

— Не смешно — для меня он сущий ребенок. И отношусь я к нему соответственно. Нянчу.

— Тогда вопрос остается: чего ты сама хочешь?

Я все-таки убрала руку, но Ти И не сдалась, села позади меня и обвила за плечи, притиснулась к спине всем туловищем, щеку прижала к моему плечу. Она была так близко, так тесно, и мне становилось до одури сладко и радостно; но эту странную привязанность я даже спустя две бутылки водки не смогла бы назвать любовью.

— Может быть, проблема как раз в том, что я не знаю, чего мне хочется.

— Ну, а чем ты займешься, когда закончится Ночь?

— Буду искать нового заказчика, новое задание, и опять куда-то пойду.

— С Ти Феем?

— Если он согласится.

— А со мной?

— У тебя город.

— Город, откуда меня изгнали.

И правда — куда ей теперь пойти?

— Может, вернешься на завод?

— Да вряд ли он снова заработает... и потом, та жизнь, которую я там вела — далеко не предел моих мечтаний.

Это что же, она в самом деле хочет пойти со мной?

— Я тебя в спутницы брать не хочу, — раз уж мы откровенничать начали, то стоит продолжать это до конца.

Ти И вздрогнула, словно я ее пикой под ребро ткнула; но забрать свои слова назад я все равно бы уже не сумела, так что лучше продолжу говорить.

— Ты слишком непростая. Слишком... взрывоопасная. Понимаешь? У нас бы с тобой не вышло гармоничной пары. Да и потом... хотя ты сильная и великолепная, и все дела, я вижу, что твое место в городе. С твоими сестрами. У власти. Ты хорошая предводительница, пусть и слишком строгая временами. Так что помирись с семьей и возвращайся на место матриарха.

— А ты поможешь мне захватить обратно мой трон?

— Ти И! Не "захватить", а "помириться". Признать свои ошибки, пообещать больше их не делать и попроситься в дом. Вот так.

Она молчала так долго, что я малость начала переживать, а не уснула ли она прямо у меня на спине. Еще и рагу почти остыло...

— Ладно...

— Что, серьезно?

— Если ты все равно меня с собой брать не собираешься, то что ж? Попробую как-нибудь. Может, и получится найти общий язык с Ти Эр — хотя я сомневаюсь...

— Вы конфликтуете только потому, что она с тобой спорит, а ты не допускаешь в свою сторону возражений.

— Неправда!

Я выразительно глянула на нее, вывернув шею, и Ти И смущенно захихикала, все-таки признавая мою правоту.

— Что ж, Скиталица, если будешь в наших краях, то заглядывай, ладно? Я всегда буду рада тебя видеть.

— А ты, госпожа Ти И, если появится у тебя какое-то дельце по доставке чего-то куда-то, непременно найди меня, хорошо? Никто лучше Непревзойденной с этой целью не справится! У нас гарантия качества. Вот такая: мамой клянусь, что все сделаю, как надо!

Ти И рассмеялась, отстранилась от меня, но не отсела, осталась жутко близко, совсем рядом. Ее руки покоились на моих плечах, глаза, затуманенные какими-то мыслями, уставились мне в лицо, и мы пялились друг на друга, как две дуры, добрых минут десять, наверное — или это просто время вокруг остановилось? А затем она обвила руками мою шею, притиснулась телом и накрыла губы своими, и на этот раз я уже не смогла защититься, не смогла ее оттолкнуть — расслабилась в руках Ти И и позволила делать с собой все, что ей захочется.

Позже я часто вспоминала этот диалог и из раза в раз проговаривала наши реплики про себя, так что постепенно слова утратили первоначальный смысл, и мне стало казаться, что они все значили что-то иное.

Я поняла, что мы обе, и я, и Ти И, не жили в гармонии с собственным я, и из-за этого пытали друг друга; каждая увидела во второй свое отражение с поправкой на некоторые небольшие конспекты воспитания, и мы возомнили себе, будто способны исцелить взаимные раны.

Я думала, что властная и сильная духом Ти И сможет помочь мне определиться, закончит мои скитания и предоставит мне место, которое я смогу называть своим домом. Лежа рядом с ней в нашей хижине, я впервые за долгие годы ощущала, что мне никуда не нужно, что мне вполне хорошо там, где я есть, и что именно на этом ложе, сложенном из веточек, я могла бы встретить смерть. Наверное, дело было в ней самой; Ти И дарила ощущение дома, и уже совсем не важным становилось то, где именно мы лежали, лишь бы быть вместе.

Она же в свою очередь полагала, что я избавлю ее от одиночества. Полагала, что женщина такой выдержки и храбрости, как Непревзойденная Скиталица, выдержит все шероховатости ее характера, переживет рядом с ней все бури и сможет, наконец, помочь найти покой в этом мире. В моих объятиях она искала тот же дом, только в несколько ином смысле; надеялась, что на моей груди сможет побыть собой, сумеет позлиться, поворчать, побеситься всласть, а я все равно обниму ее с теплом и нежностью и никуда не отпущу. Ведь я же Непревзойденная, ну, в самом деле. Если женщина смогла обойти весь мир, то неужели она не справится с одной слишком доминантной барышней?

И был, я серьезно, был момент, когда мы обе поверили в правильность своих ожиданий. В тот момент, в той хижине, в тех объятиях мы смотрели друг на друга, и я чувствовала, что я дома, а Ти И полагала, что я поняла и познала ее суть. Лес шумел вокруг, воздух пах весной и жизнью, а мы касались, мы любили, и пускай ни одна из нас так и не сделала этого признания напрямую, мы научились читать по глазам — и в ее взгляде я тогда прочла, что сегодня Непревзойденная Скиталица встретит свою смерть, чтобы стать Кью Рес.

А затем задрожала земля.

Я выбежала из хижины на подгибающихся от ужаса ногах и взволнованно огляделась. Земля тряслась и трескалась, и лес завыл от боли тысячью голосов: птичьих, звериных и даже, кажется, рыбьих.

Ти И вышла следом, но не выглядела такой перепуганной, какой была я.

— Что такое? Землетрясение? — спросила она почти буднично.

— Похоже на то, — от очередного толчка меня качнуло, и Ти И схватилась за мою руку, не давая упасть. — А-а, черт! Так внезапно...

— Землетрясения всегда внезапны, — рассудительно произнесла Ти И. — Потуши костер, надо бы найти открытое место, где на нас не упадет какое-нибудь дерево. Я пока не согласна отдавать тебя смерти.

Я подчинилась, однако не успела дойти до нашего огонька, как небо озарилось странным зеленоватым свечением, и мы с Ти И невольно уставились в него, позабыв обо всем. Облака, неподвижно висевшие на небосводе, стали совсем изумрудными, ненормально яркий свет пропитал их насквозь и широкими зелеными лучами опускался на землю; я заметила, что к горизонту свет сгущался и становился ярче, и невольно даже шагнула в том направлении. Там был некий источник — да, точно — два столпа зеленого сияния, бивших из земли в небо, что и окрасили собой весь небосвод, будто валиком провели.

— Как странно, — произнесла Ти И, крепко держа меня за локоть, будто я могла бы убежать. — Как ты думаешь, что это такое?

— У меня дурное предчувствие, — призналась я. В мозгу щелкнуло: Ти Фей должен был посылать мне птиц в знак того, что все с ним в порядке, однако я уже довольно давно не жила там, куда он посылал бы свои послания. Поэтому если с ним что-то случилось, то я просто не могла об этом узнать. Если с ним что-то случилось, а я тут сидела и с его сестрой обнималась, то...

Додумывать не стала — и так достаточно больно!

— Ти И, ты не знаешь, что у нас в той стороне? — я указала ей туда, где видела столпы.

Она глянула мрачно, явно давая понять, что отвечать не хочет, но все же ответила:

— Там... мне кажется, Пекин.

Ну что ж. Значит, и сомневаться не о чем — это все Ти Фей.

— Я иду туда, — объявила я. — Прямо сейчас.

— Так ведь ночь близится!

Если бы я согласилась подождать до утра, Ти И пустилась бы на все мыслимые и немыслимые уловки, чтобы не отпустить меня от себя — это очевидно. Она бы ни за что не позволила мне пойти к брату.

— Ты спросила, чего я сама хочу, Ти И, — напомнила я. — Всего пару часов назад ты задала мне вопрос. Так вот тебе ответ, и постарайся смириться с ним: я хочу отправиться в Пекин и вытащить оттуда моего лучшего друга.

— И все-таки он тебе нравится, — мрачно заметила Ти И. — Все-таки ты, моя дорогая, влюблена...

Я смотрела в прекрасное лицо самой восхитительной из женщин и с удивлением обнаруживала, что с каждым ударом сердца в моей груди любовь куда-то улетучивается.

Она не отпустит меня. Ни за что меня не отпустит. Она сделает все, чтобы я не смогла помочь Ти Фею.

— Пускай, — бросила я равнодушно, отворачиваясь. — Я иду.

Ти И осталась стоять на месте, возле нашего лагеря, нашего крошечного убежища, где всего на пару мгновений, но мы были по-настоящему счастливы. Мне сделалось горько, больно, воспоминания обо всех совместных мгновениях резали сердце, а сохранившееся на коже ощущение ее пылких прикосновений обжигало плоть, но я знала, что поступаю правильно. Если Ти И не готова принять Ти Фея, то и со мной у нее ничего не получится. Так уж вышло. Мы компаньоны.

Позади меня захрустели ветви, и поначалу я схватилась за саблю, готовая обороняться от любого зверя, какой найдет меня в лесной чаще; но встреченный мной соперник оказался слишком силен даже для Непревзойденной.

— Я с тобой иду, — объявила Ти И, нежно улыбаясь и с обожанием глядя на меня снизу вверх. — Я иду с тобой. Мы вместе.

Не собирается же она каким-то образом помешать мне помочь Ти Фею, а? Дойти со мной до Пекина, а там предать и перемешать все карты?

Но зачем тогда нужен весь путь до города, если цель — остановить меня? Наверное, разыгралась паранойя. Ей было бы куда удобнее напасть на меня прямо здесь, чем в городе, полном мертвецов.

— Ты восхитительна, Кью, — пролепетала Ти И, хотя ее комплименты уже начинали прокисать. — То, как ты отказала мне... то, как ты посмотрела на меня... это именно то, о чем я говорила! Это та Скиталица, которую я хотела видеть! Скиталица до времен Ти Фея.

— Да нет же, та была...

Обвив руками мой локоть, Ти И прильнула ко мне и влюбленно прижалась щекой к моему плечу.

— Идем, дорогая Кью, — произнесла она, — идем и напишем новую великолепную историю из похождений Непревзойденной Скиталицы — историю спасения Ти Фея!

Пожав плечами, я пошла. Если у нее есть какой-то тайный план, то я разберусь с ним сразу, как только узнаю. А чтобы узнать, мне нужно дождаться его исполнения. А бояться Ти И не стоит — Непревзойденная вообще ничего не боится!