Сквозь полудрёму Седрик услышал тихие, крадущиеся шаги, затем ощутил, как примялась под тяжестью тела кровать. «Наконец-то», — хотел сказать, но даже губы разомкнуть внезапно оказалось непосильной задачей. Медленно раскрыл глаза и с удивлением увидел Клодию, а не размытое пятно, как ожидал.

 — Опять в очках уснул, — недовольно и в то же время нежно сказала она раньше, чем он успел подумать, и лёгким движением стянула с него очки.

Мир резко стал неясным, каким и должен быть. Его это не обрадовало — а кого могло бы? Среди потускневших, расплывшихся пятен он чувствовал себя незащищённым и не мог избавиться от тревожности, плотно засевшей где-то глубоко внутри. Но затем Клодия убрала очки на столик, вернулась и села рядом, переплела свои пальцы с его — и все тревоги, все мысли о незащищённости растворились, словно бурным потоком смытые. Не то чтобы он полагался на её защиту (кто вообще будет рассчитывать в таком на смертную?), но рядом с ней всё становилось таким неважным, что и обращать внимания на это не стоило.

 — У тебя лицо сложное, — фыркнула Клодия, склонившись над ним. Несколько тёмно-синих прядей упали ему на лицо, закрыв глаз. — О чём ты снова думаешь?

Находясь так близко Клодия всё равно напоминала пятно, разве что более чёткое, нежели остальные. Седрик различил её глаза, почти чёрные в темноте и потому резко выделяющиеся на бледном лице, копну тёмно-синих волос и тёмно-красный неглиже. Даже такой Клодия казалась настолько прекрасной, что сердце словно иглой кололо, и иногда ему казалось, что оно могло бы остановиться от одного только чувства — если бы билось, конечно.

 — О тебе, — честно ответил Седрик.

Он поднял ладонь, нерешительно протянул её в сторону Клодии, и та сама прильнула к ней щекой. Её кожа была мягкой и тёплой, по сравнению с его — почти горячей, и он жадно впитывал это ощущение тепла. Ему было мало, ему всегда будет мало. То, что он как-то жил до этого, казалось невероятным. То, что однажды придётся жить без этого, казалось ещё менее вероятным. Как у него получится прожить без неё хоть день, хоть час?

Когда-то давно, ещё в прошлой жизни (если можно считать жизнью посмертное существование в качестве жнеца), Отелло сказал ему, что от подобной связи не будет ничего хорошего. Что Седрик обязательно пожалеет, ведь Клодия — человек, не самоубийца (это ему всегда казалось сомнительным, особенно когда она выполняла некоторые поручения королевы), и в какой-то момент их пути разойдутся навсегда. От Клодии останется только тело в гробу и завершённая плёнка, а сам он продолжит существование обречённого на бессмертие существа.

Его старый — единственный — друг, был, конечно же, прав. В момент их разговора их ждало именно такое будущее, но неужели он забыл про все их эксперименты, все размышления и планы? Плёнку можно продлить искусственно — вопрос лишь в технологиях и цене, и не было такой, какую он бы не заплатил за своё счастье.

 — С таким-то лицом? — выдернула его из раздумий Клодия, смеясь. — Мне даже страшно пытаться угадать ход твоих размышлений.

Что ж, следовало признать, что в восторг она бы и в самом деле не пришла.

К счастью, она больше ни о чём не спрашивала, а ему рассказывать было как-то не с руки. Вместо этого Седрик отнял руку от её лица, проведя кончиками пальцев по шее, и остановился на плече, укрытом полоской атласной ткани и кажущимся под ней молочно-белым. Совсем как у фарфоровой куклы.

 Клодия прерывисто вздохнула и, кажется, улыбнулась.

 — Перестань думать, — прошептала она, потянувшись за поцелуем. — Хотя бы сейчас.

Он, конечно же, перестал.