Впервые проснувшись в одной постели, оба опасались одного — только бы сейчас снова не возникло этого чувства неловкости и отчуждения! Ещё не открывая глаз, едва заметив, что лежащий рядом тоже не спит, они лишь прочнее сомкнули объятия. Кун первый осмелился взглянуть на Лао — тот так доверчиво и нежно прижимался к нему — и увидел его улыбку. Заметил, что на нем надеты украшения, которые ему удалось тогда стащить из хранилища. Рубиновая серьга отражала пробивающийся луч утреннего солнца, черный обсидиан мерцал на поглаживающей грудь Куна руке. Это было приятно — значит, не зря он так глупо подставился. Когда и Лао открыл глаза, Кун спросил:

— Господин Лао, а ваши украшения имеют какое-нибудь символическое значение? Или они нужны, только чтобы подчеркнуть изящество вашей внешности?

— Я слишком сонный, чтобы сообразить, но, кажется, это была попытка сделать комплимент… — пробормотал в подушку Лао.

Кун открыто любовался своим соседом по постели. Заправляя ему за ухо прядь волос, видел, как на фоне их черного полотна пылает огненная серьга, а в глазах янтарной мягкостью светится явная симпатия.

— Я не умею делать комплименты. Вы очень красивы. Но мне правда интересно, что за сокровища мне удалось спасти.

— Всему можно придать значение, — отвечал Лао, проводя рукой с перстнем вниз к животу. — Если вкратце, то рубин цвета крови напоминает мне о ценности человеческой жизни, а черный обсидиан о неизбежности смерти. А вместе, так уж я решил, они символизируют свободу. Свободу выбирать между жизнью и смертью в том числе.

— О, это… — Кун отчего-то запнулся, взгляд его посерьезнел. — Глубокие мысли.

Лао улыбнулся, но улыбка вышла почему-то печальной. Ему вовсе не хотелось вспоминать… У него сейчас были куда более насущные желания. И… Он ведь так и сказал этому отчаянному безумцу, как ценит то, что он для него сделал! Кажется, самое время совместить приятное с полезным… Понизив голос, Лао произнес вполне искренне:

— Ты же понимаешь, что помимо этих безделушек, ты вернул мне именно то, что они означают: жизнь и свободу. — Но лицо его уже приняло распутное выражение, а рука потянулась к тому месту, где сквозь складки покрывала угадывались очертания напряженного вследствие утренней физиологии члена. Пальцы дразняще огладили возбужденную плоть.

Кун чуть смутился такому внезапному обороту событий. Сглотнул, подавляя рефлекторный вздох:

— Что это вы задумали? Сейчас?

Лао по-прежнему удивлялся подобной стыдливости. Ведь внешне этот юноша был так уверен в себе! Но точно видел, что сейчас Кун тоже этого хочет. Чувствовал его желание. Подмигнул с улыбкой:

— Для выражения благодарности всегда подходящее время. — И, откинув покрывало, перевернулся на другой бок, оказываясь в положении «валетом».

— Ну, что ж, мне тоже найдется, за что вас поблагодарить, — легко согласился Кун, устраиваясь соответствующе. Никогда и ни за что он не смог бы отказаться от его ласк…

Проводя время после пробуждения таким образом, они всё ещё не могли вдоволь насытиться доступностью близости, которая была раньше невозможной, преступной, добытой украдкой — их страстность не угасала и заставляла стремиться к развязке всё быстрее. Каждый плотно обхватывал губами член другого, дразняще скользил по стволу и головке языком, порой разгоняясь почти до предела, чтобы потом резко остановиться и сменить ритм.

Кун зеркалил технику Лао, обучаясь новым приемам, и про себя в шутку ревниво думал — с кем же тот во всем этом практиковался? Он ни в коем случае не стал бы его спрашивать — прошлое в прошлом, в этом смысле он ничуть не ревнив. Но, в самом деле, аж дух захватывает, какие чудеса он вытворяет! Кун запустил пальцы в его волосы и чуть прижал голову, чтобы войти глубже. Этот не особо почтительный жест так завел его, что вскоре он не мог больше держаться. Кун не мог ничего сказать Лао — его рот тоже был занят, лишь простонал, предупреждая, что скоро…

Лао не требовались дополнительные поощрения — он научился особенно ценить каждый стон Куна, ведь тот был не слишком щедр на подобные знаки признания его стараний. Через несколько мгновений они почти одновременно достигли пика.

Кун ещё не успел отдышаться, но, едва отстранившись и вытерев рот рукой, поспешил заверить:

— Господин Лао, ваша техника действительно хороша, но я обещаю не отставать и всему научусь.

— Кун, ради благородной цели научить тебя чему-то настолько увлекательному, я готов повторять это сколько угодно, — смеялся Лао.

***

Сегодня ожидался визит Юаня. Лао не знал, в какой момент тот явится, понимал только, что не сможет пригласить его в дом тетушки Цинь. Служителей Ордена — по крайней мере, действующих — в нем категорически не принимали. Поэтому все утренние часы он провел в напряжении, а после завтрака снова пригласил своего гостя на прогулку в парк, ожидая именно там встретить либо гонца в сером, либо самого Секретаря Таможни.

Кун заметил нервозность друга, но не стал ни о чем расспрашивать. Он полагал, что, наскоро повидавшись с Юанем, всего лишь поблагодарит его за спасение и уточнит некоторые подробности побега, поэтому особо не волновался. Важнее для него было сохранить наметившийся прогресс в отношениях с Лао. Он не знал, как вести себя, чтобы не выглядеть слишком навязчивым и в тоже время не утратить достигнутых позиций, ведь по легкомысленному поведению Лао никогда нельзя было угадать, что на самом деле тревожит его в данный момент. Кун вспомнил, что был момент, когда тот прямо спросил, не оставит ли он его, но тогда он ответил лишь поцелуем. А теперь вновь поднимать этот вопрос казалось неуместным. Да и действительно ли это так важно для Лао? В конце концов, Куну ещё никто однозначно не предложил оставаться…

Погода переменилась, и если с утра светило солнце, то теперь небо было затянуто серыми тучами. Они прошли парк насквозь, направившись к вратам поместья, и ещё издали заметили, что за ними стоит закрытый черный экипаж.

— А вот и твой друг. До чего удачно совпало, — ничего не выражающим тоном сказал Лао. — Что это он сегодня обошелся без своего серого вестника?

— У Юаня талант оказываться в нужное время в нужном месте. — Выражение лица и голос Куна всегда теплели, когда он говорил об этом человеке.

Лао вскинул на него взгляд:

— Вижу, вы знакомы очень близко. Ты можешь ему доверять?

— Да, — просто ответил Кун. — Мы вместе учились. Несколько лет мы даже делили одну ученическую спальню на двоих. Я хорошо его знаю.

— Вот как? — совсем уж ревниво приподнял бровь Лао. Ему ли не знать к какой степени близости порой приводит студенческое братство…

Кун лукаво усмехнулся:

— Ну, я же не спрашиваю, каким образом и с кем вы осваивали свои блестящие техники! К чему эти расспросы?

Лао почувствовал, как краснеет от такой дерзкой откровенности. По крайней мере, так он это воспринял. Что ж, может, он действительно ведет себя глупо — у каждого есть прошлое…

Тем временем они уже подходили к экипажу. Невысокий молодой человек в светлом плаще ждал их, томно опираясь на дверцу, от скуки раскладывая и складывая белый веер, который держал в руке. Лао, исполняя обязанности хозяина, обратился к гостю ровным и в меру приветливым тоном:

— Господин Юань! Рад видеть вас. Примите мои извинения, что не могу пригласить войти…

— Господин Лао! — молодой человек говорил тихо и протяжно. — Взаимно рад. Не стоит извинений. Я понимаю ваши обстоятельства.

Кун шагнул вперед и, расплывшись в улыбке, запросто заключил Юаня в объятия. Лао стало неловко находиться рядом, но он был вынужден пока оставаться здесь. С этим человеком у него было ещё одно неоконченное дело…

— Юань, спасибо! — со всей теплотой проговорил Кун, отстранившись и пожимая изящную руку друга. — Ты сделал для меня то, что я считал невозможным. Честно, я даже не подозревал, насколько далеко зашло твое увлечение. — Кун имел в виду увлечение частной разведкой, но прозвучало это так, как прозвучало…

— Рад видеть тебя живым и здоровым, Кун, — промяукал Юань и сразу же переключился на его спутника: — Господин Лао, вы принесли документы?

Лао протянул ему вытянутые из-за пазухи письмо и тот самый пропуск. Поскольку на них были печати Юаня, они должны были быть уничтожены, как компрометирующие, о чем он и передал с одним из своих серых связных.

— Господин Юань, прошу, примите мою самую искреннюю благодарность за то, что вы сделали для Куна. И для меня. — Хотя Лао было непросто говорить эти слова, он хотел бы даже пожать руку этому человеку. И непременно сделал бы это, не будь тот только орденским…

— Не стоит, не стоит, — отвечал Юань, покачивая головой. — Моя скромная роль заключалась лишь в посильной помощи моему другу, который попал в сложную жизненную ситуацию — не более.

Эти слова осадили Лао в его попытках выразить этому человеку всю важность того, что он сделал. Юань явно намеренно отталкивал его. Понимая, что ему больше нечего здесь делать, Лао с улыбкой откланялся:

— Что ж, тогда я вас оставляю. Не буду вам мешать. Всего доброго!

Он развернулся и, не оглядываясь, быстро удалился прочь.

Кун, в принципе, ожидал, что сможет поговорить с Юанем наедине, но был огорчен, что встреча двух его спасителей прошла так скомкано и неловко.

— Кажется, ты был с ним немного резок… — не мог не отметить он.

— Разве? — равнодушно обмахивался веером Юань и разочарованно добавил: — И это первое, о чем ты мне хочешь сказать?

Кун покаянно улыбнулся:

— О, прости. Ну, что я могу добавить к своей благодарности? Ты невероятен! Как тебе всё это удалось? Рассказывай!

— На самом деле мне неловко слышать слова благодарности, Кун. Если бы ты знал, чего я не сделал… Если бы я знал, насколько сильно задержался со своей помощью… — Он с горечью покачал головой.

— Что ты имеешь в виду?.. — спросил Кун, но тут же запнулся, сообразив, что тот мог узнать подробности допросов.

— Знаешь что, давай сядем в экипаж и прокатимся немного. Странно стоять у ворот так долго, — не отвечая, предложил Юань.

Кун не стал отказываться, они сели друг напротив друга в полумраке закрытой повозки, и вскоре та тронулась, увозя их прочь от поместья.

— Кун, я не могу открыть тебе всего, но ответственность за то, что случилось, лежит и на мне… — Юань запнулся. Об этом действительно нельзя было говорить… Зато можно было действовать! Он положил руку на колено Куна и с упором посмотрел в глаза: — А у меня нет привычки избегать такого рода ответственности. Глава Стражи Шень…

***

Щелчок. Нежный голос Юаня продолжал звучать, но слова уже не достигали сознания. Оно было занято липким ужасом, бессильной злобой. Воспоминаниями, которые Кун упорно вытеснял из памяти. С которыми трудно было бы жить.

В ту ночь Шень пришел в камеру в особенно приподнятом настроении. За ним вошел служитель, вкативший уставленный пыточными приспособлениями стол. Сидевший у стены Кун сразу заметил колодки и какую-то грубую палку…

— Ну что, господин бывший Главный Экзекутор, — прохрипел Глава Стражи, — будьте готовы к тому, что сегодня вы сможете составить себе примерное представление, как на самом деле должна ощущаться публичная казнь в нашей Обители. И это вовсе не то, что вы затеяли при своем дебюте! Учиться никогда не поздно, — добавил он и захохотал.

Служители опрокинули Куна на стол и заковали. Он не оказывал сопротивления, понимая его тщетность и надеясь сберечь силы. Кун сразу понял, на что намекал Шень, но пока предпочитал не признаваться в этом даже себе. Нет, он же не станет сейчас… нет, ведь до казни ещё далеко…

— Всё, теперь все прочь! — прогонял служителей Глава Стражи. — А ты остаёшься, — остановил он одного из них, — будешь мне помогать.

Шень приказал раздеть узника. Из-за мешающих колодок служителю пришлось разорвать в клочья ткань ветхого тюремного балахона, в который он был облачен.

— Сегодня тебе точно не удастся отмолчаться, паршивец, — злобно прошипел Шень и, взяв палку, оказавшуюся черенком от какого-то садового инвентаря, передал её помощнику. — Начинай!

Боль, которую ощутил Кун, была ни с чем не сравнима. Он ведь даже никогда не занимался этим в пассивной позиции, а тут эта грубая палка резким движением, словно опалив огнем, пронзила его внутренности. Кун зажмурился, пытаясь удержать непроизвольно брызнувшие слезы. Не мог сделать ни единого вдоха, только хватал воздух ртом. И самое мерзкое, что, едва приоткрыв глаза, увидел гнусную рожу Главы Стражи, пристально всматривавшегося в его искаженные черты.

— Как, всё ещё молчим? — удивился тот и тут же крикнул служителю: — Ну-ка, поднажми!

Кун не думал, что боль может стать ещё сильнее, но она разгоралась и разгоралась — казалось, у неё нет никакого предела. От закипающего в груди отчаянья, он уже не мог сдержать постыдный предательский стон…

— Давай, давай! — подзадоривал Шень.

Сквозь слезную пелену Кун видел, как Глава Стражи поглаживает через одежду свое мужское достоинство.

— Смотришь? Ну, смотри дальше. Вот!

С этими словами Шень приспустил штаны и вывалил член совсем рядом с искаженным от боли лицом истязуемого. Он стоял в полную силу. Главу Стражи, очевидно, крайне возбуждало то, что он видит.

Больше всего Шеню нравилось видеть живое страдание на этом молодом лице — его выражение прежде так раздражало своей высокомерной красотой! Слушать эти неудержимые стоны — а ведь раньше этот гордец был так уверен, что стерпит любую боль! Да, Шень чувствовал себя победителем… Нимало не смущаясь, он принялся ещё полнее удовлетворять себя, сжимая и поглаживая свой член рукой. Вот только вскоре аккомпанемент показался недостаточным…

— Эй, давай, поднажми! — сипло приказал он. — А то он уже почти затих! Понравилось, что ли? — Шень сжал грубыми пальцами подбородок Куна. Узник к тому времени почти потерял сознание от болевого шока — его глаза закатились, видны были только белки. Заметив это, Шень врезал ему такую оглушительную затрещину, что правая половина лица сразу же заалела.

Приём, впрочем, сработал, и Кун снова пришел в себя. Приподняв голову, он исподлобья взглянул на своего мучителя. Правда, второй глаз уже ничего не видел — залитый кровью, он быстро заплывал и закрывался. И всё равно выражение этого взгляда было таким, что заставило Главу Стражи задохнуться от негодования:

— Как ты смотришь на меня, щенок! Тебе что, совсем жизнь не дорога? — И крикнуть помощнику: — Эй, поднажми! А ты проси пощады, ничтожество, и, может быть, на сегодня сохранишь свою жалкую жизнь!

Всё это время Шень не переставал терзать свою набухшую порочной страстью плоть. Кун, достигнув плато страданий и отчаяния, на самом деле только и надеялся найти избавление в смерти, поэтому слова мучителя лишь вызвали непроизвольную кривую усмешку на его искусанных до крови губах.

Но оказалось, что это выражение лица, хотя и вызывало негодование Главы Стражи на словах, ничуть не мешало ему получать удовольствие от процесса. В конце концов, в упрямстве жертвы — половина наслаждения. Только бы в итоге удалось его сломать!

— Давай… сильнее, ты там! — прерывающимся голосом требовал Шень. Так страстно, будто подзадоривал любовника в постели… Сжимал член всё яростней, но знал, что наслаждение опалит его как плеть, только когда он услышит стон… Чистое удовольствие. Пронзительная искренность. Шеню необходима была взаимность, необходим был отклик — доказательства его боли.

Амплитуда и сила толчков были настолько велики, что вскоре оглушительные крики Куна заполнили казематы. Их должно было быть слышно даже с улицы. Но, конечно, никто не придет на помощь. Если бы он только мог, то не доставил бы истязателю этого удовольствия, но это было выше его сил.

Слушая эти крики, Шень довел себя до высшей точки, после чего для него уже не было смысла продолжать. Да и стоило всё-таки оставить подопечного в живых — он ещё нужен следствию.

— Продолжим в другой раз. Я ещё научу тебя с уважением относиться к службе исполнения наказаний! — на прощание сказал Глава Стражи.

***

— …Глава Стражи Шень упал с крепостной стены во время ночного обхода. — Продолжение фразы не сразу пробилось в растревоженное призраками памяти сознание Куна, но следующих слов он уже не мог не понять: — Кун, его больше нет в живых.

От этой новости перехватило дыхание. Имя, вызвавшее в нем вереницу этих жутких, невыносимых воспоминаний, было упомянуто в лучшем из возможных контекстов. Нет в живых! Что может быть радостней этого известия?

— Это… твои? — Кун был ещё подавлен внезапным погружением в болезненное прошлое, но чувствовал себя так, будто у него камень свалился с души. Как будто, благодаря чуткой заботе друга, оказалось отменено что-то мерзко-непоправимое в его жизни. Как же славно, что мир стал чище хотя бы от этой гнусности!

Юань неопределенно повел головой и протянул:

— Ну, что ты такое спрашиваешь?.. — А потом просто пожал плечами, решив, видимо, не напускать туману: — Само собой, он не должен был оставаться в живых после всего. Это выгодно и для моей организации… Он мог навредить впоследствии.

— Ясно, — кивнул Кун. — Спасибо.

Юань опять покачал головой. Ему всё ещё неловко было принимать благодарности, зато пожурить друга за беспечность он уже вполне был готов:

— Кун, ну что же ты так неосторожно себя вел? Если бы ты только сделал вид, что признаешь вину, они бы не стали так усердствовать в пытках!

— Какую вину? — криво усмехнулся Кун. — Ну их к черту!

Не сдержавшись, Юань нервно щелкнул веером.

— Безумец! А я ведь пытался тебя предупредить… Ну, тут конечно, я сам виноват, что не сказал ничего конкретного… — сбивчиво продолжил он и вдруг спросил: — Скажи, Кун, а тебя вообще можно было остановить, если бы я сказал, что знаю об отставке твоего дядюшки?

Кун крепко задумался. Так он тогда знал! Так вот, что означал тот его заботливый тон! И всё же он выписал ему этот пропуск… Ох, это был сложный вопрос!

— Я… не знаю, Юань, — честно начал Кун, медленно размышляя. — Может быть. Хоть я и был тогда во взвинченном состоянии… меня одурманила дерзость самого намерения… и уже далеко зашел… но такое серьезное известие, может, и могло поколебать мою решимость… — Но внезапно совершенно искренне он, встряхнув головой, воскликнул: — А всё же, как хорошо, что ты тогда ничего не сказал!

Его глаза сверкали, а брови Юаня поползли на лоб:

— Что, всё настолько безнадёжно? Я хотел сказать… Этот смутьян стал тебе настолько дорог?

Когда Кун с немного смущенным и виноватым видом кивнул, Юань, глядя на него в упор и кривовато ухмыляясь, продолжил:

— А знаешь, какой приказ я отдал на случай, если бы он не согласился участвовать в побеге? Ведь я мог найти и другого сообщника, в этом не было особой трудности… Мой человек только должен был, в таком случае, забрать у него документы с моими печатями… — со зловещей холодностью, так не вяжущейся с его мягким обликом, говорил он. — Собственно, из-за этого я его и выследил.

Кун вздрогнул и побледнел:

— Не уверен, что хочу это знать…

— Ну, значит, понял. — Юань грустно улыбнулся. — Ох, Кун, друг мой, что же мне с тобой делать?

— Что со мной делать? — переспросил Кун.

— Я ведь собирался предложить тебе вернуться со мной в Обитель! Мы могли бы «потерять» все документы о твоем аресте, устранить всю причастную стражу. Ты бы перешел под опеку моей семьи и мог продолжить карьеру, — мечтательно и неспешно перечислял спланированное им будущее Юань. — Но я не знаю, не зря ли я теперь даже говорю об этом. Что скажешь?

— Зря, — улыбнулся Кун и сжал его руку. — Но я очень признателен тебе за заботу. Правда.

Он потянулся к нему и крепко обнял его хрупкое изящное тело, в котором таким резким контрастом скрывался невероятно сильный, несгибаемый и отчаянно смелый дух. Кун заметил, что Юань напоминает его самого, когда говорит, будто бы действовал только согласно своим собственным выгодам и желаниям — но он-то прекрасно понимает, что за этим стоит!

Юань поднял на него глаза и привычным движением убрал с лица друга выбившуюся из прически прядь черных волос.

— Что, вспомнились дни беспечной юности? Их у нас уже не отнять…

Куну пришло в голову, что почувствовал бы Лао, узнай он об этой сцене? Ох, это было бы ужасно — Кун чувствовал бы себя бесконечно виноватым! Но ведь он не узнает…

И он приник губами ко лбу своего спасителя, покрепче обняв за плечи. В голове вихрем проносились видения их былых утех, нежных, но горячих… Ведь не будет ничего страшного в том, чтобы напоследок выразить таким способом свои добрые чувства… Пока Кун раздумывал подобным образом, некоторое время они оставались в этом положении, слыша биение сердец друг друга. Внезапно Юань треснул его по спине сложенным веером и решительно прошептал:

— Ты поедешь сейчас со мной. — Оба замерли, затаив дыхание, когда вдруг бывший… соученик резко продолжил: — Или прекрати немедленно!

Кун осторожно выдохнул и постепенно ослабил объятия. Отнял одну руку, потом другую, и так и застыл с приподнятыми руками, виновато улыбаясь.

— Прости, — чуть слышно произнес перебежчик.

— Друг мой, я не мог бы воспользоваться твоей благодарностью, зная, что сейчас твое сердце занято. — Юань попытался изобразить понимающую улыбку, скрывая горечь разочарования, и затараторил отстраненно: — К тому же, не стоит меня идеализировать. Я занимался твоим побегом отнюдь не из чистой благотворительности. Есть у меня и свои соображения в нашем Ордене. Единственное, всё-таки жаль, что твой беглец согласился на мой план…

Кун понял, о чем он. Ему стало не по себе из-за того, как быстро он выбросил из головы тот факт, что Юань пару минут назад намекал ему на свои планы по ликвидации Лао. Да настолько, что бросился ему на шею и чуть не… О небо!

— Этим ты лишил бы смысла всё, что я сделал и что перенес. — Ему ужасно не хотелось отчитывать Юаня, но что поделаешь, если он сам к этому вернулся!

— О, уж я постарался бы, чтобы ты об этом никогда не узнал! — Кун вздрогнул от этих слов — так они перекликались с тем, о чем он думал только что, прижимая Юаня к себе. — К тому же, если бы он отказался, это значило бы, что он не стоил того, что ты для него сделал.

— Ошибаешься, — бесстрастно, подавляя зачатки гнева, произнес Кун. — Что он этого достоин, решил я сам. Иначе бы и не пытался устроить побег. И никаких дополнительных условий мне не требуется.

Юань смотрел на него с обычным печально-улыбчивым выражением лица. Взгляд зеленоватых глаз был беспечно-нежен, когда он кротко спросил:

— Злишься? Брось, от меня тебе никогда не удается скрыть свои чувства! Хотя ты вечно пытаешься…

Кун расслабился и затряс головой:

— Бессмысленно на тебя злиться. Ты спас наши жизни. Ты был со мной честен. Ты такой, какой есть, — улыбался он своему странному другу. — А ещё, парадокс в том, что даже устраивая побег, я не тешил себя надеждой, что мы с Лао когда-нибудь хотя бы увидимся ещё раз. Только благодаря тебе…

— О, это мило, мило, — прервал его Юань, не меняясь в лице. — Так что, вычеркнуть вас обоих из списка живых для Ордена? Вас тогда, по крайней мере, официально, не смогут больше преследовать.

— Тебе и это доступно, мой загадочный и всемогущий друг?

— Пока не достаточно всемогущий, но да, бумаги и реестры — моя специальность. Официальная, — уточнил он. — Так, да или нет?

— Да, — не сомневаясь, ответил Кун. — Конечно, да.

Оказалось, что соответствующие бумаги уже были подготовлены Юанем. Он продумал разные варианты развития событий — отказ друга возвращаться в Обитель не стал для него большой неожиданностью. Оставалось только внести соответствующие правки в реестр. Конечно, не было гарантий, что вездесущая сеть Ордена не попытается обнаружить и как-то впоследствии использовать мнимых мертвецов. Что ж, у Юаня на это есть собственная тайная сеть — он уж как-нибудь позаботится, чтобы их не застали врасплох.

Они обсудили это и ещё некоторые подробности побега. Не особо вдаваясь в детали своих возможностей, Юань рассказал, что это его агент-стражник опоил тогда Куна специальным средством, которое на некоторое время вызывает симптомы неотличимые от смерти. По крайней мере, без лекаря. По крайней мере, когда так торопишься избавиться от тела, ведь в отдаленных обителях нужны самые свежие трупы… Но у обмолвившегося об «отдаленных обителях» Юаня не удалось вытянуть о них больше ни слова. Как Кун ни старался, он просто замкнулся.

— Поверь, я и так сказал тебе больше, чем было возможно, — снова загадочно улыбался Юань.

Потом следовала часть с вывозом подменным экипажем. Кун заметил, что теперь Юань старательно избегает упоминать ненавистное имя Главы Стражи, и был ему за это благодарен. Внезапно ему стало любопытно узнать ещё кое-что, и он сразу спросил:

— А что ты написал тогда Лао?

— А он не давал тебе читать письмо? — поднял бровь Юань. — Да ничего особенного… Просто изложил план действий, когда и куда подать экипаж, и просьбу дать тебе приют на несколько дней. Приложил необходимый ордер. Описал природу действия снадобья. Добавил, что у него есть шанс оказать ответную услугу. Ничего особенного…

— Точно? — Куну казалось подозрительным, что он так на этом настаивает.

— Ну, для того, чтобы он доверился мне, я напомнил, что у него есть документ с моей печатью и, собственно, это письмо. И если бы они попали в руки к нужным людям, то могли бы стать уликой моего соучастия… — нехотя протянул молодой человек.

— Ты действительно так рисковал? — Кун ушам своим не верил. Ведь Юань мог просто попросить отдать их посланнику тогда же — Лао, скорее всего, согласился бы. А так он добровольно ставил себя под удар…

Юань лишь с ухмылкой развел руками:

— Не забывай про план Б. Но раз уж господин Лао согласился, то пришлось рискнуть и мне. Что поделаешь, у меня довольно азартное увлечение…