Лао давно хотелось объясниться насчет той ночи, самой первой вне Обители… Найти подходящий момент было непросто — подобные откровенности звучат всегда некстати. Но чем дальше, тем яснее он понимал, что Кун никогда не заговорит об этом сам, а грызущее чувство вины становилось лишь тягостнее. В конце концов Лао решился. В вопросе извинений, пожалуй, лучше поздно, чем никогда…

— Кун, помнишь тот самый первый раз, после твоего побега? Давно хотел сказать…

Кун не сразу понял, о чем речь, но по выражению лица Лао, непривычно серьезному, как-то резко догадался. Они как обычно сидели в библиотеке в послеобеденный час. Праздного времени было вдоволь, и причин уклониться от беседы не нашлось бы. Но, силы небесные, зачем ворошить этот мрак?! Когда Лао неуверенно замолчал, Кун, наморщив лоб, всячески давая понять свою полную незаинтересованность и равнодушие к предложенной теме, протянул:

— И что же вы хотите об этом сказать теперь? И стоит ли?..

— Кун, я понимаю, что тебе, может быть, неприятно об этом вспоминать… — Лао нервно крутил на пальце обсидиановый перстень и не мог даже поднять на него взгляд. — Я только хотел бы…

— Ой, вот только не надо изображать извинения! — вскидывая подбородок, перебил Кун. — Вам не к лицу, а я не нуждаюсь!

— Хорошо. — Лао кивнул, постарался принять невозмутимый и отстраненный вид и всё-таки настаивал: — Но я хотел бы, наконец, поговорить об этом. Можешь ты меня выслушать?

Кун только пожал плечами и приготовился внимать.

Было видно, как непросто дается Лао начало — слова, которые он прокручивал в уме множество раз, бесследно улетучились. Он тяжело вздохнул, помрачнел ещё больше и, наконец, тихо путано заговорил:

— Дело в том, что в какой-то момент я… потерял над собой контроль… Я не собирался причинять тебе дополнительные страдания. Даже… когда уже решил, каким именно образом использовать мазь… О, это такое безумие, Кун! — Прижимая руку ко лбу, он покачал головой. — Во мне тогда всё смешалось. Я чувствовал себя таким виноватым! Но я так не хотел этого чувствовать, что начал злиться. Напомнил себе о том, что пережил я сам. А потом вспомнил, как был с тобой… И как хорошо нам было! А ты был в таком состоянии… Невозможно было не думать о том, что с тобой сделали… — Голос Лао звучал глухо, он будто бы заново переживал тот кошмар, тяжело дышал, глядя в пол, но упорно продолжал растравлять недавние раны: — И я, как будто себе назло, вопреки тому, что всем сердцем желал облегчить твое положение, начал его усугублять. Казалось, что чем хуже — тем лучше. Ведь ничего уже не исправить. Я же был уверен, что ты ненавидишь меня за всё, что перенес! И нам уже никогда не… — Лао прервал речь на полуслове. Сбрасывая тягостные видения, встряхнул головой. — Вот так примерно. Я опомнился только…

Кун не мог больше слушать:

— О, я помню! Достаточно. В самом деле, господин Лао, не нужно больше слов. В конце концов, всё действительно закончилось хорошо. Этим опытом вы весьма эффектно перебили мои воспоминания о… недавних ощущениях. Уж, поверьте, это было совсем не похоже! И потом, снадобье подействовало как следует. — Кун готов был говорить какие угодно глупости, чтобы только не видеть Лао в таком состоянии. Это оказалось гораздо тяжелее, чем самому вспоминать ту странную ночь. Он прекрасно помнил, что сам тогда считал, что всего этого заслуживает. Но и потом не смог как следует рассердиться на Лао. Тем более, что вскоре стало понятно, что это всего лишь чудовищное недоразумение. Так что, чтобы отвлечь его, Кун не придумал ничего лучшего, как бесстыдно намекнуть: — Ну, а насчет способа его применения — то я, кстати, не ханжа, и, если вам когда-нибудь захочется повторить… мы вполне можем разнообразить наше обычное меню. — Лао всё-таки посмотрел на него от неожиданности услышать подобный тон, и Кун улыбнулся, глядя прямо в глаза дразнящим распутным взглядом: — Может быть, это поставит точку в ваших переживаниях об этом.

Легкомысленный вид Куна не мог ввести Лао в заблуждение. Он ведь уже знал, что этот юноша маскирует свои переживания ещё более умело, чем он сам. Но теперь он окончательно поверил, что Кун и правда простил. Понял это по тому, насколько деликатно и поспешно он пытался сгладить ситуацию. По тому, как важно для него оказалось не оставить в Лао ни малейших зачатков вины… А всё-таки и ещё кое-что из услышанного не оставило его равнодушным. Удивило до такой степени, что брови Лао поползли наверх. Он-то считал, что роли их определены более-менее окончательно, и вовсе не ожидал такого побочного эффекта от своего запоздалого покаяния! Лао усмехнулся через силу:

— Даже так? А я и не подозревал, с кем связался! — Но никак не мог позволить Куну перещеголять себя в легкомысленности и, впиваясь ответным взглядом в бездонную черноту его глаз, тут же добавил: — Ну, что же, возможно, тебе придется ответить за свои слова скорее, чем ты думаешь!

Утопая в этом бархатном, с чувственной поволокой взоре, Кун вдруг отчетливо понял, скорее даже, ощутил, к каким последствиям может привести этот его немного необдуманный пассаж. Что ж, он ведь и выпалил всё это, лишь бы перебить чересчур чувствительные воспоминания Лао — это определенно удалось! Кун помнил, как даже в ту ночь — ничего толком не соображая, а только чувствуя его рядом, чувствуя его возбуждение и желание, вызванные им одним — не мог удержаться от того, чтобы доставить удовольствие этому человеку. Что уж говорить о том, что и сейчас он был готов на всё! Ведь он помнил и ещё кое-что важное… То, о чем не позволил досказать Лао — как после первых же брызнувших слез, тот мгновенно пришел в себя и сразу же прервал акт. В его заботливых объятьях Кун впервые осознал себя в полной безопасности. Почувствовал, насколько он важен, насколько небезразличен Лао. А в его голосе, в его словах уловил такое искреннее раскаяние — а ведь тогда не понимал даже, почему слышит эти «прости»! — что с того момента и навсегда проникся к Лао бесконечным доверием. И желанием оставаться вот так близко, рядом — всегда… Конечно, было в этом что-то болезненное. Но это были слишком яркие, слишком живые чувства, чтобы пытаться с ними спорить!

Безрассудная готовность, зачарованность, влечение — всё это было написано у него на лице. Лао всматривался в него и никак не мог наглядеться. Кун стоял у окна, солнечный свет падал на половину лица, отбрасывая выразительные тени — длинные ресницы, точеный нос, красиво очерченный подбородок. Но больше всего в его внешности Лао всегда манили эти бездонные глаза. И эти губы, так легко принимающие вид чуть кривой, часто ироничной улыбки — такой, как сейчас.

Лао подошел и протянул ему руку. Кун подал горячую ладонь в ответ. Да, эти руки он тоже особенно любил. Не понимал, почему этот мальчишка настолько тянется к нему. Не понимал, почему и сам теперь больше всего на свете не хочет терять его — никогда. Но всё это не будет высказано. Они по натуре, оба, не приспособлены к такого рода откровенности. Всё только играя. Только само собой…

Просто, можно сжать его руку. Так легко — увлечь в спальню. Туда, где стоит их большая удобная кровать. Кун потянул Лао за собой и был уверен, что этого желают оба.

В этом невозможно было сомневаться, чувствуя плавящие прикосновения блуждающих по телу рук Лао. Кун стянул с себя ставшие тесными брюки. Он, правда, ещё и сам не до конца сообразил, что действительно решился на то, о чем намекнул Лао. Но, похоже, и в самом деле доверял ему абсолютно…

— Малыш, сейчас мы нырнем поглубже! — оторвавшись от поцелуя, которым только что так жадно терзал его губы, сказал Лао. — Ты готов?

— На всё. — Эта его невозможная, невероятная улыбка не покидала притягательных уст. В глазах сиял безрассудный вызов. Но где-то в тени распаленных черт можно было уловить и легкое смущение…

Это безумно заводило Лао! И он не оставил ему времени для сомнений. Вместе с активной ролью к нему вернулась и часть жесткого доминирования. А ведь только что он об этом чуть ли не прощения просил! Нет, сейчас ему точно не до чувства вины! Он довольно грубо сорвал с них остатки одежды. Опрокинул Куна навзничь. Зачем-то нашарил в куче одежды пояс… И привязал его изящные запястья к изголовью.

— Эй, ну так-то мы не договаривались! — ошеломленно, но пытаясь улыбаться, возмутился Кун.

Лао лучезарно улыбнулся в ответ и… нашел платок, которым ухитрился заткнуть рот милого друга.

— На всё — значит, на всё! — хищно шептал он, проводя ладонями вниз по телу. Теперь оно было в полной его власти. И всё же Лао великодушно успокоил: — Просто особый вид развлечений… Ничего не бойся, мой демон. Я знаю, ты мне веришь.

Кун ничего не мог возразить. Зато насколько красноречивы стали его глаза! Он буквально испепелял Лао взглядом. Идея с платком показалась ему совершенно возмутительной! Ему самому и в голову не пришло бы проделать такое, находясь в доминирующей позиции. Оставалось лишь хмурить брови, но… Тело его уже начало вздрагивать под знакомыми умелыми прикосновениями. Конечно, Кун понимал, что привычными ласками сегодня они не ограничатся. И вскоре действительно почувствовал щедро покрытые прохладной смазкой пальцы, скользнувшие между ягодиц и теперь ощупывающие анальное отверстие. От ожидания захватывало дух. Момент, когда он наконец почувствовал проникновение, воспринял с таким облегчением, что даже позволил себе несдержанный стон.

— О нет, — усмехнулся Лао. — Слишком рано. Не надейся, что тебе удастся остановить игру одним жалким вскриком.

Его голос был насмешлив и нежен. Он не пытался до конца изображать грубость и неумолимость. Кун даже расслабился, услышав эти слова. Да, теперь придется дойти до конца. Пальцы Лао уже располагались внутри, а боли он практически не чувствовал. Почти не было и стыда. Зато было возбуждение — оно лишало воли и последних опасений. Его собственный член был тверд и горяч. Лао не мог удержаться от ласк — рукой или ртом — он как бы между прочим, но неотступно поддерживал это неистовое желание. Но вот наступил момент, когда они снова оказались лицом к лицу. Лао закинул его ноги себе на плечи… Ох. Он не медлил с проникновением. Поначалу внутренности Куна всё же пронзила острая боль, и, хотя она была мимолетна, лицо исказила гримаса страдания, которое он, в отличие от того раза, не пытался скрывать. Лао, очевидно, не мог этого не заметить и несколько сбавил напор. Его движения замедлились. Если бы руки Куна не были связаны, он обнял бы его крепче, если бы не было платка — шепнул бы ему двигаться смелее… Ему вовсе не хотелось прекращать! Взглядом он попытался ободрить Лао. Но… кажется, эффект был несколько иным, чем он ожидал. Нет, Лао не собирался останавливаться! Ах, ну, конечно же, как он мог забыть!.. С чего он взял, что на этот раз Лао не захочет повторить и приемы асфиксии? Откуда только он берет все эти ремни и шарфы?!

Когда Лао увидел этот взгляд… В нем всё ещё виден был отблеск боли, но он почти тонул, растворялся в безграничном доверии и каком-то жадном принятии. Принятии Лао — таким, какой он есть; принятии своих чувств, их близости и всех ощущений, которые она за собой влекла… Но всё же выражение страдания на лице дорогого существа слишком ярко напомнили ему ту ночь, когда он повел себя таким непростительным образом. Необходимо было сжечь эти тягостные воспоминания! Оправдать доверие, светящееся в этих обсидиановых глазах.

Однако действовал Лао парадоксально. Оказавшись на развилке между естественным желанием немедленно прекратить, утешить, извиниться или… зайти ещё чуть дальше — он выбрал второе. Чувствуя готовность к этому Куна, Лао продолжил рискованную игру. Впрочем, он настолько отдался захватившим его переживаниям, что порой казалось, что это уже не просто игра… Где-то в глубине, отбрасывая зловещие отблески на тонкую скорлупку самоконтроля, разверзлась пылающая бездна — желание подчинять и наказывать. Наказывать за переживаемую жертвой боль…

Тогда Лао взялся за шарф. В свое время он успел обучиться премудростям и этих опасных утех…

Он чутко контролировал силу натяжения. Как только кровь слишком приливала к лицу, ослаблял хватку. При этом движения его оставались плавными и ритмичными. Лао по собственному опыту знал, что недостаток кислорода способен многократно усилить ощущения. Знал, что нужно делать, чтобы не навредить. Но всё же… Это гордый юноша — такой красивый, дерзкий, сумасбродный — был сейчас полностью и всецело в его власти. Выглядел беспомощно и подчиненно. И сам этого желал. Что бы могло возбудить его больше? О, пожалуй, только уверенность в том, что он может доставить такое же потрясающее наслаждение и ему! Лао зажал концы шарфа в зубах, а рукой потянулся к распаленному члену. Кун содрогался под ним — от каждого движения, прикосновения, ласки. Лишенный возможности хотя бы вздохом выразить, как ему хорошо, он только закатывал глаза. А порой вскидывал их на Лао с совершенно ошалелым видом. Пальцы Лао чувствовали пульсацию его члена. В какой-то момент Кун закусил губу. Замер. Ствол, который ласкала окольцованная рука, будто налился сталью. Тогда Лао сильнее потянул за концы шарфа — знал, что это сделает момент оргазма ещё более незабываемым. Безвоздушность взорвется фейерверком.

Это произошло одновременно. Как только семя обильной струей окропило живот, Лао полностью ослабил натяжение шарфа и позволил и себе раствориться в этом ослепительном потоке. Да, всё сгорало в нем. Никакого больше непонимания между ними. И никакие чудовищные недоразумения не имеют значения. Нет, всё это категорически не важно — если им вместе может быть настолько мучительно хорошо!

Кун также чувствовал всё это. Он ещё сотрясался от пережитого, острого как никогда оргазма. Ещё чувствовал в себе подрагивающий последними всплесками страсти член Лао. Но… Что-то произошло. Видимо, из-за того, что он смог наконец вздохнуть свободно, и в легкие хлынул поток чистого, сладкого, как вода из горного родника, воздуха — к горлу подкатили рыдания. Опять! Ох, Лао точно подумает, что его милосердный палач оказался тем ещё плаксой! Но, что поделаешь — так уж реагирует его организм на удушье.

Но Лао знал и об этом эффекте. Он только сразу же распутал и отбросил подальше шарф, вынул платок и развязал запястья. Полностью освобожденный пленник их смелой игры бросился в его объятия. Лао трепетно прижимал к себе содрогающееся тело, целовал мокрые от слез глаза.

— Ты в порядке?

Этот встревоженный тон позабавил Куна. Ну, конечно, теперь интересуется! Но ведь всё равно Кун не скажет ему, что только в объятьях Лао он ищет и находит утешение. Только к нему испытывает такую бесконечную признательность. Просто за то, что он рядом. Ведь кажется, что всё в мире наконец на своих местах, только когда можно сомкнуть у него за спиной свои руки и вдыхать дурманяще-пряный запах волос.

— О, само собой. — Голос Куна ещё дрожал, но уже пытался выражать ехидство: — Вы у нас просто мастер по сглаживанию неловкостей! И, что уж говорить, по принесению извинений тоже!

— Принимать извинения ты отказался — улыбался Лао, обнимая его бережно, как самое драгоценное сокровище. — Вот мне и пришлось…