Новый покровитель Лао после той встречи некоторое время не давал о себе знать. Новость о неожиданном повороте в его положении вообще отошла для Лао на второй план на фоне изменившихся отношений с Фэнем.

Нет, они больше не повторяли того, что случилось той ночью — просто стали больше времени проводить вдвоем, больше шутить и разговаривать, разговаривать обо всем на свете. Могло показаться, что та их нетрезвая близость просто стала ключом к нормальной юношеской дружбе, которой оба были лишены раньше. Ну, или они просто не знали, как подступиться к этому снова… Зато теперь нагло носили одинаковые украшения и были страшно этим горды.

Но однажды Тан прислал приглашение прямо к ним домой. Фэнь с подозрительным видом передал бумагу, когда Лао явился с занятий.

— Интересно знать, какие у тебя дела с Главным Прокурором? — сразу спросил он, протягивая письмо.

— А я не говорил? — поморщился Лао от неприятной неожиданности. — Он мой новый попечитель.

Фэнь удивленно приподнял брови.

— Ничего себе, у тебя связи! А ты и ему рассказывал о своих «простых» планах на жизнь? — попытался поддеть он Лао, но не тут-то было.

— Представь себе, да!

— О… Ну, тогда… — Фэнь не мог понять, не шутит ли он, и не находил слов. — Это ты лихо, конечно. Но всё равно, думаю, с этим человеком стоит быть поосторожней.

— Разберусь, — отмахнулся Лао, пробежав глазами письмо. — Велит прийти завтра.

***

Лао снова оказался в странном прокурорском кабинете — теперь там было и вовсе не продохнуть от заранее зажженных благовоний, а хозяина всё так же не было на месте. Он присел в то же кресло, что и в прошлый раз, и принялся ждать, погрузившись в рассуждения. Раньше этот Прокурор Тан казался ему воплощением сущности Ордена — такой же мрачный, суровый и пугающий, но… стоило пообщаться с ним поближе, как стало ясно, что это всего лишь небрежная маска. А вот что за ней на самом деле, Лао так ещё и не разобрался. По крайней мере, у истинного служителя Ордена не должно было быть такой странной ироничной усмешки и таких дразняще-бездонных глаз…

Тан вошел, как обычно, неслышно, появившись из-за одной из портьер.

— Господин Лао, добрый вечер! — Он поставил на стол перед Лао кувшин. — Предлагаю разделить со мной этот напиток. Надо же нам познакомиться поближе!

— Добрый вечер, господин Тан! — кивнул Лао, завороженный уже знакомой бесконечной улыбкой. — Как скажете.

— Верно! Всё будет так, как я скажу. — Тан разлил напиток по чашам и протянул одну гостю. Перстни на длинных пальцах мерцали отраженным светом. Блики плясали и в темноте его глаз.

Лао, принимая чашу с вином, нечаянно коснулся руки — она оказалась холодной, как лед.

Откинувшись вглубь кресла, Тан снова принялся раскуривать свою украшенную витым узором трубку. Её дурманящий аромат неспешно расползался по комнате, делая и без того тяжелый воздух ещё гуще.

— Что ж, молодой господин, поведайте мне, чем вам так уж не нравятся принятые в нашей священной Обители порядки, — прозвучал отстраненно-насмешливый голос.

Лао понимал, что разговор предстоит долгий и непростой, но не был готов ринуться в бой сломя голову. Он попытался принять расслабленный и невозмутимый вид, протянув неспешно:

— Как может мне что-то не нравиться! Орден превыше всего, конечно же. Только я не хотел бы портить своей недостойной персоной его блистательный праведный состав. — Впрочем, договорив, осознал, что получилось даже хуже, чем если бы ответил прямо. Слишком много непозволительной иронии.

Прокурор только пожал плечами, выпуская дым:

— А мне нравилась ваша открытость. Прошу, не стоит портить впечатление о себе запоздалой осторожностью. Да и этот сарказм вам не к лицу — лучше оставьте его мне.

— Извините, господин Прокурор. — Лао, чуть покраснев, опустил взгляд.

— И вот этого тоже не надо! — Тан взмахнул рукой и закатил глаза. — О, небо! Как, оказывается, непросто наладить с вами подходящий тон. И ещё, я же просил называть меня по имени…

Некоторое время они молчали, потягивая вино. Лао, так и не сумев сообразить, как лучше вести себя с этим человеком, в конце концов решил быть естественным и говорить, что думает.

Тан, задумчиво глядевший в сторону, повернулся к нему и снова спросил, спокойно и ровно:

— Что случилось, господин Лао? Почему вам не нравится в Обители?

— Я никогда сюда не стремился.

— О, это как раз понятно! — Тан снова взмахнул рукавом. — Я знаю, из какой вы семьи. Речь не об этом. Но вы здесь уже несколько лет — с двенадцати, если я не ошибаюсь. Что же в Ордене не нравится лично вам? Помимо того, что вы наслушались в своем еретическом семействе.

Лао никак не мог привыкнуть к тому, что этот человек знает все подробности его биографии. Действительно, в доме, где он рос, все, кроме его отца, искренне ненавидели Орден, и он много чего слышал от них. А потом они умерли. Его мать и его дядя. Осталась только тетушка Цинь, родная сестра отца, но после случившегося её отстранили от дел под предлогом пошатнувшегося здоровья. Говорили даже, будто бы рассудок её под угрозой… И тогда отец стал волен отправить его в Обитель. Это были времена, о которых Лао до сих пор не хотел вспоминать.

Что ж, он мог бы многое сказать и о том, что видел собственными глазами. Да вот хотя бы…

— «Казни»! — выпалил Лао. — Я отказываюсь принимать необходимость публичных экзекуций. Как бы гуманно это ни было, это выше моего понимания!

Тан, словно ожидая подобного ответа, подался вперед и заглянул в глаза:

— Ну, а если я вам гарантирую, что с таким покровителем, как я, вам это не грозит?

— Это… — Лао запнулся, чувствуя, как всё похолодело внутри. Ведь он даже особо не думал об этом применимо к себе. Да, он мог говорить об этом, но никогда всерьез не представлял. И только когда сам Прокурор сказал, что этого НЕ случится, понял, что даже в его глазах он ходит по краю… И всё же продолжил: — Не имеет значения. Я не за себя опасаюсь. Мне тошно смотреть, как это происходит с другими.

— Вот как? — Тан издевательски заломил бровь. — Да ничего особенного и не происходит. Простой физический акт. Что вас так задевает?

— Это унизительно. — Лао было дико неловко говорить об этом, но возмущение было сильнее. — На площади, перед кучей народа…

— Наказание обязательно должно быть публичным, — поучал Тан, с улыбкой улавливая его смущение. — Иначе какой в нем смысл? Чтобы не повадно было другим.

— Да, но тогда почему это не работает?! Почему регулярно повторяется снова?

— Такова человеческая природа. Но нельзя же совсем не наказывать порок и преступления. — Странно, но при всех этих словах в глазах Тана ни на секунду не погасал хитрый огонек, явно выдающий, что он сам ничуть не верит в то, о чем говорит.

Конечно, Лао не мог быть этим переубежден, но не находил, что возразить. К тому же от вина и благовоний закружилась голова — он чувствовал, будто и сознание его мерцает под стать огням ламп.

— Господин Лао, — голос Прокурора доносился словно издалека, — а какие у вас отношения с новым соседом? Я заметил, что теперь и у него появилась рубиновая серьга…

От услышанного Лао даже ненадолго пришел в себя, кровь моментально прилила к лицу. Он ясно уловил в вопросе насмешливые нотки. Но что он мог ответить?

— У нас… Хорошие отношения. Добрососедские. Много общих тем…

— Каких же? И как это связано с подаренным украшением?

— Мы… говорили о будущем Ордена… — Что-то было не так. Лао не настолько много выпил, но сейчас нес что попало, видел, словно сквозь мутную пелену, и уже сам не слышал себя. — О человеческом достоинстве… О недопустимости насилия…

Тан покачивал головой в такт его неразборчивым словам, пока юноша не затих совсем, отключившись.

***

Лао пришел в себя от резкого запаха специального средства, которое на шелковом платке поднес к его лицу Прокурор. Проясняющееся сознание подсказывало, что положения, в котором он оказался сейчас, Лао никогда раньше не мог бы себе и вообразить. Он дернул рукой — но она была привязана к изголовью кровати. Как и вторая рука. Как и ноги. Он находился в том же кабинете — ложе с синим бархатным балдахином ранее было скрыто одной из ширм. Лао хотел бы что-то сказать, как-то возмутиться происходящим — но обнаружил, что рот заткнут кляпом. И ещё он был обнажен.

— Господин Лао! — Снова этот проникающий под кожу голос! — Вы уж извините, но иногда не хочется тратить время на долгие прелюдии. К тому же, я люблю делать сюрпризы.

Нет, это не может быть наяву! Он всё же издал негодующий стон.

— Хотите что-то сказать? — Тан стоял рядом — одетый в свою форменную мантию, расслабленный и непринужденный. — Не думаю, что это хорошая идея. Наговорите кучу глупостей, о которых потом будете жалеть. Со всеми этими мольбами можно совершенно потерять лицо.

Лао нахмурил брови. Мольбы! Он думает, Лао стал бы умолять о пощаде! Ну уж нет — совсем другое сейчас шло на ум. Какого черта?! Что о себе возомнил этот старый хрыч?!

Впрочем, это была не совсем правда. Прокурору Тану было слегка за сорок, худощавое телосложение позволяло выглядеть моложе, а когда он отпускал на волю свою неотразимую улыбку, его точеное лицо вполне можно было назвать привлекательным. И даже красивым — если ещё и утонуть во взгляде этих сумасшедших темно-карих глаз.

Тут только Лао ощутил, что его член находится в возбужденном состоянии. Чем же он его опоил?!

В это время Тан отложил свою курительную трубку и начал у него на глазах перебирать различные устрашающие приспособления, поочередно извлекая их из специальной изящной шкатулки. Он подержал в руках плеть и, поглаживая её кожаные хвосты, вопросительно взглянул на пленника:

— Как думаете, не стоит ли мне самому взяться за наказание нарушителя Устава? — Но кривая усмешка и веселье в глазах не позволяли испугаться по-настоящему.

А ещё Лао снова заметил блеск каменьев его колец… Отложив плеть, Тан взял в руки жесткий хлыст — тот, видимо, понравился ему больше. Подойдя к Лао, провел его концом по бокам, по затвердевшим соскам, потом спустился ниже и щекочущим движением погладил внутреннюю сторону бедра до самого верха. Всё это из-за действия зелья против воли возбуждало пленника еще сильнее, но он с замиранием сердца ждал — неужели Прокурор применит инструмент по-настоящему? Неужели позволит себе ударить его? Лао снова возмущенно замычал.

— Я по-прежнему не думаю, что хочу услышать то, что вы хотели бы сейчас мне сказать, — усмехнулся Тан, откладывая хлыст. — Подождем немного.

Он присел на край кровати и наконец провел по груди Лао своей рукой — она уже не была ледяной, но оставалась прохладной. Тело непроизвольно вздрогнуло от прикосновения. Мятущееся сознание отказывалось даже предполагать, насколько далеко собирается зайти этот человек. А сердце трепетало от ощущения абсолютной уязвимости и безрассудной надежды на то, что Тану всё-таки можно доверять. Даже после того, что тот натворил, Лао не мог поверить, что он может быть настолько жесток.

Костяшками длинных пальцев другой руки Тан провел по его щеке — впервые Лао видел серебряные перстни так близко. Один из них, с черным камнем, коснулся кожи. Они словно гипнотизировали, отвлекали от происходящего.

— Господин Лао, поверьте, в жизни не всё так однозначно, как это кажется в юности. — Прокурору внезапно захотелось дать наставления, крайне, конечно, уместные в сложившейся ситуации. — Ни поступки, ни люди не бывают только плохими или только хорошими. И никто не может гарантировать, что со временем его мнение не изменится на противоположное.

Ладонь снова начала скольжение вниз — кажется, теперь он намеревался дойти до конца…

— И ничего не бойтесь! Да, мне нравится пугать, — улыбаясь, шептал Тан. — А вы не бойтесь!

Когда тонкие пальцы обхватили напряженный член, Лао зажмурил глаза, в стремлении хотя бы зрительно отгородиться от происходящего. Слова, которые он слышал, успокаивали, но… черт возьми, Лао всё ещё не был готов к тому, что Тан проделает это с ним против его воли!

Поэтому не замечал, как Прокурор склонился над ним — пока не ощутил ни с чем не сравнимое тепло… Тан взял его член в рот, всё ещё придерживая пальцами у основания. Лао, ранее не имевший такого опыта, чуть не потерял рассудок от нахлынувших ощущений. Тело выгнулось дугой, а глаза распахнулись от неожиданности. Хотелось бы спросить — что он творит?! Но уж конечно, лучше так, чем те образы насилия, которые приходилось гнать от себя прежде. Впрочем, возможно, всё ещё впереди… Но пока… Лао не мог не признать, что его плоти доставляет большое удовольствие то, что проделывает с ней Тан.

Сначала движения были простыми и ритмичными — он не заглатывал слишком глубоко, только слегка втягивал свои и без того впалые щеки, чтобы максимально плотно обхватить ствол. Эти ласки словно плавили Лао изнутри, разливаясь теплом по внутренностям. Дыхание стало прерывистым и шумным. Он с каким-то растерянным восторгом ощущал, как упругий язык скользит по стволу при входе и щекочет головку при выходе.

Потом Тан стал принимать глубоко. Лао чувствовал, как достает до самого горла, и отчаянно жаждал с каждым разом проникнуть хотя бы немного, но глубже. Неопытный юноша уже давно бы излил семя, если бы не умелые пальцы, так и сжимавшие член у основания, не позволяя потерять контроль. Поэтому он мог продолжать вытворять со своим пленником что угодно, доводя до помешательства. Лао не уследил, в какой момент его стоны превратились из возмущенных в упоительные, пользуясь полной свободой хотя бы в этой несдержанности.

После испытания глубиной Тан принялся приводить его в исступление ускорением. Он разгонялся так, что Лао уже почти не мог дышать, но в последний момент не позволял получить разрядку, отстраняясь или останавливаясь. И начинал снова. Это продолжалось долго, мучительно долго. Сердце узника то выскакивало из груди, то замирало, как перед пропастью, после очередного крутого виража. И вот, когда Лао уже действительно был готов умолять, если бы мог, Тан, отодвинувшись и подняв на него свой безумный горящий взгляд, сказал:

— А вот теперь поговорим! — Вынул кляп и мастерски быстро развязал узлы на запястьях. — Свободен! И что теперь?

Лао не мог и не хотел ничего говорить. Приподнявшись, он сел на постели. Тело отказывалось признавать, что всё закончилось. В глазах застыла растерянность и… укор. Пальцы дрожали, когда он попытался прикрыться лежавшим рядом смятым покрывалом.

Ведь он всё-таки ни за что не попросил бы продолжить!

— Серьезно? — Тан хохотал, искренне наслаждаясь зрелищем. — Ой, да ладно!

Легким толчком опрокинул его обратно на спину. И принялся заканчивать начатое.

Лао не удержался и прикоснулся руками к его голове, к собранным в хвост гладким волосам, понимая, что этим сдается на милость победителя. Теперь уже точно нельзя было сказать, что он этого не хотел.

***

В тот раз Тан не зашел дальше. После того как тело юноши сотрясли судороги небывалого по силе оргазма, а покои огласил протяжный сладостный стон, он быстро сглотнул и, в последний раз проведя руками по нежной коже, отстранился. Глядя Лао в лицо, распутно облизнул губы и вытер рот рукавом. И конечно же, улыбался — темные глаза горели победным озорством. Тан распутал последние узлы на щиколотках и, так и не сказав ни слова, вышел из комнаты. Свою одежду Лао нашел аккуратно сложенной на кресле.