Когда они наконец добрались до поместья Цинь, юноша ещё так и не пришел в себя. Лао уединился с ним в отдельных покоях, подготовив всё необходимое для лечения и запретив их тревожить. Сидя у постели больного, он потерял счет времени. Почему-то не решался приступить к осмотру тела — хотел дождаться, чтобы Кун хотя бы открыл глаза. И вот этот момент наступил. Лао заметил, что его правый глаз заплыл и не открывался, зато ресницы левого задрожали, и вскоре он слегка приоткрылся.

— Кун, это я, Лао. — Он сжал руку юноши, которую всё это время держал в своей. — Ты в безопасности. Не в Обители. Всё хорошо.

Губы Куна приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но пока не хватало сил.

— Воды? — Лао приподнял его голову на сгибе локтя и поднес ко рту больного чашку.

Кун не вполне осознавал, как такое возможно, и насколько реально то, что он видит. Его разум был затуманен, отчасти действием снадобья, отчасти сильным стрессом от всего перенесенного. К тому же он смирился с тем, что никогда больше не увидит Лао, и обнаружить сейчас себя в его объятьях казалось слишком… странным. Кун насколько мог пристально вгляделся в его лицо — да, тот самый бывший узник. Только вот, о небо, как поменялись роли! Хотя Лао был бледен после бессонной ночи и тряской езды, выглядел он очень собранно и элегантно, следы прошлых несчастий совсем исчезли. Видно было, что здесь он чувствует себя естественно, почти по-хозяйски.

Лао по своему истолковал этот долгий взгляд:

— Это просто вода, Кун. Ты что мне не доверяешь?

Будь он только в силах, Кун усмехнулся бы этим словам, но сейчас лишь приник к чашке губами. Прохладная жидкость смочила саднящее горло. Вспомнилось, как тогда… Наверное, кто-то чем-то опоил его после… В голове зарождались обрывки вопросов, но, увы, не было сил не то, что задать их, но даже сформулировать полностью.

— Кун, мне нужно осмотреть твои раны. — Лао отвел глаза, когда ставил пустую чашку назад на столик. — Я постараюсь помочь, насколько смогу. Хорошо?

Кун отчего-то тоже смутился — хотя это было совершенно естественное предложение в таких обстоятельствах, казалось, он предпочел бы, чтобы это сделал кто-то другой. Однако нашел в себе силы кивнуть, прикрыв глаза.

Только когда Лао, откинув покрывало, начал снимать с него одежду, Кун сообразил, что именно тот сейчас увидит, но было поздно. Да и что тут скрывать?.. Но было бы ужасно неловко, если бы Лао понял, что с ним недавно проделали, а не заметить этого, наверное, нельзя…

Лао пытался держать себя в руках. Убеждал себя, что не делает ничего такого, чего не сделал для него Кун. Но когда заметил кровавые подтеки на внутренней стороне бедер, то дыхание у него перехватило, а пальцы слегка задрожали… Ничего. Нельзя подавать виду, что что-то не так. Он сделал глубокий вдох и отошел взять посуду с водой и полотенце, которым собирался обмыть раны. Ох, Кун теперь точно его ненавидит! Подумать только, из-за него он пострадал именно таким образом, от которого, в сущности, его спас!

Вернувшись, он принялся с предельной аккуратностью, чтобы не причинять лишней боли, обрабатывать раны. Их было немало, и это всего за неполную неделю… Лао даже показалось, что с ним обращались помягче — вот уж он не подумал бы, что когда-нибудь вынужден будет признать подобное! Впрочем, это вполне в духе Ордена… Конечно, они с большим рвением будут пытать своего, только недавно занимавшего высокую должность, чем какого-то безвестного беглеца. И тем не менее Лао был уверен, что вряд ли Кун так сразу отрекся от «идеалов» и Устава Ордена — не факт, что это в принципе возможно. Скорее бывшему функционеру пристало винить его — узника, который навсегда сломал его жизнь в Обители, повстречавшись на пути в столь неподходящее время. Интересно, знает ли он вообще о судьбе своего дядюшки Прокурора, и о том, почему на самом деле был схвачен? Если нет, то у Лао точно нет шансов на снисхождение. Будет непросто.

Рассуждая таким образом, он дошел до того участка тела, о котором так переживал Кун. Просто обмыл кровь, ничего не говоря.

А между тем Кун ожидал какой-нибудь реакции. Но по лицу Лао ничего нельзя было понять, взгляд он не поднимал. Тогда Кун решил, что, в конце концов, это могло удовлетворить чувство справедливости подвергнутого позорной публичной казни узника — ведь он сам не только служитель Ордена, но и, подумать только, его бывший палач! Теперь-то, по крайней мере, в отношении пыток и наказаний у Куна наступило полное прозрение. Ему было стыдно за те слова о символической необходимости, которые он тогда так глупо говорил Лао. Нет, всё это действительно чудовищно! Он был полон раскаяния за своё соучастие и терпимость к творившейся мерзости. Понимал, что Лао имеет право как минимум на неприязнь к бывшему Главному Экзекутору. А за помощь в побеге он уже отплатил тем же. Так с чего бы Куну рассчитывать на особое отношение?

Окончив гигиенические процедуры, Лао перешел к целебным. Всё та же заживляющая мазь, специальный проверенный состав. Ему пришлось взглянуть в лицо Куна, когда он наносил её на пересохшие, обкусанные при попытке сдержать крики боли губы и на огромный кровоподтек вокруг глаза.

Они не произносили ни слова, только взгляд Лао показался Куну холодным и отстраненным. Словно ему было неприятно всем этим заниматься…

Лао же подумал, что Кун смотрит на него с укором. Как будто хотел спросить: — «Теперь ты понял, к чему привели наши игры?»

Пропасть взаимного непонимания между ними становилась всё глубже.

Лао почувствовал, что начинает сердиться. Почему он должен чувствовать себя настолько виноватым перед этим мальчишкой? Это его почитаемый праведный Орден установил такие порядки! И Лао вовсе не собирался соблазнять палача ради побега, и в мыслях не было!

Вспомнилось, как медленно тянулось время между допросами. В холодной камере, без света, без сна, без надежды. С постоянно ноющим от побоев телом. А каждый допрос только добавлял новых. И закончиться всё должно было позорным актом насилия на глазах у безразличной толпы… Но этот, тогда ещё незнакомый, молодой экзекутор провел ладонью по его спине и сказал: «Мы начинаем!» Принес луч света в мрак темницы, опустился перед ним на колени… Вспомнилось, как они лежали на мягкой постели, содрогаясь от такого сильного оргазма, будто переживают подобное первый и последний раз… От этих образов перед своим внутренним взором и от той картины, которую он видел перед собой прямо сейчас, Лао почувствовал сильнейшее возбуждение. Обнаженное тело Куна выглядело абсолютно беззащитно, уязвимо и так… притягательно. Он не хотел представлять, как именно обошлись с ним истязатели, что он получил такие интимные травмы, но не мог об этом не думать. Внезапно в мозгу возникла совершенно безумная идея, от которой он уже не мог отказаться. Ведь нужно нанести мазь и на внутренние раны… Всё равно, ему уже не оправдаться — так зачем сдерживать себя? К черту!

Когда пальцы Лао коснулись анального отверстия, Кун вздрогнул от неожиданности. Но всё же вначале подумал, что это просто медицинские процедуры, не будет же он сейчас… Но когда Лао перевернул его на живот, сомнения рассеялись. Да, конечно… логично, что он хочет расплаты. И именно теперь, когда они настолько явно поменялись местами. Что должно его останавливать? Главный Экзекутор ведь не остановился ни на площади, ни потом, в тюремной камере — просто брал своё, не обращая внимания на неуместность такой забавы и однозначность положения. Кун не был против, только готовился стерпеть и эту боль.

Лао же вначале всё-таки старался действовать аккуратно. Обильно смазал целебной мазью член и плавно вошел в горячую плоть. Почувствовал, как юноша напрягся от боли, но по обыкновению сдержал стон. Лао ненавидел себя за то, что делает. Понимал, что навсегда рвет с надеждой наладить нормальные отношения с Куном, после того как решился поступить подобным образом. Но уже не мог остановиться. И чем больше он злился на себя, тем более резкими становились движения, а Кун всё молчал, и только слышно было его прерывистое дыхание. «Что ж, ты так хочешь не подавать виду, что ненавидишь меня? Так я тебе помогу!» — сверкнуло у Лао в мозгу, и он сжал рукой горло несчастного, продолжая толчки.

Ох, это было уж слишком! Кун не соображал, что делать в такой ситуации. Он не хотел сопротивляться — понимал, что всё это заслужил. Полное ничтожество, преследуемый собственным Орденом, он был полностью во власти его бывшей жертвы. Но уже не мог сделать ни единого вдоха, и самоконтроль покинул его. Едва Лао чуть ослабил хватку, всё тело Куна затряслось от несдерживаемых рыданий и брызнули слезы.

Ну, всё. Хватит!

Лао резко пришел в себя. В ужасе от содеянного, он сразу же прекратил. Отпрянул от Куна и с болью в сердце смотрел, как тот садится в постели, сжавшись в комок, утирая лицо. Невыносимо было видеть его таким! Но ещё больнее стало, когда, робко прикоснувшись к его плечу, Лао почувствовал вдруг, как Кун подался ему навстречу…

— Кун, малыш… — покаянно шептал он, обнимая содрогающегося в плаче юношу, лихорадочно придумывая какое угодно объяснение своим действиям. — Прости-прости-прости! Я такой дурак! Успокойся. Слышишь? Мне… просто пришло в голову, что это неплохой способ нанести мазь. Раны же есть и внутри…

Всё ещё не в силах остановить рыдания, Кун понимал только, что всё позади, и вцепился в Лао в ответ, как в спасителя. Услышав этот голос, эти несуразные оправдания, он перестал всхлипывать и прямо посмотрел на него сквозь слезы.

— Мазь?.. — От нелепости объяснений сумел даже впервые заговорить.

Лао с облегчением вздохнул и продолжил гнуть свою защитную линию. Протянув руку, зачерпнул целебной субстанции из посудины и предъявил её, как доказательство.

— Мазь. Верное средство. Не хуже того, что… — Он прервался, когда Кун, как ему показалось, с недоверчивой ухмылкой, прикоснулся к его измазанной руке, таким образом разделив снадобье по ладоням у обоих.

Они сидели на постели рядом, Лао так и обнимал Куна сбоку за плечи, когда почувствовал, что скользкая теплая ладонь юноши коснулась его всё ещё возбужденного члена. Длинные пальцы умело обхватили напряженную плоть и начали свой нехитрый путь, порождая ещё большее желание и одновременно давая ему сладостный выход.

Вот этого он не ожидал.

— Мой демон, ты не перестаёшь удивлять! О, небо… — Прерывисто дыша, Лао тоже опустил руку на его член, который очень скоро отвердел, не оставаясь безучастным перед разыгравшимися страстями.

Так, одной рукой прижимая друг друга, а другой все ненасытнее стараясь доставить один другому максимальное удовольствие, они слились в единое целое — клубок жгучих эмоций, состоящий из сожалений, боли, но также и радости, и облегчения. Казалось, что иногда Кун продолжал всхлипывать в плаче, а возможно, это были уже спазмы наслаждения, которые он не пытался или не мог сдержать. Лао же ни в чем себе не отказывал и своих стонов не скрывал. Но прятал на плече Куна своё лицо, прижимаясь к изящной ключице, порой касаясь губами нежной шеи… Немыслимо, ведь каких-то несколько минут назад он душил это чудесное создание своими руками, у него не было никаких оправданий своему поступку, и тем не менее сейчас они… «Это невыносимо, Кун, ты сводишь меня с ума», — шептал он рядом с его ухом. Бережно проводил свободной рукой по спутанным длинным волосам, гладил спину, помнил, где лучше не трогать из-за ран…

Кун и сам не вполне осознавал свою реакцию. Он словно бы забыл о том, что только что случилось, оттеснил это в самый дальний угол сознания. Чувствовал себя так, будто они встретились после долгой, полной опасностей разлуки и наконец могли просто быть вместе. Так приятно было снова оказаться в его объятьях! Ощущать его желание. И этот шепот… Хотел бы он слышать его всегда… Хотел, чтобы этот человек называл его всеми этими нелепыми прозвищами. Только было странно, хотя и успокаивающе, слышать от него это «прости»… Кун склонил голову и поцеловал волосы Лао, вдыхая их уже такой знакомый пряный аромат. Они так редко позволяют себе поцелуи… Неужели это всё ещё ни к чему не обязывающая плотская связь? Кун хотел Лао всего и полностью. Скоро сдерживаться стало невозможно.

— Господин Лао, я сейчас…

Кун не успел договорить, как семя толчками устремилось наружу. Блаженство, перекрывая любую боль, пронзило его до кончиков пальцев. Но рука продолжала скользить по распаленному стволу — тот был напряжен и тверд. Очевидно, что очень скоро… Кун успел склониться и принять стремительно извергающийся поток горячей жидкости ртом.

По телу Лао ещё пробегали всполохи наслаждения. Снова этот юный палач ласкает ртом его плоть… Затем в памяти возникли картины куда более недавнего прошлого. Неправдоподобного, как кошмарный сон. А этот мальчишка… Лао не знал, как быть. За него заговорили привычки:

— А ты не можешь без причуд, да? — Голос незадачливого лекаря был ещё слаб, а он уже пытался шутить.

— Кто бы говорил! — Терпеливый пациент откинулся на подушки. Увлек его за собой. Всё ещё хотел быть рядом…

Маскируя мучительную неловкость, Лао не унимался:

— Во всяком случае, ты неплохо оживился после процедур.

Кун зажал ему рот ладонью. Лао плотнее прижал её к губам и с силой зажмурил глаза.

Кажется, оба были почти счастливы тем, что могут себе это позволить.

Они лежали, обнимая друг друга, и так и уснули — вместе.

***

Первым, что ощутил Лао проснувшись, были объятия Куна, его ровное дыхание. Он долго зачарованно смотрел на лицо спящего, но постепенно воспоминания о произошедшем прорастали в нем тягостным отчаянием. Ох, что же он натворил! Как мог он так поступить с этим несчастным, так сильно пострадавшим из-за него, таким… необыкновенным человеком? И Лао ещё спрашивал его, доверяет ли Кун ему! Оторопь прошла по всему телу, сжала сердце. Непростительно.

Но мальчишка, конечно, великолепен — так ловко сделал вид, будто ничего страшного не случилось! Мальчишка… Больше не гордый экзекутор. Должно быть, пытался таким образом расплатиться с ним за помощь в побеге… Лао сглотнул ком в горле. Кун ведь ещё не знает даже, что план спасения принадлежит вовсе не Лао! Что сам он ничем не смог бы ему помочь, хотя и почти решил сложить голову в бесплодной попытке…

Лао осторожно высвободился из объятий юноши — он должен проспать ещё долго. Собрал вещи, которые использовал вчера для лечения, окинул спящего прощальным взглядом и вышел. Затем позаботился, чтобы у Куна было всё необходимое, отдав прислуге соответствующие распоряжения, и попросил сразу позвать его, когда гость проснется. И ещё нужно всё объяснить тетушке. Но она добрая душа, она поймет.

***

— Добрый день, тетушка Цинь! — Лао явился в гостиную к чаю.

Послеполуденные часы хозяйка обычно проводила в этих покоях, наслаждаясь обществом своих многочисленных кошек, порой играя на музыкальных инструментах, порой читая книги.

— Здравствуй, Лао! — оживилась госпожа Цинь. На этот раз цвет её платья был неотличим от первой весенней листвы. — Как я понимаю, у нас гости? Могу я поинтересоваться, кто эта достойная особа или не моего ума дело? О, не обижайся, я серьезно! Можешь мне ничего не рассказывать, если для тебя так будет удобнее.

— Ну как же так, тетушка! — Лао не мог сдержать улыбку. Зная её природное любопытство, он оценил и великодушную тактичность, прозвучавшую в этом предложении. — В этом доме от вас не будет никаких секретов. Единственное, не всё следует передавать другим. Вы ведь умеете хранить тайны?

Лао, конечно, доверял тетушке, как себе. Несмотря на излишнюю порой болтливость, это была умная и добрая женщина, а иначе и он сам не долго бы оставался в живых. В их семействе по-другому не прожить…

Тетушка Цинь надменно хмыкнула, вздернув подбородок:

— Тогда выкладывай. Куда это ты умчался, никого не спросив? И кого привез?

— Он тоже из Ордена. Бежал.

— О небо! Ты, что ли, опять туда ездил? — горячилась она, всплескивая руками. — Совсем тебе жизнь не дорога?

Лао покачал головой:

— Никакой опасности не было. Просто помог подвезти. Этот человек сделал для меня гораздо большее — это он устроил мой побег. Иначе я бы не выбрался оттуда.

— О, вот как… — Лицо тетушки смягчилось. Как раз в этот момент к её ногам прижался большой рыжий кот, и она, склонившись, подхватила его на руки и принялась тискать, нежно воркуя: — Что ж, пускай остается. Попробуешь сделать из него человека. — Но потом, вскинув на Лао посерьезневший взгляд, добавила пренебрежительно: — Хотя я и сомневаюсь, что это возможно — бывших орденских не бывает!

— Не думаю, что он останется надолго. — В голосе Лао прозвучала нескрываемая горечь, но, чтобы переключиться, он сразу же завел разговор в нарочито легкомысленном тоне: — Кстати, вы ещё помните ту скандальную новость, которую так торопились мне сообщить перед тем, как я уехал? Ни за что не догадаетесь, как они связаны!

Госпожа Цинь азартно нахмурилась, задумавшись, прикоснулась губами к рыжей шерстке между кошачьими ушками и отпустила питомца на пол.

— Отчего же не догадаюсь… — протянула она. В тот же миг в её глазах сверкнула внезапная мысль: — Уж если ты спросил, то это, ясно как день, и есть племянник бывшего Прокурора!

Лао со смехом обнял и расцеловал тетушку.

— В точку! Вы, как всегда, невероятно проницательны! Но вы же понимаете, что лучше никому больше об этом не знать?

— Лао, не повторяйся! С каких пор ты во мне сомневаешься? — притворно сердито оттолкнула она племянника.

— Не сомневаюсь, тетушка. Просто… Кун особенно дорог мне, и… сейчас я отвечаю за его безопасность.

Цинь вздохнула и отвела глаза, переведя взгляд на окно.

— Видимо, у этого дома такая судьба — быть прибежищем жертв проклятого Ордена. Не волнуйся, мы будем бороться за каждого, кто пытается улизнуть из его лап!

***

В первые дни Лао не решался надолго заходить к Куну. Не думал, что у беглого служителя есть особое желание с ним общаться… Только проверял состояние здоровья, поверхностно перешучивался и спешил поскорее убраться. Лао всё пытался высмотреть в его взгляде и поведении чувства, который смог бы понять, но юноша держался невозмутимо и спокойно. И, конечно же, ни разу не пытался удержать его подольше. Об их болезненной близости после побега, как и о том, что было раньше, они, само собой, и словом не обмолвились.

Лао не замечал в Куне обиды, как, впрочем, и особого расположения. Да уж, с чего бы!.. Что ж, может, случившееся задело его не так сильно… Может быть, Кун и не винит его в своём падении в иерархии Ордена. Но было похоже, что он постоянно на чем-то сосредоточен. Конечно, в конце концов, у молодого служителя сейчас есть куда более насущные проблемы. Ему ещё предстоит придумать, как теперь, лишившись покровителя и должности, наиболее удачным образом устроить свою дальнейшую жизнь и карьеру. А в лучшем случае он наверняка был бы не против вернуться в Обитель. Возможно, что и найдется кому помочь ему с этим…

Если бы только Лао не повел себя так чудовищно в ту ночь, то, вероятно, ещё надеялся бы удержать Куна, попробовал бы объяснить ему истинную сущность Ордена, наладить более близкие отношения… Но теперь об этом не могло быть и речи. Скорее всего, Кун считает, что это было что-то вроде мести за роль экзекутора — о небо, какая нелепость! И уже не оправдаться. Да он по-прежнему и сам до конца не понимал, что на него нашло. Может, это не так уж неверно…

В тот день, когда Лао вновь получил письмо с серым гонцом, он как раз собирался впервые пригласить Куна к общему столу — тот выглядел уже почти здоровым, да и хотелось всё-таки подольше поговорить. Получив послание, он понял, что медлить больше нельзя. Ох, пора уже всё рассказать!

***

Для Куна ситуация выглядела несколько иначе. Очнувшись от долгого сна, он с сожалением не обнаружил около себя Лао. Но он же помнил, как они засыпали — всё же было почти хорошо! И вот теперь Лао держится так, словно ему и вовсе неприятно находиться рядом…

В самый первый раз, когда Лао вошел в комнату, после того как слуги доложили ему, что гость проснулся, он выглядел и вел себя так, словно торопился сразу уйти.

— Как ты, Кун? — Лао был напряжен и встревожен и, казалось, старался не встречаться глазами. — Тебе что-нибудь нужно?

— Я в порядке, господин Лао, — попытался улыбнуться Кун. — Но, пожалуй, какое-то время ещё придется провести в постели. Ужасная слабость.

— Сейчас принесут еду. Если тебе что-то понадобится, дай знать прислуге. — С отстраненным видом Лао прикоснулся ко лбу и запястью Куна. Проверив пульс и температуру, быстро сделал вывод: — Неплохо. Ладно, отдыхай, не буду тебе мешать. Поговорим позже, когда восстановишь силы.

И ушел.

Кун застыл, как громом пораженный. Что с ним? Что пошло не так? Он понимал, что с потерей положения в Ордене, стал гораздо менее значительной фигурой, но не думал, что это должно повлиять на отношения между двумя беглецами. Между ними…

Кун не сразу вспомнил, что было перед тем, как он окончательно пришел в себя в объятьях Лао, перед тем, как под воздействием непреодолимого притяжения они вновь отдались страсти… Лишь постепенно странные образы стали возникать в проясняющейся памяти. Было… больно, но всё же совсем не долго. Обидно, но всё же не неожиданно. Он что-то говорил про мазь… Нет, конечно же, это нелепость. Оправдывался?.. Ох, это было совсем не то, о чем хотелось бы думать! Но… если Лао говорил «прости» — значит ли это, что он не винит его за исполнение роли палача? Тогда почему он так поступил? И почему сейчас так холоден?!

Чудом избежав дальнейших пыток и, вероятно, смерти, оказавшись за пределами Обители, Кун даже не думал о возможности возвращения туда — все его мысли занимало другое. Так как в течении первых дней Лао лишь изредка и ненадолго заходил к нему, а поведение его оставалось отстраненным и сдержанным, у Куна было полно времени прикидывать так и эдак, почему он так себя ведет. Очевидно, что их положения как бы поменялись местами, но когда в Обители его «гостем» был Лао, они проводили время вместе куда более расслабленным и приятным образом. Нет, Кун, конечно, понимал, что тогдашний узник мог подстраиваться под его ожидания, находясь в полном его распоряжении, но всё же, насколько он успел узнать этого человека, Лао не был притворщиком и вел себя тогда даже более естественно, чем сейчас. Теперь же у него нет необходимости соответствовать чьим-либо ожиданиям, но, похоже, в отличие от Куна, нет и интереса к своему подопечному. Теперь, значит, он для него просто обуза. Лао лишь исполняет то, что считает своим долгом в благодарность за его попытку устроить побег — не более. Это не давало покоя Куну, задевало его самолюбие, но сдаваться он не собирался! В конце концов, ведь ему это всё не почудилось — между ними была же порой особая, не просто телесная, близость…

Так у него появилась новая цель, очередное упрямое желание — во что бы то ни стало изменить отношение Лао, достучаться, растопить этот лед. Но тот никак не давал ему шанса.