Наконец однажды утром Лао остался с ним завтракать. Чтобы не выдавать всегда охватывавшие его наедине с Куном неуверенность и неловкость, он вел себя нарочито расслабленно, усиленно непринужденно. Устроившись за столом, принял как можно более небрежную позу, выбрал из вазы с фруктами сочный персик и, надкусив, легко поинтересовался:

— Как себя чувствуешь, Кун? Можем выйти с тобой на свежий воздух после еды?

— Чувствую себя отлично, господин Лао! Конечно, давайте выйдем, — сразу согласился Кун.

В самом деле покой и должное лечение сделали своё дело — следы перенесенного быстро сходили с тела, даже на мир он уже давно смотрел обоими глазами, а ушиб на лице был почти незаметен. Но в душе по-прежнему бушевал раздрай, который Кун привычно скрывал за покровом невозмутимости. Он так и не смог до конца понять мотивы поведения Лао. О, право, той безумной ночью всё казалось гораздо проще! Казалось, их тянет друг к другу так сильно, что с этим невозможно совладать, несмотря ни на что… А теперь они держатся, как чужие. Просто нежданный гость, просто вежливый хозяин — и будто ничего не было. Но не может же быть, что та внезапная грубость Лао была более настоящей, чем нежность его объятий? Не может быть, что…

— Мне надо о многом тебе рассказать, — прерывая его мысли, задумчиво проговорил Лао. Он потянулся к столу, положил косточку на блюдце и, почти затаив дыхание, но максимально ровным тоном выпалил давно тревоживший его вопрос: — Ты, например, знаешь хотя бы, что твой дядя Прокурор отправлен в изгнание?

Кун просто кивнул:

— Знаю. Иначе они не посмели бы… тронуть меня. На самом деле они ничего не знали о побеге и шли арестовать меня только за… нарушение Устава.

— Вот как? — Лао растерялся, услышав этот такой спокойный, несмотря на слишком понятные запинки, тон, и как-то жалко улыбнулся. Но, чтобы скрыть смущение, заговорил с притворной фамильярностью: — Бедняга Кун, мне жаль, что я невольно усугубил твое положение…

— О, не говорите глупостей, господин Лао! — перебивая, возмутился Кун. Ему совершенно не хотелось, чтобы его жалели! Во всяком случае, можно было не говорить об этом в лицо! — Всё что я сделал, я делал по собственной воле. Я сам так решил. Вы никак к этому меня не подталкивали.

Лао живо припомнил эту милую манеру Куна гордиться собственным своеволием. И он был так рад снова слышать это из его уст!.. Поддаваясь лукавому озорству, Лао вскинул бровь и дразняще улыбнулся:

— Да? Как знать, как знать…

От неожиданности увидеть это знакомое кокетство, эту теплую веселость, Кун рассмеялся. С облегчением почувствовал, что наконец-то им выпал случай найти общий язык.

— Пойдемте уже! Куда вы хотите меня отвести? — с улыбкой обратился он к Лао.

— В парк. Может быть, дойдем до пруда. Как раз там я получил письмо, о котором должен уже тебе рассказать. — Последнюю фразу Лао произнес себе под нос, но Кун услышал и слегка насторожился.

Когда они выходили, Лао собирался поддержать выздоравливающего под руку, но Кун отказался, словно себе назло:

— Не стоит. Я действительно чувствую себя хорошо и могу идти сам. И это полностью ваша заслуга. — Ему всего лишь не хотелось, чтобы Лао касался его только по обязанности, однако Кун с сожалением заметил, как резко тот отдернул руку.

А Лао укорял себя за эту бестактность. Неудивительно, что юноше неприятны его прикосновения… И это полностью его заслуга…

Дальше они проследовали в молчании. Наметившееся сближение между ними вновь растаяло без следа. Только выйдя на просторную аллею зеленеющего парка, Кун наконец снова заговорил:

— Что за письмо, господин Лао?

Свежий воздух наполнял легкие. Безоблачное небо над головой напоминало о свободе и счастье быть просто живым. Кун был почти уверен, что готов выяснить всё до конца… Он с непривычки щурился на солнце, его волосы и одежда развевались на теплом ветру, когда услышал:

— У тебя есть друг на таможне. — Слова давались Лао с трудом, но внешне это звучало особенно холодно. — Это он организовал побег.

— Вот как… Юань… — Лицо Куна слегка побледнело. Ему показалось, что теперь он понял причину равнодушия Лао: значит, ему просто навязали его. Сам беглый узник, естественно, не собирался иметь больше никаких связей с Орденом. Но Юань его нашел… — Как же это ему удалось? — пробормотал Кун, чтобы сказать хоть что-то.

— У тебя будет возможность расспросить его лично. Уже завтра Секретарь Таможни собирается нанести нам визит, — мрачно произнес Лао, опустив взгляд. Но через мгновение извиняющаяся усмешка скользнула по его губам: — Стоило, наверное, рассказать тебе сразу. Я вовсе не хотел присваивать чужие заслуги.

Для Куна это прозвучало однозначно, но… О, небо, он совсем не ожидал, что Лао рассчитывает избавиться от него так скоро! Да, вероятно, Юань помог бы ему найти другое место жительства… Но он же ещё ничего не успел! Конечно, Кун и так понимал, что Лао не мог организовать побег в одиночку, но, в самом деле, и думать забыл о Юане!

От такого поворота событий голова пошла кругом. Когда Кун слегка пошатнулся, Лао подхватил его под руку. На этот раз Кун не стал возражать. На этот раз Лао не отпустил. Поддерживая, медленно повел его дальше.

— Господин Лао, я понимаю, как неприятно, что на вас свалилась ответственность в соучастии организации побега. Прошу, примите мою искреннюю благодарность за всё, что вы для меня сделали, — с излишней формальностью проговорил Кун. Губы его еле шевелились.

Услышав эту холодную речь, Лао уже не мог сдержать чувств и снова горько усмехнулся:

— Не так уж много Кун! Моей задачей было найти экипаж и привезти тебя в безопасное место. Господин Юань подготовил необходимые документы, и с ними кучер без проблем получил твое «тело». — Вспомнились его холодные руки, вспомнилась та кошмарная ночь после… В голосе появилась чуть заметная дрожь: — Мне жаль, что я не мог сделать для тебя большего… Мне жаль, что тебе пришлось ждать так долго…

Кун резко остановился и вгляделся в его лицо. Эти слова оказались для него полной неожиданностью. Что он говорит? И, главное, как он это говорит… Неужели, Лао ведет себя так из-за чувства вины? Значит, на самом деле он действительно за него переживал? И не презирает за роль экзекутора?.. За это стоило ухватиться!

— Господин Лао, мне кажется, мы неправильно понимаем друг друга, — торопливо выпалил он, вкладывая всю душу в эти слова. — Вы ни в чем не виноваты передо мной. Я был… рад увидеть именно вас, когда очнулся. — Кун почувствовал как дрогнула и лишь крепче сжалась поддерживающая его под локоть рука. — Знаете, я ведь правда думал, что умираю… И ни о чем не жалел.

— Ох, Кун, я не… — Лао ошарашенно покачал головой. — Ты прав, нам надо о многом поговорить!

***

После прогулки они разошлись по своим покоям, договорившись отобедать сегодня с тетушкой Цинь, а после уже вдвоем выпить вина. Оба пребывали во встревоженных чувствах. Казалось, лед тронулся и взаимопонимание достижимо, но почему же это было так нелегко?!

Госпожа Цинь была сама тактичность и большей частью рассказывала сплетни обо всех своих дальних знакомых, но ничего не спрашивала у молодых людей. Тем более ничего от неё нельзя было услышать об Ордене. Но прощаясь, она не удержалась и, пока Лао отошел выбрать вино, с сочувствующим взглядом обратилась к Куну:

— Юноша, позвольте умудренной опытом даме влезть к вам с непрошенным советом. Хотя бы первое время, прошу вас, не думайте об этом проклятом Ордене. Не нужно вам туда возвращаться! Попытайтесь, попробуйте жить без них.

Кун искренне удивился:

— Да как же я вернусь, госпожа Цинь?! Я у них там, наверное, среди мертвых числюсь. Да и кто меня туда обратно примет?

— Так, так, — кивала тетушка, недовольно поджав губы. — А теперь услышьте себя со стороны, молодой человек! Вы сказали только, почему вы не можете туда возвратиться, но ни слова о том, что вы этого не хотели бы.

— Вы правы, но я даже не думал…

— Прошу вас, во всяком случае, будьте бережней с моим Лао, — не желая дослушивать, перебила тетушка Цинь. — Он и так уже многих терял из-за чертова Ордена. За что нам эта напасть! — сокрушалась она, уже удаляясь к себе.

Лао как раз появился на пороге, держа в руках несколько бутылок.

— Чего тебе наговорила тетушка? Что бы это ни было, не обращай внимания. Всякий имеет право на свои причуды, — улыбнулся он, жестом приглашая Куна следовать за собой.

Они принялись подниматься вверх по лестнице, собираясь продолжить вечер в комнате гостя. На ходу Кун с усмешкой пояснял:

— Убеждала меня, что на самом деле, я только и мечтаю вернуться в Обитель.

Лао резко замер перед дверью, словно забыв, что нужно её отпереть. Его голос притих, когда он спросил:

— А это не так?

— Это у вас что, семейное? — вспылил Кун.

— Именно, именно… — Стряхнув оцепенение, Лао наконец вошел в комнату и завозился с приготовлением стола. — Вот выпьем немного, и у меня будет чего тебе порассказать.

Он налил первые чашки и протянул одну юноше, на лице которого ещё сохранялось недоумевающее, почти негодующее выражение.

— Я, конечно, понимаю, что теперь, когда я вылетел из Ордена, да ещё и остался без поддержки родни, мне придется начинать всё сначала, — сокрушался Кун, принимая питье. — Но почему меня в этом доме в принципе не видят в отрыве от Обители?

— Да потому что она не отпускает! — воскликнул Лао. Вздохнул, сделал несколько глотков вина, а немного погодя начал рассказ о том, о чем очень не любил вспоминать, но сейчас это казалось необходимым: — Именно в этом доме жил человек, который пытался разорвать эту связь. Мой отец. Но, несмотря на все усилия бывшего хозяина этого дома, мужа тетушки Цинь, Орден отнял у нашей семьи ещё не одну жизнь. Поэтому, уж извини, ты находишься в гнезде инакомыслия, и тебе придется выслушать всё, что о нем здесь думают.

Они снова находились в такой уютной обстановке. Вдвоем… Кун исподтишка любовался Лао и уже почти не сердился. Гораздо интереснее сейчас было бы послушать о нем самом, а не касаться неприятных тем… Он устроился поудобнее, откинувшись на спинку кушетки, и позволил себе полюбопытствовать:

— Господин Лао, может быть, вы наконец расскажете, как и почему сбежали из Обители?

— Нет, история не об этом, — упрямо помотал головой Лао. — Зато станет понятно, почему я не считаю себя бывшим орденским. В душе я никогда ему и не принадлежал.

И рассказал, как его отец, брат тетушки Цинь, был изгнан из Ордена за переписку с подругой сестры, впоследствии ставшей его женой. Как муж тетушки помог ему избежать худшего сценария, взяв под свою опеку. Как беглец всю жизнь жалел об оставленном Ордене, и даже когда спустя годы при подозрительных обстоятельствах скоропостижно скончались муж сестры и его собственная жена, мать Лао, продолжал служить Обители уже за её пределами. В Ордене же согласились, в виде особой милости, принять в ученики его сына…

— Конечно, будь живы дядя и мать, они не позволили бы отдать меня в Обитель. Но орденским на тот момент было выгодно покрепче привязать его к себе. Мой отец был у них кем-то вроде агента. А когда и он перестал быть им нужен… — не договорив, Лао пожал плечами, но взгляд его карих глаз был красноречивей любых слов. — Вот после его смерти я и решился бежать. Естественно, у нас нет никаких доказательств. Орденские яды невозможно определить. — На этом он поспешил закончить свой сбивчивый рассказ. Слишком неловко и непривычно было говорить о своей семье. Обычно этого и не требовалось. Такие вещи не принято обсуждать…

Куну непросто было переварить услышанное. Конечно, он знал об орденских извечных интригах, о внешней тайной службе, но уж это всё казалось чересчур! Три ликвидации в одном семействе! Но сомневаться в словах Лао он не мог.

— Значит, ваш отец до самого конца был верен Ордену? То есть он не знал о ядах?

— Я даже не знаю, Кун, — покачал головой Лао. — Поначалу, в юности, я думал, что он, конечно же, ничего не подозревал. Но теперь… не могу с уверенностью утверждать, что он не считал себя и своих родных покаранными справедливо. Мы не были особенно близки — остается лишь гадать.

Вторая бутылка вина подходила к концу, благодаря чему Кун позволил себе взять Лао за руку и спросить:

— Так вы поэтому считаете, что и я сейчас думаю только о том, как бы вернуться в Орден и загладить перед ним свою вину?

Лао пристально посмотрел на него, сжав руку в ответ, и вздохнул:

— Ну, вот такой у меня опыт. Скажи, если я не прав.

— Не правы! — глаза Куна сверкнули. — Никакой своей вины я не чувствую, скорее наоборот! Мне… неудобно говорить об этом, но… Как я мог бы сохранять лояльность Ордену после того, что перенес в пыточных застенках?! После того, как они чуть не лишили жизни вас!

Лицо Лао исказилось, как от боли. Он пожимал изящную кисть юноши уже двумя руками — бережно, как хрупкое сокровище. Сейчас она была такой горячей…

— Чего они хотели от тебя? — спросил он сдавленным голосом.

— Чего? — Кун пожал плечами, по губам скользнула кривая усмешка. — Просто удобным для них образом списать со счетов. А перед высшей мерой они считают делом чести добыть признание.

Слушая этот высокомерный горделивый тон, вглядываясь в утонченные черты лица, Лао вспомнил, как однажды они уже распивали вместе вино, и что тогда говорил этот же юный служитель… Он настолько расслабился, что позволил себе легкую усмешку, но тут же поспешил оправдаться:

— Извини, просто ты уже выражаешься как моя тетушка. Быстро же изменилась твоя риторика по отношению к праведному Ордену! А помнишь, как ты рассказывал мне о его справедливости и нерушимости?

— Ох, да я всегда это понимал! — протянул Кун, закатив глаза. Ну вот ему и припомнили эти нелепые бредни! — Всего лишь говорил то, что было принято. Не выдумывал для вас чего-то специально, а какого-то собственного мнения у меня не было. Просто… Это же не касалось лично меня!

— Понимаю, — улыбнулся Лао, почти очарованный его наивным эгоизмом. Звонкий неофит оказался вовсе не дрессированным щенком, а всего лишь говорящим попугайчиком! И всё же… — А почему ты решился тогда помочь мне бежать? Неужели был настолько уверен, что это сойдет тебе с рук?

На этом вопросе Кун растерялся, почувствовал, что краснеет. Сложно было ответить честно и не показаться чрезмерно пафосным и сентиментальным. Он всё-таки подобрал слова:

— Я не думал о том, что будет со мной. Я хотел, чтобы жили вы. Вы же знаете — я всегда стараюсь добиться того, чего желаю. Я желал дать вам свободу.

Всё это слишком ошеломляло Лао. Что несет этот мальчишка? Значат ли эти слова… Неужели он ошибался в нем настолько? Вино немного затуманило рассудок, но развязало язык, иначе он ни за что не продолжил бы эти расспросы.

— А потом?.. — Лао всё же запнулся, но чувствовал, что другого шанса выяснить всё может не представиться. — Когда велись… следственные действия — не пожалел, что все не остались на своих местах?

Кун тоже был уже не вполне трезв, разговор на такую тему вызывал слишком много противоречивых мыслей и чувств. Да за кого он его принимает? Ведь сам же говорил, чтобы он не дал им себя сломать!.. Кун разрывался между неловкостью и негодованием, и потому предпочел в возмущении выпалить всё как есть:

— Что вы такое говорите?! Конечно, нет! Наоборот, только надежда на то, что всё получилось, что вы в безопасности, и придавала мне уверенность в собственной правоте. У меня хотя бы появились основания считать, что я не такой же, как они… Только это и помогало вынести… всё это.

В горле у Лао стоял ком, он тихо спросил:

— А почему ты не признался?

— Много чести, — фыркнул Кун и, всё ещё горячась, взмахнул руками. Лао пришлось выпустить его ладонь, но на кончиках пальцев ещё чувствовалось тепло… — У меня особо не было надежды выбраться оттуда живым. Не хотелось потерять ещё и собственное достоинство. Так чего ради делать вид, что я с ними согласен?

Безрассудный гордец!

Какое-то время они допивали вино молча. Лао переваривал услышанное. Всё было совсем не так, как он себе напридумывал, однако Кун и не говорил прямо о своих чувствах… Только о желаниях. Что ж, возможно, это и есть его форма выражения чувств. Но спросил он, конечно же, другое, первое, что в голову пришло:

— Вижу, ты не говоришь больше об отдаленных обителях. Узнал что-нибудь?

— Только то, что никаких данных о них нет, — пожал плечами Кун. Он немного успокоился и теперь переживал, не сболтнул ли лишнего…

— Значит, просто поверил мне?

— Я ещё пытался выяснить что-нибудь у Юаня. Но, судя по его реакции, либо он ничего не знает — что вряд ли, либо это какая-то страшная тайна. — Кун заметил, как при упоминании этого имени Лао помрачнел. Показалось даже, что в его лице промелькнуло что-то похожее на ревность… Чтобы удостовериться, он не постеснялся развить тему: — О, я вижу, вы настороженно относитесь к моему другу. Но, уверяю, он не станет доставлять проблем. Хотя Юань и служитель Ордена, но, как бы это сказать… немного себе на уме. Живет своими интересами. Хотел бы я знать, каковы его истинные амбиции, что он решил потренироваться устраивать побеги на мне!..

Лао действительно было не по себе от того, что в отношениях между ними появилось это третье лицо. Он не знал, чего от него ожидать, и предпочел защититься привычной иронией:

— Поверь, я очень благодарен твоему другу за возможность хотя бы поучаствовать в твоем спасении. Только, знаешь ли, очень уязвлен тем фактом, что сам не смог придумать, как тебя вызволить.

— Господин Лао, — улыбался Кун, — ну не могли же мы одновременно спасать друг друга! Какая разница, каким образом мы сейчас вместе и на свободе? Этого я даже желать не смел! И я сам, к сожалению, тоже не мог бы этого добиться… И всё-таки мы здесь! — При этих словах рука Куна почти непроизвольно потянулась к щеке Лао. Точнее, он разрешил себе рискнуть.

Ведь Кун всё ещё не был уверен, что его не оттолкнут. После того, как Лао перестал быть узником, а он служителем Ордена, они лишь однажды были близки, и всё вышло… совсем не так, как хотелось бы. Кун не знал, как в новом положении Лао отнесется к его инициативе. Но, что поделаешь, если сам он её не проявлял!

Лао вначале замер. Не мог поверить, что… Прочнее прижал его ладонь к своему лицу. А потом покрыл поцелуями длинные тонкие пальцы этой аристократической кисти. Не хотел задумываться, отчего этот совсем недавно чужой для него человек, вдруг стал таким необходимым, почти родным… Просто порывисто обнял его стройное молодое тело. Прижался тесно — чувствовал, как бьется сердце. Как в ответ смыкаются за спиной руки — так жадно, словно не отпустят больше никогда… Не задавался вопросом, имеет ли право после всего принимать эту его безрассудную страсть, а просто сгреб в охапку и потянул за собой на постель. Вскоре оттуда полетели одежды.

Неужели, наконец-то, по обоюдному согласию и без причудливых обстоятельств?.. Кун тоже не мог думать больше ни о чем. Только об этом чуде быть вместе. Блуждать руками по обнаженному телу. Вздрагивать под ответными прикосновениями. Улыбаться, нечаянно встречаясь взглядами. Они долго не могли насытиться этими простыми ласками, пока Куну не захотелось большего. Необходимо было заполнить один досадный пробел в их близости, после чего, конечно же, больше не будет подобных провалов и охлаждений… Оказавшись сверху, Кун склонился к Лао, намереваясь получить их запоздалый первый поцелуй.

Глядя на него широко раскрытыми глазами, Лао так и не мог до конца поверить, что всё это происходит вот так запросто, что Кун сам, несмотря ни на что, настолько льнет к нему. Выходит, зря — о, небо, до чего зря! — он так нелепо себя вел.

— Мой демон, ты ведь не оставишь меня? — успел прошептать он, прежде чем его губы были запечатаны глубоким жарким поцелуем.

Он длился долго. Достаточно долго, чтобы рассеять жадными движениями губ и языков то мучительное смятение чувств, что владело обоими в последние дни. В его горячей мягкости таяли нервное напряжение и взаимная неуверенность. Лишь сладостное томление наростало взамен, и вскоре поцелуя стало недостаточно…

Кун всё ещё сомневался, насколько свободным может быть в своих действиях. Не понимал, какого рода близости ждет от него Лао… Может быть, он предпочитает активную роль… Но в это время Лао, крепко обнимая его одной рукой, другой нашарил что-то на прикроватном столике. Это оказалась банка с той самой мазью. Больше намеков не требовалось, когда Лао, зачерпнув горсть, принялся наносить прохладную скользкую смазку на его член. Резко выдохнув, Кун снова впился в его губы, слегка прикусывая их от страсти. Лао обхватил его бедра своими и направил его изнывающий от возбуждения член ко входу. Хотя контролировать себя было очень непросто, Кун старался действовать максимально бережно.

Лао, впрочем, наоборот вынуждал его к более резким и глубоким движениям. Ему хотелось хотя бы отчасти испытать на себе то, что по его вине пришлось в тот раз вынести и без того истерзанному юноше… Нет, Лао не мог допустить, чтобы его щадили!

Что ж, заставить Куна потерять голову оказалось легко — ведь он так долго подавлял в себе желание обладать им полностью! Не отрываясь от поцелуя, он одной рукой сжимал запястье Лао, отведя его за голову, а второй прижимал к себе его бедро, придавливая к постели своим телом. Сквозь самозабвенное наслаждение чувствовал, как пальцы Лао впиваются в спину, как ладонь опускается всё ниже, сжимает ягодицу, поощряя к более глубоким толчкам. Прижимаясь животом, ощущал, как пульсирует твердая горячая плоть его страстного партнера.

Что до Лао, то боль и наслаждение слились для него воедино. Он чувствовал пыл этого юноши, силу его желания. Чувствовал себя таким необходимым ему… Вскоре все неприятные ощущения поблекли, растворились во встречной жажде отдаваться, жажде утолять эту страсть. Наконец они были лицом к лицу, не как тогда, на эшафоте… Лао вспомнил момент, когда Кун прошептал ему те несколько пошлых слов, ответ на которые и повлек за собой все дальнейшие последствия. Что он тогда чувствовал? Унижение? Конечно. Удивление? Да уж само собой! Но почему он ответил именно так, пригласив палача к продолжению связи? Может быть, пытался таким образом вернуть себе хотя бы видимость контроля над ситуацией. В конечном счете, он как бы вынуждал экзекутора действовать по его правилам, бросив ему вызов. И вот к чему это привело, ох…

Страстные толчки вперемежку с этими воспоминаниями довели Лао до крайней точки возбуждения, и вскоре Кун почувствовал, как содрогается сдавленный между их телами член, а по животу растекается горячая семенная жидкость. Ему непросто было держаться всё это время, слушая симфонию вздохов и криков, терзая губами губы, ощущая жар объятий. Каждое пронзающее движение заставляло терять связь с реальностью. Ведь он действительно не смел и желать… Теперь же Кун отдался моменту, волна наслаждения захлестнула с головой и его. Последний несдержанный стон, так редко срывающийся с упрямых губ, наполнил спальные покои.

Лао почувствовал, как тело юноши сотрясает крупная дрожь, и обнял его ещё крепче. Провел ладонью по взмокшей спине. Его демон устал… Лао улыбался. Да они словно созданы друг для друга!

Теперь ничто не мешало им обниматься сколько угодно. Раньше либо обстоятельства, либо неуверенность в уместности, заставляли отстраняться раньше, чем хотелось бы. Через некоторое время, восстановив дыхание, Кун приподнялся на локте и сказал:

— Господин Лао, мне было очень хорошо с вами. — Может быть, он и не думал выражаться так официально, но прозвучало это несколько… отстраненно.

Лао поморщился:

— Малыш, может быть, нам пора перейти на более неформальный тон?

Кун рассмеялся, отчего их всё ещё сплетенные тела пронзило остаточными волнами удовольствия, и сделал ещё одно пронзающее движение.

— Нет уж, пусть это останется нашей милой традицией, — прошептал он на ухо и продолжил поцелуем в шею.

Кун помнил, что специально выбрал этот подчеркнуто уважительный тон, а себя просил называть на «ты», чтобы не напоминать узнику о его подчиненном положении и вызвать расположение. Что ж, этот прием удался настолько хорошо, что и теперь он не хотел от него отказываться!