Резкая боль в боку вырвала меня из тяжелого черного сна, и я открыла глаза — с сожалением такой глубины, какое прежде мне вообще даже знакомо не было.

    Пыльная, старая, мрачная комната обступала со всех сторон и панелями давила на мозги. Темные, почти коричневые перекрытия разделяли потолок на равные прямоугольники, в рамках которых теснились бледные, выцветшие рисунки; прямоугольные панели из красного дерева, отделанные бирюзовым шелком, покрывали стены, и постель подо мной была прямоугольная, и сама себя я чувствовала тоже всего лишь геометрической фигурой, прямой, бездыханной и безжизненной. Подушки плесенью пахнут. Что ж.

    Повернув голову, увидела рядом с собой Ти Фея и не удержала вздоха. Он сидел на табуреточке, приставленной вплотную к моему ложу, руки сложил на матрас, а голову уместил сверху, да так и заснул. Растрепанные волосы спускались до пола и оплетали вытянутые боком ноги. Ти Фей. Ти Фей.

    Осторожно, очень стараясь не разбудить, начала подниматься, игнорируя стреляющую боль в боку. Села, спустила ноги на крытый деревом пол, глянула в сторону — на небольшую квадратную тумбочку кто-то поместил вазу с живыми цветами, и неквадратность этих цветов казалась вызовом всему прямоугольному миру. Бледно-зеленые лепестки, собранные в крупные, почти с голову размером, соцветия. Красиво.

    С голову размером была та жемчужина, что поразила Ти И.

    Встала, качнулась от навалившейся слабости, провела несколько мгновений недвижно, дожидаясь, когда пройдет чернота перед глазами. Пошла прочь, через полукруглую арку, отделявшую низенький постамент с кроватью и тумбочкой от остальной части комнаты. Вздрогнула, почувствовав холодный камень под ногами. Обомлела, увидев, что всю комнату, кроме деревянной кроватной конструкции, покрывали мраморные плиты, точь-в-точь такие же, как мы видели в том... в том...

    От воспоминаний стучало в висках, и приходилось отмахиваться от них, как от назойливой и очень ядовитой пчелы.

    Куда идти? Ну, куда-то придется точно; кто бы ты ни была, у тебя нет выбора, идти или нет. Выбирать суждено только лишь направление.

    Коридор белый, каменно-мраморный, безжизненный и холодный, что приятно отзывается в душе. Идти тяжело, не столько из-за бока или головной боли, сколько из-за самой себя: в груди дыра, и как будто сместился центр тяжести, плечи тянет вперед и вниз. Боюсь упасть; но иду.

    За поворотом оказывается конец белого коридора, и это пробуждает в сердце надежду. За тяжелой дверью наверняка скрывается терраса; спешу туда, почти забыв о боли, только отчего-то сильно припадаю на ту ногу, где боль в боку, и на дверь наваливаюсь всем весом, чтобы открыть. Свежесть утра кружит голову, сумрачное небо режет глаза; солнечный диск отмечен бледным пятном на нерушимом куполе облаков. Ветер кусает за щеки и руки, все еще кажущиеся липкими от слюны и крови.

    Сажусь на край террасы, свесив ноги, и гляжу перед собой. Кругом руины, земля разрыта, от дворцов остались лишь камни, и из самого их сердца торчит огромный зеленый рог, верхушкой уходящий за облака. Резонирует чуть слышно, вибрирует так, что глазу не различить, но нутром чувствуешь. Зеленый рог на фоне серого неба и красных руин. Насмешка над всем принятым и нормальным.

    Холодно; но я не уйду.

    Мне чудится, что во сне ко мне явились брат и мама. Что они сошли с небес к грешной Кью, протянули к ней руки и приняли в свои объятия; что они шептали на ухо льстивые бредни о том, как ждут меня дома, как хотят меня увидеть, как скучают. Зазывали, уговаривали, целовали, и во сне маленькая Кью была готова прямо сейчас все бросить и помчать туда, где оставалась возможность хотя бы обманывать себя верой в существование у нее дома. В то, что она любима. Ведь мама и брат должны любить тебя в любом случае, просто за то, что ты есть. Потому что так повелось, и как ни крути, а вера эта остается где-то здесь, где-то на подкорке: дом там, где мама.

    Какая грязная ложь.

    По двору, прилегающему к нашему дворцу, движется несколько человеческих фигур. Надо подскочить, посмотреть, поприветствовать, но ничего не выходит. Небо сделано из свинца, свинцовыми каплями проливается на землю, и прямоугольное тело тоже кажется металлическим, и управлять им вдруг становится невыносимо. Тяжелые руки, тяжелые ноги, тяжелая голова; не поднять, не двинуться, не шевельнуться. Неподвижное изваяние. Бестолковый камень.

    Фигура, идущая впереди всех прочих, вдруг срывается на бег и мчится к террасе. Это мужчина; у него всклокоченные курчавые волосы, смуглая кожа, глаза круглые, испуганные, рот приоткрыт. Смотрит так, словно видит чудище, спотыкается на бегу и едва-едва не вспахивает носом и без того беспокойную землю. Остальные, увидев его реакцию, тоже прибавляют шагу, но не бегут; трясущиеся руки находят мои ладошки и сжимают сильно и трепетно, заставляя поморщиться от боли.

    — О господи, — шепчет Зия Легендарный, — о боже-боже-боже, что же это такое! Что с тобой случилось, Непревзойденная?

    Смотрит на меня, говорит со мной, а я не чувствую, чтобы обращался ко мне; и от этого осознания голову пронзает болью.

    В серый кабинет принца Ли натащили кучу разномастной мебели: стулья, стульчики, табуретки, диванчики; и все это разнообразие сосредоточилось вокруг письменного стола, на котором с гордым видом высилась клетка, чудом вместившая в себя на редкость жирного голубя с исключительно неприязненным выражением клюва. Заходишь в комнату, и сразу понимаешь — кланяться надо ему, а вовсе не принцу, кое-как пытавшемуся усесться на своем месте, чтобы не мешал торчащий из спины волшебный нож.

    Меня усадили на стульчик с мягкой старой обивкой, близко к столу, но еще ближе к тахте, на которой полагалось валяться Ти Фею; правда, валяться ему не дали: Ян Линецкий, едва увидав его лицо, тут же набросился, как коршун, подхватил, даже поднял и закружил, пока Ти Фей вяло что-то возражал и едва перебирал ногами. Полилась чешская речь, посыпались слезы, и судя по интонациям, Ян делился всеми пережитыми за последние полгода приключениями, а Ти Фей мягко пытался намекнуть, что вообще-то не время сейчас о подобной ерунде думать.

    По мою левую руку сел Зия Легендарный, а по правую — Мака Дее, и теперь уже мне очень сильно захотелось оказаться лежащей на тахте.

    Народу в кабинет вообще набилось явно больше, чем он мог в себя вместить, и даже дышать становилось тяжеловато. Присутствовали старшие сестры, с номера два по номер восемь, правда, одной не досчитались, и от самой этой мысли мне стало как-то горько. Ши не явился, и на лицах сестер читалось, что он, скорее всего, сидит где-то рядом с бездыханным телом, может, даже на могиле, плачет и проклинает Непревзойденную, и как же хорошо, что это не я; Хотару держался поближе к Ти Ву и избегал смотреть мне в глаза. А еще была какая-то женщина, незнакомка, высокая, статная и очень мощная, особенно в плечах и бедрах, так что даже не поймешь, какая половинка у нее мощнее, нижняя или верхняя. Пристальный взгляд ее прозрачно-голубых глаз не отрывался от меня, даже если я нарочно пыталась спрятаться от него за спиной Мака Дее; наконец, поняв, что дожидаться освобождения Ти Фея из объятий нет смысла, Зия шепнул мне, стараясь, чтобы шепот не растворился в их болтовне:

    — Это Астрид, Легенда Союза Гор и Фьордов.

    Я посмотрела на женщину и кивнула; интересно, у нее шея не болит от ношения таких толстенных и мощных косиц, еще и с металлическими пластинами на резинках?

    — Мы с Непревзойденной вообще-то знакомы, — заявила Астрид вдруг. — Она как-то раз помогла мне защитить целую деревню от мертвого дракона, помнишь, Скиталица?

    Я защитила столько деревень от такого количества напастей, что и под пытками бы не припомнила; пожала плечами, но Астрид, кажется, совсем не расстроилась.

    — Такие женщины, как ты, Непревзойденная...

    Ох, как не хочется это слушать! Только не опять!

    К счастью, к этому моменту Ян немного успокоился, отпустил Ти Фея, и тот упал на свой диванчик, запрокинул голову, уставившись то ли на голубя, то ли на принца; первый всеми силами источал презрение, второй сидел насупившись, руки скрестил на груди и нервно покусывал нижнюю губу, но под взглядом почему-то быстро расслабился.

    — Что ж, если бессмысленный обмен любезностями завершен, — произнес Ли с виду миролюбиво, но что-то неприязненное в его словах все-таки было, — мы можем перейти к главному делу. К нашей работе.

    — Боюсь себе представить, что эта деловая колбасень нам захочет навязать, — прошептал Зия мне на ухо и рассмеялся, но мне фраза смешной не показалась. Да и вообще настроения шутить особо не было.

    — Прежде всего, вопрос касающийся женского города, — Ли упер взгляд в Ти Эр, сидевшую в широком кресле, удачно поставленном напротив принцевского стола. — Поскольку формально условия перемирия были соблюдены, мы готовы к заключению союза.

    — Ты не можешь говорить за силы восстания, — возразил Мака Дее, зачем-то взяв меня за руку. — Нашим условием было взятие в плен Ти И, а поскольку она сейчас находится не в состоянии...

    Меня тряхнуло, и Мака сжал мою руку еще сильнее, как будто бы его ладошки обладали волшебной силой, способной исцелять сердца. Так даже руки Ти Фея не умеют, а они вообще-то с ума сойти, на что способны!

    — И в условиях не упоминалось, что мы идем на союз с некропринцем, — добавила Ти Эр строго. — Армия Освобождения скрыла от нас этот факт.

    — Армия Освобождения заботится о восстановлении человеческой популяции и борется с Бесконечной Ночью, — возразил Мака Дее. — В этом наши цели с принцем Ли едины, поэтому мы заключили союз.

    Где-то в стороне вздохнул Хотару.

    — И хорошо, что все так получилось, — подключился к давлению принц. — Не вижу ни единой причины, почему вы должны пренебрегать моими людьми. Если бы я не искал Ти Фея, Хотару не узнал бы, что он в городе Женщин. Не рассказал бы Ти Эр о том, как связаться с Мака, и ничего из этого бы не произошло...

    Понятно. Хотару. Я же его и привела!

    Я же его и привела к ней!

    А ведь как будто бы это могло бы быть и к лучшему — если бы ничего не произошло — но сделанного не воротишь.

    — Что ж, я думаю, мы готовы простить эту маленькую мертвую ложь, — мрачно пошутила Ти Эр. — Тем более, что мы добились своей цели: избавились от Ти И. И теперь у нас даже есть кое-что получше. У нас есть Непревзойденная.

    — Не говори о Кью так, словно это какая-то вещь или прибор, — вмешался Ти Фей. — У нее есть чувства!

    Ти Эр отвернулась, покачав головой; и со спины мне на мгновение почудилось, что я вижу перед собой Ти И. Но само собой, это не могло быть правдой.

    — К счастью для всех присутствующих, на данный момент цели трех объединений едины, — величаво произнес Ли. — Люди и женщины желают вернуть солнце...

    Мне так понравилось, как он сказал: "Люди и Женщины", хотя понятно, что имелись в виду человеческая и женская армия, но все равно смешно; Ти Фей зачем-то уставился на меня, словно ожидал, что я сейчас должна сказануть нечто восхитительное, но, пусть и хотелось, я промолчала. Да и не придумала в тот момент ничего остроумного. Формулировка смешная, нелепая немножко, но разве ж что-то добавишь?

    Ян Линецкий зачем-то подошел ко мне, потрогал за плечо, и я как будто бы ощутила волну магии, прошедшуюся по телу, но этот эффект быстро прошел, словно просто почудился мне.

    — Да уж, — Ян покачал головой, — тебе уже не поможешь. Несите новую Скиталицу, эта сломалась.

    Ти Эр словно бы навострила уши, но я была готова поклясться, что ее волновало лишь то, получится ли продать поломанную Скиталицу Ли достаточно выгодно, чтобы этот их союз был принят всеми сторонами — а в чем смысл союза, кстати?

    — А ты? — спросила я, вперив взгляд в Ли, отчего тот как-то нервно заерзал на месте. — Тебе зачем это нужно? Если солнце взойдет на небосвод, ты умрешь.

    Тоже криво сказала, он же уже умер — и кто-то ожидает, что я со своим косым языком еще буду "людей и женщин" комментировать?!

    Ти Фей чего-то тоже разнервничался, и из-под его дивана по полу потекла черная жижа, невесть откуда там бравшаяся.

    — Я не просил себя воскрешать вообще-то, я умер и был вполне доволен положением! Даже если бы по причине моей смерти наши дороги никогда не пересеклись бы, — он взглянул на Ти Фея, и тот ответил кислой улыбкой, — все равно Фей — вольная птица, и не станет сидеть в дворцовой клетке, как Лунный Пряник.

    Что Пряник — это голубь, я поняла, а вот с чего вдруг Ти Фей, всегда мечтавший о роли принца, переделался в вольные птахи — осталось загадкой. А впрочем, разве ж я могу что-то понять? Они люди умные, тонкие, искушенные, а я — противоположность... и даже не человек вовсе!

    — Если сегодня мы освободим солнце, то нашей следующей целью станет восстановление мира, пострадавшего от Ночи, — Ти Эр поднялась с глубокого стула и встала так, чтобы находиться одновременно и рядом с принцем, и с Мака Дее, — нам нужны гарантии того, что со стороны императора не будет попыток помешать нам.

    — Он стар и слаб, некромантия высосала последние крупицы его сил, — заявил Ли совершенно спокойно. — Сомневаюсь, что он переживет крах Ночи; а если все же вдруг, то у вас есть Скиталица.

    Ти Эр кивнула мне; когда это я успела согласиться вообще, что буду им помогать, напомните, пожалуйста?

    — Нам так же необходимо убедиться, что на границе Облачной будет спокойно. Рассвет не сидит сложа руки, и у нас уже есть свидетельства о том, что они стягивают свои силы к морю, вероятно, готовясь атаковать, — продолжала Ти Эр. — Немало наших людей бежали на острова, спасаясь от Ночи.

    — Предатели! — воскликнул Ли, мгновенно разозлившись.

    — С Рассветниками совладает моя армия, как только протрезвеет, — предложил Мака Дее. — Возвращение солнца значит, что магия вернется в мир, и с ее помощью мы удержим их так же легко, как и в период после Солнцепадения.

    Разве война тогда не продлилась, ну, несколько лет? Можно ли это назвать "легко удержали"? Наверное, да, просто я опять не понимаю — глупая Скиталица!

    — В таком случае, наш последний пункт повестки, — Ти Эр снова посмотрела на меня, — леди Хуа.

    Ну, тут уж точно меня ничто не касается, ей-богине, я-то тут при чем, ею Ти Фей занимался; не выдержав такой несправедливости, я указала на него рукой, и Ти Эр естественным движением встала ко мне спиной, а к нему — лицом; Ти Фей навалился на бок, чтобы, тем не менее, видеть меня, а не сестру.

    — Удалось ли тебе найти леди Хуа, младший брат?

    — О да. Сейчас ее приведу, — произнес он, пялясь на мое лицо. — Скиталица, прогуляешься со мной?

    А я там зачем?

    Осталась сидеть, не двигаясь.

    — Кью?

    — Не-а, неохота.

    — Знаешь... — он словно бы хотел что-то сказать, даже рот открыл, но затем прикусил себя за кончик языка, причем буквально, выпрямился, глядя на сестру... — Неважно. Скоро буду. Хуа здесь.

    Но разве их все-таки не должно быть пять, этих Легенд? А у нас так-то четыре!

    Неважно. Я, очевидно, плохо считаю, вот и путаю; а им виднее.

    Ти Фей вышел, а окружающие вернулись к обсуждению; в ход пошли совсем не понятные штуки, какие-то расчеты, бюджеты, тактические и стратегические планы; Мака Дее отвлекся на карту, появившуюся на столе принца в момент, когда я в другую сторону смотрела, а Зия вдруг зачем-то поправил мне волосы, убрав прядь волос за ухо, и, почувствовав неприятную дрожь от его прикосновения, я решила встать и уйти к окну, расположенному за плечом Ли.

    Интересно, где они ее держат; в тюрьме, в темнице, под замком, в кандалах?..

    Хлопнула дверь, и я услышала за своей спиной испуганный возглас. Обернулась; в комнате снова стоял Ти Фей, а рядом с ним, держа за руку, очутилось некое существо, отдаленно напоминавшее девушку. Из ее головы росли две длинные тонкие косицы, кожа была бледной, как будто немного мятой с виду, глаза круглые, запавшие и абсолютно черные, только испещренные мелкими крапинками; конечности словно несуразно длинные, особенно пальцы на руках, а тело прикрыто невнятной пелериной, немножечко напоминавшей саван — жуть!

    — Это Хуа, — представил нам Ти Фей, и удивительное дело, никто, даже я, в первую секунду ему не поверил. — Леди Хуа...

    — Кого вы пытаетесь обмануть? — возмутился Ян, даже ногой притопнул, — это не может быть она! Хуа — очаровательная девушка, самая милая из нас всех — прости, Астрид — а это... это чудовище какое-то! Дикое чудовище! Не может быть, чтобы это была она!

    Чудище выступило вперед, скрестило руки на груди и с широкой, зубастой улыбкой уставилось на Яна.

    — Ты тоже, знаешь, не красавец, особенно спустя столько лет! А помнишь, как мы все вместе поехали на море, отмечать конец войны, и ты встретил в баре девушку, а оказалось...

    — Это Хуа! — вскричал Ян неожиданно высоким голосом. — Сто процентов! Привет, подружка!

    Мне кажется, или в комнате стало как-то ветрено, стоило ей заговорить?

    Да, пожалуй, кажется.

    Астрид рассмеялась, а Зия воздал глаза к небу и подмигнул мне, мол, ну, что за безобразие?

    Как будто бы я знаю, что там за история!

    — Не могу поверить, что это правда, — произнесла Астрид, приближаясь к Хуа стремительно, — когда это началось? Сразу? Или ты менялась постепенно? Что ты чувствуешь?

    Она протянула руки с явным намерением обнять старую подругу, и Ти Фей втиснулся между ними, закрывая тело под пелериной своей худенькой грудью.

    — Должен вас предупредить, что прикосновение Хуа стало смертельным. Я так думаю, что гибель сферы полностью переиначила ее способности и внешность: из красоты в чудовищность, из помощи людям к вреду...

    — Надо попробовать поцарапать сферу Семи Королевств, может быть, Ян станет на лицо посимпатичнее, — злобно пошутил Зия. — Но она ведь и раньше не сказать, чтобы помогала, она же проводница; вот я, я создаю стены, это помощь...

    — По большому счету, без разницы, — Астрид поверх головы Ти Фея смотрела на подругу и качала головой, а Хуа улыбалась, хотя мне чудилось, будто бы в ее глазах видна печаль — никому не понравится такое внимание, какое направили мы все на нее. — Если мы объединим силы и восстановим сферу, то все это останется в прошлом... наверное... и Хуа вернется.

    Ну да, правда, ключевое слово здесь "наверное" — это ведь просто предположение, всего лишь идея...

    — Привет, Непревзойденная, — Хуа заметила меня и помахала длиннопалой рукой, бросая сквозняк мне в лицо, а я вяло помахала в ответ. — Так рада с тобой встретиться! Всегда об этом немножечко мечтала.

    Смею предположить, что встретиться она мечтала с кем-то другой; но пусть будет.

    — Привет.

    Ти Фей послал в мою сторону какой-то очень уж обеспокоенный взгляд, достойный, сказать по правде, лучшего применения, и обнял Хуа за локти. А что там про смертельное прикосновение говорилось? Ну вот, опять я все перепутала!

    — Мы расправимся с этим быстро, и ты вернешься к нормальному состоянию, — ласково сказал он, общаясь с чудовищной женщиной как с подругой. — Отправимся прямо сейчас! При свете солнца переговоры идут лучше.

    Интересно, он это откуда знает? Разве у него много опыта... в переговорах?

    — А я останусь с тобой! — бодро предложил Мака Дее, выросший у меня за спиной. — Пообщаемся, можем выпить чаю...

    Ну уж нет! Лучше свяжите и бросьте меня в ту дыру, где прячете Ти И, но не оставляйте с ним! Не хочу слушать его сладкие речи. Не хочу видеть сочувственный взгляд...

    Легенды вышли, опасливо переглядываясь и пялясь в спину леди Хуа и Ти Фею; я сосчитала в голове три раза до пяти, боясь, что иначе запутаюсь в цифрах, встала и отошла на целый широкий шаг от дивана.

    — На минуточку, — соврала, не глядя на лицо Мака (неприятно как-то глядеть на его лицо!), и вышла, не хлопнув дверью лишь потому, что петли на ней были хорошенько смазаны.

    Может ли быть, что Ночь доживала последние минуты?..

    Дорога из холодного скользкого мрамора вывела меня к выходу на террасу, где я встречала рассвет. Присыпанный мусором дворцовый двор оставался тих и спокоен; чуть в стороне я видела сад, начинавший безмятежно цвести, и, кажется, заметила краем глаза какое-то движение в нем, но это наверняка была кто-то из сестер, решившая позаниматься садоводством. Может быть, даже Ти Ба — она ведь собирается тут все восстановить и перестроить...

    Зеленый вибрирующий рог висел неподалеку и выпускал волны темной магии в небо.

    Остановилось сердце, прервалось дыхание; я обратилась в каменную статую, посаженную на край веранды, и ничего не думала, и ни на что не глядела; время тянулось, плыло серыми облаками, отдавалось болью в висках и боку, трепало волосы, обратившись в ветер. Ежесекундно я смотрела в небо, проверяя, появилось ли на нем солнышко, и снова опускала глаза, убеждаясь, что днем пока и не пахнет.

    Чем они там занимаются? В "дурака" раскинули, что ли?..

    Когда за спиной начались шаги, я подумала, что это кто-то из сестер пришли за мной, но тут же поняла по шагам, что шел Ти Фей.

    — Кью, зачем ты ушла? — спросил он, остановившись рядом, с жалостью глядя на меня снизу вверх. — Мака очень за тебя волнуется. Думает, что мог тебя чем-то невольно обидеть, хотя этого совсем не было в планах...

    — Классно.

    Помялся, поежился, посмотрел еще жалостливей:

    — Кью, ты на меня злишься?

    Отличная идея, спросить это прямо сейчас, когда я даже в самой себе баланса не нашла, а тут еще его утешать надо!

    — Я ни на кого не злюсь, — выделила "ни на кого" голосом, постаралась наскрести силы, чтобы посмотреть в глаза. — Просто так... чувствую.

    — Я могу тебе помочь? — перешел на шепот.

    — Просто оставь в покое. Мне поможет лишь солнышко.

    Ухватившись за последнюю фразу, он заулыбался, воспарил надеждой и спрыгнул с высокой террасы на вялую траву, покрывавшую запущенные дорожки.

    — Скоро выйдет! Вот-вот, увидишь!

    Оказалось, что он пришел не один: Мака Дее подошел на освобожденное им место и уселся рядом, болтая ногами в воздухе.

    — Она стабильна, ты знаешь?

    — М?

    — Ти И. Она стабильна. Значит: жива.

    Боль всколыхнулась в груди и лавой потекла по всем венам. Задрожали руки, затрясся подбородок, и пришлось поджать колени к груди, чтобы спрятать в них свое лицо и занять руки. Ногти впились в кожу, оставляя глубокие царапины. Стабильна она, видите ли. А я?..

    — Мака, — это Ти Фей, стоит под нами и ругается, наверное, и кулаками машет, — ты зачем ей это сказал?

    — Так ведь это как раз то, что ее волнует!

    — С чего ты...

    — А с того, что Кью и Ти И встречаются!

    Меня начало лихорадить, пот потек по спине и затылку, на губах появился вкус соли — прокусила.

    — Чего? И давно?

    — Ну-у, я точно не знаю, — наверное смотрит на меня; я не поднимаю головы, — где-то с месяц, наверное?

    — Это правда? — голос Ти Фея все ближе и ближе. — Прости, пожалуйста, я как-то... там столько всего произо... извини, Кью, мне очень жаль, что я ничего не заметил. Но с ней все в порядке. Она стабильна, да, в самом деле! Она будет жить.

    Пауза, долгая и мучительная; ветер бьет в голову, отчего кажется, что впереди стоит Хуа и неслышно шепчет.

    — ...хотя я не могу сказать, что одобряю твой выбор, — добавляет Ти Фей, немного подумав. — Она сложная женщина. С ней... трудно найти общий язык, если только ты не собираешься во всем подчиняться.

    Надо сказать хоть что-то, иначе он никогда не оставит в покое!..

    — Я знаю, — бубню в свои же колени. — Мы расстались.

    — Как? — в свою очередь ахает Мака Дее. — Да когда же? Ты же ради нее дралась с Ши, залезла в подвал дома, устроила птицам сладкий кока-кола-душ, скрывалась в лесу...

    — С ума сойти! — голос у Ти Фея бодрый и радостный, но я слышу за кулисами боль. — Ничего себе! Скиталица, ты обязана мне все-все-все в подробностях рассказать! Я же умру от любопытства!..

    — Смерть неотвратима. И если уж суждено помирать, то любопытство — не худшая из причин.

    Он обрывается почти на полуслове, я чувствую на себе его взгляд, обеспокоенный и огорченный; и неожиданным спасением становится голос Ли. Да сколько их тут стоит вокруг меня?!

    — Мне кажется, нам пора идти, — и добавляет с нажимом, наверняка пялясь на Мака Дее: — Нам всем. Фей ведь хотел поучаствовать на ритуале.

    — А, ну да. У меня же... — окончания фразы не слышно, но я почти могу видеть в узоре точечек и треугольничков перед глазами его силуэт, прислонивший руку к груди. — Ну то есть, да. Идемте. Посмотрим.

    Мака еще колеблется, задерживается рядом; его рука мимолетно касается моих волос, но затем я слышу, как он встает, спрыгивает с террасы и уходит вслед за остальными.

    Оставшись одна, я отрываю лицо от колен и с надеждой гляжу в небо.